Стажировка в «Ванкувере», «злая собака» и 30 швов на подбородке. Юбилейное интервью Ильи Воробьева
Наверное, не лучшая идея — являться к действующему тренеру большого клуба накануне плей-офф. Воробьев доброжелателен, учтив. Но...
Смотрит на нас — но будто сквозь. Чувствуем: тренировка ЦСКА только-только закончилась, а Илья Петрович до сих пор там, на льду.
Едва разговор становится чуть менее благодушным — словно на стену натыкаемся. От вопросов с подтекстами морщится — быть может, не желая разменивать себя в столь напряженный момент на скверные мысли.
Мы бы с радостью дождались конца плей-офф. С надеждой, что ЦСКА заберется высоко. Вот тогда-то Воробьев раскроется и поговорит обо всем.
Но юбилей есть юбилей. Его до мая не отложишь.
50
— Подходит 50 лет. Для кого-то эти цифры словно черная туча.
— Я пока с трудом представляю себя 50-летним. Сезон в разгаре, мысли исключительно о работе. Даже не чувствую, что юбилей — история про меня. Может, 16 марта пойму — старость это или нет. Знаете, какое точно есть ощущение?
— Какое?
— Все очень быстро пролетело! Вот вчера еще, кажется, был молодым игроком. Потом самым молодым тренером, завоевавшим Кубок Гагарина. И вдруг — 50.
— Действительно. Вроде совсем недавно вы с кем-то дрались, играя за «Магнитку» и «Ладу». Кстати, удачно.
— Удачно, да. Только было это в прошлом веке. Или в начале нынешнего? Иногда вспомнишь — как же изменился хоккей! Вообще другой стал!
— В чем?
— Тогда — сплошные зацепы, толчки. Смотришь те записи — явный удар в голову. А считалось — чистый силовой прием. Люди аплодировали: «Как здорово вырубил!» Сейчас же это «пять и до конца». Подставляешь свою команду.
Вот вам пример: Влад Семин из «Лады». Крошит ребят в центре. Говорю ему: «В мое время ты играл бы в НХЛ. А сегодня вся твоя игра — 50 на 50».
— Это как понимать?
— Чуть попал не туда — получаешь удаление до конца матча.
— Как обычно празднуете дни рождения?
— Да никак. 16 марта всегда выпадает на последние игры регулярки или на старт плей-офф. Сами понимаете, тут не до банкетов. За последние десятилетия я нормально отметил день рождения раза два. В прошлом году, когда была пауза в карьере. И в 1998-м, когда ногу сломал. Так что для меня это праздник формальный. Работа всегда на первом месте.
— В какие моменты чувствуете, что полтинник — это прилично?
— Когда в зеркало смотрю.
— Вы совершенно не изменились.
— Это на лицо. «Кубики» — то ушли, я знаю. Но 50 для меня — не возраст. Чувствую себя заряженным, энергичным. Вот когда подарят майку с надписью «50» — может, нахлынут иные ощущения.
— Самое интересное, что дарили вам? Не только же майки?
— Отец как-то вручил хорошие часы. Сейчас их носит Никита, мой сын. А когда выиграл первый Кубок Гагарина, получил от родителей еще одни часы, классом выше.
— Что ж не носите?
— Почему? Ношу. Но они такие... Парадные, что ли. Вот вчера был в них, а сегодня обычные, Apple Watch. Пульс контролируют.
— Петру Ильичу что дарили?
— Яйца Фаберже. Но я сам не очень в таких вещах, жена командует.
Рекорд
— Какую историю из прошлой жизни вспомнили вдруг — и улыбнулись?
— Хм. Историй-то много! Знаете, как говорят? В старости сяду в кресло-качалку, возьму бокал вина и сигару, начну вспоминать — а детям почти ничего рассказать нельзя...
— Понимаем.
— Хотя вот вам история, пожалуйста, — как раз недавно к ней в памяти возвращался. В Германии поучаствовал в матче, где был установлен рекорд по штрафному времени.
— Это сколько же?
— На две команды — 311 минут! Рекорд удерживается уже много лет.
— Так что было?
— «Нюрнберг Айс Тайгерс» принимал мой «Франкфурт Лайонс». У них более европейская команда, тренировал Владимир Васильев. А у нас — такая, североамериканская. Ну и понеслось. В конце игры на скамейке штрафников народу было больше, чем на лавке. Драка за дракой!
— Самый яркий момент, который и сейчас перед глазами?
— Самый яркий приключился после матча. Тренировал нас немец. Говорит: «Я на пресс-конференцию не пойду, мне стыдно». Отправился менеджер — канадец.
А в Нюрнберге такие мероприятия проходят в необычном формате — в зале, помимо журналистов, собираются люди из VIP-лож. Расшумелись: «Да как вы могли, во что превратили хоккей, сплошной мордобой...»
— Что канадец?
— Спокойно выслушал и произнес: «Не знаю, о чем вы говорите. Вы сколько заплатили за билеты? Вместо двух часов шоу получили четыре. Что вам еще нужно?»
— Смешно. Из 311 минут штрафа сколько было ваших?
— Как ни странно, матч я доиграл. Хотя частенько шел среди первых в драках. Но в той команде было много русских ребят, бросаться на них желанием не горел.
— Вы кидались в драки, не раздумывая. Настолько бесстрашны?
— Адреналин перебивал любой страх. Правда, был случай, который кое-чему научил. Однажды в Германии открыли лигу — заявляй сколько хочешь легионеров. У каждого клуба сразу по два-три тафгая. Но особенно отличился «Ганновер Скорпионс». Интересная была командеха.
- Названа в честь легендарной группы, которая родом из Ганновера.
— Совершенно верно. Набрали тафгаев человек пять. Идет плей-офф, где уже почти не дерутся. А тут боец из Ганновера проезжает мимо нашего вратаря Юкки Тамми — и с локтя ему: бум-м!
— А дальше?
— Вратаря увозят на носилках. Я игрок первого звена, сижу на лавке. Закипел — хотел рвануть на лед, уже занес ногу над бортиком... Вдруг р-раз — меня оттягивают назад!
— Тренер?
— Нет, был у нас заслуженный нападающий Джон Шабо. У него матчей семьсот в НХЛ. «Иди-ка сюда, сынок...» — «Джон, наших бьют!» — «Что ты ему сделаешь?» — «Врежу!» — «Ты врежешь — он посмеется. Двинет в ответ — окажешься в госпитале».
Я понял: бесстрашие — это хорошо. Но и думать стоит. В том хоккее встречались ребята, которые катались слабенько, зато круглые сутки колотили грушу. Вообще-то у многих наших был печальный опыт — когда попадали под тафгая.
— Вы тоже прокалывались?
— Ни разу. Дрался с бойцами, но не с тяжеловесами. Ко мне в Германии было отношение: «А-а, молодой русский, что он может...» Пока присматривались — я уже газовал.
Страх
— Момент самого большого страха в вашей жизни?
— (После паузы.) Однажды ехали с отцом в Ярославль. Я почувствовал — сейчас что-то произойдет. Успел среагировать, вывернуть влево, на разделительную полосу, где травка росла.
— Действительно что-то случилось?
— Да. Серьезная авария — прямо передо мной! Но даже там ни страха, ни потрясения не было.
— Не догнал вас страх через пару километров, как это обычно бывает?
— Нет. Отец похлопал по плечу — и все. А-а! Вспомнил самый-самый момент!
— Что было?
— В 23 года сломал ногу, она не срасталась. Шесть месяцев на костылях. А у меня только-только родились дети, близнецы. Это был ужас: как продолжать карьеру? Если закончу — на что жить?
— Почему не срасталась?
— Очень сложный перелом, вся кость раскрошилась. В борту была какая-то щель — я попал туда коньком. Нога ушла в одну сторону, тело завалилось в другую. Связки срослись, а кость никак. Но я не сомневался, что вернусь на лед. До конца не понимал, насколько страшная ситуация. Позже осознал.
— Врачи объяснили?
— Да, годы спустя шепнули: «Мы уже сами не верили. Думали, придется тебе заканчивать с хоккеем».
— Известная история — вы ведь должны были оказаться в ярославском самолете. Вас приглашали на должность ассистента Брэда Маккриммона. Но в последний момент назначили Игоря Королева.
— Да, сначала я планировался в первую команду. А потом спустился в молодежку. Не знаю, почему руководство все переиграло. Мне сейчас не хотелось бы об этом размышлять. Прочитают родные Королева, им снова будет больно. Тем более мы с Игорем дружили.
Наверное, уберег меня ангел-хранитель. Получилось, как получилось. Тот год был тяжелый. Я до сих пор помню, как пришел на маленькую арену работать с кем-то из молодых — и вдруг эта новость...
Книги
— Ваш отец — большой книголюб.
— Не просто читает — еще и подчеркивает интересные места маркером, что-то отмечает на полях. Сегодня мне уже реже книги советует, а прежде постоянно присылал. В раздевалке какие-то вырезки развешивал. Помню, у отца был толстый ежедневник. Позволял туда заглядывать. Чего только не вычитаешь!
— Общались в январе с Сергеем Федоровым. Услышали: «С этим хоккеем давно не прикасался к книжкам». А вы?
— И у меня сейчас хоккей, хоккей, хоккей. В основном смотрю тренерские подкасты.
— Если случаются книги — тоже о хоккее?
— О спорте вообще. Когда-то отец порекомендовал мемуары Алекса Фергюсона, произвели на него большое впечатление. Я прочитал. Из недавнего мне понравились «Разум чемпионов» Джима Афремова и «Манифест великого тренера» Тима Гровера. Но здесь, как в фильме «Брат-2» — «что есть настоящее, что нет». Надо выбирать, что ложится на русскую психологию.
— Что особенно зацепило?
— Майкл Джордан выигрывал один чемпионат и тут же начинал готовиться к следующему. Это не просто преданность делу — фанатизм! Но и неспортивные книжки в моей жизни все-таки есть. Например, недавно прочитал «Наполеона».
— Евгения Тарле?
— Да. Насколько знаю, эта монография лежала на столе у Сталина во время войны. Безумно интересно — как Наполеон поднимался, опускался...
— Вы вспомнили Джордана и его фанатизм. «Последний танец» смотрели?
— Нет.
— Там прекрасно показано, как он курил сигару в раздевалке перед матчем. Вольно себя вел в плане режима.
— В 90-е в хоккейных командах курящих было полсостава! А пятьдесят лет назад в раздевалках у игроков НХЛ стояли пепельницы. Но теперь все иначе.
Сегодняшний хоккей — это много «физики». Съедание времени и пространства. Если куришь, тебя перебегают. Или возьмем нашу лигу. Когда в 2012-м Пол Морис возглавил «Магнитку», он был в тихом недоумении — какими некоторые возвращались после отпуска...
— Плюс десять кило?
— Ну да. Сейчас такого уже нет. Даже не припомню, когда меня поразил в первый день предсезонных сборов чей-то вес.
— Выхлоп в утренней раздевалке тоже немыслим?
— Практически не бывает.
— И к тренеру нынче требования другие. Как-то ваш отец говорил — работая в молодежной сборной, посмотрел четыре матча подряд. Это казалось невероятным.
— А сегодня в порядке вещей. Вот вчера жена ругалась: сколько можно смотреть хоккей? С утра до вечера!
— Вы, как Виктор Тихонов, блокнот ночью кладете на тумбочку — если во сне придет идея?
— Маленький блокнотик есть — хотя он уже не требуется. Что-то приходит в голову — наговариваю в айпад.
«Ванкувер»
— Самый любопытный творческий спор с отцом?
— Был смешной — в Ярославле. Это мой первый сезон в качестве тренера. Шла предыгровая разминка молодежной команды. Отец подозвал пацана и сурово отчитал! Я говорю: «Как он сейчас играть-то будет? Весь дрожит!» — «Ты думаешь как игрок, а надо — как тренер».
— Кто же был прав?
— Оба.
— В вашей жизни был матч, когда на льду прямо трясло?
— Первый — за московское «Динамо», в 17 лет. Всю игру колотило.
— Напортачили?
— Не успел. От меня, мальчишки, подвигов никто и не ждал, выпускали на короткие отрезки. Господи, даже не верится, что уже 33 года прошло...
— Одно из самых лютых упражнений Петра Ильича — «злая собака». Если бы дали сегодняшнему ЦСКА — как отреагировали бы игроки?
— «Злая собака» — что-то вроде салочек по всей площадке. Один-в-один, два-в-два. Жесткая контактная борьба. На днях делали. Но у отца это называлось «загон», а «злой собакой» прозвал Юрзинов. Была история, когда я Морису предложил одно из отцовских упражнений.
— Реакция?
— Выслушал внимательно. Дал взамен другое, как выходить из-под давления: «Вот поинтереснее. Я тоже подсмотрел у какого-то тренера. И вообще — если в этой профессии ничего не украл, ты плохой тренер».
— Осенью 2023-го вы стажировались в «Ванкувере». Что-то подсмотрели?
— Несколько упражнений привез, сейчас используем. Но ничего заоблачного не увидел. Был интересный момент, когда посетил матч «Ванкувера» с «Сент-Луисом». После первого периода хозяева вели по броскам 16-3. А у меня знакомый — один из ведущих местных журналистов. Спрашиваю: «Что происходит?!» Он пожимает плечами: «Ерунда. Просто неудачный день у «Сент-Луиса». Из-за долгой поездки ребята не такие свежие».
— Что ответили?
— «В КХЛ уже столько грязи бы вылили, а вы так умиротворенно относитесь...» Вот это спокойствие бросилось в глаза. Никто не драматизирует, не нагнетает — сезон длинный.
— Вы наверняка на себя примериваете заокеанскую лигу. Объективно — смогли бы там работать?
— Меня туда кто-то пустит?
— Допустим, будет возможность.
— Не будет! Никого из иностранцев не пускают! Там своя тусовка. Это к нам может приехать кто угодно. Чтобы пригласили в НХЛ, должен быть русский хозяин клуба. В сегодняшней ситуации исключено.
— Глинку-то запустили.
— Его Ягр привез. Главная звезда «Питтсбурга» решала, кто будет тренировать. Чем закончилось — мы помним. Заслуженный человек вроде Брылина или Гончара может пробиться через систему клуба в ассистенты. Все!
— Вы оцениваете свой уровень английского. Хватило бы для работы с командой?
— Языка точно хватило бы. Я сколько лет в тренерской говорю на английском — Морис, Кинэн, Пелино, Френч...
Урок
— Кто-то из артистов сказал: самая неприятная часть работы — озвучка. Долго, муторно. Самая неприятная часть работы у вас?
— Два момента. Первое — говорить парню: «Ты уволен». Или обменян. А второе — когда до матча два часа. Уже провел собрание, весь на адреналине, а игры все нет. Надо эти два часа как-то прожить, не расплескать энергию. Ну и ходишь туда-сюда, смотришь какие-то матчи на «Востоке», которые начинаются раньше...
— Самая яркая ситуация, когда объявляли хоккеисту, что он покидает клуб?
— Эта ситуация была не со мной, но при мне. Кинэн вызвал в тренерскую парня, канадца: «Мы обменяли тебя во Владивосток». Тот прямо сел, слезы навернулись: «Я уже девушке билет купил, она прилетает...»
— Что Кинэн?
— Похлопал его по плечу: «Это часть бизнеса». Все, разговор окончен. Я получил хороший урок жесткости.
— Кто в сегодняшнем хоккее для вас тренер номер один?
— Нашу лигу не будем трогать. А в НХЛ... Мне нравится, как работает в «Ванкувере» Рик Токкет. Хотя во время поездки обратил внимание, что тренировки он не проводит — доверяет одному из ассистентов.
— Как Фергюсон в «Манчестер Юнайтед».
— Вот-вот. Кстати, в книжке сэр Алекс забавно описывает, как иногда помощник отсутствовал на базе и тренировки приходилось вести самому Фергюсону. Делал это так, что игроки над ним даже посмеивались.
— Чем же удивил Токкет?
— Мне импонирует в целом подход «Ванкувера» к комплектованию, система игры, в каком направлении двигается команда после капитальной перезагрузки. Не без ошибок, конечно, но у кого их не бывает?
У Токкета отличный контакт с Патриком Альвином, генеральным менеджером. Мы проговорили несколько часов. Я отметил, что у «Ванкувера» хороший размер в защите. Один играющий парень, остальные большие. Мне объяснили, как подбирают игроков и вообще по каким принципам в клубе выстраивается работа. Очень интересно!
Швы
— Вы как-то сказали, что не любите трусливых хоккеистов.
— Хм. А кто их любит?
— Они во всех командах есть?
— Ну откровенных бздунов я не встречал. Им в хоккее не выжить, команда таких отторгает. Просто у каждого свои границы самопожертвования. Один в интересах клуба идет напролом, не думая о последствиях. А кто-то может перестраховаться, шайбу на себя не поймать.
— Кому из ваших игроков особенно сильно прилетело в лицо?
— Маклюкову. Три года назад в серии «Магнитки» и «Авангарда» лег под мощнейший бросок Грицюка и не смог подняться. Выглядело жутковато. Со льда Лешку увезли на носилках. Слава богу, восстановился.
— Скажите честно — вы на льду хоть раз струсили?
— Нет. Да и как такое могло быть, если во всех своих командах считался лидером по количеству заблокированных бросков?
— Разве после серьезных травм не срабатывает инстинкт самосохранения?
— Тут опять же от человека зависит. Допустим, однажды я принял на себя шайбу так, что весь подбородок разворотило. Сквозная дыра была! Несколько часов шили.
— Много швов?
— Тридцать. Ничего, оклемался — и продолжал в каждом матче ложиться под шайбу, блокируя броски. Не мог по-другому. Если бы струсил — это был бы уже не я.
— Хотя сами говорили: «С сегодняшней экипировкой можно безболезненно ловить все на себя. А прежде ляжешь не так — и уедешь с арены в гипсе».
— Да, в те годы нужна была отвага. Плюс специальная техника при блок-шотах, когда пытались щитками подстраиваться под шайбу. Раньше с прямого зарядили в мысок — все, большой палец сломан!
— Вот беда.
— Другой пример. Сейчас, блокируя бросок, хоккеист спокойно разворачивает коньки. В мое время так никто не делал. Понимали — в девяти случаях из десяти это закончится переломом. Конечно, благодаря композитным клюшкам шайба теперь летит с невероятной скоростью. Но и форма уже прочнее. Отсюда столько блок-шотов.
— Деревянные клюшки вы застали?
— Естественно. В детстве. На профессиональном уровне не использовал. А это вы к чему подводите? Хотите показать, какой я древний, ха-ха?
— Просто попадались чудаки, которые до последнего играли деревянными клюшками, когда все уже перешли на пластиковые.
— Это правда. Говорили, деревянная удобнее, лучше чувствуешь шайбу. Но и пластиковые еще были не чета нынешним, которые намного мягче. А те очень жесткие, при броске совсем чуть-чуть прогибались.
— Как же изменился хоккей...
— Да не то слово! Даже пару лет назад был совсем другим! Я объясню. 2016-й, плей-офф, «Магнитка» — «Автомобилист». У первого звена игра не идет, теряем Оскара Осалу, Васю Кошечкина...
Мозякин, Зарипов и Коварж злятся. Думаю: как их расшевелить? Прошу Звягина: «Нарежь-ка ярких эпизодов с финала против «Льва» двухлетней давности, поддержим ребят».
— А дальше?
— Всю ночь он нарезал. Наутро приходит, смеется. Смотрю на него: «Евгеньевич, что случилось?» — «Сейчас увидишь». Включаем эти 50 клипов, начинаем выбирать и понимаем — абсолютно другая игра!
Атака на наши ворота три в два, Васька отбивает, следом мы убегаем три в два... Уже в 2016-м все это казалось немыслимым. Думаешь: что за бардак в обороне? Почему люди недорабатывают?
— Показывать первому звену не стали?
— Показали, но аккуратно. Не все.
Кинэн
— Лучший по качеству хоккея матч, который видели своими глазами?
— Пожалуй, седьмой — как раз против «Льва» в финале. Не по качеству хоккея, а по накалу. Ну и был еще ярчайший финал — «Магнитка» — ЦСКА в 2016-м.
— «Лев» — то в седьмом матче вы размазали.
— Нам тоже так казалось. Счет 7:4. Потом наотмечались, пару дней прошло — сели пересматривать. И выяснилось, что Васька под 60 бросков отразил! Этот «Лев» был потрясающей командой. На нее же не распространялся лимит легионеров. Очень грамотно комплектовались — там и настоящая звезда Азеведо, и играющие шведы, и канадцы, которые по рукам бьют... Не состав — лом! Вы последний матч помните?
— Уже смутно.
— А я вам расскажу, что это было. В третьем периоде мы ведем 6:2, но с каждой атакой «Лев» подбирается и подбирается. 6:3, 6:4, все зыбко... Вот когда Юньков забросил седьмую, мы выдохнули.
— Недавно пересматривали, как вы с Кинэном поднимали Кубок Гагарина. При всей вашей эмоциональности, в тот момент — ничего похожего на слезы.
— Мы были настолько выхолощены... Когда готовились ко «Льву», на мне и Пелино висел весь видеоразбор. Мы изучили серию «Льва» против «Локомотива» и пришли в ужас.
— Почему?
— Команда без слабых мест! Как ее обыгрывать?! Начали смотреть серию «Льва» с «Донбассом». Что-то нашли. Это была колоссальная работа. Сил никаких не осталось, просто последнее издыхание.
Да я вам больше скажу! Виктор Филиппович Рашников сразу после победы организовал на арене банкет. Говорит: «Чтобы были все-все ребята». А некоторые от усталости не могли шагу сделать из раздевалки. Сидели и смотрели в одну точку. Таких было человек пять.
— Рашников рассердился?
— Сначала я бегал за ребятами, потом Величкин: «Давайте-давайте, шеф ждет!» — «Сейчас...» Пришли, конечно. Еле-еле, шатаясь. А вы говорите — слезы...
— В Праге после шестого матча Кинэн на ваших глазах едва не поколотил арбитра Буланова, уходившего со льда?
— Да. Я же все время был рядом с Майком.
— Разделяли его намерения?
— Ну, для меня это было что-то новенькое. А Майк таким способом пытался воздействовать на судейскую бригаду.
— Могли удержать?
— Да Кинэна разве удержишь... Впрочем, с его стороны это был контролируемый наезд. Лига, конечно, выписала штраф, зато обошлось без дисквалификации на седьмой матч.
— Что за ощущения, когда поднимаешь над головой Кубок Гагарина?
— Ох, словами не передать. Радость, счастье, эйфория... Это ведь не просто трофей — мечта всей тренерской жизни! То, к чему мы стремимся, ради чего работаем, ночами не спим. Кстати, не ожидал, что сам кубок настолько тяжелый. Когда впервые к нему прикоснулся, лишь со второго раза поднял.
— Сколько ж он весит?
— Почти 27 килограммов. Да и я, как уже говорил, был к тому времени абсолютно без сил.
— Это вы еще пустым поднимали?
— Разумеется. Шампанское потом наливают.
— А в игровые годы — момент самой тяжелой физической усталости?
— В конце карьеры пропустил полгода из-за сотрясения мозга и отправился доигрывать в Германию. С первого же матча тренер решил задействовать меня по полной программе, в том числе в меньшинстве. К такой нагрузке организм был еще не готов. Но я терпел. Никому ничего не говорил, не жаловался. Дотянул на ободах до финальной сирены — и накатило нечеловеческое изнеможение.
Мозякин
— Сергей Федоров показывал нам перебитый мизинец и объяснял: «Это я регулярно получал на вбрасывании». Самый сильный удар, который помнят ваши руки?
— В Германии в плей-офф играли с командой, где был очень неприятный защитник. Немец с канадскими корнями. Ему поставили задачу меня сломать. И он при каждом броске, как топором, лупил клюшкой по руке. Она к концу серии превратилась в сплошной синяк.
— А судьи?
— Не реагировали. Мы вылетели. Дальше лето, отпуск. Приезжаю на курорт, выхожу на пляж — и вижу этого парня с семьей.
— Поквитались?
— Нет-нет. Поговорили, он извинился: «Ничего личного». Да я сам понимал — у каждого своя работа. С того момента общаемся.
— Ваш отец говорил: «У меня куча воспитанников, но настоящий бриллиант был один — Саша Семин. Великий игрок!» Вам бриллиант в руки попадал?
— Семин и у меня в «Магнитке» поиграл. Но у отца с ним особые отношения, он же в 18 лет вытащил Сашку из Челябинска, многое в него вложил. До сих пор семьями дружат.
А ко мне если и попадали бриллианты, то уже в самом расцвете. В клубе — Мозякин, Зарипов, Коварж, Крис Ли. В сборной — Кучеров, Малкин, Овечкин... Знаете, в чем их уникальность?
— В чем же?
— Лучше всех это сформулировал Гретцки: «Хороший игрок находится там, где шайба. А великий — там, где она будет». Я, например, так читать игру не умел. Был обычной рабочей лошадью. Пахал на команду, блокировал броски, иногда забивал. А великие действительно видят игру на шаг вперед. Как крутые бизнесмены, которые делают деньги даже из воздуха.
— Самый большой нераскрывшийся талант?
— Когда в «Магнитку» в локаутный сезон приехали из НХЛ Малкин, Кулемин, Гончар и О'Райлли, я постоянно твердил нашей молодежи: «Смотрите на них, учитесь, впитывайте».
Потом спрашиваю одного юниора: «В чем разница между тобой и О'Райлли?» — «Не знаю». — «Он после каждого броска остается перед воротами, ожидая отскока, а ты проезжаешь мимо».
— Тонко.
— Ну а возвращаясь к вопросу... У Саши Печурского были великолепные данные, чтобы стать топ-вратарем. Да многие могли добиться большего, если бы по собственной глупости не загубили карьеру.
В маленьких городах типа Магнитогорска ребята рано начинают чувствовать себя звездами, а мозгами к этому еще не готовы. Невольно расслабляются, снижают требования. Пару лет в таком режиме — и ты никому не нужен.
- Какой эпизод сразу всплывает перед глазами, когда слышите фамилию Мозякин?
— Его бросок. Шайба летела по хитрой траектории: сначала прямо — и вдруг резко взмывала вверх. Вратари уже знали про этот фокус, но все равно не успевали среагировать. В лучшие годы Мозякин такие голы штамповал. Когда после очередного на лавку заезжал, я смеялся: «Что, опять с крюка сошла?»
— Такому броску можно научиться?
— Едва ли. Дар свыше. Помню, в финале со «Львом» перед шестым матчем Серега в Магнитогорске свои клюшки забыл. Другой бы запаниковал. А Мозякин отмахнулся: «Да мне без разницы, какой играть». Взял у Тима Брента, отпилил — и в тот же вечер снова забил! Уникум!
— Самая фантастическая игра вратаря на вашей памяти?
— 2016-й, Кубок мира. То, что мы дошли тогда до полуфинала с Канадой, огромная заслуга Сереги Бобровского. Он как раз восстановился после травмы, похудел килограммов на десять, много занимался на батуте и набрал феноменальную форму. Наверное, лучшую в жизни. Не просто в каждом матче выручал — творил чудеса!
Чай
— Когда-то с Кинэном в победной раздевалке вы пели «Рюмку водки». Последняя рюмка в вашей жизни?
— Водки? Даже не вспомню. Ну очень давно. Это не мой напиток.
— Какой ваш?
— Сейчас почти не прикасаюсь к спиртному. Нет желания. Разве что в отпуске позволяю себе пару бокалов вина.
— Вы не курите, не пьете. Как же снимаете стресс?
— В последнее время полюбил китайский чай. Прекрасная альтернатива для тех, кто больше не может нарушать режим, ха-ха.
— Что предпочитаете?
— Улун. Да хун пао, Тегуаньинь... Вкусные, успокаивающие. Когда же надо взбодриться, завариваю пуэр. Но его рекомендуют пить в первой половине дня. Если позже — ночью не уснешь.
— Где покупаете?
— В Москве. Найти здесь настоящий китайский чай — не проблема.
— Жена разделяет ваше увлечение?
— Да. У нас эти чайные церемонии уже вошли в традицию. Я и на тренировки каждый день два термоса привожу.
— Кто вас на это дело подсадил?
— История такая. До ЦСКА я год не работал. Решил заняться здоровьем. Физическая нагрузка, правильное питание. Похудел на десять килограммов. Все под контролем женщины-доктора. Она и посоветовала зеленый чай. Я попробовал — понравилось. Втянулся.
— Был какой-то звоночек — раз здоровьем занялись?
— Нет. Просто появилось свободное время.
— Сколько же вы весили?
— 97. Сейчас 93 — как и в игровые годы. Но тогда это были мышцы, а теперь одно название.
— Значит, за неполный сезон в ЦСКА шесть кило поднабрали?
— Да. Бесконечные разъезды, перелеты — какой уж тут режим сна и питания... Все наперекосяк. Если игра в Москве, раньше трех часов ночи заснуть не удается.
— Даже после победных матчей?
— В такие дни засыпается чуточку легче. А если проиграли — долго лежишь, ворочаешься, прокручиваешь в голове каждый эпизод.
— В Москве сами за рулем?
— Нет. У меня, как и в «Магнитке», служебный автомобиль с водителем. Я не люблю машины. От слова «совсем». Если надо — сяду и поеду. Права есть. Но в роли пассажира мне гораздо комфортнее. В этом мы с отцом похожи. Он тоже редко садится за руль.
— Вы долго жили в Германии. В чем теперь стопроцентный немец?
— Немцем я не стал, но за столько лет мне, конечно же, передались типичные для этой нации качества — пунктуальность, педантичность, стремление к образцовой чистоте.
— Собственная черта характера, от которой рады бы избавиться, да не в силах?
— До сих пор принимаю слишком близко к сердцу любое поражение. Для меня оно реально как трагедия. Страшно переживаю, на следующий день сам не свой. По-другому не могу.
— Когда сегодня снится хоккей, вы играете или тренируете?
— Да у меня со снами сейчас как-то не очень...
— Черная дыра?
— Можно и так сказать. Чем ближе плей-офф, тем больше сконцентрирован на хоккее. Ложишься, закрываешь глаза, но все равно до глубокой ночи размышляешь, анализируешь. Потом р-раз — и вырубаешься. А в девять утра уже звонит будильник.
Опера
— Последняя цифра, которая вас поразила?
— Стоимость 30-секундного рекламного слота на Супербоуле-2025. Восемь миллионов долларов!
— Вы и за американским футболом следите?
— Сегодня на это уже нет ни времени, ни сил. Трансляции-то ночью. А когда был игроком — посматривал. Если график позволял, в день Супербоула собирались с ребятами, усаживались перед телевизором. Интересно!
— В Москве за эти месяцы удалось выбраться в театр?
— Дважды! В Большой и на Бронную.
— Что давали?
— На Бронной — «Дачники на Бали, или «Асса» 30 лет спустя». Это спектакль Богомолова, нам с женой понравился. А в Большом слушали оперу Верди «Бал-маскарад».
— Вы поклонник оперы?
— Не сказал бы. Жена спросила: «Такого-то числа у тебя точно выходной?» — «Скорее всего». — «Тогда идем в Большой».
— Раньше бывали там?
— Один раз. В далеком детстве. Подробности уже стерлись из памяти.
— Ну и как вам «Бал-маскарад»?
— Опера в трех действиях — получается, три периода отсидел. Шутка. Если серьезно, опасался, что будет посложнее. Ничего, справился.
— Наверное, минут через десять начали опять размышлять о хоккее?
- Да я постоянно о нем думаю, без этого никуда. У всех тренеров так.
— За последнее время хоть один фильм растрогал до слез?
— Нет. Я не настолько сентиментален.
— А какой зацепил?
— «Граф Монте-Кристо» — новая экранизация легендарного романа. Если уж заговорили о кино, я фанат нашей старой, доброй классики. Никогда не забуду, как в 18 лет, уезжая в Германию, тащил баул, набитый видеокассетами. «Любовь и голуби», «Покровские ворота», «Москва слезам не верит», «Служебный роман», «В бой идут одни «старики»... Позже к ним добавились обе части «Брата». Эти фильмы не могут надоесть.
— Кто в хоккейном мире ваш лучший друг?
— Госпожа Удача.
— Мы вообще-то про людей.
— Да я понимаю. Поддерживаю отношения со многими тренерами, с которыми работал. Например, с Анваром Гатиятулиным. Из иностранцев на связи с Пелино и Кинэном. С Морисом — пореже, хотя иногда переписываемся. Но человека, которого мог бы назвать самым близким другом, сейчас, пожалуй, нет.
— Вы хороший отец?
— Был бы хорошим, если бы мог больше внимания уделять сыну и дочери. А я постоянно в разъездах. Даже в выходные работа не отпускает, все равно приезжаю на арену. Но я рад, что дал возможность детям получить то образование, которое они хотели.
— Где?
— В Мадриде. Даниэла окончила факультет экономики и бизнеса. А Никита -университет при футбольном клубе «Реал». Направление спортивный менеджмент. Прошлым летом диплом сыну вручили прямо на «Сантьяго Бернабеу».
— Уже где-то работает?
— Пока в поиске.
— Петр Ильич интересно ответил на вопрос «три не люблю». Назовите свои — потом сравним.
— Ненавижу проигрывать. Дальше по классике — ждать и догонять. А что перечислил отец?
— «Жадность. Хамство. Неуважительное отношение к старшим».
— Это и мне не по душе. Но поражения не люблю еще больше!
