Все интервью
Александр Черных: "Врач взглянул на меня: "Что с ним возиться? Труп!"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Судьба его загадочна и трагична. Кто-то скажет – в том поколении великих хоккеистов, олимпийских чемпионов 80-х были трагедии настоящие. Ушли рано Белошейкин, Ломакин, Стельнов, Крутов…
Александр Черных все-таки жив. Даже прекрасно выглядит. Но повороты его судьбы – бесспорно трагедия.
Он был звездой воскресенского "Химика", со сборной СССР выиграл Олимпиаду в Калгари. Год спустя – чемпионат мира. Вот-вот должен был уехать в Америку. Чтоб там сделать карьеру не хуже, чем у других парней из Воскресенска – Ларионова и Каменского.
Так бы все и было. Но…
Вернулся с чемпионата мира – и через три дня попал в жуткую аварию. Сам не понимает, как выжил. С хоккеем закончил в 23.
Сегодня Сан Саныч тренирует пацанов в своем Воскресенске. В Москве не бывает. Что там делать?
ЛАРИОНОВ
– Еще недавно ваша должность звучала пышно – председатель комитета по физической культуре, спорту и туризму администрации Воскресенского района.
– Девять месяцев пробыл. Трудно пришлось – я привык иметь дело с настоящими мужчинами. У меня мало друзей по жизни, но эти люди не предадут. Если сказали – держат слово. А тут вдруг работа, где у каждого свои задачи…
– С мая вновь тренируете мальчишек в школе "Химика"?
– Да. Вот это мое.
– Значит, тянет на лед?
– Раньше тянуло. Закончил-то с хоккеем не по своей воле, была тяжелая авария. Даже за ветеранов не могу играть. Внешне по мне ведь не скажешь, что есть проблемы?
– Ничего не видно.
– А нагрузка противопоказана. Владимир Васильев, тренер "Химика", систему Дикуля мне советовал. Сейчас смешно вспоминать, тогда же я всерьез верил – поможет вернуться! Год потыркался и бросил. Спас меня прекрасный местный врач Константин Лукьянов. Прекратил страдания одной фразой: "Саша, скажи спасибо, что живой. Благодари Бога!" Понял – никакого возвращения в спорт не будет. А сейчас и не хочется на лед. Отгорело.
– Городок у вас крохотный. Все великие росли рядом?
– Мы с Игорем Ларионовым в одном доме жили! Он на шестом этаже, я – на четвертом. Улица Менделеева, дом 9. На этой же улице – Сашка Смирнов, чемпион мира, нынче второй тренер "Ак Барса". Там пять девятиэтажек в ряд – почти в каждой хоккеист жил. А за угол завернуть – дом Андрея Ломакина и Валеры Каменского.
– Квартира сохранилась?
– Теперь мама там живет. А в ларионовской – мой племянник. Родственники Игоря продали.
– На доме вашем табличку не повесили – "здесь родились два олимпийских чемпиона"?
– Вот вы шутите, а один воскресенский тренер выступил с такой идеей! Давайте, говорит, водрузим мемориальную доску. Оказалось, надо через совет депутатов идею двигать. Там ответили: мемориальные доски устанавливают только…
– Покойникам?
– Покойник – условие первое. Второе – с момента смерти должно пройти пять лет. Вот есть это у нас в России – любовь к гробам.
– Ларионова давно не видели?
– С 1989-го – с того чемпионата мира, на котором сам играл. Он в Воскресенск почти не приезжает. В смутные 90-е, как говорили, не заладились отношения и с криминальными ребятами, и с городской властью. Брат его, Женя, директор хоккейной школы в Балашихе.
– Был в Воскресенске хоккеист талантливее Ларионова?
– Саша Грибанов. Хорошо его помню – праворукий, изумительно техничный. У них с Ларионовым один тренер, Вячеслав Одиноков. Тот лично мне говорил: "Это талант не меньший, чем Игорь!"
– Что ж не узнал мир про Грибанова?
– Вызвали его в сборную. В поездке какой-то инцидент вышел. Что-то прилипло к рукам за границей. Соблазнов-то много.
– Воровали все.
– Москвичи, ребята из центральной России еще могли удержаться. Кто из-за Урала – тем крышу сносило в европейских магазинах. В общем, попался Грибанов, стал невыездным. Подсел на стакан, с хоккеем завязал.
– Жив?
– Утонул на реке несколько лет назад.
– Юный Ларионов каким помнится?
– У нас разница в пять лет. Совсем другое поколение. Мы на горшках сидим – он в песочнице ковыряется. Мы в песочницу перебираемся, он на девчонок смотрит. Во дворе не пересекались. В "Химике" тоже разминулись.
– Зато оба дебютировали там 17-летними.
– Я – раньше! Первый матч в высшей лиге 10 сентября сыграл с киевским "Соколом", сразу забил. А семнадцать мне через два дня исполнилось.
– Вам любые нагрузки были нипочем. Даже самый тяжелый тест того "Химика", "шведка" – два по двести метров, четыре по четыреста, два по восемьсот.
– С беготней-то справлялся, а штанга меня убивала. Тогда всех под одну загоняли. Не обращая внимания на возраст и вес.
– Сколько же тягали в семнадцать лет?
– Васильев играл у Тарасова в ЦСКА, там ему вкус к большим весам привили. Давай, говорит, хватай 90 килограмм. Я сам меньше весил. Ужасно! Или такой эксперимент устраивал: "Кто хотя бы раз со 140-килограммовой штангой присядет?" Я гадал: зачем это? Чтоб грыжа вылезла? Когда в ЦСКА меня забирали, думал – что ж у Тихонова будет?!
– Ну и?
– Виктор Васильевич железом не перегружал. Как правило, собственный вес толкали.
– Помним фотографию ЦСКА той поры – бегут Макаров, Быков, Могильный… Мускулы у всех, как у культуристов.
– У Леши Касатонова, например, тело было рыхловатое. Пельменистый такой, габаритный. Славка Фетисов – поджарый, более спортивный. Серега Стариков – сбитый, прямо стена. Сашка Могильный поражал шеей и мышцами спины. Эти "трапеции" развить очень сложно, в основном у штангистов они настолько рельефные. И у Могильного. Благодаря чему у него и взрывная скорость была выдающаяся.
– Вы тоже с возрастом раскачались?
– Ко мне постепенно все это приходило. В "Химике" такой был ударный цикл – если не тренируешься, то спишь. Встаешь – и снова тренируешься.
– Никакого отдыха?
– Могли на берег Волги съездить всей командой. Кто рыбачит, кто на берегу арбуз кушает. К чему рассказываю? После армии у меня организм уже отдыха не просил. Поработаешь, садишься в машину и едешь по своим делам. Год прошел – было 82 кг, стало 84 с половиной. Ни капли жира, одни мышцы! Начинается следующий сезон, первое взвешивание – 87 с половиной! Врачи говорили: "С твоим ростом вес должен быть 92 килограмма". Я и набирал.
– Васильев нахваливал вас: "Вот Черных – цельный человек! После такой аварии нет бы алкоголиком стать, а он в зал ходит, качается…"
– Я и сейчас хожу. Раз в неделю. Как говорится, в соответствии с паспортными данными. Но тянет меня, понимаете? Кого-то стакан зовет – а меня зал. До сих пор кайф от мышечной усталости.
"ЮБКА"
– Кажется, ни вы, ни Каменский в ЦСКА не рвались.
– Так от нас мало что зависело!
– Неужели "Химик" в институт не пристроил?
– Учились на дневном отделении в инфизкульте. Потом нас собирались оформить работниками сельской школы. Тоже бронь от армии. В двадцать семь получаешь военный билет. Я должен на третий курс переходить – внезапно снимают бронь с института!
– Как?
– Оставляют тем, где военная кафедра есть. В Малаховке не было. Васильева предупредили: "Филиппыч, деваться некуда. Не вздумай пацанов прятать, хуже будет".
– Забирали вас драматично?
– Очень прозаично – привезли в Железнодорожный. Явился туда полковник Овчуков, главный тренер Вооруженных сил. Поглядел на мою "химию"…
– Шестимесячная завивка?
– Ну да. Кудлатый я был, как Максим Перепелица. Уже в Москве завели в роту обслуживания, сфотографировали с автоматом и отпустили: "До 1 июля свободны". Отпуск длился полтора месяца. Задумывался иногда – нужно бы в зале позаниматься. Тут же внутренний голос: "Отдыхай, еще назанимаешься. Завтра сходишь". Ну и принес в ЦСКА килограмм восемь лишнего веса.
– Мощно выступили.
– Ага. Если в "Химике" был втягивающий цикл, то в ЦСКА – с места в карьер. Вот и подвела физподготовка. То нормальная игра, то провальная. Кто меня будет терпеть в лучшем клубе страны? Там в кадрах дефицита нет. Сам виноват. Перед декабрьским перерывом подошел селекционер Борис Шагас: "Саша, варианта два. Либо остаешься в ЦСКА и доказываешь, либо едешь в Калинин".
– В СКА МВО?
– Да. Раскинул мозгами: в ЦСКА все чаще на скамейке остаюсь. А я молодой, играть надо! Минуты не размышлял, выдал: "В Калинин".
– Что Шагас?
– Посмотрел удивленными глазами. Но я ни капельки не жалею, что так ответил. В Калинине наигрался от души. Может, только после победы на Олимпиаде такое же удовольствие от хоккея получил. С тренером повезло – возглавлял СКА МВО Олег Зайцев, двукратный олимпийский чемпион. Золотой мужик, человечище.
– В чем выражалось?
– Да вот, навскидку пример. Я в двадцать лет уже стал папой, рано женился. Понедельник, матч в Калинине. Следующий – в субботу. У всех один выходной. Спрашиваю: "Олег Алексеевич, могу в четверг вернуться?" – "Да". А до меня с той же просьбой Петя Горюнов подходил – получил отказ. Хотя тоже парень семейный.
– Обидно.
– Еще бы! Идет к Зайцеву: "Почему?" – "А вот когда будешь выкладываться, как Черных, – сможешь домой ездить". Однажды я прокололся. Встретил юбку. Не устоял, загулял. Ночевать на базу не пришел. Пропустил и завтрак, и раскатку. А домашняя серия шла, тяжелые матчи – Череповец, Ярославль… Все наверх хотят.
– Реакция Зайцева?
– Играть меня поставил! Склонился над плечом: "Сань, до-о-лжен…" Все понял, отвечаю. Себя не жалел, под шайбу ложился. Нырял под нее, как мальчишка в мутную воду – только глаза зажмуришь! Пару раз рядом с зубами просвистела.
– "Юбка" того стоила?
– Тогда казалось – стоила! Четыре матча отыграли – я в каждом по два гола забиваю! В пятом – пусто. Зайцев ухо почесывает: "Может, тебя снова отпустить? Попьешь?"
– Он сам был накатить не дурак.
– В ледовом дворце был у Олега Алексеевича закуток, куда поклонники его таланта приходили с бутылочкой. Но пьяным Зайцева никогда не видел. Вокруг все уже винтами ходят, а он как огурчик. Разве что цвет лица менялся – от белого до багрового.
– Вы говорили, шайба рядом с зубами просвистела. А в лицо попадала?
– Нет. На тренировке Андрей Пятанов клюшкой в подбородок засадил. Бух – минус два передних зуба. Назад их вставил, прижились на много лет. Недавно хлеб жевал – выпали. А на чемпионате мира канадский защитник Скотт Стивенс снизу засветил клюшкой в глаз. Кровь хлынула!
– А дальше?
– У нас как тогда лечили? Полотенце со льдом приложили – и держи крепче. В перерыве зашили. Нагноение началось. Отвезли в клинику, антибиотики прописали. Все прошло. Но это не первая история!
– Какая была первая?
– Турнир в Горьком, я на лавке сидел. Рядом борьба, неожиданно клюшка выскакивает – и в глаз! Когда в раздевалку вели, а я не видел ничего – это момент самого большого страха в жизни. Думал, ослеп.
ТИХОНОВ
– С Тихоновым конфликтовали?
– Смеетесь? Где я в ЦСКА – и где Тихонов? Скажи лишнее – тут же отправили бы за танком бегать. Раз за шайбой не хочу.
– Но ведь с Борисом Михайловым, вторым тренером, случались зарубы.
– Да, с ним не ладили. Борис Петрович в те времена вел себя не как тренер, а будто старослужащий. Настоящий "дед": "Подай, принеси, пошел на хрен…" Даже под это можно было подстроиться – все-таки великий человек. Проблема в другом.
– В чем?
– У него с Тихоновым были плохие отношения. Вот еще почему я из ЦСКА ушел. Как-то играет наша тройка – Дроздецкий, Каменский и я. Валерка борется с защитником. По всем законам я тоже влезаю в кучу. Никакой контратаки – меня подстраховывали. "Обреза" нет. Плюхнулся потом на скамейку, Тихонов надо мной навис: "Ты – центрфорвард, открывайся на пятаке. Нечего тебе делать на лицевом борту". Ладно, запомнил. Проходит время – в той же игре похожий эпизод. В свалку не лезу. Что вы думаете?
– Что?
– Ко мне подлетает Михайлов: "Что стоишь, как покойник?! Игра идет – а ты в стороне?" Такое повторялось из матча в матч. Тихонов твердит одно, Михайлов – противоположное.
– Что ж в помощники его позвал?
– Это не от Тихонова зависело. Были у Бориса Петровича серьезные покровители в Министерстве обороны. Приказ подписан – и все. Выполняй. Михайлов-то не с улицы пришел! Величайший игрок, капитан сборной.
– Самое смешное, с чем столкнулись в ЦСКА?
– Вам решать – смешно это или нет. В ЦСКА ставили оценки за каждый матч. Десяток отыграл – выше "тройки" не получал. Перед игрой в Ленинграде доктор Силин предлагает – кто хочет, берет чай, кофе или элеутерококк. А можно 30 грамм коньяка. Ставят меня на место приболевшего Славки Быкова к Хомутову и Герасимову. Выигрываем 4:1 – я две забил! Единственная "пятерка" у меня! А все почему?
– Почему?
– Потому что я коньяк выбрал. Выскочил распаренный, поначалу глаза в кучу – а потом как понеслось! Думаю про себя: "Не спиться бы с такими методами". Больше коньяк перед матчами не брал. А в сборной и не давали.
– Из Калинина был шанс вернуться в ЦСКА?
– Все московские команды приглашали – "Спартак", "Динамо", "Крылья"… А Тихонов – нет. Возвращаюсь в "Химик", и тут Виктор Васильевич начинает в сборную вызывать. То "Приз "Известий", то в Швейцарии товарищеские матчи. Дело к Олимпиаде в Калгари, я был уверен, что мимо заявки пролечу.
– Но Тихонов убрал Семака и Федорова. А взял вас.
– Нет. Моими конкурентами были Саша Семак и Серега Немчинов. Сашу отцепили еще до последнего сбора. Из центральных нападающих остались Ларионов, Быков, Семенов и мы с Немчиновым. Не сомневался, что лишним буду я. Еще недавно в ЦСКА был не нужен, год проходит – и Олимпиада. Не бывает так, понимаете? Тем более, ситуация шаткая.
– В смысле?
– Чемпионат мира в 1985-м сборная проиграла, в 1987-м – тоже. Олимпиаду надо было кровь из носу выигрывать. Карьера Тихонова могла пошатнуться, "доброжелателей"-то много… А меня брать – риск!
– Как вам объявили?
– На последнем собрании. Но уже за неделю до этого мелькнула мысль: еду! Когда игровой состав начал связки отрабатывать.
АВАРИЯ
– Васильев говорил, что вы с приличным гонором с Олимпиады вернулись.
– Думаю, он чемпионат мира имел в виду. Тогда я себе позволил. Прилетели из Стокгольма 4-го мая 1989-го, через пару дней свадьба у сестры. 8-го должны были играть полуфинал Кубка какой-то газеты с "Крыльями". Объясняю Филиппычу – а тот: "Какая свадьба? У нас полуфинал!"
– В духе советского хоккея.
– Тут-то я не сдержался: "Сестра у меня одна, а полуфиналов может быть сто. Сестра важнее!" Вот этот эпизод он мог к "звездной" отнести. А вон как получилось – поехал и разбился.
– Миллион версий – как все случилось.
– Были мы на двух машинах. Муж сестры – чуть впереди. Ровная дорога, отличный асфальт. Точно вам говорю – в этот день я не пил! Никто бы меня после рюмки за руль не пустил. Ехали на озеро, на природу. Я не выдержал, обогнал его. А потом…
– Что?
– Вдруг машину подбросило, перевернулись несколько раз. Сзади у меня три человека сидели – их стеклами посекло. У жены компрессионный перелом позвоночника. Я через лобовое вылетел.
– Не были пристегнуты?
– Кто ж тогда пристегивался?
– Нам рассказывали - жена вас подзуживала: "Ты что, не олимпийский чемпион? Что за ним плетешься?" Вы и пошли на обгон.
– Да говорили… Но что-то я такого не припомню. Кто это может знать? Еще говорили, я головой сосны посшибал.
– Так в столб врезались или сосну?
– Да ни во что не врезался! Деревьев не было. В кювете лежали. Крышу смяло. Весь удар пришелся на мою голову. Плюс кости таза сломал, руку. В больницу привезли без сознания. Доктор думал, что я уже покойник. Температура падала, давление, пена ртом пошла, пульс слабый. Врач "Скорой" сказал: "Что с ним возиться? Труп!" Родственники мои с кулаками на него: "Пока есть шанс – давай, спасай!"
– Чудом не ушли на тот свет?
– Еще бы немножко – и все, привет. Планировали сразу в Боткинскую отправить, а я не транспортабельный. Через три недели перевезли. Сомнения у врачей были: прямо за ухом у меня здоровенная гематома. Черная-черная. Надо было понять: проникла опухоль в мозг или нет? Если да – нужна трепанация. Обошлось.
– Зрительный нерв повредили?
– Это называется диплопия. Беда не от зрительного нерва, а от головного мозга. Был частичный паралич – как при инсульте. Там, если парализована правая сторона, проблемы начинаются с левым глазом. И наоборот. Вот у меня раздвоение в глазу. Гляжу на шайбу – а у меня их две…
– Значит, нас – четверо?
– Нет. Все от угла зависит, под которым смотрю. Когда выписали из больницы, я с людьми вполоборота общался. В Боткинской предупредили: "Будет все по чуть-чуть выправляться. Привыкай!" Я и привык. Парализованную руку и ногу не до конца отпустило. Если легонько бегу – не чувствуется, я нормальный человек. А на рывке ощущаю: правая сторона отстает.
– На памяти отразилось?
– Меня друзья в палате навещали, беседовали. Следом мать заходила: "Кто из ребят был?" – "Я не знаю…" Врачи терзали: "Сколько будет два умножить на два? А один плюс один?" Я злился. Но памяти не было вообще.
– Какие-то вещи так и не вспомнили?
– Все, что нужно – вспомнил, ха-ха… Даже стихи всплывают, которых и не знал. Люди поражаются: "Сан Саныч, ну и память у вас!" Еще помню ощущение, будто с Богом разговариваю. Коридор, яркая полоска света – и голос: "Извини, произошла ошибка. Тебе сюда рано. До двадцати восьми на роду написано…" Едва очухался, увидел маму, рассказал.
– А она?
– Отмахнулась. Но я все время думал об этой истории. В те дни говорил о ней осознанно. Это не могло быть фантазией или навязчивой идеей. Мать злилась: "Дурак! Не накручивай себя. Еще беду накликаешь…"
– Двадцать восемь вам исполнилось в 1993-м. Как прожили тот год?
– Честно? Побаивался! От каждого шороха не вздрагивал, но напряжение не отпускало.
– Пограничные ситуации возникали?
– Нет. Новые приключения на дороге были позже. То на повороте закрутило юзом, машина на два колеса встала – чудом не перевернулся и не свалился в овраг. То на обледенелой дороге понесло на встречную. А там грузовик…
– Ох.
– Загадка, как перед ним проскочил. Разминулись на секунду-другую. Меня к обочине прижало, а он пронесся мимо.
– Как первый раз после выхода из больницы за руль садились?
– С доктором Лукьяновым, который меня спас, ехали вместе. Гаражи рядом. Пустите меня, говорю, за руль…
– Никаких комплексов?
– А я во время аварии не успел испугаться, просто не помню этот момент! Вот и не было страха перед вождением. Не боялся ни встречных, ни поперечных.
– Пока двадцать девять не стукнуло – самолетов избегали?
– Я работал тренером в школе "Химика". Куда летать-то?
– В отпуск.
– На какие шиши? У меня ж все сгорело на сберкнижке! Откладывал, откладывал… Родители тоже не тратили, говорили: "Сынок, пусть лежит. На черный день". А потом этих денег хватило на мешок картошки.
– Много скопили?
– Прилично. За Калгари нам заплатили по пять тысяч долларов и двенадцать тысяч рублей. Чуть меньше за победный чемпионат мира в Стокгольме. Да и в "Химике" деньгами не обижали. А вот в 90-е на зарплату детского тренера прокормить семью было нереально. Приходилось подрабатывать.
– Где?
– У мужа сестры в Воскресенске маленький бизнес – два магазинчика. Я на машине возил товар из Москвы. Смеялся: "Превратился в дальнобойщика…"
– Когда полегче стало?
– В 2002-м – как начали платить олимпийским чемпионам пенсии. Тогда – пятнадцать тысяч рублей, сейчас – тридцать две. Жить можно!
ЗМЕЙ
– Нетрадиционную медицину пробовали?
– Нет. Врачи сразу сказали – бесполезно. Пустая трата времени и денег.
– А Дикуль?
– Я с ним не общался. Это Филиппыч твердил: "Надо работать по системе Дикуля. Восстанавливаться через труд, поднятие тяжестей". Я думал – ну а вдруг? Что-то щелкнет в голове, и все наладится. Летом 1990-го отправился с "Химиком" на сбор в Болгарию, кроссы бегал.
– Со стороны Васильева это была попытка поддержать психологически?
– Для такой цели есть поездки поинтереснее. Например, в Америку, где "Химик" два года подряд играл с клубами НХЛ. Но Филиппыч не туда повез, а на предсезонку. Значит, тоже верил, что все поправимо. Хотя вместе с врачом команды брал на себя колоссальную ответственность. Теперь-то понимаю, что даже в щадящем режиме работать там мне не стоило. В любую секунду мог окочуриться.
– Слезы были, когда осознали, что на лед не вернетесь?
– Ну а что плакать-то? Мозги на место встали, бросил жить иллюзиями. Какой-то период не ходил на хоккей, не хотел, чтоб меня жалели. Дальше началась обычная жизнь. Нужно было зарабатывать деньги, поднимать сына.
– Когда-то Дмитрий Черных подавал надежды.
– Выступал за юниорскую сборную Россию, был у Тихонова в ЦСКА. Но талант – это пятнадцать процентов успеха. Без трудолюбия и характера ничего не добьешься. К сожалению, сын вкалывать не захотел. Вот и не сложилась карьера.
– Что про него говорил Виктор Васильевич?
– Запомнилась фраза: "Сынок по таланту – не чета отцу…" Но к Тихонову с расспросами я не лез. Приезжая на игры, подходил к его ассистенту Владимиру Попову. Слышал то, что сам замечал: "Задатки есть, но ленивый. Молодые после тренировки идут в зал штанги, крутят велосипед. А Дима быстренько помылся, оделся и запрыгнул в машину".
– "Нью-Йорк Айлендерс" выбрал его во втором раунде драфта.
– Агентом сына был Саша Тыжных. Через него в 2006-м уехал в Штаты, год в фарм-клубе болтался, в НХЛ шанса не получил. Потом в России кучу команд сменил. Последний сезон отыграл в "Торосе".
– Вы зацепились бы в НХЛ?
– Ну а куда б я делся?
– Крутов же не заиграл.
– Володя – отдельная история. Это дитя Тихонова. Игрочище! Человечище! Но с режимом беда. Он бы и в Союзе не раскрылся – если б рядом не оказалось Виктора Васильевича, который держал в ежовых рукавицах. В Америке Крутову нужен был такой же контроль. Тех, кто вообще не пьет и не курит – единицы. Просто профессионал знает – где, когда, сколько. В этом отличие Крутова от друзей по великой пятерке. Или Игорь Вязьмикин…
– По прозвищу Змей.
– Да. Талант выдающийся! Мощный, техничный, руки золотые. Но сидел на стакане. С ним даже Виктор Васильевич справиться не мог. Вязьмикин считался его любимчиком, Тихонов на все проделки закрывал глаза.
– Например?
– Сборная готовилась в Сочи. Вязьмикина впервые вызвали вместе с группой молодых хоккеистов. Он и там умудрился запалиться. Загулял, опоздал на собрание. Когда в разгар речи Тихонова распахнулась дверь, народ ждал бури. А Виктор Васильевич произнес как ни в чем не бывало: "Игорек, присаживайся…"
– В 1983-м вас задрафтовал "Нью-Джерси". После автокатастрофы американцы проявлялись?
– Нет.
– Вячеслава Козлова "Детройт" увез.
– Сравнили! У Славки была тяжелая авария. Сотрясение, лицевые травмы, порезы. Но головной мозг не задет. Поэтому восстановился. А мне сразу дали вторую группу инвалидности.
– Что за авария случилась у Ломакина?
– 1985 год. Команда в отпуск ушла. Андрей поехал с Галей, будущей женой, в Жуковский. Закупать водку и продукты на свадьбу. На обратном пути кто-то подрезал, "шестерка" Ломакина вылетела с трассы, перевернулась. Галя почти не пострадала, а у Андрея – компрессионный перелом шейных позвонков.
– Годы спустя Ломакин вспоминал в интервью: "В воскресенской больнице поставили неправильный диагноз. Поносив корсет, приступил к тренировкам в московском "Динамо". Не подозревая, что одно неловкое движение может обернуться параличом. Слава богу, врач команды вовремя обнаружил повреждение. Сделали операцию, но управлять шеей на сто процентов я уже не мог".
– Вы меня удивили. Андрей ни на что не жаловался. Да и не бросались его проблемы в глаза. Стал олимпийским чемпионом! В НХЛ поиграл! Завершив карьеру, осел под Детройтом, домой редко приезжал.
– Умер в сорок два. Рак.
– В последние годы мы потеряли связь. Знаю о его судьбе со слов Анатолия Ивановича Козлова, отца Славы.
– Первого тренера Ломакина.
– Совершенно верно. Гостил он у Славы в Детройте и к Андрею заглянул. Тот жаловался на сильные боли в области шеи – в том месте, где был перелом. Какая-то опухоль, пошли осложнения. А за полгода до смерти Андрея там же, в Америке, в аварии погиб его сын.
– У вас есть ответ – почему именно ребята из "Химика" бились на машинах?
– Да не только из "Химика"! Многие хоккеисты попадали. Опыта вождения никакого, а дури полно. Чуть экстремальная ситуация на дороге - не знаешь, как реагировать. Целыми днями торчали на сборах, к машине прикасались раз в месяц. Я купил-то зачем? В институт ездить, в Малаховку! График-то индивидуальный – приезжаешь в два часа, а твоего преподавателя нет. На машине развернулся и назад. А без автомобиля – стой и жди автобус. На площади перед институтом три пивнухи. Сопьешься!
– На "Жигулях" вы разбились?
– Да, на "девятке". Так я после аварии еще кузов у нее поменял – и ездил долго. Пока не украли из гаража в 1997-м.
ПОДСЕЧКА
– Общались мы весной с Валерием Гущиным – тот подтвердил слова Балдериса: Виктор Васильевич Тихонов мог надавать провинившемуся пощечин.
– Если это с Балдерисом случилось – наверное, в Риге?
– Возможно.
– При мне ни в ЦСКА, ни в сборной Тихонов такое не практиковал. Вспылить мог – но до рукоприкладства не доходило. Как и у Васильева.
– Самый большой приступ ярости Филиппыча?
– Играем дома с ЦСКА. Уступаем 6:7, но матч отличный, нет вопросов. Через несколько дней "Ижсталь" принимаем. "Горим" 1:7! Филиппыч вводит "военное положение".
– Это как?
– Никто с базы без разрешения уйти не может. Поставил второго тренера, Валерия Кузьмина, контролировать. Если выдвигаешься во дворец с базы клюшки обтачивать, дают час. Должен подойти и отметиться: "Я пошел". Вернулся – снова отмечаешься. Было у меня паскудное настроение, плюнул на все: "Да ну вас в баню!" Ушел часа на два. Возвращаюсь – Васильев руки потирает: "А-а, попался". Собрание организовал – и условную дисквалификацию на меня.
– Сколько длилось "военное положение"?
– До следующей победы.
– В раздевалке "Химика" висели плакаты: "Не лег под шайбу – будешь наказан". Помните?
– У Филиппыча было много таких штучек. Особенно ярко устно выступал. Смотрю на сегодняшних ребят – если б мы так жили…
– Вы о чем?
– Да мы со сборов не вылезали. Знаете, что считалось выходным? Вот играем в Москве или Воскресенске. Матч заканчивается в девять вечера. Если на следующий день тренировка назначена на 17-00 – это выходной!
– Как проводили?
– Москвичам выделяли автобус до Таганки. Набирали бутербродов – жевали прямо на ходу, чтоб время не терять. Среди ночи врывались домой. Спящего ребенка поцелуешь, жене подсечку в коридоре, ха… Утром дитя встает, обнимет спящего отца – и мчится в школу. А ты в два часа дня снова на Таганке. Ждешь автобус до Воскресенска.
– Сколько таких "выходных" набегало за месяц?
– Четыре. Если наказаний нет. А случались они часто. Когда Васильев "Химик" принял, директор комбината ему карт-бланш дал. Кого хочешь – отчисляй. Он и устроил смену поколений. Ну и правильно! Это я сейчас понимаю, тогда думал иначе. Тренер должен быть уверен, что хоккеист взбрыкивать не начнет. Я расскажу, в какой момент Филиппыч смягчился.
– В какой же?
– В 1984-м, когда "Химик" впервые завоевал бронзовые медали, звездняк у него проскакивал. Так через год из команды пятнадцать человек ушло! Кого-то сам выгнал, четверых призвали в армию. Меня с Каменским – в ЦСКА, Ломакина и Пятанова – в "Динамо". От безысходности Филиппыч набрал молодежь, которая уровню высшей лиги не соответствовала. В 1987-м я вернулся в "Химик" и увидел, что Филиппыч стал другим. Менее вспыльчивым, категоричным. Задушевные беседы с игроками вел.
– Последняя ваша встреча?
– Месяца за три месяца до смерти. Ему было семьдесят, выглядел замечательно. Говорят, на даче полез куда-то, упал. Внук зовет: "Деда, деда…" А деда всё. Остановилось сердце. Васильев в Воскресенске – легенда. Но для меня тренер номер один – Эпштейн. Человек, который придумал хоккей в нашем городе.
– Общались?
– Мельком. Знакомство получилось забавным. Я еще за "Химик" играл. Захожу в ледовый – стоит Эпштейн. "Здравствуйте", – говорю. Вдруг он руку протягивает: "Саша, привет! Я – Николай Семенович. Только запомни: не Епштейн, а Эпштейн!" Дядька простой, с юмором. Начинаешь разговаривать и через пять минут забываешь, что перед тобой великий тренер.
– Это он отыскал в Нижнем Тагиле защитника Бориса Веригина?
– Да. Тот полтора десятка лет отыграл в "Химике", был любимцем болельщиков. Аркадий Чернышев прозвал его Волкодав.
– За что?
– На льду, как черт, бился! Эпштейн уважал индивидуальную опеку, размен игроков. Объявлял на установке: "Веригин, сегодня отвечаешь за Якушева. Сам не играешь и ему не даешь". Боря от него не отходил ни на шаг. Любимый трюк – сунуть клюшку между ног, приподнять и потащить.
– Чудеса.
– Раньше хоккейные правила позволяли. Если игрок легкий, мог и через борт опрокинуть. Правда, с могучим Якушевым фокус не прокатывал.
"ГОРТОП"
– Был "Химике" защитник Сергей Селянин. Тоже колоритный персонаж.
– Я присматривался – странностей не замечал. Это потом чудить начал. Рассказывали, в Риге "в дугу" за вторым тренером с клюшкой наперевес бегал… Помню, спросил доктора: "Почему Селянин после трещины лобовой кости играет, а я – нет?" Тот отшутился: "Саня, у тебя было сильнейшее сотрясение мозга. А у Селянина сотрясаться нечему".
– Гущин уверял, что Селянин был в шаге от "Виннипега", который задрафтовал его в 1990-м: "За день до вылета в Америку устроил товарищам отходную в Воскресенске. С кем-то сцепился, жахнули трубой по зубам, сломали челюсть. Так и закончил с НХЛ, не начав".
– Знаю, Серегу уговаривали: "Лети в "Виннипег". Челюсть – ерунда. Три недели лечения, маску надел – и вперед". Но он почему-то решил в "Химике" остаться.
– Сейчас где?
– В Новосибирске живет. Дима Квартальнов говорил, что часто видел его на матчах "Сибири". Так располнел, что признал не сразу.
– Чем занимается?
– Гортоп.
– ???
– По городу топает. Сын его, Сашка, тоже хоккеист, 1990 года рождения. Был в ВХЛ, затем на Украину перебрался.
– Вы с Селяниным в одной пятерке играли?
– Да. В атаке – Димка Квартальнов, Сережка Востриков и я, в обороне Селянин и Смирнов. Почти идеальная пятерка.
– Почему "почти"?
– Потому что идеала не существует. Хоть я, кажется, раз к нему прикоснулся. 1987-й, сборная едет на три игры в Чехословакию. Вместо травмированного Ларионова Тихонов выпускает меня!
– В ту самую пятерку?
– Да! Фетисов подъезжает: "Ни о чем не думай. Просто клюшку на лед ставь…"
– "А мы в нее попадем"?
– Вот-вот. Начинается игра, клюшка у дальней штанги. Щелк – в воротах! Я даже посмотреть на нее не успел. Со мной как со стенкой сыграли. Потом сколько голову ни поднимал – Крутов и Макаров всегда свободны. Сзади Фетисов набегает. Это какой-то запредельный уровень хоккея!
– Но и воскресенская тройка – что надо.
– С Квартальновым то же самое время спустя повторилось. Всегда открыт! Скорость – вжих! Бросок шикарный. Собирались впятером и обсуждали. Если Дима за шайбой до своих ворот доехал, втолковываю ему: "Это моя обязанность и защитников. Твоя задача – открываться на скорости". Востриков назад закатился – и ему говорю: "Серега, при всем уважении – у тебя стартовая не та. Твоя работа – по бортам, в углах". Селянин красавец в силовой борьбе. Смирнов, наоборот, там не слишком хорош, зато у него свои козыри. Он же бывший крайний нападающий!
– Отыграли бы этим составом несколько лет – вот было бы здорово.
– Вы прямо словами Филиппыча говорите. Я уже разбился – "Химик" умудрился разбазарить за восемнадцать матчей десять очков запаса. Тогда два за победу давали. Васильев на меня наткнулся глазами: "Эх, ты! Могли бы чемпионами стать – и лет пять никому не отдавали бы…"
– Он с восторгом отзывался об Оксюте: "У Ромки был изумительный бросок – с кистей, без замаха. Работал как часы. Тюк – и вынимай".
– Рома – большой талант. Характера не хватило. Вроде злой, неуступчивый. Но эту бы злость да на самого Оксюту направить! Чтоб к себе был более требовательным!
– А он?
– Жалел себя, давал слабину. Спорт такое не прощает. Нельзя быть чуть-чуть беременным. Знаете, как меня лет с тринадцати гонял в школе "Химика" Александр Трофимович Бобков?
– Ну и как?
– Тренировка заканчивалась. Ребята шагали в раздевалку, а на меня Бобков пальцем указывал: "Останься". Давал упражнение – "челноки", до помутнения в глазах бегал от борта до борта. Обижался, конечно: "Почему такая несправедливость? Я же один из лидеров команды. Пусть вкалывают те, кто сидит на лавке". А в ответ: "Саня, кому больше дано, с того и спрос выше!" С возрастом понял – золотые слова!
– Оксюта, кажется, в Воскресенске живет?
– Да. С хоккеем не связан, трудится в охранной структуре.
ФЕТИСОВ
– Что о Калгари сохранила память?
– С таким составом не выиграть Олимпиаду было невозможно. Вот и прошлись катком. Чехов вынесли 6:1, канадцев – 5:0, шведов – 7:1. Пятерка Ларионова просто издевалась над соперниками. За тур до финиша обеспечили первое место. Помню восторг Ломакина перед последним матчем с финнами: "Саня, мы олимпийские чемпионы! Заслуженные мастера спорта! Ты представляешь?!" А я был спокоен. Тогда успехи воспринимались как должное.
– Откройте тайну – Финляндии-то игру отдали?
– Ну что вы! Моментов создали море. Вратарь Ярмо Мюллис все тащил. У нас же Сережка Мыльников курьезный гол пропустил. Но не это главное. Финнам победа приносила серебро, за него готовы были лед грызть. А мы беречься начали. Подсознательно. Когда золотая медаль висит на шее, сложновато бросаться под шайбу. Или лезть на добивание, рискуя огрести по зубам… После Калгари я еще сильнее зауважал Фетисова.
– Почему?
– В "Химике" лидеры могли на тренировке не выкладываться на полную катушку. Филиппыч позволял. Ни в ЦСКА, ни в сборной такого близко не было. Фетисов, Касатонов, Ларионов, Макаров и Крутов – первые во всем. Им без разницы – кросс, штанга, ручной мяч, баскетбол. Но Слава выделялся даже на этом фоне. Несгибаемая воля, настоящий капитан. И под шайбу ляжет, и отработает за тебя, и нужные слова отыщет. Вспоминаю собрание перед отлетом в Калгари. Когда тренеры вышли, слово взял Фетисов: "Братцы, сейчас главная цель – Олимпиада. Все лишнее в сторону, никаких гулянок. Отработаем, выиграем – и отдохнем…"
– Молодец какой.
– После того, что случилось с Фетисовым, я в судьбу верю. Он же две аварии пережил. Первая – в Москве, брат погиб. У Славы – лишь царапины. Вторая – в Детройте. В лимузине сидели трое. Константинов и Мнацаканов стали инвалидами, а Фетисова через несколько дней выписали из госпиталя, еще сезон в НХЛ отыграл. Вот как объяснить? Судьба…
– Самый забавный человек в той сборной?
– Славка Быков и Андрюша Хомутов, два другана. До сих пор перед глазами картина – вечерняя тренировка. После часовой нагрузки короткий перерыв на заливку льда. Все сидят, отдыхают, водичку пьют. А эти два живчика носятся по площадке за заливочным комбайном, хи-хи, ха-ха. Молодые, беззаботные. Через много лет, в Швейцарии, разругались вдрызг. А в 80-е были не разлей вода.
– Чемпионат мира 1989-го – это не только золото нашей сборной. Еще побег Могильного.
– В Стокгольме весь турнир возле Сашки парень крутился. Если б знали, что это агент, к команде не подпустили бы. Он же назвался болельщиком, сыном русских эмигрантов. Поселился с нами в одной гостинице. Вечером накануне вылета в Москву Могильный был на банкете. Утром вышли к автобусу – Сашки нет.
– В Москве хоккеистов таскали на допросы. Вас – тоже?
– Меня-то зачем? В ЦСКА я уже не играл, с Могильным дружбу не водил.
– Мысленно ставили себя на его место?
– Начнем с того, что мне убежать из Союза не предлагали. Но я бы и не согласился. Слишком привязан к дому, в 1985-м сын родился. Могильному было проще. В 15 лет из Хабаровска уехал в Москву, жил на базе, холостой. Привык к одиночеству.
– Еще раз процитируем Васильева: "Кисти рук у Черных были так сильны, что вратарь ЦСКА Белошейкин спросил меня: "Как он бросает?! Шайба летит по дуге, словно радиоуправляемая!"
– В том сезоне мы у ЦСКА из четырех матчей выиграли три при одной ничьей! В Воскресенске 7:5 закончили, Димка Квартальнов хет-трик сделал. Вскоре в Москве 3:1 победили, забили Квартальнов, Востриков и я. После матча Каменский обронил: "Из-за тебя в раздевалке Федорову напихали…" Я на красной линии выскочил из-под него, качнул защитника и щелкнул впритирку со штангой, поймав Белошейкина на противоходе. Бросок у меня был не сильный, но точный. Особенно Мышкину часто доставалось.
– Неужели?
– Шайб пять или шесть ему накидал. На удивление легко против него игралось. С первого матча! Помню, как сейчас. Москва, игра с "Динамо", получаю пас на пятаке. Мне семнадцать лет, в воротах сам Мышкин. Я в растерянности – куда бросать? Внезапно бу-бух – падает на колени. А он маленький, я шайбу подсекаю – тащи. Иногда даже не видел, куда бросал, полагался на интуицию – все равно залетало. Почему-то именно с Мышкиным проходило.
– С Белошейкиным вы в сборной пересеклись. Что за человек?
– Я был уверен – растет второй Третьяк! Гибкость, реакция, выбор позиции… В 22 года – основной вратарь ЦСКА и сборной! Олимпийский чемпион! И вдруг покатился парень.
– Неудачная женитьба подкосила.
– Не оправдание. Я тоже развелся, плюс авария, в 23 года карьера оборвалась. И что – на стакан садиться? На иглу? В любой ситуации надо оставаться человеком, жить дальше. Ни на кого не обижаясь.
– Когда вы развелись?
– Давно. Быстро выяснилось, что мы разные люди. Потом другую женщину встретил. Много лет были вместе, но не расписывались.
– Что так?
– Да мы и не жили под одной крышей. Она с дочкой в своей квартире, я – в своей. Дома рядышком, всех устраивало. Но вот расстались недавно. Пока я один.
– О чем мечтаете, Сан Саныч?
– Мне за державу обидно. Хочу, чтоб страна наша стала цивилизованной. Чтоб ее уважали, а не боялись. Чтоб здесь комфортно было и детям, и пенсионерам. Чтоб люди добрее были… Не о себе думаю. Я-то прошел 90-е, деликатесами, коньяками не избалован. Живу скромно, в еде неприхотлив. Все, что нужно – кусок хлеба и чистый воротничок.
– Вы прямо, как Шерлок Холмс.
– Да и вообще – мне ли гневить Бога? Есть работа, дача, пенсия олимпийскому чемпиону. Все нормально. Лишь бы хуже не было.
– Вне Воскресенска себя не представляете?
– Так привязан к нему, что никуда не рвусь. Есть возможность отдохнуть за границей, друзья приглашают, но мне комфортнее на даче. Маму туда отвожу. В огородике копаюсь, шашлычок жарю, телевизор смотрю.
– Мудрый человек познает мир, не выходя со двора. Китайская поговорка.
– Не в этом дело. Кто-то обожает путешествовать, не в силах на месте усидеть, а я в молодости налетался. Вот был в 1990-м на сборе в Болгарии, следом в Турцию с командой отправился. Все! Больше ни одной зарубежной поездки.
– Может, у вас и загранпаспорта нет?
– Есть. Каждые пять лет новый оформляю. Но так чистенький и лежит. Пару раз мотались с другом на Черное море. На машине, за рулем менялись. Мне выпал отрезок от Сочи до Туапсе. А это ж серпантин! Как начало голову "полоскать"!
– Проблемы с вестибулярным аппаратом?
– Ну да. После Туапсе петлять закончили – отпустило. С того дня по горам водить зарекся.
– В Москву заглядываете?
– Я и не вспомню, когда был в последний раз.
– Есть хоккейный агент – ваш полный тезка. Знакомы?
– Нет. Даже не представляю, как выглядит.
– Часто вас путают?
– Постоянно. Как-то на игре в Воскресенске подходит парень: "Вы – Черных?" – "Да" – "Александр?" – "Да" – "Можете мне найти команду?" – "Я не агент" – "Как?! Вы же Черных?" – "Да" – "Александр?" – "Да" – "К хоккею отношение имеете?" – "Да" – "Значит, агент?" – "Нет!" Сначала такие разговоры напрягали, теперь уже привык.
