Все интервью
Олег Яровинский: «Тяжело собирать выбитые зубы сломанными руками», — сказал Гинер»
К Олегу Яровинскому мы собирались давно. Жевали бы сопли еще год — но вот ознакомились в очередном его интервью с волнующей историей:
«Алекс Фергюсон рассказывал, как однажды ужинал с представителями ПСВ. Говорит: «Чопорные голландцы сели и начали обсуждать природу, погоду. Мне стало скучно. И тут вспоминаю, что когда-то хотел купить в «МЮ» вратаря из ПСВ. Ну и выдаю: «Голкипер был нормальный, фамилия, к сожалению, в памяти не отложилась. Но какая же у него была жена! Просто огонь. Я сразу обратил внимание на ее огромную грудь!» Фергюсон думал, что разбавит обстановку. Но видит, что ребята из совета директоров ПСВ молчат, не смеются. Внезапно один из них произносит: «Сэр Алекс, этим вратарем был я».
Рассказ сложил нас пополам. Поняли — к человеку, имеющему за душой такие истории, надо торопиться. Чтобы не достались кому-то другому.
Отчество
— Как раз сегодня мы изучали страничку вашей сестры Ольги в соцсетях.
— (Настороженно.) Да. У меня есть сестра. Что она написала?
— Изумительный текст про вашего отца. Мы так понимаем — он грек?
— Да никакой он не грек — самый что ни на есть русский дядька! Хотя моя бабушка — дочка терской казачки и бурята. Ее мама вышла замуж за профессора Санкт-Петербургского университета Хрисанфа Федоровича Кетова. Который был в самаркандской ссылке. В его честь назвали моего отца. Сколько лет мы бьемся с этим отчеством! Сколько ошибок в документах!
— Папа давно умер?
— Да, совсем молодым. Рак легких.
— Судя по фотографиям, сходство у вас невероятное.
— Да, смотрю на снимки и могу представить, как буду выглядеть через несколько лет. Дед с лысиной, отец тоже. Но пока остатки прически сохраняю.
— Если что — Леонид Викторович подскажет, как разобраться с этой проблемой.
— Ага, пойду по стопам Слуцкого и Веретенникова!
— Веретенников тоже что-то нарастил?
— В жизни не забуду, как увидел их сразу после операции. Волосы они пересаживали между сборами. Мы разлетались на три дня. Приезжаю и первым делом кидаюсь искать: где Олег Александрович? Где Леонид Викторович? Нет!
— Где ж они?
— Сидят по номерам. Отвечают: «Мы не выйдем». Я уж топтался по коридору, стучался к каждому. Первым сломался Веретенников. Вышел в бейсболке. Говорю: «Снимай, хочу на тебя посмотреть». Вздохнул, снял. Так-то у Веретенникова вид интеллигентный, эталон советского спортсмена. Стать, внешность... А здесь передо мной стоял какой-то уголовный элемент! С огромным носом, буграми на голове. Да и Слуцкий не лучше. Зрелище не для слабаков.
— Как-то мы упустили момент. Разве Веретенников лысел?
— Вот и мне не казалось. У нас в «Рубине» было два забавных всплеска. Первый — внезапно в Турции решили лечь на пересадку волос. Там Мекка в этом смысле.
— А второй?
— Наш тренер вратарей Сергей Козко предложил — а не вернуть ли всем стопроцентное зрение? Провел большую исследовательскую работу. В итоге сам не пошел, а мы с доктором Михаилом Бутовским глаза прооперировали. Хотя «минус» у нас был минимальный.
— Тоже в Турции?
— Нет, в Казани. Вот такой был коллектив: какая-то идея забрасывается — и все начинает бурлить. Реализуем!
— Вас легко увлечь в авантюры?
— Проще простого. Мы с доктором не жалеем. А Козко до сих пор собирается с мыслями.
— Один из нас прошел через такое испытание. Довольно страшно.
— Я тоже труханул! Ты лежишь, подъезжает какой-то аппарат, начинается обратный отсчет на английском языке... Вдруг что-то врезается в глаз — и ты слепнешь! После операции отправился с детьми на хоккей. Вот это была ошибка ошибок.
— Что такое?
— Я рыдал все три периода. Почти ничего не видел. Любой громкий звук убивал. Дети были счастливы — а я в слезах. Словно от горя!
— В футбольном мире все друг друга называют по отчеству. Вас тоже?
— Меня по отчеству звал Гончаренко, когда еще работал ассистентом в ЦСКА. Он и Овчинников активно это пропагандировали. Им казалось — забавно. А-а, еще Леша Березуцкий в разных вариациях пытался использовать мое отчество. Всё! Остальные обходятся именем.
— Даже юниоры избегают обращения «Хрисанфович»?
— Молодые футболисты «Рубина» пытались что-то выговорить, кряхтели — но все равно сползали на «Олег»...
Дзюба
— Третий месяц вы без работы. Угнетает?
— Нет! Абсолютно! Я в 2003-м пришел в «Торпедо-Металлург» — с тех пор без дела не сидел. Все время уходил на какое-то новое место. Единственное, между «Халлом» и «Витессом» случился месячный перерыв. Да и то было ясно, что скоро в Голландию. Может, сейчас и не нужно никуда спешить. Стоит взять паузу, осмотреться.
— Найдутся слова для людей, которые с наслаждением обещают Слуцкому, что просидит без работы долго и вообще превратился в аниматора?
— На мой взгляд, анимационная деятельность только на пользу футболу. Не забывайте — это хорошо монетизируется!
— В самом деле?
— Разумеется. В Волгограде Слуцкий содержит школу, построил стадион. Надо уважать, что у него все получается! А не говорить, что стал каким-то «аниматором», «веселит народ»... Между прочим, комедийные роли — самые сложные. Знаете, как тяжело демонстрировать перед камерой чувство юмора?
— Догадываемся.
— Большинство людей в такой момент теряются. А Слуцкий в порядке. Уровень самоиронии высочайший. Причем футболистов его жизнерадостность в иллюзии не вводит. Он очень жесткий в работе! Скорее диктатор!
— Если Леонид Викторович для вас человек номер один в футболе по чувству юмора — кто номер два и три?
— Я бы первое место Слуцкому не отдавал!
— Вот это новость.
— Считаю, за первое с ним поборолся бы Дзюба. Сто процентов! Потом — безусловно! — Олег Иванов. Ну и Вася Березуцкий.
— Василий лишь четвертый?
— Да. Потому что Вася — и мы с ним в этом похожи! — много говорит. Квалитет юмора теряется.
— Берет количеством?
— Вот именно. Мы с ним бомбим по площадям. Иногда мелькнет что-то хорошее. Поэтому Дзюба с Ивановым впереди.
— Артем, конечно, король. Но про такую сторону Олега не знали.
— С Ивановым я познакомился еще в «Крыльях». В 2008-м. Вот тогда он искрил — невероятно тонкое чувство юмора! А Дзюба в прошлом году поддерживал форму в «Рубине». Приехали к нему какие-то знакомые актеры из Петербурга. Путешествовали на теплоходе — ну и высадились в Казани. А актеры-то всегда в образе — даже когда в ресторане сидят...
— Нам ли этого не знать.
— Там мы и встретились. Дзюба пришел в приподнятом настроении. С собой позвал Слуцкого, Бутовского и меня. Сели — и Артем воцарился за столом! Угорал над нами, над актерами. Те думали, что дадут представление. А попали на антрепризный спектакль Дзюбы. Просто бенефис одного артиста.
— Дзюба — хороший человек?
— Да-а! Очень!
— Был повод убедиться?
— Это на уровне ощущений. Общаешься с человеком — и все чувствуешь. Не скажу, что мы с Дзюбой прямо друзья. Вот со Слуцким они действительно дружат. А мы — приятели.
Марадона
— Нам все стало понятно с Леонидом Викторовичем, когда узнали историю про часы Graham. Каждому в ЦСКА вручил после первого чемпионства. Вам достались?
— Конечно.
— Носите?
— Какое-то время носил. Сейчас у меня только спортивные, для работы. Те в сейфе лежат. Очень памятный подарок.
— Что дарил Слуцкий вам, уже выяснили. А что вы ему на 50-летие — при вашей-то фантазии?
— Вместе с его агентом Кристианом Эмиле и Мишей Бутовским купили на аукционе игровую футболку Марадоны. Аутентичную, «подтвержденную». Красиво упаковали, сделали рамочку. Еще сняли небольшой фильм в Неаполе. Тогда был ковид, проехать невозможно — но кое-что из знаковых мест подснять удалось. Здесь Марадона жил, там обедал... Даже с дрона снимали! Сначала все смотрели это кино — а потом вынесли майку.
— Майка «Наполи»?
— Нет, сборной. Очень старались, но футболку «Наполи» не нашли.
— Наверное, счет на десятки тысяч долларов?
— Нет-нет. Что-то около девяти тысяч евро. Это ж с рядовой игры, а не какая-то особенная. В которой забивал англичанам, например.
— Та тоже побывала на аукционе. Ушла за колоссальные деньги. Где искать такие раритеты?
— В Британии целая индустрия. Люди обмениваются, продают, покупают... Проводятся громадные аукционы. Можешь приобрести хоть бутсы, хоть майки.
— Вы присматривались к этим аукционам. Что поразило?
— Там отдельный блок — торговля наклейками. Вы не представляете, за какие деньги они уходят!
— Panini?
— Да. Всех годов. Фирма-то существует с 1961-го. Каких только нет! Вот дошло до лота «Наклейки с ошибкой». Думаю: на фиг это кому-то нужно?! А люди вываливали баснословные деньги — взрослые, серьезные мужики!
— Кто стал жертвой ошибки?
— Что-то было связано со сборной Голландии на Евро-1996. То ли два Блинда, то ли два Клюйверта. Весь этот торг очень странно смотрелся.
— Кто произнес: «Давайте купим Слуцкому майку Марадоны»?
— Я!
— Почему?
— Потому что точно знаю: Марадона — его кумир. С детства!
Вылет
— В истории с вылетом «Рубина» хоть что-то осталось для вас загадкой?
— К сожалению, нет. Ситуация была прогнозируемая. Внутри мы понимали, что в большой опасности. Можем вот-вот покатиться...
— Из-за исхода легионеров?
— Исход повлиял на качественные показатели — это ясно. Но и эмоционально команда теряет важную часть! Ребята еще не ушли, только собираются, — но ты уже чувствуешь, что попал в замес.
— Вы говорили: «У меня никогда не бывает плохого настроения». Так расскажите про вылет — это для вас боль навсегда? Или страницу быстро перевернули?
— Вот если бы мы провалились без внешнего ****** - был бы шок. Но я-то понимаю, из-за чего все случилось. Мы еще в марте с Саймановым кричали: «Катастрофа!» Детали он изложил на своей пресс-конференции. Не хочу повторяться. А то выглядит, будто оправдываюсь. Но это точно не «боль навсегда».
— Слуцкий наутро пошел гулять с сыном. Как следующий день провели вы?
— Я полетел в Москву, были какие-то дела. Вечером с друзьями выпивал. Не то что заливал тоску — просто хотелось отвлечься. Очень помогло то, что незадолго до этого встречался с ребятами, которые вернулись с фронта. Слушал их и понимал: вот где настоящая трагедия. Что уж футбол...
— Вы поняли, что прощаетесь с РПЛ, в тот самый момент, когда вылетели? Или чуть раньше?
— Немножко раньше. Когда на тренировку пришло пять человек. Остальные — кто сломан, кто хромой... Ты понимаешь: это всё. Я больше скажу! Даже если бы с «Уфой» спаслись, в стыках против «Оренбурга» нам было бы безумно тяжело. Там крепкая команда, а мы на ободах. У нас Мусаев выходил на поле с надрывом крестообразной связки!
— Кто еще в той ситуации поразил мужеством?
— Абильдгор. Бился как лев. Прекрасно понимая, что он-то в Европе спокойно трудоустроится. Позже команды, которые его звали, предлагали Оливеру приостановить контракт. А он ждал до последних дней трансферного окна, чтобы его все-таки купили и «Рубин» что-то получил. Вот как относился к клубу!
— Удивительно.
— Не то слово! Тальби тоже никуда не уехал, сражался до последнего.
— Со знаком минус кто-то себя проявил?
— Уремович! Сбежал накануне матча с ЦСКА. Еще Бегич рассказывал, как ему здесь страшно. А после спокойно вернулся в «Урал». Но Уремович — самый яркий случай.
— Просто собрал вещи и уехал?
— Пришел, произнес: «Я ухожу». Все. Поставил перед фактом. Оказался в «Шеффилде». Если Дрейер, Хакшабанович, Хван Ин Бом находились под жесточайшим давлением из своих стран, то у Уремовича такого не было. Но решил воспользоваться случаем и свалить.
— Как выглядело это давление?
— С 24 февраля родители постоянно названивали, сотрудники посольств, какие-то представители властей: «Срочно собирайте чемоданы, вы в опасности!» Наши-то впали в ступор! Сидели и вращали глазами. Что говорить про иностранцев? Настоящая истерика.
— Абильдгора в конце концов продали?
— Нет. По согласованию с клубом приостановил контракт. За два дня до закрытия окна. Надеюсь, новое руководство «Рубина» выполнит перед Оливером финансовые обязательства.
— Ему остались должны?
— Да. Вот Абильдгор точно не заслужил камня вслед. Пример для любого.
— За других легионеров удалось что-то получить?
— По Дрейеру и Тальби вышли с минимальными потерями. Хакшабановича продали за маленькие деньги. Но даже два миллиона евро в той ситуации за иностранца — великий успех! Помогли юристы Миша Прокопец и Юра Зайцев.
Хвича
— За Кварацхелию хоть что-то перепало?
— Не знаю.
— Он уходил не так, как Уремович?
— Хвича с самого начала сказал, что ему надо уезжать. Очень сложная ситуация дома. Поступил по-человечески — предупредил заранее.
— Слуцкий говорил, в Грузии били окна Кварацхелии-старшему, машину спалили.
— Да, все было. Когда сожгли автомобиль, Хвича пришел и честно об этом рассказал.
— Случай с Хвичей, который вспомните спустя десятки лет?
— Первый сбор с «Рубином». Выхожу на тренировку, смотрю на Хвичу — и понимаю: вот это игрочище! Быстрый, резкий, супердриблинг. Челюсть падала от его фокусов.
— Никто и никогда не ошеломлял таким первым впечатлением?
— В «Рубине» — Хван Ин Бом. Только начали тренироваться — сразу оглушительное: о-па! Ничего себе! На ЧМ-2022 человек показал, что может играть на самом высоком уровне. А в «Витессе» Чарли Мусонда потряс.
— Чем?
— Космический уровень по сравнению с остальными игроками. Арендовали парня у «Челси». К сожалению, получил тяжелую травму в межсезонье. Задний «крест». До сих пор лечится. Даже Мартин Эдегор на его фоне выглядел просто сильным футболистом. Но не космическим.
— Ну и ну.
— Было понятно, что Мартин заиграет на топовом уровне. Но нужно немного подождать. Почему у него со Слуцким настолько теплые отношения? Потому что тот его как футболиста «собрал»! В эмоциональном смысле! Про Мусонду вы и не слышали — а Эдегор сегодня капитан и лидер «Арсенала».
— Люди из «Шахтера» вспоминают: Генрих Мхитарян в те времена был тихий и замкнутый. Сидел на базе. Каким был Хвича у вас?
— Когда он с мячом — это самый счастливый человек на свете! Как ребенок. Обожает играть в футбол. Вот в его-то перспективах я не сомневался. Хвичу не деньги манят.
— Режимистый?
— Да. Но не в этом дело. Его невозможно испортить славой, бабками.
— На днях мелькнула информация, что «ПСЖ» летом готов выкупить Хвичу за 180 миллионов евро. Объективная его цена на данный момент?
— Миллионов 60-70. Ну, 80. Не больше.
— Всего?! Да «Челси» за Мудрика отвалил сто!
— Это не показатель. Думаю, на первый план в трансфере Мудрика вышла политика. Желание англичан поддержать Украину. Был бы парень гражданином другой страны, «Челси» заплатил бы намного меньше.
— Для себя как объясняете — почему до «Наполи» никто Хвичу не купил?
— Когда ФИФА и УЕФА ограбили нашу страну, продать такого футболиста стало нереально. Все хотели бесплатно его заполучить.
— Годом раньше могли продать?
— Никто не пришел с готовым предложением!
— Но почему?
— На футболистов такого уровня смотрят, когда те играют в маленьких командах Англии, Германии, Италии. Из России почти не берут. Сами видите — трансферов от нас в большие клубы раз-два и обчелся. Кстати, во многих из них я принимал участие.
— Головин и Думбия?
— Это в ЦСКА. А еще Павлюченко и Погребняк.
— Ими-то когда занимались?
— Помогал агенту Олегу Артемову, когда Павлюченко переходил из «Спартака» в «Тоттенхэм», а Погребняк — из «Штутгарта» в «Фулхэм». Еще тогда почувствовал в Европе предубеждение к нашей лиге. Причем неважно, русский футболист или парень из Кот-д'Ивуара. Там на нас смотрят приблизительно так же, как «Спартак» на футболистов из чемпионата Белоруссии. Десять раз прикинут: брать, нет?
Самошников
— Вы сейчас вспомнили четыре громких трансфера. Было что-то интересное?
— Когда занимались переходом Павлюченко, приключилась забавная история. «Тоттенхэм» частным бортом отправил в Москву спортивного директора Дамьена Комолли. Мы никак не могли выяснить, когда он прилетает.
— Выкрутились?
— Я позвонил в ВИП-терминал Внуково, представился каким-то военным — и жестким голосом: «Борт такой-то. Уточните время посадки!» Девушка перепугалась, рассказала. В остальном — все буднично. Большие трансферы осуществлять легче, чем переход какого-нибудь ноунейма из ФНЛ за ноль рублей.
— Вы серьезно?
— В большом трансфере есть динамика. А в ФНЛ все может увязнуть на самом неожиданном месте. Ответственный человек вдруг пропадает. Не берет трубку. Еще что-то.
— Сразу вспоминается фамилия Самошников.
— А что Самошников?
— У него был выкуп в «Торпедо» — четыре миллиона рублей. «Рубин» заплатил — и футболист спокойно ушел. В то же время Слуцкий говорил, что вокруг трансфера был настоящий детектив.
— Это правда, переговоры тяжелейшие. Чтобы убедить Илью перейти в «Рубин». Была конкуренция со стороны других клубов.
— Надо было перебить предложение?
— Просто «перебить» — это не работает. При таких раскладах «Рубин» вообще никого не взял бы. Самое большое искусство в переговорах — сделать так, чтобы все случилось на твоих условиях, но люди напротив остались довольны.
— В случае с Самошниковым удалось?
— Да. Хотя агент у него сложный.
— Что за история с проваленным медосмотром в «Динамо»?
— Не было никакой истории с медосмотром. Исключительно вопрос денег. По Самошникову мы не договорились с «Динамо» о сумме выкупа.
— Это мы поняли. Но запускать слух о проблемах со здоровьем футболиста — штука довольно подлая.
— Конечно.
— Так зачем это делается?
— Сегодня время такое — всем нравятся теории заговора. В жизни никому ничего не докажешь.
— Откуда пошел слух о медосмотре?
— Мог пойти откуда угодно! Вот откуда взялась информация, что «Рубин» дал Фамейе какие-то колоссальные деньги? Кто это придумал? Ко мне подходили люди: «Ну, вы ему и «насыпали»...» Да нет же!
— Но зарабатывает больше, чем в «Оренбурге»?
— Естественно! Важный момент — Фамейе был свободный. На трансфер не тратились. Нас в «Рубине» упрекали за то, что у некоторых футболистов солидные зарплаты. Но никто не сказал, что у нас вообще не было премиальных! Ноль!
— Такое возможно?
— Премия была прописана только за возвращение в РПЛ.
— Кто это придумал? И в чем логика?
— Совместное решение. Логика такая: платить за победы без решения задачи бессмысленно.
— Со временем убедились — вы были правы?
— Да. Люди должны понимать, что глобальные задачи важнее локальных.
Прокол
— Как вам удалось продать в «Динамо» Макарова за девять миллионов евро?
— Тут с самого начала четко сработали все — генеральный директор «Рубина», спортивный и главный тренер. Когда из «Нефтехимика» брали парня, его не рассматривали для Казани как знаковую фигуру. Но Денис быстро прогрессировал и через полтора года на пике интереса к игроку был продан за приличные деньги.
— Вы просили за Макарова девять миллионов, а про себя думали: «Заплатят шесть — уже хорошо»?
— Нет! Мы сразу решили, что меньше чем за девять его не отпустим. На тот момент — адекватная цена. Рыночная. К тому же «Динамо» очень хотело приобрести молодого атакующего полузащитника с российским паспортом.
— Сегодня за Макарова больше четырех миллионов не дадут.
— Да и четыре уже вряд ли заплатят. Игрок-то качественный, в «Динамо» себя еще проявит. Но ситуация изменилась. Смягчили лимит на легионеров, а главное, рынок просел. У наших клубов в принципе стало меньше денег. Вспомните последние трансферные окна — все скудненько, громких покупок нет.
— Последний случай, когда вы вздрогнули от ценника на футболиста?
— В Колумбии нашли для «Рубина» классного центрального защитника. Молодой, в сборной засветиться не успел. Я думал, обойдется нам ну максимум в два миллиона долларов. А за него сразу заломили пять. Я обалдел. Понял — не потянем.
— Дзагоева было трудно затащить в «Рубин»?
— Нет. В конце августа набрал ему: «Алан, приезжай». В тот же вечер он был в Казани. Переговоры длились три минуты. Мы назвали свои условия. Дзагоев, не торгуясь, согласился.
— Он же в Турцию хотел уехать.
— Да. Но когда там варианты отпали, перешел в «Рубин».
— Главный ваш селекционный прокол?
— Ваня Игнатьев. Но для «Рубина» на тот момент это был единственный вариант: под лимит требовался российский форвард. С «Краснодаром» могли договариваться по взаимозачетам. Учитывая, что туда ушел Сорокин.
— Сколько заплатили за Игнатьева?
— Три с небольшим миллиона евро.
— Деньги на ветер.
— Да, ошиблись. Крайне неудачный трансфер. В Казани у Вани ничего не получилось.
Чудак
— Мы когда-то были поражены, увидев, как один из футболистов ЦСКА пародирует главного тренера Газзаева. Такими талантами в «Рубине» кто-то обладал?
— Сайманов.
— Кого же пародировал?
— Да всех! Улавливал какую-то особенность — и это превращалось в театральное представление. Особенно ему удавался один из самых больших начальников. Придумывал за него реплики, говорил его голосом, идеально копировал походку...
— Какой волшебный навык. Самый странный человек, прошедший через «Рубин»?
— Хосе Морено, испанский физиотерапевт. Как началась спецоперация — сразу сбежал. Время спустя еще и в суд подал, потребовал компенсацию. Потому что он «сильно пострадал». Эмоционально, наверное.
— Сбежал как Уремович?
— Наутро не вышел на работу. Перестал отвечать на звонки. Мы кинулись его искать — выяснилось, что уехал. Ответил уже из Испании.
— Чем кончилось?
— А ничем. На хер его послали. В «Рубине» были другие иностранцы — физиотерапевты, скауты, в том числе Сесар Навас. Все остались, никуда не побежали! Этот единственный.
— Где такого нашли?
— По рекомендации других испанцев. Раньше в «Реале» работал.
— Среди футболистов «Рубина» — самый-самый чудак?
— Олег Данченко. Вот это странный так странный! При всем внешнем обаянии. Как-то произнес: «Меня никто не хочет забрать. Интересно почему? Я же футболист донецкого «Шахтера»!»
— Действительно интересно.
— Я ответил: «Даня, ты вылетал с «Енисеем», «Анжи», с «Рубином» боролся за выживание. В «Шахтере» был при царе Горохе!» Тот пригорюнился, что-то в голове щелкнуло — уже другим голосом: «Н-да... Так что, нет ни одного варианта?»
— Если он со всеми командами вылетает — найти вариант нелегко. Даже в смысле фарта.
— Подобрали прекрасный вариант — греческий АЕК. Данченко тогда уже был в аренде в «Уфе». Надо срочно возвращать — и продавать. Думаем: вот сейчас Шамиля Газизова уболтаем, хоть что-то за парня получим. Потому что российские клубы за него не хотели платить.
— Удалось?
— Набираю Олегу: «Иди к генеральному директору. Говори: «Я очень хочу перейти в АЕК». Ты меня понял? Сконцентрируйся! Шесть слов! Ничего не добавляй!» Отвечает — понял. Знаете, что было дальше?
— Что?
— Пришел к Газизову и заявил: «Я буду биться до конца за вас и за тренера».
— Забыл задачу по пути?
— Да! Перезванивает мне счастливый: «Не мог же я ему сказать, что мечтаю уйти». — «Даня, ты же хочешь в АЕК?» После паузы отвечает: «Очень хочу». Слава богу, Газизов пошел нам навстречу. Понимал, что для «Рубина» это хорошая история — продать иностранца.
— Копейки на нем заработали?
— 300 тысяч евро. Я не считаю, что это «копейки»!
— Полтора месяца назад Данченко чуть не умер на сборе в Турции. В курсе подробностей?
— Случилась клиническая смерть. Мне рассказывали ребята из медицинского штаба «Рубина». Наш доктор Бутовский требовал, чтобы на каждой тренировке был дефибриллятор. Что в академии, что в основном составе. Везде-везде! Говорил: «Он понадобится раз в жизни. Но этот случай того стоит».
— Мудро.
— Вот так и с Данченко. Была тренировка луганской «Зари». На соседнем поле — австрийцы. У которых по правилам всегда с собой дефибриллятор. Так Олега и откачали. С третьей попытки.
— Именно австрийцы?
— В том-то и дело! Этот пример Бутовский и приводил.
— В его жизни был случай, когда дефибриллятор пригодился?
— Нет. Зато была история с Эриксеном на Евро-2020. На трибуне сидел немецкий доктор, который как раз обучал работе по оказанию первой помощи. Эриксен упал, врачи сборной Дании немножко растерялись. Немец перемахнул через ограждение — и лично откачал. Вот почему Бутовский на базе «Рубина» проводил бесконечные учения, натаскивал всех нас пользоваться дефибриллятором, мы сдавали медицинские тесты один за другим...
— Вас тоже выучил?
— Да. Как и Слуцкого. К нам приезжали люди из медицины катастроф с гигантским манекеном. Тот весил, наверное, килограммов 90. На нем учились делать искусственное дыхание.
Спаллетти
— В январе вы получили тренерский диплом. Готовы нырнуть в эту профессию?
— Вообще-то я пошел учиться на тренера спонтанно. Но понравилось. В «Халле» и «Витессе» понял, насколько это интересная профессия. Так что сегодня готов быть и ассистентом, и спортивным директором.
— В «Рубине» в тренировках участвовали?
— Всегда, кроме последнего года. Там уже времени не хватало, сосредоточился на основных обязанностях. Это классная история — когда ты, спортивный директор, еще постоянно работаешь в поле!
— Согласны.
— Если где-то стану спортивным директором — постараюсь и в тренировках участвовать. При условии, что главный тренер допустит. Все-таки штаб — тонко организованная вещь. Просто так туда не влезешь. Должно быть обоюдное желание. Но мне интересно! Уже чувствую, сколько здесь заложено. Спортивный директор — это профессия. В которой нет ремесла. А у тренера — есть ремесло! Две большие разницы!
— Кажется, Талалаев нам говорил: «Если бы я сегодня пошел учиться — только к Гасперини». К кому бы отправились вы?
— К какому-нибудь немцу. Не могу сказать конкретно — «к Тедеско». Но к кому-то из этой волны. Где сочетание футбола, технологий и аналитики. Съездил бы к тренеру из системы «Ред Булл». Понятно, не к аферистам, которые были в «Локомотиве», — а к тем, кто работает...
— К Нагельсманну поехали бы?
— Без вопросов! Но «Бавария» — это слишком круто. Между мной и «Баварией» пропасть в профессиональном смысле. Очень нравится Спаллетти. Мне кажется, в «Наполи» он скорректировал свою систему. Хотелось бы посмотреть, что происходит у нынешнего Лучано.
— Кто-то из наших ездил к нему на стажировку.
— Не так давно у Спаллетти был Гончаренко. Тоже говорит — Лучано по сравнению с зенитовскими временами какие-то моменты подправил. А Слуцкий считает, что все это было у него и прежде.
— Оба ставят Спаллетти высоко?
— Не то слово! Что Гончаренко, что Слуцкий — суперсистемные тренеры. Им интересно смотреть на таких же системных людей. Могут соглашаться или нет — но сама модель привлекает. Вы же видели интервью Слуцкого с Карпиным?
— Все видели.
— Они что-то обсуждают. Вдруг один говорит: иногда не понимаешь, что работает, а что нет. Вроде должно — а не идет!
— Вот вам и система.
— Бессистемное может принести результат — если есть система. Но когда ее нет — на фарте не протянешь.
— Встречали бессистемных тренеров — при этом успешных?
— Огромное количество.
— Вот это да.
— В Англии тренерская школа на этом и построена: «Ребята, вышли, бьемся, кусаемся!» Не утруждают себя сложными материями. Считают, что надо много бегать, бить по воротам и бороться. Все команды бойцуганистые, упертые.
— На одно лицо.
— А я не вижу в этом ничего плохого!
— Вот как?
— Если бы мне предложили выбор: стать главным тренером с квадратиками, выверенными циклами — или быть чуваком из чемпионшипа, который орет в раздевалке: «Парни, выскакиваем и всех убиваем!», я бы предпочел...
— Неужели второе?
— Да! Мне по психотипу подходит — пусть там меньше нюансов и науки.
— Кто для вас сегодня в России тренер номер один?
— Карпин.
— Что он умеет такого уж?
— Выстроить отношения с командой. Эффективно использовать футболистов. Уже накопил солидный методический опыт. Что отличает Карпина? Он никогда не стеснялся учиться и работать. После «Спартака» шел в «Армавир», тонущую «Мальорку», потом приходил в «Ростов», который бился в стыках... Пример Карпина показывает, что к посту главного тренера сборной можно прийти через упорный труд.
Слуцкий
— Про Слуцкого говорят — «обидчивый». В самом деле?
— Я бы не сказал. В последние годы в футбольной тусовке очень популярны настольные игры. Какие страсти кипят за столом, мама не горюй! Кому-то со стороны может показаться, что сейчас люди поубивают друг друга. Настрой действительно у всех серьезный, потому что профессиональные спортсмены и тренеры, даже играя в крестики-нолики, хотят победить. Это уже в крови. Но игра заканчивается — ни ссор, ни обид. Поржали и забыли.
— Вы к чему?
— Как-то большущей компанией, включая Слуцкого, играли в «Экивоки». С нами был старый товарищ. Не из мира футбола, тихий, скромный человек, приятный в общении. Но так пропитался нашей огненной атмосферой, что обыграв на последних секундах команду Леонида Викторовича, вскочил, бросил ему в лицо карточки и крикнул: «На, сука!» Слуцкий не обиделся! Наоборот, смеялся громче всех.
— Многие до сих пор упрекают Леонида Викторовича в том, что не отстоял своего ассистента Шустикова, когда того убирали из ЦСКА.
— Поверьте, те, кто знает ситуацию изнутри, Слуцкого не осуждают. Я-то с Серегой еще в «Москве» работал. Его сгубил алкоголь. И решение об увольнении Шустикова из ЦСКА принимал не только Леонид Викторович.
— Со стороны кажется, что за последние годы он стал жестче, циничнее. Согласны?
— Нет! Слуцкий времен ЦСКА был гораздо циничнее, чем сейчас, когда у него появились дополнительные стимулы.
— Какие же?
— Развитие игроков. Думаю, сегодня для него это важнее титулов. Поскольку завоевать их что с «Витессом», что с «Рубином» практически нереально. Нет-нет, с возрастом Леонид Викторович стал менее циничным. Более человечным.
— В чем?
— Закрывает глаза на какие-то нюансы, которые раньше бы не простил. Взять хотя бы ошибки игроков на футбольном поле. В ЦСКА с этим было сложно. Там сами ребята ошибок не прощали — ни себе, ни другим. Потому что перед клубом всегда стояла одна цель — первое место. А когда говорят, что Слуцкий теперь постоянно ругается с судьями... Да он просто пытается подсветить негативные моменты, которые объективно мешают футболу. Правда, иногда бывает слишком эмоционален.
— За последнее время — самый памятный разговор с кем-то из российских арбитров?
— Вот приезжал к нам в «Рубин» с лекцией Николай Левников. Фигура! Все четко, прозрачно, системно. Особенно на фоне венгерского товарища.
— Вы о Кашшаи?
— Ну да. Он тоже был у нас. Впечатление удручающее. Фантик! Если ты руководитель судейского департамента, нельзя мямлить, прибегать к расплывчатым формулировкам, ссылаться на какие-то «серые зоны»... Ты обязан все разложить по полочкам. Сказать: «Да, есть рекомендации ФИФА и УЕФА, но у нас модель судейства вот такая. Работаем по таким трактовкам». Логично?
— Вполне.
— А Кашшаи... Складывалось ощущение, что Попкину он говорил одно, Жопкину другое. Если бы я был арбитром, то после его семинаров, посвященных новым правилам, у меня бы взорвался мозг. Ну ничего не понятно!
— С Березуцкими вы по-прежнему на связи?
— Конечно.
— Будут они еще тренировать?
— Да. Мне кажется, из Васи точно получится классный тренер. Из Леши — тоже. Если сам этого захочет.
— Вы рассказывали, что в ЦСКА Василий Березуцкий предлагал игрокам дополнительно заработать...
— Да, объявил: «Если кто-то назовет сына Васей — плачу 10 тысяч евро. Если Леней — 30 тысяч». Почему-то никто не соблазнился.
— Вы хорошо знаете Березуцкого. Заплатил бы?
— Думаю, да. С финансовой точки зрения это были жирные годы. Сейчас-то за такие деньги я бы, может, сам одного из сыновей переименовал! В Леню — вряд ли. А вот в Васю — легко!
Драка
— Любой селекционер хоть раз, да прокалывался на здоровье игрока. На замаскированных проблемах. Вы тоже?
— Мы сильно рисковали, когда взяли в «Витесс» Хилари Гонга — молодого форварда из Нигерии. Очень интересный малый, скорость феноменальная.
— В чем же риск?
— Понимали, что в любой момент может травмироваться. Так и получилось. Он настолько быстрый, что суставы и связки с этой скоростью не справляются. А в «Рубине» с Рамиресом была история.
— Вы о защитнике «Краснодара»?
— Нет, о нападающем Эрике Рамиресе, лучшем бомбардире чемпионата Словакии. Два года назад мы с ним уже обо всем договорились. Но парень внезапно провалил медосмотр. Врачи «Рубина» выявили серьезные проблемы с хрящом в коленном суставе. При повторном обследовании в другой клинике диагноз подтвердился.
— Прооперировали?
— Понятия не имею. Мы сразу свернули переговоры, а Рамирес перешел в киевское «Динамо».
— Самый жесткий селекционный урок, который вы получили на первых порах?
— Румын Кристиан Тудор. Помните такого?
— Еще бы! Алкоголик, наркоман. Умер в 30 лет от цирроза печени.
— Мы смотрели на Тудора в «Алании» и восхищались. Суперфорвард! На поле умеет все! Перебрался в «Москву», и выяснилось, что он ленивый, пьющий, склонен к лишнему весу...
— На наркотики-то где подсел?
— Точно не в «Москве». Там был только алкоголь. Вообще в той команде поддавали практически все. Но Тудор выделялся даже на этом фоне.
— Слуцкий рассказывал нам про защитника Годунка: «Футболист из советского прошлого. Много лет отыграл в Томске. А это длинные перелеты — разлив неизбежен. У нас режимил, когда приезжала жена с ребенком или мама. К сожалению, семья в Тольятти жила...»
— В «Москве» Дима Годунок поразил всех, когда на банкет, посвященный окончанию сезона, явился с мамой!
— Приглядывала за сынулей, чтобы не вошел в пике?
— Не исключено. Тогда считалось, что нарушить режим после игры — в порядке вещей. Слуцкий, сменив в «Москве» Петракова, пытался бороться с внутрикомандным пьянством, но искоренить алкогольные традиции было очень тяжело.
— Сегодня в России остались команды, где футболисты так же куролесят?
— Ну что вы! Сейчас все профессиональнее относятся к собственному здоровью. А в «Москве» порой царила вакханалия. Гульба, драки...
— Самая живописная?
— Вот она к пьянству отношения не имеет. На сборах встречались с каким-то польским клубом. Весь матч споры, стычки. Минуте на 85-й, когда случился очередной замес, Будун Будунов вскочил со скамейки, рванул на поле в толпу поляков и нокаутировал человек шесть. Тын-тын-тын — они как кегли попадали! Будун оглядел их внимательно, убедился, что на продолжение никто не претендует, и пошел назад. Как ни в чем не бывало. Арбитр благоразумно рассудил, что доигрывать не стоит, и дал финальный свисток.
— Будун мог и прием показать. Он же бывший дзюдоист.
— Я в курсе. Однажды устроил с ним спарринг. Будун вошел в раж и чуть на тот свет меня не отправил. Секунд 20 я сопротивлялся, потом удушающий и... Чувствую — все, хана. Вот-вот потеряю сознание. Рядом стоит Бракамонте. Кричит: «Будун, хватит! Отпусти парня!»
— А Будунов?
— Сердито заикается: «П-п-пусть с-сдается!» А я бы и рад, но уже не соображаю, где небо, где земля, как по ней рукой хлопнуть...
Головин
— За последние пару лет — самое удивительное нарушение режима в вашей команде?
— В «Рубине» ребята решили перекинуться в карты с матерыми зубрами. Проиграли большие деньги, надолго впали в депрессию.
— «Большие» — это сколько?
— Около 200 тысяч рублей. Для нынешнего «Рубина» — серьезная сумма. Впрочем, все это ерунда по сравнению с тем, что творилось в наших клубах в 90-е. Обожаю рассказы Сергея Овчинникова про «Локомотив» тех лет. Ух, какие истории!
— Например?
— Как он стрелял из газового пистолета.
— В кого?
— В тренера и президента клуба.
— В Семина и Филатова?!
— Да. Они спрятались от Овчинникова, а он был чем-то недоволен. Ну и пальнул в них через дверь. Ничего — потом нормально общались, даже капитаном «Локо» остался. Команда там была фантастически дружная. Настоящая банда.
— Вы хоть раз из полиции своих игроков вызволяли?
— Нет. Но была в ЦСКА история. Два пацана из нашей академии сидели на лавочке. С пивком. Увидели полицейский патруль. Вместо того чтобы удрать огородами, взяли да сдались. На следующий день подходит ко мне директор академии: «Что с ребятами делать?» Отвечаю: «Немедленно отчислить!» Грош цена футболистам, которые от полиции не в состоянии убежать.
— Базелюк в ЦСКА ярко начинал. В какой момент что-то пошло не так?
— Форвард-то неплохой. Просто переоцененный на входе. В первом же матче за ЦСКА вколотил победный «Ростову». Через три минуты после выхода на замену! Все ждали, что и дальше будет пачками забивать. Но у Базелюка талант ограниченный. Единственный козырь — потрясающий удар с левой. Еще Костя совершил огромную ошибку, когда в «Торпедо» ушел. Я отговаривал, объяснял, что по модели игры эта команда ему совершенно не подходит. Не послушал. Там, естественно, не заиграл, ну и поехал по арендам.
— Кто в свое время претендовал на Головина помимо «Монако»?
— «Арсенал», «Челси» и «Манчестер Юнайтед».
— В этой четверке команда из княжества выглядит аутсайдером.
— Если руководствоваться эмоциями, а не разумом, я бы на месте Саши перешел в «Челси». Или в любой другой клуб АПЛ. Из-за волшебной футбольной атмосферы. Во Франции этого даже близко нет. А стадион «Луи II», где «Монако» проводит домашние матчи, на меня вообще навевает тоску. Колоннами и пустыми трибунами напоминает старенькую арену в каком-нибудь Новороссийске.
— Так почему Головин выбрал «Монако»?
— Если отбросить эмоции, он и его агенты все сделали правильно. В Англии Саше было бы гораздо тяжелее, там никто времени на раскачку не дает. С точки зрения адаптации к европейскому футболу и жизни на Западе «Монако» — оптимальный вариант.
— За Головина «Монако» заплатил ЦСКА 30 миллионов евро. Сколько давали английские клубы?
— Столько же. Сумма в любом случае разбивалась на несколько платежей. Но «Монако» в этом смысле предложил более выгодные условия. Хотя и незначительно.
— Юный Головин каким помнится?
— Тихий, спокойный. Слуцкий много внимания ему уделял, всячески поддерживал. Тогда в ЦСКА молодому футболисту было сложно. Никто с него пылинки не сдувал. Наоборот, прилетало за любую мелочь. Спрос-то был жесточайший. Для примера: если в двусторонке ассистент главного тренера неправильно определял офсайд, к нему тут же с выпученными глазами бежали две-три «шпалы». Орали, махали руками. Казалось, еще секунда — и до драки дойдет.
— «Шпалы» — это Березуцкие и Вернблум?
— Еще Игнашевич, Эльм. Вот такой в том ЦСКА был уровень требовательности — и к себе, и к окружающим.
— Эльм-то с виду тихоня.
— Ага, «тихоня». Характер взрывной. Только главный тренер мог ему напихать. Если кто-то другой — Эльм сразу посылал на хер.
— Как игрок — сильнее Вернблума?
— Конечно! Лишь неизлечимая болезнь кишечника помешала Эльму попасть в топ-клуб. С таким диагнозом он вообще в 20 лет должен был закончить. Чудо, что до 26 дотянул.
Аферисты
— Когда вы были спортивным директором ЦСКА — селекционное решение, над которым размышляли особенно долго?
— Страндберг, шведский форвард. Многое в нем смущало, хотя данные неплохие. Рослый, мощный. В ЦСКА так и не раскрылся. Единственный плюс — купили за 300 тысяч евро, а продали в «Брюгге» раза в четыре дороже.
— В 2016-м до ЦСКА едва не доехал нападающий сборной Израиля Даббур. Вы говорили, он уже ручку занес, чтобы подписать контракт. Что же было дальше?
— А дальше было принято решение, что мы Даббура не покупаем. Исключительно по финансовым соображениям. Пришлось мне и Бабаеву перед игроком извиняться.
— Реакция Даббура?
— Мягко говоря, офигел. Смотрел на нас как на идиотов.
— Вето наложил Гинер?
— Если вкратце — вдруг с ужасом осознали, что на трансфер нам банально не хватает денег. К сожалению, информация об этом пришла в тот момент, когда Даббур уже находился в Москве. Слишком быстро мы продвинулись в переговорах.
— Изначально думали, что в вашем распоряжении пять миллионов евро. А оказалось — два?
— Типа того.
— С Гинером тяжелые разговоры у вас были?
— Конечно. Иногда Евгений Леннорович экспрессивно доносит свою позицию. Может устроить жесткий разнос.
— Хоть по делу?
— Разные возникали ситуации. Если не в настроении, в офисе мог на кого угодно сорваться. Но меня в такие моменты сложно раскачать — высокий уровень стрессоустойчивости. Да и Гинер отходчивый. Накричит, а минут через десять уже спокойно общается.
— Какая его фраза до сих пор в ушах?
— «Тяжело собирать выбитые зубы сломанными руками». Слава богу, адресовал эти слова не мне. Другому человеку, в шутку. Я запомнил. Топовая фраза.
— Что за странных людей посылал «Лестер» на переговоры по трансферу Мусы?
— Какие-то итальянцы. Считали, что здесь живут папуасы, которым можно показать бусы — и мы, как людоедка Эллочка, поведемся, отдадим игрока за три копейки.
— К «Лестеру» эти персонажи имели отношение?
— Никакого. Посредники. Поскольку «Лестер» тогда возглавлял Раньери, вокруг клуба крутилось много итальянских аферистов. Они убеждали руководство, что в России дремучие люди, только-только вышедшие из болот. Кривичи такие... Мы с Бабаевым смеялись, звонили в «Лестер»: «Пока будете присылать некомпетентных паралимпийцев, с мертвой точки дело не сдвинется». В конце концов в Англии это поняли, сменили тактику, и мы договорились. Получили за Мусу 19,5 миллиона евро.
— Скажите честно: Думбия — кошеный?
— Ну... Не факт. Да, выглядит старше своих лет. Но по остальным показателям, включая структуру мышц, костей, — не такой уж он и древний.
— Что ж в Италии не заиграл?
— Давайте вспомним, что предшествовало трансферу в «Рому». В ЦСКА, начиная с осени, у Сейду были проблемы со спиной. Целыми днями на кушетке лежал. А календарь плотный — РПЛ, Лига чемпионов. Тренировочный процесс в этот период минимальный. Игра, восстановление, снова игра. Затем отпуск и отъезд на Кубок Африки, где у Думбия был такой же график. Причем сборная Кот-д'Ивуара там до финала добралась. И что в итоге?
— Что?
— Фактически пять месяцев Сейду толком не тренировался. Приехал в Италию разобранным. Ну и начались разговоры — мол, старый, не тянет. Да его просто нужно было подготовить. В «Роме» об этом знали. Но не стали ждать, тут же бросили в бой. Вот и не пошло.
— Во многие российские клубы время от времени привозили на просмотр смешных легионеров. А в ЦСКА?
— Было. Как-то по просьбе влиятельного человека приехал потренироваться футболист из ближневосточной страны. Вышел на поле, и выяснилось, что у парня нет икроножной мышцы!
— Это как?
— Осколком срезало!
— Хромал?
— Нет. Как ни странно, довольно шустрый. Денек потренировался и уехал. А влиятельному человеку вежливо объяснили, что с одной ногой играть за ЦСКА невозможно.
Штраф
— Нам рассказывали, что очень сложно иметь дело с клубами из Южной Америки. Тебя постоянно пытаются обмануть.
— Да, переговоры с латиноамериканцами — это грандиозный спектакль, где у каждого своя роль. Ребята невероятно эмоциональные, к тому же придерживаются правила: у гринго денег много, сам бог велел нахлобучить. Тут надо быть начеку. В какие-то моменты подыграть, но и не лажануться. Допустим, когда «Москва» покупала у «Сан-Лоренсо» Баррьентоса, меня предупредили, что сейчас позвонит президент Аргентины.
— Зачем?
— Якобы требуется его согласие на переход, поскольку он болельщик этого клуба. Я понимал — туфта. Но сделал вид, что поверил.
— А дальше?
— Звонок, мне передают трубку, там что-то говорят по-испански. Отвечаю: «Господин президент, игрок в надежных руках, все будет хорошо. Адьос».
— Самый интересный переговорщик, с которым сталкивались?
— Жорже Машаду, агент Марио Фернандеса. Вот он всегда переговоры превращает в шоу.
— Проиллюстрируйте.
— Ой, сложно объяснить. Это нужно видеть. Его жесты, мимику. Как заходит в кабинет. Как пьет кофе. Как что-то обдумывает, куда-то звонит, всплескивает руками... Так артистично, так театрально.
— В ЦСКА знали о богатом алкогольном прошлом Марио Фернандеса?
— Разумеется. Более того — только богатое алкогольное прошлое и позволило ЦСКА купить Марио. Иначе бы оказался не в России, а в европейском топ-клубе. Кстати, в Москве Фернандес сильно изменился, с выпивкой завязал.
— Как полагаете, сыграет он еще за ЦСКА?
— Думаю, нет. Вернулся домой, 32 года, дочка недавно родилась — какой смысл снова ехать в Россию?
— Когда Романа Еременко дисквалифицировали на два года за употребление кокаина, болельщик ЦСКА Михаил Грушевский сказал: «У парня была не одноразовая лажа или, простите за каламбур, дурь, а системная беда».
— Бред. Рома никогда не был ангелом. Но и демонизировать его не стоит. Случившееся для всех в ЦСКА стало шоком. Вдвойне обидно, что произошло это, когда Еременко наконец залечил травму паха и набрал фантастическую форму.
— В соцсетях вы подписаны на Чепчугова?
— Нет. Мне говорили, что он публикует всякую дичь. Но я не поклонник его соцсетей. Подписался бы на них только в том случае, если бы наступил апокалипсис и Чепа оставался бы единственным, кто выкладывал какие-то посты.
— Он же и в ЦСКА чудил?
— Да не особо. К тому, что все вратари со странностями, я уже привык. Пожалуй, лишь один эпизод отложился в памяти. Как-то Чепа насандалился, барагозил на базе. Я вызвал его в офис, чтобы оштрафовать. А он почему-то решил, что будем обсуждать продление контракта, еще и с повышением зарплаты.
— Остудили?
— Говорю: «Ты заблуждаешься. Позвал тебя не для того, чтобы денег дать. Наоборот — забрать. За нарушение дисциплины». Чепа вздохнул: «А-а, штраф. Ну ладно...» Весь разговор.
— Сумма?
— 30 тысяч евро!
— Это больно. Впрочем, мы слышали, что и зарабатывал Чепчугов немало — около 500 тысяч евро в год.
— Так и есть. В ЦСКА футболистам платили щедро. Но и штрафы были конские. Не только за пьянку. На день опоздаешь на сбор — 10 тысяч евро! Когда в «Халле» и «Витессе» озвучивал суммы, народ хватался за голову: «Не может быть!» Да и для меня это все было уже как в другой реальности.
Ловушка
— Говорят, в топовых клубах РПЛ зарплата спортивного директора — 40 тысяч евро в месяц.
— Допускаю. Но я в ЦСКА получал гораздо меньше. У персонала и рядовых сотрудников там вообще всегда были небольшие оклады.
— В ЦСКА вы отработали три с половиной года. Сначала руководителем селекционного отдела, потом спортивным директором. За это время вам повышали зарплату?
— Ни разу. Я не в обиде. Вы же помните, что для клуба это был тяжелый период. Из-за строительства стадиона жили в режиме экономии.
— Рекордная зарплата, от которой вы отказались?
— Когда в ЦСКА работал, звали в другой российский клуб. Я прикинул: в деньгах-то выиграю. И значительно! Но в остальном... Ни трофеев, ни Лиги чемпионов. Скука смертная! Еще раньше, до ЦСКА, был вариант с «Монако».
— Ого! Там-то что отпугнуло?
— Я согласился. Приехал, посмотрел, что происходит в клубе, и ужаснулся. По атмосфере — страшный гадюшник. Сплошные интриги. Через пару дней сказал: «Спасибо, я домой».
— Владельцем «Монако» был уже Рыболовлев?
— Он только-только заходил в клуб.
— В «Халле» и «Витессе» получали меньше, чем в ЦСКА?
— Конечно! В «Халле» — 8 тысяч фунтов в месяц, в «Витессе» — 8 тысяч евро.
— Хватало?
— В Англии — вполне. Семью-то перевезти не успел. У нас как раз родился третий ребенок. А в Голландии мы уже все вместе жили. Ну и понеслось — школы, страховки, квартира, машина... Цены очень высокие, не разгуляешься. Там впервые столкнулся с тем, что надо экономить.
— Значит, уходили вы из ЦСКА не ради денег?
— Ну что вы! О них вообще не думал!
— Какой была реакция Гинера, когда объявили, что отправляетесь к Слуцкому в «Халл»?
— Первый же вопрос: «Зачем? У нас Лига чемпионов, а там — чемпионшип...» Но к тому времени я уже принял решение. И его отстоял.
— Правильно поступили?
— Сто процентов! Двести! Когда тебя приглашают в путешествие на пиратском корабле, нужно соглашаться и ни о чем не жалеть.
— Образно как формулируете.
— Ну, действительно есть в жизни авантюры, в которых нельзя не поучаствовать. Хотя на второй минуте общения с президентом «Халла» понял, что это не просто авантюра. Ловушка! Но все равно — оно того стоило. Получил бесценный опыт, который перевешивает любые минусы.
— В чем заключалась ловушка?
— В том, что владелец клуба сразу нарушил все обещания. Вместо того чтобы сохранить костяк, распродал аж 18 футболистов. На трансферы выделил совершенно не те деньги, о которых договаривались. Это и повлияло на результат.
— Скучаете по Англии?
— По футболу — очень! В бытовом смысле — нет. Там с этим катастрофа. Да и город не ахти. Но футбольная атмосфера, где ты не зритель, а непосредственный участник процесса, затмила все. Вписываешься туда легко еще и потому, что в чемпионшипе огромное количество людей, которые внешне — как простые русские мужики, от сохи. Смотришь и поражаешься: «Ну типичный Михалыч!» Кажется, подойдешь, хлопнешь по плечу и услышишь: «Чо, ***?»
— Забавно. Что не так в Англии с точки зрения быта?
— Миллион глупых ограничений. Чтобы оформить банковскую карту, нужно предоставить кучу бумаг, в том числе счета за газ. Говорю: «У меня их нет. Я же только приехал». Это никого не волнует.
— Как быть?
— Сделал в фотошопе и распечатал. Или в квартире перестал работать интернет. Мне говорят: «Оставляйте заявку, мастер придет через три недели».
— Раньше никак?
— Исключено! Ладно, жду. Появляется. Дальше диалог такой. «Надо дырку в стене сверлить, тянуть новый провод. Но сначала вы должны получить разрешение соседей...» — «На что?» — «На использование дрели». — «Может, так просверлим? Вжих — и готово! Минутное дело!» — «Нет-нет, это нарушение закона».
— Отправились по соседям?
— Ага. Пятеро сказали: «Пожалуйста, сверли». А шестой уперся: «Я против!» Пришлось новую квартиру искать...
Тюрьма
— С легендарным голландским скупердяйством соприкоснулись?
— Ну, в целом нация бережливая. Со своими тараканами. В гости зазывают так: «Приходи во столько-то. Через полтора месяца». Но голландцы, с которыми я общался, нормальные. Компанейские, не крохоборы. Я и о «Витессе», и о команде, за которую сам два сезона отыграл.
— Что за команда?
— У голландцев традиция: все члены тренерского штаба играют в футбол — в четвертой лиге, пятой. Уровень любительский, но организация — не хуже, чем в эредивизи. У каждой команды травяное поле, форма, автобус, болельщики...
— Березуцкие тоже участвовали?
— Их приглашали — отказались. А меня не сразу взяли в команду — после недельного просмотра. Как-то получил красную карточку. Думаю — не беда, одну игру пропущу. Так что вы думаете? Там сквозная заявка!
— То есть?
— Карточки в любительской лиге переносятся в эредивизи! По правилам в ближайшем туре я не имел права находиться на скамейке «Витесса». Об этом, конечно, не знал. Спасибо Дитеру, товарищу по команде, — подсказал. Рванули с ним к арбитру и упросили на Дитера записать удаление.
— Судья пошел навстречу?
— Слава богу! В итоге парень один матч за любителей пропустил, поскольку уезжал в отпуск, а я остался на скамейке «Витесса».
— А как вас со Слуцким в местную тюрьму занесло?
— Это тоже голландская традиция — каждый год 1 мая футболисты и тренеры всех команд участвуют в социальных акциях. Кто-то едет к больным детишкам, кто-то в дом престарелых, кто-то к заключенным. Мы выбрали третий вариант.
— Самый интригующий.
— Ага. О, кстати! Со мной в «Витессе» произошло две уморительных истории. Первая — в день подписания контракта. Бродили со Слуцким по офису, там везде вход по отпечатку пальца. В какой-то момент застряли на этаже. Вдруг навстречу мужичок. С милой улыбкой: «Вам помочь?» Отвечаю: «Помоги. А лучше давай-ка большой палец у тебя отрежу и буду везде прикладывать, пока нас тут в базу не внесут...»
— Мужичок юмор оценил?
— Улыбка становится еще шире. Произносит с торжеством: «Ты опоздал!» Протягивает ладонь. Смотрю — а пальца-то большого и нет!
— Ой.
— Слуцкий от хохота сползает по стенке: «Это ж надо! Заговорил в Голландии об отрезанном пальце с первым встречным — и тот оказался беспалым!» А мужик потом все время, завидев меня в офисе, поднимал ладонь и радостно голосил: «Ты опоздал!»
— Блестяще. А вторая история?
— Как раз в тюряге. Нам сказали — пообщайтесь с заключенными, поддержите их психологически. Они во дворике стояли. Я подошел к первому попавшемуся и в шутку: «Ну что, колись — сколько человек завалил?» Тот опустил глаза: «Одного». Потом выяснилось, что из всей толпы это был единственный убийца!
— Поразительно.
— Слуцкий снова начал угорать: «Феноменальное везение! Сразу на убийцу напоролся!» А чувак внезапно разоткровенничался: «Это случилось на почве любви. Я был в состоянии аффекта, приревновал своего парня к другому...» Так мы узнали, что он не только убийца, но и гей.
— Ну и ну.
— В Голландии к этому спокойно относятся. Даже в тюрьме. Не представляю, какие еще подробности он бы донес, но женщина-офицер, сопровождавшая нас, вслушалась — и быстренько свернула разговор: «Вы пришли их морально поддерживать или что?!» А другой чувак успел сообщить, что попался на контрабанде кокаина, который вез в контейнерах с мороженной курицей. Я уточнил: «Партия-то большая?» — «Не-е-е». Потом погуглил — 14 тонн!
Килиманджаро
— У вас наконец появилось свободное время. Две-три идеи путешествий, которые сейчас в вашей голове?
— Хочу поехать на фрирайд в Шерегеш. Это около Новокузнецка. Прежде у меня фрирайд был только на Камчатке. Обожаю ски-тур. Когда идешь по диким местам с лыжами на плечах. В особых ботинках. Куда бы я еще поехал... М-м-м... Да на Камчатку!
— Опять?
— Это волшебные места для лыж.
— Было путешествие, на которое не решились?
— Чтобы я на что-то не решился?! Никогда!
— Нам Федор Конюхов рассказывал, как в горах у людей стирается память. Вы через такое прошли?
— Когда немножко дуреешь от горной болезни? Конечно! Кстати, обманул я вас. Вспомнил путешествие, на которое не решился.
— Говорите же скорее.
— Даже не то что не решился... Я для себя закрыл тему восхождения выше шести тысяч.
— Почему?
— От трекинга по средним высотам удовольствия намного больше. Когда увидел, что происходит у подножия Эвереста, понял — не хочу! Мало того что теряешь здоровье, силы — так еще и в очереди стоишь!
— Прямо очередь?
— Да какая! Ты бредешь в гигантской толпе. Нечеловеческие нагрузки. Плюс ожидание.
— Самая высокая гора, на которую забирались?
— Килиманджаро. Почти шеститысячник. Есть у меня приятель, известный альпинист, горный гид. Мы с ним часто мотались по скалолазным программам. Рассказал: никакого удовольствия от покорения высоченной горы нет. Только тешить свое эго.
— Так мы и думали.
— Ты перетерпишь и зайдешь туда! Но все, что чуть ниже, гораздо приятнее. Этот разговор многое для меня прояснил.
— С головной болью в горах познакомились?
— Еще как! У меня ярко проявляется горная болезнь. Будто обручем схватывает.
— Как бороться?
— Никак. Терпеть и идти. Нет аппетита, подташнивает, высокий пульс. Но даже к этому привыкаешь.
— Память реально ухудшается?
— Чтобы стать совсем забывчивым — такого со мной не было. Но когда тренировались на скалодроме, мимо проходили девчонки, вернувшиеся с семитысячника. Одна смотрит на меня: «Я понимаю, что мы знакомы. А кто ты — вспомнить не могу...»
— Вы-то ее помнили?
— Разумеется. В одном зале скалолазания занимались. Но потом, говорит, память восстанавливается.
— Вы многих сейчас успокоили.
— Чтобы совсем не успокаивались, вот что скажу: на высоте выше пяти тысяч метров любой человек начинает умирать. Вопрос твоей тренированности и удачи, насколько плачевно это будет выглядеть.
— «Умирать» — фигура речи?
— В прямом смысле. Клетки мозга отмирают. Гипоксия и так далее. Кто-то быстрее, кто-то медленнее...
— Самая жуткая картина, которую видели своими глазами, — в горах?
— Нет. В парке Горького. Пару лет назад.
— Десантники?
— Нет, велосипедист столкнулся с девчонкой на роликах. У нее был открытый перелом ноги. Я оказывал помощь. Еще одну картину вспомнил: мне 12 лет, в походе швыряли на «раз-два-три» бревно в огонь — один мальчишка не успел увернуться, и сосновым сучком разорвало щеку. Зубы сбоку было видно — и цокали. Щелк-щелк-щелк. Все забегали, дело к вечеру, взрослых рядом нет...
— Где ж они?
— Наш руководитель ушел в соседний лагерь. Вернулся — а у нас такое.
— Страдальца тоже вы спасали?
— А кто же? Сам придумал — хорошо бы ему щеку стянуть железными скобами! Врачи потом оценили мою задумку.
«Пушкин»
— Президент ОКР Станислав Поздняков рассказывал нам, как на пике Ленина обнаружил гипсовый бюст Владимира Ильича. Самое удивительное, что видели на Килиманджаро?
— Были какие-то надписи. А с бюстом у меня своя история!
— О, расскажите же.
— От ФК «Москва» мы, три сотрудника, полетели в ЮАР. В командировку. Была какая-то футбольная выставка. Пересадка в Париже долгая, мы злоупотребили алкоголем. В отеле я вдруг решил, что обязан вернуть Пушкина на родину.
— Это желание святое, но мы потеряли нить.
— В холле отеля стояла маленькая, но очень тяжелая статуя античного героя. Мужик с кудрявыми волосами. Показалось — это Пушкин. Я его украл.
— Чтобы вернуть на родину? Мы вас не осуждаем.
— Этот «Пушкин» со мной отправился в ЮАР. В самолете на полку не умещался — пришлось обнимать. Весил больше любой гири. Стюардессы предлагали куда-то его пристроить, но я прижимал к себе изо всех сил: «Это Александр Сергеевич. Он будет лететь здесь — как человек!»
— Долетел до ЮАР?
— Да. Там выяснилось, что потерялся багаж. Нет никакого выставочного оборудования. Так я поставил на полочку Александра Сергеевича, повязал шарф «Москвы». Всем говорил: «Наш знаменитый поэт!»
— Он, простите, до сих пор с вами?
— Уже в ЮАР я окончательно протрезвел — и оставил Пушкина там. Может, кто-то до сих пор думает, что это Александр Сергеевич. А вы говорите — бюст Владимира Ильича на горе...
— Что вы доставили в ЮАР, понятно. А что привезли оттуда?
— Вот этот оберег на руке, зелененький. Когда впервые полетел в Африку, понавез барахла. Казалось, аутентично выглядит. В Москве вываливаешь: какие-то бусы, фигурки... Думаешь: на хрена тащил через весь свет? С тех пор редко что-то привожу.
— Ну и правильно.
— Была смешная история — жена в Танзании купила древний кофейник. Длинный острый носик. Делали пересадку в Кении — из-за кофейника не хотели пускать в самолет. Говорю: «Сейчас брошу бутылочку воды — она бухнет, негр обернется, а мы бегом в салон». Ксения перепугалась: «Нет, ты что, как...» Не волнуйся, отвечаю. Так и сделали!
— Сработало?
— Да! Едва отвернулся — мы бегом по этим рукавам. Самолет огромный, много рядов. Есть где укрыться. А чудак кричал нам вслед: «Стойте!»
— Ускользнули?
— Да. Садимся — и вдруг по громкой связи объявляют чью-то фамилию: «Ти... По...» Жена сжалась, охает: «Это нас ищут!» Не бойся, отвечаю. Про нас уже забыли. Сиди тихо. Если придут отнимать чайник — мы спрячемся.
— Жив чайник-то?
— Стоит на полочке!
— Собственный поступок, о котором вспоминаете с содроганием?
— Это случилось в институте!
— Чувствуем, история нас ждет драматичная.
— Нас отправили на встречу с французским послом. Мы сидели, сидели, сидели... Бесконечно слушали... Я, устав от этой тягомотины, решил, что надо внести живую ноту. Вскочил и двинулся к послу — желая задать вопрос. Какую-то чушь про футбол. А языка-то не знаю!
— Может, стоило подавить желание?
— Ну уж нет. Попросил соседа по парте, чтобы записал мне французскую фразу русскими буквами. Вышел — и начал сеанс общения. Посол активно отвечал!
— Завязался диалог?
— Если это можно назвать диалогом — глаза посла горели, он жестикулировал, искал понимания. Я в ответ кивал — изредка вставляя: «Уи, уи». Других слов не знал!
— А дальше?
— Вся аудитория понимает, что я замутил какую-то аферу. В первом ряду сидят ректор с деканом. Ректор счастлив: «О, наш орел! Молодец!» А декан-то меня знает, ерзает. Пока кривляюсь — он делает бешеные глаза. А я уже понимаю, что надо как-то выпутываться. Пару раз со своим «уи» угадал — но вечно-то так продолжаться не может! Думаю, дослушаю ответ и буду симулировать сердечный приступ. Упаду в обморок. Мальчик переволновался. Меня вынесут — а в медпункте оживу.
— Какой вы изобретательный.
— Я уже был готов! В эту секунду не выдержал декан. Вскочил: «Всё-всё, пусть и другие студенты спросят...» Наутро меня вызывает: «Ты что, идиот? Было бы отчисление сразу!» Вот этому поступку я удивляюсь.
Дагестан
— С вашей страстью к экстремальным приключениям хоть раз застали где-то землетрясение?
— Нет. Попадал просто в неприятные ситуации. Вроде мини-лавин. Как-то туго пришлось в Дагестане. Футбольный отпуск строго определен, в июне отправился крайне рискованным маршрутом. Там погранзона — я получил специальное разрешение на проход. Сами пограничники меня активно отговаривали.
— Пробовать этот маршрут?
— Ну да. Перевал-то еще закрыт! «А ничего! — отвечаю. — Если что — вернемся назад». Но когда поднялись туда, обратно идти было уже невозможно. Внизу сплошная глина, хлещет дождь со снегом. Если споткнешься — вниз через тысячу метров докатится мешочек с костями.
— Вот это вы попали, Олег.
— Решили штурмовать перевал — а он тяжелейший! Снега по пояс, тропу не видно. Нависают снежные карнизы — только ступишь не туда и все...
— Ну и как? Дошли куда хотели?
— Еле-еле пробрались. В пути были 18 часов. Нигде меня с такой радостью не встречали, как на другой погранзаставе!
— Не рассчитывали увидеть?
— Думали, мы погибли. А тут выясняется, что не надо нас искать, эвакуировать тела, заполнять бумаги...
— Вы с женой были?
— Да. Еще взяли проводника. Тот, правда, в какой-то момент сильно переутомился. В итоге я не только жену, но и его нес через реку на руках.
— Видели в Дагестане что-то круче Гамсутля?
— Конечно! Гамсутль — красивый аул. Загадочный, ни одного жителя... Но я люблю природные красоты. В Дагестане потрясающие виды в горах. Вот недавно был в Сулакском каньоне. Это фантастика!
— Момент самой большой физической усталости в вашей жизни?
— Это в Якутии. Мы охотились в горах. С якутом Юрой ходили-ходили, заблудились, смеркалось... Вдруг поняли, что нам еще десять километров по ущелью идти. С грузом на плечах. Вот тогда о-очень сильно устали! Никогда так не выматывался! Но дошли, попили чаю — и как-то сразу отпустило.
— На кого охотились?
— На баранов. Надо лезть наверх, цепляться, стрелять в них — потом с мясом спускаться. Карабкаешься целый день. Жаль, не было с собой часов Garmin. Интересно было бы узнать — сколько прошли километров?
Антарктида
— С реальной опасностью сталкивались?
— Самый тяжелый случай — в Австрии. Там не успели снять таблички, что запрещено идти по тропам. Я ступил и вместе со снегом полетел в расщелину.
— Ощущения?
— Потом понял, насколько это было опасно. Тогда казалось: сейчас обязательно выберусь. Как-то спасусь. Ну и выбрался. Ни боли, ни ужаса. Посидел покурил: «Пойдем дальше». Говорю же — я стрессоустойчивый.
— Похвально.
— Или в Мурманске занимались дайвингом. Вдруг шторм — а мы посреди залива на резиновой лодке. Едва добрались до берега. Таких историй у меня полно. Могу рассказать про Антарктиду. Хотя из всех путешествий это — самое люксовое.
— Вот такого определения мы не ждали.
— Совершенно ненапряжное. Приятное во всех смыслах. Но и там я позволил себе рискованный трюк. Мне очень хотелось потрогать айсберг. Лизнуть. Попробовать, что такое многовековая вода...
— Это возможно?
— Категорически запрещено!
— Но вы воплотили?
— Для этого записался в команду, которая спускала каяки на воду. Помог спустить один, второй, третий. Улучил момент, когда гид отвлекся — быстренько прыгнул в четвертый каяк и поплыл к айсбергу! В спину мне орали: «Русский! Стой, стой!»
— Нельзя прикасаться к айсбергу из-за экологических моментов?
— Нет. Он может перевернуться. Надводная-то часть крохотная, все главное под водой. А если он переворачивается рядом — у тебя шансов нет. Ты утонешь, затянет в воронку.
— Вас это не смущало?
— Я был уверен, что все закончится хорошо.
— Лизнуть-то удалось?
— Да! Отколотил довольно большой кусок. Попробовал тысячелетнюю воду. Потом под крики «Русский, вернись!» начал отгребать назад. Все-таки западное общество построено на презумпции невиновности, поэтому сказал: «Меня увлекло течение. Я на каяке первый раз. Пытался выгрести, но...»
— Гид поверил?
— Гидом была австралийская тетушка. Всю жизнь в байдарочном спорте. Сделала вид, что поверила. В той же Антарктиде мы ночевали в спальниках на улице.
— Вот это действительно люксовое путешествие.
— А что? Прекрасный теплый спальник. Правда, Слуцкий посчитал, что это тяжелейшее испытание. Да все так считали!
— Но не вы?
— Мне казалось — нормально! Спишь под открытым небом, вокруг ломаются льды...
— Стужа-то какая?
— Не было стужи. Ну максимум — минус десять. Это то ли декабрь, то ли январь. Даже моя мерзлявая жена чувствовала себя комфортно.
— Хоть раз в жизни промерзли до костей?
— Притом что я много времени проводил в Якутии на охоте, в экспедициях — холоднее всего мне было в Голландии...
— Серьезно?
— Да! Нигде так не пробирало! Это вторая зима нашей работы в «Витессе». Каждый день после тренировки по 20 минут отстаивался под горячим душем.
— На улице мороз?
— Нет! Минус 2-3. Но сочетание влажного воздуха и ветра давало вот такой эффект.
— Леонида Викторовича с его телосложением в Голландии тоже пробирало?
— Думаю, Леонид Викторович — это потомок каких-то инуитов... Вообще не мерзнет! Поэтому Веретенников дал ему кличку Железничар. Переносит холод гораздо легче, чем все остальные. Даже зимой ходит в легкой куртке. Когда видите его на зимнем матче в спортивном костюме — знайте, это не подвиг для него. Хоть и южный человек — а отсутствует ген холода!
— Сын такой же?
— Абсолютно. Он был с нами на Алтае зимой. Там в мороз ходил без шапки. Мы все уговаривали: «Дима, надень!» — «Отстаньте...»
— Слуцкий с вами только в Антарктиду заглядывал?
— Я всю его семью поставил на горные лыжи!
— А-а, и на курорты вместе выбирались?
— Да. У меня все катаются на горных лыжах. Леонид Викторович теперь тоже. Говорит — это единственное место, где забывает о футболе, тактике...
Пингвины
— Самое дорогое по деньгам ваше путешествие?
— Из Магадана в Якутск. Двигались с ребятами на мотоциклах. Много было сложных логистических вопросов. Полгода готовили эту экспедицию.
— Цена вопроса?
— Около 15 тысяч евро на одного.
— Мы читали про какую-то «Дорогу костей».
— Вот-вот, она и есть. На втором месте — Антарктида. Там 10 тысяч евро на человека.
— Худший отпуск в вашей жизни?
— Не было. Я везде найду интересное. В любой ситуации подстроюсь!
— Счастливое качество.
— Я как ребенок — все время живу в настоящем. У меня нет такого: «Завтра доеду», «в понедельник новая жизнь»... Взрослые разучиваются жить здесь и сейчас!
— Золотые слова.
— Вот история с гидом в Дагестане. Когда я понял, что он не совсем профпригоден в горах, можно было устроить скандал. Но вторая часть путешествия проходила в селах — и там парень раскрылся. Показал миллион закоулков, которых даже не было в программе, — оказался интереснейшим человеком! А начни я ругаться — ничего этого не увидел бы. Испортил бы настроение всем. Себе — в первую очередь.
— Самый потрясающий пейзаж, который видели своими глазами?
— Айсберги в Антарктиде. Вы представляете фон? Плывет вот такая махина — и ты понимаешь, что это замерзшая тысячелетняя вода! А рядом киты. Ты просто задыхаешься от восторга. От ощущения чуда: «О-ох...»
— Погладить пингвина — большое искушение?
— Ни малейшего. Бессмысленная птица. Безмозглая. Первые полчаса пингвины еще кажутся прикольными. Таращишься на них, потом понимаешь: да они там везде — как комары! Еще и воняют сильно.
— Это для нас новость.
— Что вы — там кругом запах пингвиньего дерьма. Ты ходишь — а они рядом попердывают. Тужатся, кряхтят.
— Заброшки, мертвые города — ваша тема?
— Нет, побаиваюсь. Я был в заброшенном городе Кадыкчан, когда ехали по «Дороге костей». Очень некомфортно!
— Мы думали, наоборот. Сладко будоражит.
— Нет. В глухой тайге я буду чувствовать себя как дома. Но если привезете в какую-нибудь заброшенную больницу — для меня это катастрофа.
— В квартиры в Кадыкчане поднимались?
— Да, зашли, осмотрелись. Ощущение подступающего ужаса. Вот сейчас выбежит какой-то демон, начнется резня... Поскорее убрались оттуда.
— Довольно странно для человека, увлекающегося дайвингом. Нам-то кажется, ничего страшнее нет.
— Это ж совсем другое дело! Я регулярно ездил нырять на Север. Где у меня было первое погружение, говорить не стану. А второе — в Арктике. С друзьями из клуба ЦСК ВМФ.
— Самое удивительное, что обнаружили на дне?
— Морского ангела! Это крошечный моллюск, похож на человечка. Внутри у него горит огонек.
— Как и у всех нас.
— Нет, у ангела огонек виден. Еще и машет ручками!
— Боже правый.
— Обитает только в водах Ледовитого океана. Когда вдруг натыкаешься на него, думаешь: всё! У тебя глюки, кессонная болезнь. А тот не пропадает.
— Сергей Фурсенко снимал когда-то документальные фильмы о погибших кораблях. Такое вам интересно?
— Очень. Я и нырял на заброшенные корабли. В Североморске для музея флота поднимали со дна морского двигатель разбившегося самолета. Заброшки под водой — это кайф. Отыскали, помню, какой-то транспорт времен Великой Отечественной — до сих пор стоят джипы...
— Потрясающе.
— От этих «Виллисов», правда, уцелели одни остовы. Привязанные к палубам. Но там было тяжелое погружение. Надо было преодолевать течение. Быстро погрузиться на большую глубину. Потом так же быстро всплыть — чтобы не унесло.
— В каком-то интервью вы рассказывали про самолетный двигатель на дне. Вроде даже экипаж выжил?
— Да, экипаж установлен, подняли архивы. Жутко представлять, как эти люди спасались. Что такое — падать в ледяную воду без специального оборудования, зимой...
— Рыбы в тех водах тоже диковинные?
— Есть забавная — пинагор. Можно взять, положить товарищу на голову — и будто прилипает. Рыба малосъедобная — но крайне любопытная. Плоская, с выразительными глазами. Мы так баловались! Дошло до того, что достали кран — погружали крюк на глубину. Я сидел под водой и снимал видео. Словно меня выуживают. Забирались на какие-то отдаленные острова...
Медведица
— Как-то в Корее один из нас на спор съел таракана. Самое-самое, что делали на спор вы?
— Сожрал кузнечика. Безвкусный. Проскочил легко.
— После какого-то путешествия сказали: «Понял, что собаки соображают гораздо лучше, чем казалось раньше».
— Это была экспедиция на собачьих упряжках.
— Что вы только ни попробовали.
— Тогда убедился, что собаки четко понимают — работаешь ты с ними или просто мешком едешь. Поначалу-то относятся к тебе с пренебрежением. Но есть шанс заслужить уважение.
— Что надо делать?
— Бежать рядом, подталкивать. Переносить собак на себе через торосы. Сдержанно дают понять: молодец!
— Это лайки?
— Пара хасок и аляскинские ездовые. Они не очень симпатичные внешне, злющие. Но работящие.
— Мы отыскали в интернете — два дня на собачьих упряжках обойдутся в 100 тысяч рублей. С человека.
— Я там провел суммарно две недели. Но поскольку это было в эпоху до интернета — стоило гораздо дешевле.
— Один из нас в лесах вышел сначала на клубок черных гадюк, потом на дикого кабана. Самое жуткое, на что выходили вы?
— На медведицу с двумя медвежатами. Встала на дыбы, рычала. Я слышал, как клокочут ее внутренности. Или мне казалось, что слышу. Мы были с оружием. Но понимали — стрелять нельзя.
— После такой встречи — полные штаны?
— Полнющие.
— Чем дело закончилось?
— Медведица ушла.
— А если бы двинулась навстречу?
— Выстрелили бы. Куда деваться?
— Наверняка потом опытные люди вас наставляли, как нужно было себя вести?
— Опытные люди сказали: надо стоять, ждать до последнего. Скорее всего — не кинется. Будет рядом с медвежатами. Но ситуация чрезвычайно опасная.
— В таких походах обязательно ешь какую-то гадость.
— Зачем?
— Жизнь заставляет.
— Меня до сих пор не особо заставляла... Самые суровые, подготовленные к походам в лес люди, которых встречал, — якуты. При этом везде обеспечивают себе комфорт! Могут выжить на голых камнях, но говорят: зачем? Лучше наслаждаться жизнью!
— С вами поговоришь — как причастишься.
— Как в спорте главное — красиво одеться, так и в походе главное — хорошо подготовиться. Еда всегда должна быть. Реально предусмотреть все.
— В спорте главное — красиво одеться?
— Есть такое выражение. Хотя... Вспомнил! Была гадость.
— Итак?
— В дорогущем ресторане Якутска после экспедиции ели чью-то сырую печень. Было невкусно, мягко говоря.
— Сами выбрали?
— Якуты угостили. А еще то ли в Танзании, то ли в Гане заказал спагетти болоньезе. Принесли свалявшуюся лапшу с порубленным мясом. На котором болтались остатки шерсти какой-то антилопы. Все это было крайне неаппетитно.
— Вы обмолвились, что в спорте главное — хорошо одеться. Самый стильный человек, которого встречали в футболе?
— Был в «Витессе» полузащитник Матуш Беро. Мне казалось, девушка специально одевает его так, чтобы на улице шарахались даже собаки. Она понимала, что Матуш — славный куш. Вот и ограждала от женского внимания. Сочетание цветов и вещей создавало такую картину, что больше никто на Матуша не претендовал. Все очень пестро и странно. Говорил ему: «Задумайся, дело нечисто!» — «Да нормально...» Прекрасный человек!
Казань
— Ваш дом сейчас в Казани?
— Да.
— От московской квартиры избавились?
— Зачем? У меня в Москве и дом, и квартира.
— Оставляете себе шанс вернуться?
— Разумеется. Я же в Казани ничего не покупал, квартиру снимаю. Пока остаюсь до конца учебного года — а может, и дольше. Город великолепный! У меня трое детей, у всех разные увлечения. Младший сын занимается хоккеем в «Ак Барсе» — жалко срывать. Наверное, в Москве пройдет отбор в хоккейную школу, но все равно... Сразу возникает вопрос: возвращаться и жить ради его хоккея? Или ради увлечения дочери, например?
— Она чем занимается?
— Конным спортом. А старший сын — айкидо. Но для него главное — общеобразовательная школа. Парень такой... Мыслитель. А те двое — по спортивной части. Ну как мне разорваться?
— В Казани все можно совмещать?
— В том-то и дело! Всюду ехать 15 минут! Куда-то дети сами могут добираться... А вернешься в Москву — хоть каждому водителя нанимай. Казань топовый город для жизни.
— В 90-х он нам совершенно «не заходил». А в какой-то момент раз — и все перевернулось. Наслаждение там бывать.
— Вот и для меня Казань раскрылась, когда переехал туда жить. Прежде относился спокойно. А тут обнаружил кучу плюсов! Теперь даже лодку купил...
— Яхту?
— Да бросьте. Маленькая лодочка, моторка. Но когда от большого города получаешь ништяки, которых никогда не имел в Москве, — начинаешь кайфовать!
— А рядом еще Свияжск. Настоящее чудо.
— Не только Свияжск! Рядом Марий Эл, деревня Чодраял, разные парки... Впечатление колоссальное. Но есть города, которые терпеть не могу.
— Например?
— Очень не люблю Ярославль.
— Что не так?
— Ничем не обоснованное неприятие города. Прямо с детства. Я бывал и в более мрачных уголках — но здесь не воспринимаю на подсознательном уровне. Впрочем, худший город на Земле — это Волгоград!
— Бьете наотмашь.
— Вроде шикарная набережная. Стадион в таком дивном месте. Но город в ужасающем состоянии!
— Один из нас приезжал на открытие школы Слуцкого. Прыгал через грязь, какие-то окопы. Понять не мог — к чему здесь что-то открывать?
— Только потому, что Леонид Викторович — местный. Все, других стимулов нет! Хотя, наверное, я несправедлив. Но вот такие эмоциональные ощущения.
— Алексей Смертин когда-то говорил про самую отвратительную точку на карте: «албанский Шкодер». У вас худшее заграничное впечатление?
— Румыния. «Витесс» играл с клубом «Вииторул» из Констанцы. Вот это действительно что-то жуткое. Бухарест-то еще ничего, там я тоже бывал. А тут какие-то советские хрущевки, вмонтированные в цыганский интерьер. Создает ощущение надвигающегося ужаса. Беспросветности. Упадка. Голландцы наши выпучили глаза: «Ты видел этот дом? А трубу?» Мне смешно. Вырос-то в районе метро «Коломенская». Отвечал: «Я на похожее смотрел все детство из окна. Но вообще-то да, здесь совсем херово...»
