«Дозвонился до министра — и ногу спасли...» Памяти доктора Василькова
Спортивные врачи отчего-то долго не живут — и я до сих пор ужасно переживаю, вспоминая поработавшего почти во всех московских клубах Александра Ярдошвили и Алексея Кнака, бывшего доктора футбольного «Анжи» и хоккейного «Спартака». Это были чудесные, все понимающие и участливые люди. Ни одной просьбы не оставившие без ответа.
Я помню, как мужественно боролся с болезнью Игорь Силин, доктор хоккейного ЦСКА золотых времен.
Да и 76 для умершего Юрия Василькова — возраст ли? Мне казалось, жизнелюб Юрий Сергеевич планирует жить значительно дольше.
Васильков, доктор романцевского «Спартака» и сборной, обладал редким даром. Стоило оказаться рядом — настроение улучшалось.
Юрий Сергеевич и не делал для этого ничего особенного. Говорил что-то, с лукавством прищурившись, — но ты чувствовал себя его лучшим другом. В футбольном мире таких было двое — Виктор Прокопенко и Юрий Васильков.
В той Тарасовке при корреспондентах принято было говорить вполголоса — но вкрадчивый голос Юрия Сергеевича звучал на полтона громче прочих.
В том «Спартаке» обстановка для людей с блокнотами была не слишком располагающая — и Юрий Сергеевич в нависающей, густой тишине выглядел инопланетянином. Посмеивался над всеми этими порядками точно так же, как смеялись мы, репортеры. Оказавшись за воротами базы.
Казалось, всех корреспондентов спартаковский доктор знает по именам и в лицо. Конечно же, впечатление обманчивое, знал он далеко не всех. Порой не сопоставляя фамилию и образ. По-доброму жаловался одному корреспонденту на него же самого: «А вот этот-то написал! Ты читал?»
Сделав движение кадыком, корреспондент кивал: читал, читал...
**
Тысяча милейших историй из 90-х вроде и не про Василькова — но и с образом Василькова накрепко переплетены.
Корреспондент из бывших таксистов по прозвищу Полиграф приехал в Тарасовку. Присев на невысокий заборчик, в стороне от поля курил Романцев. Выпускал в ясное подмосковное небо сизые облака. Определить, в каком настроении Олег Иванович, не представлялось возможным.
— О! — решил Полиграф. — Вот он, мой шанс.
Интервью с Романцевым ему не заказывали. С некоторых пор в редакциях на интервью Олега Ивановича даже не рассчитывали.
— Олег Иванович, — подкрался Полиграф, стараясь не шаркать ортопедическими тапками. — А, Олег Иванович? У меня несколько вопросов. Позволите?
Олег Иванович вздрогнул, будто вилкой ткнули. Откашлялся дымом. Брезгливо оглядел ссутулившегося Полиграфа.
— Вы что? — вскричал Олег Иванович. — Вы что?!
Полиграф даже оглянулся: ему ли все это адресовано?
У яркого начала и продолжение оказалось цветастым:
— Вы что, не видите — я с доктором разговариваю!
Полиграф еще раз оглянулся — никаких докторов рядом не было. Как не было телефона в руке Романцева. Лишь сигаретная пачка.
Романцев, всей своей фигурой досадуя на глупую назойливость, отвернулся. Полиграф на ватных ногах пятился назад.
Узнав о кончине Юрия Сергеевича Василькова, я, конечно же, вспоминаю все это. Человека, с которым Олег Иванович вел бесконечный диалог в собственной голове.
Вспоминаю, что на все вопросы лукавый Васильков отвечал одинаково: «Может быть. Но вряд ли».
Каких травм не повидал добрейший Юрий Сергеевич. Страшно представлять.
Когда симпатяга из «СЭ» Дина Юрьева, скользнув на ступеньке метро, сломала копчик, доктор Васильков радостно недоумевал:
— Какая баба жопу сломала, а?
Однако ж помог. Сломанный копчик оказался делом муторным. То ли год, то ли полтора бедная Дина не могла сидеть вообще — либо стоять, либо лежать. Что, может, и неплохо для личной жизни — но не для работы корреспондентом.
**
Это доктор Васильков продлил жизнь комментатору Владимиру Перетурину после первого инсульта.
— Какое-то время Володя мог говорить, — рассказывала мне недавно вдова Перетурина Ольга Ульяновна. — Сразу сказал: «Звони доктору Василькову». Вскоре речь отключилась. Васильков сразу все понял: «Готовьтесь, я решу вопрос. Скоро придет машина». Отвезли в ЦКБ на Открытом шоссе.
В ЦКБ Перетурина спасли. Даже вернулся к работе.
Особенно близким корреспондентам доктор Васильков мог рассказать ужасную историю. Одна из самых страшных травм в истории советского футбола случилась не просто на его глазах. В его команде!
Я, помню, оторопел — разве вы работали в «Локомотиве»? Настолько образ Василькова переплелся со «Спартаком», что вообразить такое было сложно.
Васильков усмехнулся:
— Я даже почетный железнодорожник...
Май 87-го года. Матч «Локомотива» с «Ротором». Евгений Дрожжин получил осколочный перелом правой голени в четырех местах с поражением мышечных тканей. Закройте глаза и попробуйте все это представить.
Никто в Германию парня не отправил, разумеется. А в железнодорожной больнице хирурги начудили. Не заметив, что один из осколков перерубил кровеносные сосуды. Ногу разнесло, сложную послеоперационную конструкцию пришлось разбирать. Заражение крови, при переливании инфекция...
Бедняга Дрожжин перенес то ли 14, то ли 15 операций. Только благодаря доктору Василькову не отрезали ногу вовсе. Скальпель — или чем там отрезают ногу? — уж был занесен. Но Юрий Сергеевич дозвонился до министра путей сообщения, тот до министра здравоохранения Евгения Чазова. Тот распорядился — бороться за ногу до последнего.
Эту историю Юрий Сергеевич рассказывал вполголоса, вертя в пальцах какую-то былинку.
Помню, я не решился спросить, чувствует ли он как доктор какую-то вину за случившееся.
Но что чувствовал годы спустя боль — это точно.
**
Мне жаль, что Юрий Васильков не решился на книжку — ярких историй хватило бы страниц на четыреста. А если б взялся за доктором записывать коллега Рабинер, то на тысячу четыреста. Что уж.
Рассказывал бы доктор, как один из спартаковских вратарей завез на базу в Тарасовке золотистый стафилококк.
Один из руководителей «Спартака» той поры рассказывал: «Помню, как прибежал наш доктор с круглыми глазами: «У нас жопа!» — «Что такое?!» Рассказывает — чуть ли не всю базу надо дезинфицировать, все кипятить. «Слушайте! — отвечаю. — Все делайте, чтоб никто не узнал. А то парню в коллективе жить — а от него шарахаться будут, зажимать...» Никто не узнал. Но жопа была полная. По нынешним меркам — всю Тарасовку нужно было сажать на карантин. Слава богу, не случилось эпидемии. Справились.
Перебравшийся следом за подобревшим Романцевым в «Динамо» доктор Васильков ждал жизни поспокойнее. Ага!
В то «Динамо» повезли португальцев с бразильским оттенком — один из которых оказался с открытой формой туберкулеза.
— Больше всего на свете я боялся, что в команду проникнет СПИД, — рассказывал Васильков время спустя, вспоминая стафилококк в Тарасовке. — От СПИДа Боженька уберег, зато подарил вот это. У Тиаго Силвы легкое было поражено полностью. Запущенный туберкулез в открытой форме, почти год болел.
Помню, я сдавленным голосом поинтересовался — ведь такую форму туберкулеза не у каждого бомжа найдешь?
— Может быть, — произнес Васильков.
Я ждал, что добавит привычное — «но вряд ли». Нет, не услышал.
Зато услышал другое:
— Это было совсем не смешно. Опасность смертельная. Мы его в России спасли.
А Тиаго Силва, поиграв в «Милане», «ПСЖ» и «Челси», перебрался во «Флуминенсе». На плаву до сих пор. Помнит ли русского доктора? Или желает забыть все беды 2005 года?
У другого, великого Дерлея, из коленок было вырезано все, что только можно вырезать. Играть-то еще как-то играл, а вот тренироваться не мог вообще. Таких футболистов доктор Васильков прежде не встречал — у которых от любой нагрузки колено пухнет.
Другой португалец среди ночи звонил Василькову — требовал, чтоб доктор принял роды у кошки. На этом Юрий Сергеевич и сломался. Написал заявление и вернулся в «Спартак». Где уже тренировал его добрый товарищ Владимир Федотов.
**
Думаю, влюбленный в футбол Юрий Васильков смотрел этот чемпионат Европы. Хочется верить — ему хватало сил. Хотя в сообщениях о кончине мелькает что-то о «продолжительной болезни». О хворях Василькова я понятия не имел. Знал бы — позвонил лишний раз.
Помню, рассказывал мне писатель Александр Нилин про своего переделкинского соседа Льва Кассиля:
— Он очень хотел поехать на чемпионат мира в Мексику в 1970 году. Доктора уперлись: «Лев Абрамович, у вас больное сердце. В Мексике жара. Смотрите дома». То лето в Подмосковье выдалось еще жарче, чем в Мексике — и Лев Кассиль умер в перерыве финального матча. Так и не узнав, что Бразилия выиграла.
Я слушаю, как доносится из телевизора: «Алтай Байындыр хватает мяч — но как хорош Криштиану...»
Мне жаль, что державший в руках тысячи рентгеновских снимков доктор Васильков все это не видит и не слышит. Его футбол позади, остался в нашем с вами «вчера». Как остался и тот «Спартак» 90-х, люди из которого тихонечко уходят в лучший мир. Начальник команды Валерий Жиляев совсем недавно. Доктор Васильков вот сейчас.
Спасибо вам, доктор. Вы делали футбол 90-х чуть мягче, чуть добрее.
