Все интервью
«После квалификации была истерика. На финал слез не осталось». Один из героев Олимпиады Далалоян — о золоте вопреки всему
Таких интервью у нас прежде не было. Попадались, конечно, среди героев «жаворонки», но назначить встречу на восемь утра еще никому не приходило в голову. А Далалоян не просто предложил подъехать спозаранку в динамовский зал на Ленинградском проспекте — решил совместить разговор с тренировкой! Уточнив задорно: «Вас же не смутит?»
Мы думали, зал в это время будет пустовать. Не тут-то было! Малышня уже вовсю кувыркалась под зычный тренерский подсказ. Самый бойкий из дошколят, увидев олимпийского чемпиона Токио, восторженно подскочил, протянул руку. Тот со значением пожал. Потом уселся на маты, начал разминку. Мы плюхнулись рядом.
В какой-то момент дошло до стойки на руках, и мы притихли — неудобно изводить вопросами человека, когда он удерживает тело перпендикулярно земле, упираясь головой в мат.
— Да нормально! — рассмеялся Артур, заметив наше смущение. — Мне не привыкать. Давайте спрашивайте...
Акробатический этюд не затянулся, переместились к брусьям. От них — к перекладине. Но там уже без сложных трюков обошлось. Тренировка вообще получилась ненапряжной, втягивающей. К нашему облегчению.
Мы слушали, смотрели, восхищались. Как-то забывая — а ведь перед нами великий спортсмен. Без оговорок великий.
Довлатов
— Всегда у вас тренировки начинаются в восемь?
— Да. Предпочитаю с утра пораньше приходить в зал. На первом дыхании, что называется.
— Во сколько ж просыпаетесь?
— В 6.30. Иногда в шесть. Я «жаворонок». Да и дети еще маленькие, с ними поздно не заснешь. В полдесятого начнешь укладывать — ну и сам на боковую.
— Знакомая история.
— Но это здесь, в «Динамо», у нас одна тренировка в день. А в сборной, когда на «Озеро Круглое» заезжаем, — три. В 7.30, 11 и 17. Устоявшийся годами график.
— Зато на восьмидневном карантине перед встречей с Президентом России отоспаться удалось.
— Это правда.
— Где карантинили?
— Золотых медалистов Токио собрали в «Президент-отеле». А серебряных и бронзовых призеров — в Новогорске. Им хоть разрешили по территории базы гулять. Мы же безвылазно сидели в номерах. Потому что у нас была отдельная встреча с Владимиром Путиным.
— Призеров Игорь Левитин награждал.
— Верно. А нас — сам Владимир Владимирович. Каждому пожал руку, поздравил, вручил ордена. Дальше была уже общая встреча, с призерами, там президент ни к кому не подходил. Произнес короткую речь и удалился.
— Восемь дней взаперти — мука?
— Не то слово! Сидишь один в четырех стенах... Психологически очень тяжело. Хотя нам постарались создать максимальный комфорт. Номер удобный, просторный. Можно было двигаться, тренироваться. Я взял с собой фитнес-резинки и специальные брусья, стоялки.
— Самое полезное, что сделали за эти восемь дней?
— В еде себя ограничил. Чтобы лишние килограммы скинуть. А то, вернувшись из Токио, немножко поднабрал.
— Пятерочка прилипла?
— Больше! Семь кило! Не скажу, что после Олимпиады ел все подряд. Просто мой обычный вес, вне тренировок, — 67 кг. А соревновательный — 60.
— Перед каждым турниром гоняете?
— Гоняют борцы и боксеры — до умопомрачения, по 10-12 килограммов. Мне легче. При подготовке к соревнованиям нагрузки у нас такие, что организм сам начинает перестраиваться, и в какой-то момент вес встает на нужной отметке.
— За всю карьеру — ни одной адской весогонки?
— Нет-нет, все спокойненько, без резких скачков. Разве что в юные годы настрадался. Даже не по глупости — скорее от неопытности. Как-то перед чемпионатом России за два дня сбросил четыре килограмма. И организм был настолько истощен, что понял — в таком состоянии выйти на старт нереально. Пришлось сниматься. Это стало уроком.
— Книжки-то на президентском карантине читали?
— Изучил биографию писателя. Как же его...
— Видимо, не впечатлило.
— Наоборот! У него интереснейшая судьба. Эх, вылетела из головы фамилия... Узнал о нем благодаря Ивану Урганту, который недавно посвятил этому писателю часть программы.
— Сергей Довлатов?
— Точно!
— Писатель замечательный. Один из любимых.
— О, раз так, может, посоветуете — с какого произведения лучше начать?
— «Заповедник», «Компромисс», «Чемодан». А потом уж всё-всё-всё.
— Спасибо, запишу, — Артур даже прервал тренировку, взял телефон и вбил названия повестей. — Из Довлатова еще ничего прочесть не успел. Зато посмотрел фильм, который так и называется — «Довлатов». Показывали по Первому каналу сразу после программы Урганта.
— Ну и как вам?
— Понравился. Поискал в интернете фотографии — сходство актера, играющего главного героя, поразительное!
— Он, кстати, серб.
— Серьезно? А я думал, сын писателя. Или внук. Очень уж похож. После фильма и прочитанной биографии меня особенно тронуло отношение Довлатова к жизни. Не такое, как у большинства. Абсолютно независимое.
Аверины
— Что собираетесь делать с трофейным BMW X5?
— Жене отдам. Ей нужнее. Пока я тренируюсь, она занимается детьми. Их у нас трое. Кого-то на кружок надо отвезти, кого-то в поликлинику... Этот X5 — шикарный, в дорогой комплектации. Для большой семьи такой автомобиль — идеальный вариант.
— Как отнеслись к тому, что Дине Авериной вручили BMW Х5 — наравне с олимпийскими чемпионами, а Арине, занявшей четвертое место, дали BMW Х3?
— Вам честно ответить? Или слукавить?
— Мы — за честность.
— Безусловно, у всех это вызвало бурное... Ладно, не буду говорить за всех. Скажу за себя. Моя первая реакция — легкое непонимание. С одной стороны, девочки заслужили то, что получили. А с другой, это не совсем справедливо по отношению к тем спортсменам, которые на Олимпиаде по каким-то причинам — из-за невезения, травм или спорного судейства — в призеры не попали, но остались незамеченными. В отличие от Авериных.
— Вы смотрели их выступление в Токио?
— Да.
— Авериных засудили?
— Четко ответить на этот вопрос может лишь тот, кто досконально разбирается в правилах художественной гимнастики. О себе такого сказать не могу. Что бросилось в глаза? У израильтянки Ашрам программы были посложнее. Но она допустила ошибку. На мой взгляд, грубую.
— Выронила ленту.
— Да. Тем не менее Ашрам поставили высокую оценку. За наших девочек, конечно, очень обидно. Но... Это решение судей. С ними не спорят. Да и не бывает на Олимпийских играх в судейской коллегии случайных людей.
— Иными словами, в заговор против России не верите?
— Именно.
— Сколько вы отдыхали после Олимпиады?
— Почти два месяца.
— Хватило?
— Нет. Теперь начинаю понимать спортсменов, которые после Игр делают паузу в карьере. Некоторым вообще требуется год, чтобы прийти в себя. К тому же этот олимпийский цикл растянулся на пять лет, что еще сложнее. Если бы решение зависело исключительно от меня, я бы до января продлил отпуск. Может, и тренировался бы, но без напряга, просто для поддержания формы. И не участвовал бы ни в каких соревнованиях.
— Вы же пропускаете чемпионат мира в Японии.
— Да. Но сезон все равно не закончен. Надо и шоу отработать, и бундеслигу.
— Что такое гимнастическая бундеслига?
— Там много наших сборников, все представляют разные клубы. Я выступаю за «Ветцгау» из Швебиш-Гмюнда, маленького городка под Штутгартом. Соревнуемся раз в неделю, по выходным. От каждой команды — один легионер на снаряде. В ближайшем туре буду делать кольца, опорный прыжок и брусья. Остальные снаряды тренер распределит между другими гимнастами.
— Могли отказаться от участия?
— Нет. Во-первых, подписан контракт. Во-вторых, не привык подводить людей, которые на меня рассчитывают. Я же приношу своей команде больше всех очков. По сути, надежда там только на меня.
— Значит, дело не в деньгах?
— Абсолютно. В финансовом плане после Олимпиады чувствую себя неплохо. За золото нам выплатили солидную премию — и от государства, и от федерации.
— Чемпионат мира пропустите по рекомендации врачей?
— Нет. Я очень хотел выступить там, но ехать на турнир, когда ты не в оптимальной форме, не имеет смысла. Это в бундеслиге, если понимаешь, что не готов на сто процентов, можно облегчить какие-то комбинации. На чемпионате мира такой номер не пройдет.
— Разумеется.
— На Олимпиаде я выложился полностью. Дальше наступил спад, он был неизбежен. Когда ушли эмоции и адреналин, травмированная нога снова о себе напомнила, появился небольшой дискомфорт. Думаю, сохранится до Нового года. Пока окончательно не восстановлюсь.
Сон
— Мы перечитали кучу ваших интервью. Однако так и не нашли ответа на главный вопрос — как удалось совершить невозможное? Не просто выйти на помост спустя три месяца после разрыва ахилла, но и выиграть Олимпиаду!
— Врачи сами поражены. Говорят — происходящее против законов физики, биологии и анатомии. Не могут найти объяснение.
— Ну и ну.
— А мне кажется, всё от головы. От настроя, характера, мотивации. Я не принимал близко к сердцу разговоры, что реабилитационный период при такой травме занимает минимум шесть месяцев. Да, существует статистика. Но зацикливаться на ней не стоит. Каждый человек уникален и может сделать то, что неподвластно другим. Особенно вдохновляла поддержка жены, которая ни секунды не сомневалась, что успею восстановиться к Олимпиаде. Расскажу историю.
— Давайте.
— Сломался я на «Круглом» — за день до вылета на чемпионат Европы. Отрабатывая вольные упражнения, услышал в ноге щелчок. Приземлился на задницу, посмотрел на голеностоп — висит. Сразу понял, что порвал ахилл. В больницу повезла жена — вместе с Сергеем Гулевским, врачом сборной. Продирались по пробкам два с половиной часа, так всю дорогу Оля подбадривала меня. Говорила: «В спорте от травм никто не застрахован. Важно не отчаиваться, не рушить мир внутри себя. Уверена, ты справишься, восстановишься и поедешь в Токио». Вы даже не представляете, как помогли мне эти слова!
— Отчего же? Представляем.
— Поначалу-то, когда только-только получил травму и ждал на базе жену, действительно было ощущение, что мир внутри меня рушится. Я еще в интернет полез, начитался всяких ужасов про разорванный ахилл, сложнейшую операцию, долгое восстановление. Сидел и думал: «Катастрофа! Второй раз мимо Олимпиады...» Но после разговора с Олей отпустило. В больницу заходил уже совершенно спокойным. Там сказали: «Завтра прооперируем». Положили в палату. Все это время жена и врач сборной были рядом. О том, что случилось, когда они вышли на улицу, я узнал от Оли лишь после возвращения из Токио.
— ???
— Весь вечер Оля держалась так, будто ничего страшного не произошло. Делала все, чтобы я не падал духом. А на улице разрыдалась на плече Гулевского. Он и сам едва сдерживал слезы. Когда Оля решилась рассказать об этом, меня как током ударило. В горле стоял ком.
— В интервью одной из причин стремительного исцеления вы назвали магические способности, которыми обладаете с детства. Отшутились?
— Я не совсем точно выразился. Дело не в магии.
— А в чем?
— В психологии! Есть у меня черта — когда уже взяли за жабры, могу включиться, переломить ситуацию, выдать максимум вопреки всему. Это касается и травм, которых за карьеру хватало. Привык уже к преодолению, к боли.
— Была еще история про ускользающую во сне медаль.
— Вот это и впрямь что-то мистическое. До 16 апреля, когда и порвал ахилл, четыре раза снилась золотая медаль. Которая вываливается из рук и падает на пол. В ночь после операции сон повторился — но теперь я сумел поймать медаль!
— И поняли, что все будет хорошо?
— К снам отношусь скептически. Но что-то в голове щелкнуло. Придало уверенности. Как и поддержка родных, врачей, тренерского штаба, команды. А главное, больше таких снов не было!
Две правды
— Если бы МОК опять перенес Олимпиаду или вовсе отменил — вы и сегодня передвигались бы еще на костылях?
— Ну нет. Хотя обычно после подобных травм люди по три-четыре месяца не расстаются с костылями. Сначала гипс, потом «сапог». Но тут все зависит от квалификации врачей. Мне в Центре спортивной медицины ФМБА сухожилие сшили ювелирно, не было сильного натяжения. И я быстро пошел на поправку. Понимая, что времени до Олимпиады в обрез, к работе приступил с первого дня. Прямо в палате.
— Каким образом?
— После операции, едва я оклемался от наркоза, ко мне заглянул реабилитолог. Сказал: «Ты даже в гипсе можешь работать — шевели пальцами, это дает импульс икроножной мышце». И я сутки напролет, лежа в кровати, сжимал пальцы. А на следующее утро попросил принести коврик для фитнеса. Чтобы не растерять «физику», дважды в день выполнял хоть какие-то упражнения, давал нагрузку на корпус, плечи.
— А дальше?
— На «Круглое» приехал еще в «сапоге». Нормально передвигаться не мог, поскольку изначально гипс был от паха до пятки, нога долго оставалась в натянутом положении. Пришлось разрабатывать. Каждое день просыпался в пять утра, брал резину — и вперед. Потом на зарядку. С Виталием Бубновским, тренером сборной по ОФП, делал всю прокачку — и с весами, и без. Плюс физиотерапия, разные процедуры, массаж. Витамины пил. Ахилл ослаб и порвался из-за того, что не хватало в организме коллагена. Всеми способами пытался эту нехватку восполнить. Налегал на холодец, который для меня готовили на базе. Два раза в день ел специальное желе. И живой коллаген.
— Противный?
— Безвкусный. Тоже как желе. Нашел в интернете, заказал килограммовую банку. Утром съедал по ложке коллагена. За весом в этот период следил как никогда. Чтобы не выскакивал, а то в зале будет тяжело. Даже с напитками был аккуратен — от жидкости нога сильнее отекала. От всего отказался! Тренировки, тренировки, тренировки. Когда «сапог» наконец сняли, я обомлел. От мышц почти ничего не осталось. Посмотрел на икроножную — тонкая-тонкая. Как струна.
— Ох.
— Так между тренировками приходил в номер, клал ногу на стену и прокачивал, прокачивал. Загонял кровь в икроножную. По 40-50 минут мячик чеканил.
— От этого кровообращение становится лучше?
— Да. Но самое сложное после такой операции — растягивать ахилл. Боль жуткая. При этом надо учитывать, что коллагеновые волокна на стадии срастания еще не очень прочные. Важно не переборщить.
— Что говорил Александр Карпашевич, который вас оперировал?
— Первые его слова: «Через три месяца сможешь ходить». Ответил, что меня это не устраивает. Что 23 июля начинается Олимпиада, и я должен выступить в Токио.
— А он?
— Твердил: «Не торопись, не форсируй...» Постоянно меня сдерживал. Вот приду на осмотр: «Сан Саныч, обратите внимание, как могу уже ногу поставить, наступаю на нее». В ответ: «Ни в коем случае! Ты пока в «сапоге». Потерпи». Или говорю: «Давайте чуть-чуть поднажму, увеличу нагрузку. Чувствую, готов!» — «Нет, это может привести к рецидиву». Конечно, я прислушивался к его рекомендациям. Но!
— Что «но»?
— Когда никто не видел, все равно отправлялся в зал, разрабатывал ногу. Даже в гипсе. В словах Сан Саныча находил две правды.
— Это как?
— Врачи всегда перестраховываются. Априори. Если что-то говорят — не надо воспринимать буквально. В любой ситуации можно отыскать лазейку. Которая не навредит. Наоборот, позволит быстрее восстановиться. Если все делать аккуратненько, с умом.
— Интересная мысль.
— Я тонко чувствовал интонацию Сан Саныча. Порой он был категоричен, и я понимал — не стоит лезть на рожон. А бывали моменты, когда он говорил «нет» — но это означает «да». Вот и пользовался такими лазеечками.
— Например?
— Когда на ногу еще нельзя было наступать, с маленьким грузиком начал потихоньку поднимать пятку. Сан Саныч не одобрил. Но в его словах это прозвучало — скорее да, чем нет. По крайней мере, так мне показалось. Или через неделю после операции поехали с женой в загородный отель — отдохнуть, развеяться. Гипс к тому времени срезали до колена, и я решил поработать на велотренажере.
— Однако!
— Засунул в педаль загипсованную ногу, минут сорок покрутил. Выложил в соцсети. Тут же звонок доктора: «Ты что?! Может быть заражение! Тебя же только-только прооперировали, шов еще свежий...»
— А вы?
— «Сан Саныч, ничего не могу с собой поделать. Надо!» Он помолчал — и смягчился: «Ладно, если нога позволяет, нет дискомфорта — крути велосипед. Но купи специальный пластырь и «Мирамистин», после каждого занятия тщательно обрабатывай ногу, делай перевязку. Не дай бог занесешь инфекцию!»
По грани
— Изначально на Олимпиаде вы планировали выступить на четырех снарядах...
— Врачи отмечали, что восстанавливаюсь очень быстро. Но сразу оговорились: «Никаких прыжков!» Дали допуск на четыре снаряда. И то с легкими приземлениями. Вольные и опорный, где на ахилл слишком большая нагрузка, запретили.
— Разумно.
— Но я поставил перед собой задачу — сделать шесть снарядов! Чтобы наша сборная не ослабла и в командном многоборье претендовала бы на золото. У меня же из-за травмы выпали коронные снаряды, за которые дают самые высокие оценки. А у Давида Белявского, вынужденно закрывавшего опорный прыжок, это не всегда хорошо получалось.
— Да, врезались в память ваши слова в Токио: «Если бы я не вышел на помост в опорном и вольных, мы набрали бы на балл меньше».
— Ну, может, не на балл... Но итоговый результат был бы хуже. Когда прилетели в Японию, я почувствовал, что могу прыгать. Сначала попробовал вольные, восстановил какие-то связки. Затем опорный — тоже нормально. Пусть не в полную силу, но за счет техники все компенсировал.
— Реакция докторов?
— Первый звонок поступил сразу после квалификации. В клинике смотрели трансляцию, увидели, что делаю шесть снарядов, — и посыпались сообщения. Чуть ли не от всех врачей ФМБА.
— Что писали?
— «Ты с ума сошел?! Что себе позволяешь?!» Понятно, переживали за меня, боялись рецидива. Я постарался их успокоить. Объяснил, что делаю все аккуратно, нагрузку контролирую.
— Что же получается — любой спортсмен с порванным ахиллом может за три месяца вернуться в строй?!
— Почему нет? Нужен стержень, упорство, готовность к самопожертвованию. Безусловно, есть риск. Но он оправдан, когда на кону олимпийское золото. Знаете, в Токио ко мне регулярно подходили врачи из разных стран. В том числе таких продвинутых с точки зрения медицины, как Германия и Израиль. Чуть ли не колено преклоняли! Брали автограф! Говорили: «Мы в шоке! Расскажи, как удалось настолько быстро залечить травму». А уж когда доктор сборной Китая подошел...
— Поразились?
— Еще бы! Китайцы всегда на своей волне, держатся особняком. Мы сроду не общались. И вдруг подходит врач, поздравляет с победой, спрашивает по-английски: «Можно сфотографироваться?» А потом произносит: «Я потрясен. Это что-то невероятное — выиграть Олимпиаду спустя три месяца после разрыва ахилла! Пожалуйста, напиши в Instagram, как восстанавливался, всю методику от и до...»
— Мы разговаривали не с китайским доктором, а с Юрием Васильковым, бывшим врачом футбольной сборной России. Ваше выступление в Токио он прокомментировал так: «Ахилл выдержал — и слава богу! Могло быть иначе. Артур по грани прошел».
— Вот это в точку! Изумительное определение — «по грани». Если ты готов идти по ней, чувствуешь, когда сделать шаг, а когда притормозить, сохраняешь веру в себя — все получится!
— Хоть раз за три месяца мелькнула мысль: «Восстановиться к Олимпиаде не успею»?
— Сейчас-то могу признаться — этот страх преследовал постоянно. Пока за пару недель до вылета в Токио не выполнил первый соскок со снаряда. В яму. А через два дня — на жесткий мат. И понял — приземление не так страшно, как кажется.
— Неужели?
— Ну конечно! Твоя голова все делает за тебя — на автомате. Я ведь всю жизнь этим занимаюсь — спрыгиваю со снарядов. И там, в момент соскока, ты забываешь о боли, просто не успеваешь подумать о ней. Значит, надо отбросить сомнения, не терзать себя, спокойно выйти на старт.
— Лихо.
— Да, я немножечко перестраховывался, на приземлении подсознательно левую ногу берег, основная нагрузка выпадала на правую. Но она к этому была готова! Я же, пока в гипсе был, все время ее закачивал. И в зале, и на велике. Дома редко брал костыли, чаще прыгал, как зайчик. На одной ноге. К вечеру она гудела от усталости. Я ложился в кровать и не мог пошевелить правой. Впрочем, у любой медали две стороны...
— Это вы к чему?
— К тому, что и тренеры, и врачи предупреждали — когда на ударных приземлениях усиливается нагрузка на здоровую ногу, она может не выдержать. Во избежание травмы все нужно делать на две ноги. Но как — если левая еще не работает на сто процентов? Ты физически не способен ровно поставить пятку.
— Как же быть?
— Поэтому на приземлении сначала подставляешь правую ногу, потом доводишь левую. На правое колено и бедро при таком раскладе нагрузка колоссальная! Вот уж действительно всё по грани — как и сказал ваш доктор Васильков.
Три винта
— Была еще другая проблема. Цитирую: «Если говорить о работе на снарядах, то страха нет. Но даже представить не могу, что выполню элемент, на котором и получил разрыв ахилла, — связку на вольных упражнениях. До сих пор нереальная для меня задача».
— И все-таки я сделал эти три винта! Уже в Токио! Это было что-то невообразимое. Начал с передних связок, они полегче, меньше нагрузка на больную ногу. На следующий день у нас была одна тренировка — утром. Но вечером поехал в зал и впервые после травмы выполнил задние связки.
— Те самые три винта?
— Нет, три винта — это уже концовка. До нее дошел позже, за сутки до квалификации. А тогда попробовал заднюю связку — два с половиной винта. Получилось! Следом кое-как разбежался и сделал опорный прыжок.
— Что значит «кое-как»?
— Я же прихрамывал. Главная сложность — добежать. Потому что правая нога ставится на носочек, а левая — нет. Из-за этого не удается набрать скорость. А в остальном — никаких проблем. Отработал в полную силу. Думал, наутро нога будет побаливать, но обошлось. Чувствовал себя нормально.
— Радостно слышать.
— Понял — пора! Снова сделал задние связки, а в конце тренировки на вольных упражнениях сказал себе: «Если сейчас выполню три винта, буду выступать в многоборье на шести снарядах». Честно, было очень страшно. Даже трясло.
— И?
— Перекрестился, стиснул зубы, разбежался — и сделал! Рондат фляк, три винта, причем с запасом, сам не ожидал. Единственное...
— Что?
— Допустил маленькую хитрость. На приземлении левую ногу оставлял чуть сзади, под углом. Таким образом шла равномерная нагрузка на обе ноги, но не было сильного натяжения и удара в прооперированный ахилл. Всё, я нашел эту лазейку! Понял, что могу выступить на шести снарядах. О чем и сообщил тренерам.
— Те удивились?
— Очень. Считали, что это авантюра. А я рассказал про лазейки, которые мне помогут. Что собрал весь пазл и теперь готов к борьбе за золото. В конце концов убедил. Но последнее слово оставалось за командой. Именно ребята — Давид Белявский, Никита Нагорный и Денис Аблязин — принимали решение.
— Сказали бы они «нет» — и на шести снарядах мы бы вас не увидели?
— Совершенно верно. Договорились так: отрабатываю в квалификации, а там посмотрим. На вольных Давид ошибся. Я же получил более высокую оценку, хотя в одну связку не попал. Опорный тоже выполнил хорошо. Все были поражены. Но главное — я завоевал доверие команды.
— Давайте отмотаем чуть назад. Вот сказали вы тренерам про шесть снарядов. Как дальше развивались события?
— На вечер назначили собрание с участием Давида, Никиты и Дениса. О чем пойдет речь, парни не знали. Ни с кем из них я на эту тему не говорил.
— Ну и как отреагировали?
— Давид, капитан команды, воспринял скептически. Я его понимаю. Во-первых, если бы не моя травма, он бы не готовил вольные и опорный прыжок. Я видел, насколько тяжело ему это дается, у Давида сильно болел ахилл. После вольных ходил хромая. Он проделал громадную работу на сборах, и вдруг накануне старта выясняется, что выступать буду я. Для любого гимнаста это был бы удар.
— Что во-вторых?
— Риск! В команде четыре человека. Если я из-за травмы выбываю — все, крышка. Мы без медалей. На это Давид и напирал: «Есть четыре снаряда, где у тебя хорошие оценки. Спокойно приземляешься, риск сведен к минимуму. А тут...»
— Что ответили?
— «Это Олимпиада, здесь без риска ничего не добьешься. Я своих силах уверен. Поймите, ребята, на кону не какая-то медаль — олимпийское золото! Которого ни у кого из нас нет. Будет ли второй такой шанс, неизвестно. Значит, сейчас надо выложиться на полную катушку. Мы должны довериться друг другу и сделать максимум для победы. А не уехать отсюда живыми и здоровыми».
— Нас-то от такого монолога пробрало. А ребят?
— Первым поддержал Никита, за что ему очень благодарен. Он не рассуждал о рисках, страхах, опасениях. Просто поверил в меня. Как и Денис. Но тот оговорился: «На квалификацию сил тебе хватит, не сомневаюсь. Главное, чтобы они на финал остались». Увидев, что двое «за», Давид тоже согласился.
— Ваши слезы в квалификации облетели весь мир...
— Это была истерика. Когда разрывает изнутри, плачешь, кричишь — и не можешь остановиться. Я вспомнил, что пережил за последние месяцы, какую вытерпел боль, сколько приложил сил ради участия в Олимпийских играх, — и накатило. Как раз когда отработал вольные, пятый снаряд. Сел у помоста, накрывшись курткой, слезы градом. Народ перепугался.
— Надо думать.
— У всех первая мысль — что-то с ахиллом. Или новая травма. Гулевский наклонился ко мне, спросил: «Как нога»? — «В порядке. Это просто эмоции». Он все понял, сразу успокоил ребят. Потом подошел один из тренеров сборной Юлий Куксенков. Потрепал по плечу: «Не забывай, тебе еще коня делать. Если слезы будут, не разглядишь, куда руки ставить...» Да я и сам понимал — снаряд нервозный, нужно собраться.
— Удалось?
— Вытер слезы, сделал на коне свою комбинацию, спрыгнул, сел — и опять нахлынуло. Как будто все, что копилось эти три месяца, выплеснулось разом. После победы в многоборье многие спрашивали: «Почему все парни плакали, а у тебя — ни слезинки?»
— Кстати! Почему?
— Да потому что у меня в квалификации был эмоциональный взрыв — и на финал слез не осталось.
— Перед финалом собрания уже не было?
— Было. Обсуждали порядок подходов, кто какую сложность на каждом снаряде выполняет, где рискуем, где нет... А со мной все решилось быстро. Ребятам хватило одного вопроса: «Завтра сделаешь вольные в полную силу?» — «Да! Я готов!» Ничего другого и не мог сказать. Это же олимпийский финал! Битва за золото! В такой момент нельзя включать заднюю.
— Когда на Олимпиаде вам было очень-очень больно?
— К финалу накопилась усталость. Оставались вольные, где я работал на более чистое исполнение. Сделал первую связку, вторую плюс старался подлавливать доскоки. А это и больнее, и сложнее, и энергозатратнее. Концовку комбинаций и три винта вытащил на зубах.
Никаких уколов
— В какую секунду осознали, что эта Олимпиада — наша?
— Когда на табло увидел оценку Никиты за вольные упражнения, он заканчивал многоборье. Понял — нам хватает! Японцев обходим, мы первые!
— Сначала ничего не было понятно?
— Как раз до этого мгновения все говорило об обратном. До самой последней секунды. Особенно если вспомнить, что предшествовало Олимпиаде.
— Никита выступил блистательно. Но вам казалось, что хозяев Игр все равно подтянут на первое место?
— О чем и речь — ему могли поставить такую оценку, что золото ушло бы к японцам.
— Когда Нагорный вышел на вольные, кто-то из ребят зажмурился, кто-то отвернулся. Что делали вы?
— Я вселился в него.
— Что, простите?
— Как будто вместе с Никитой выполнял каждый элемент, каждое приземление. Всеми-всеми силами помогал. Обычно так и делаю.
— Никогда не отворачиваетесь и глаза не закрываете?
— Не-е-т, наоборот! Может, это и не работает, но я искренне верю: что-то ребятам добавляю. Передаю энергетику.
— С медалью спали?
— Почти.
— В смысле?
— Под подушку не прятал. Вы же знаете про картонные кровати в олимпийской деревне?
— Кто ж не знает.
— Спинка тоже картонная. Клал медаль на нее, ленточка свисала на подушку. Наверное, можно сказать — «спал».
— Первый глоток шампанского позволили себе уже в Москве?
— Ну-у... Нет! Тренерам разрешалось выходить из Олимпийской деревни в магазин. Так что шампанское случилось раньше. Но не после победы, а когда у гимнастов соревнования закончились. До этого — ни капли!
— Можете объяснить — зачем вы решили выступать в индивидуальном многоборье?
— (Чуть обиженно.) Что значит — «решил»? Такая задача была! Я прошел квалификацию и попал в финал.
— Вы пережили форсажное восстановление, получили адскую нагрузку на прооперированный ахилл — и выиграли золотую медаль.
— Так.
— Мечта сбылась. Вы чемпион. А тут все по второму кругу...
— (Смягчившись.) К концу командного финала мне было очень тяжело. Завершающий снаряд вообще из последних сил отработал. Нога отваливалась!
— Ну и зачем рисковать?
— Были сутки на восстановление. С доктором делали все процедуры, какие только возможны. Спасибо нашему олимпийскому комитету.
— Ему-то за что? За добрые слова?
— Привезли в Токио целый медицинский центр. Что очень помогло. К финалу личного многоборья я уже был в нормальном состоянии. Отек спал, ногу подотпустило. Потом, правда, снова прихватило. Но это ерунда.
— Удивительный вы человек, Артур.
— Так выступлений у меня больше не было, последующие дни — восстановление да процедуры. Что грустить?
— За медаль зацепиться могли?
— Конечно! Не все гимнасты показали свой максимум. Разве что Хасимото... Хотя и он допустил ошибку в опорном, вылетел за пределы линии. Был бы я чуть лучше готов на вольных и в прыжке — и вот она, медаль. А я не попал одну связку, потом другие пришлось ослаблять. Чтобы не было повтора элементов. Так вышло бы еще хуже. Полбалла, получается, потерял сразу.
— Досадно.
— Да и остальное мог бы получше исполнить. Если бы прыгнул так же хорошо, как в командном финале. Ну а на перекладине, когда уже понял, что призовая тройка не светит, рисковать не имело смысла.
— Стоило оно того — это шестое место?
— Да оно для меня как золотое! Учитывая, что за три месяца преодолел.
— Теперь-то можете сказать — выступали на уколах?
— Если вы спрашиваете — выходит, не знаете...
— Какую-то тайну?
— На Играх запрещены любые внутривенные инъекции. Никаких уколов! Врачам в Олимпийскую деревню шприцы нельзя провозить!
— Это новость.
— Так знайте. Вот на чемпионатах мира и Европы я всегда на уколах выходил. Там они в порядке вещей. А на Олимпиаде максимум, что позволяют, — обезболивающие таблетки. Но даже их не принимал. Только в день соревнований — противовоспалительный порошочек, он уменьшает отек. Совершенно безобидное средство. Всё!
Русский дух
— Многие в Токио болели персонально за вас — понятно почему. Чьи-то слова тронули?
— Что по-настоящему запало в душу — это как жена настраивала меня на квалификацию! Я вообще не хотел прыгать. Точнее, не то что не хотел... Боялся! Были сомнения, что справлюсь.
— Вы о вольных и опорном прыжке?
— Да. А Оля убедила — я все могу! Если есть шанс — не стоит его терять. Лучше жалеть о том, что сделал, чем об упущенной возможности. Оказалась права.
— Народ до сих пор под впечатлением от вашего выступления. А вас кто на этой Олимпиаде поразил?
— Парнишка-тхэквондист... Напомните фамилию?
— Максим Храмцов.
— Да! В мае он сломал руку, в Токио в первом же поединке случился рецидив. А уже в Москве на обследовании выяснилось, что у Храмцова не только перелом, но и связки порваны. Нужна операция. Недавно виделись в Кремле на приеме у президента — парень до сих пор с лангеткой.
— Удивительно, как с такой травмой выиграл Олимпиаду.
— Вам удивительно. Мне — нет.
— Почему?
— Это характер, русский дух. Когда ни на что не обращаешь внимания — просто идешь до конца. Еще запомнилась девчонка из борьбы.
— Мадина Таймазова? Дзюдоистка?
— Да, с гематомой на пол-лица взяла бронзу. Это что-то! Ну а самая трагическая судьба — Сергей Шубенков.
— Ему ахилл в последний момент не позволил выйти на старт.
— Я знаю, как Сергей готовился к этой Олимпиаде! Через какие трудности прошел! Еще в Рио мог победить, но туда наших легкоатлетов не пустили. А в этом году у Шубенкова нашли микроскопическое содержание запрещенного препарата. Огромные деньги потратил на юристов, был суд. Доказал невиновность! Все обвинения по допингу сняли! Получил право выступить в Токио. Но за час до старта — травма.
— Покинул стадион на инвалидной коляске.
— В тот день я увидел Сергея возле столовой. Как раз в коляске. На нем просто лица не было.
— Поговорили?
— Нет. Он меня не заметил, я в стороне стоял. Хотя мы знакомы, я не решился подойти.
— Почему?
— Думаю, любому неприятно — когда тебя видят в такой ситуации, произносят сочувственные слова... Сергей уже возрастной спортсмен, но я очень надеюсь, что он восстановится и на следующей Олимпиаде поборется за медаль.
Нагорный
— В каком-то интервью вы вспоминали Олимпиаду-2016, на которую не попали: «У меня с менисками было не все в порядке, и я просто перестал бороться, отпустил эту ситуацию».
— Так и есть.
— Отнеслись бы к восстановлению с такой же одержимостью, как сейчас, — был бы шанс отправиться в Рио?
— Наверняка. Правда, запасным. Как поехал туда Влад Поляшов. У меня тогда на хорошем уровне было лишь два снаряда — вольные и опорный прыжок. Ну и на кольцах неплохие оценки получал. А команда в Рио была сложившаяся годами.
— Даже если бы справились с травмой — только запас?
— Скорее всего.
— Тоже почетно.
— Похоже, вы не совсем понимаете, что такое в спортивной гимнастике запасной на Олимпиаде...
— А вы расскажите.
— Ты проходишь всю подготовку, пашешь наравне с остальными. Но медаль тебе не дают, даже жить в Олимпийской деревне не имеешь права.
— Призовые полагаются?
— В Рио было какое-то поощрение. Абсолютно незначительное. В общем, неблагодарная штука.
— Еще вы говорили — пять лет назад возникали проблемы с дисциплиной. В чем выражалось?
— В тот момент не готов был жертвовать всем ради цели. Сейчас-то у меня гигантский стимул — семья. Вот ради нее буду зубами выгрызать, брать свое! Это прямо двигатель.
— Нагорный тут обмолвился — тоже по молодости был разгильдяем, всякое себе позволял. Пока не попала ему в руки книжка Брайана Трейси «Нет оправданий! Сила самодисциплины». Говорит — перевернула сознание.
— Книжка Трейси и мне здорово помогла. Хочется же и режим нарушить, и похулиганить. Как легко отказываться от соблазнов, чтобы не было психологический травмы? А то думаешь: блин, загнал себя в тиски, и это мне нельзя, и то... Давит!
— Немудрено.
— А можно отказаться благодаря правильному мышлению. Что я и понял. Но книжку не дочитал.
— Почему же?
— В какой-то момент почувствовал: я ее разгадал. Ну и отложил.
— Последняя книжка, за которую взялись и не могли оторваться?
— Слушайте, я брался за «Шантарам». Прочитал чуть-чуть — тоже отложил. Бесконечные тренировки, семейные хлопоты... Мне кажется, для спортсмена гораздо важнее уделять внимание восстановлению, чем книжкам. Вот закончу карьеру — и начну читать. Наверстаю.
— Нагорный говорил — вас часто путают.
— Часто — не то слово! Смотрю на фотографии — наверное, какое-то сходство есть, можно спутать. Но почему это происходит всегда и везде?!
— Проиллюстрируйте.
— Из юности миллион историй — Никита выходит из столовой, следом появляюсь я. Повара смотрят: «Что, уже проголодался?» — «То есть?» — «Да только что брал это, это, это...» А когда из Рио сборная вернулась с серебряными медалями, я на улице наслушался: «Какой же вы, Никита, молодец!»
— Что-то отвечали?
— Я уж отказываться устал. Кивал, благодарил за поздравления.
— После Токио никто не путает?
— Все продолжается! Вот ездил в Ярославль, выступал перед участниками конкурса «Большая перемена». Это одаренные дети, которых с малолетства учат искать решения сложных задач. Час общаемся, все уже знают, что я Артур. Вдруг на прощание мальчонка тянет руку: «Скажите, Никита...» Зал заржал. Так что я в любую секунду готов к путанице. Даже Степа, мой сын, как увидит на экране Никиту — сразу: «Гляди, твой брат!»
— Как шутят на сборах футболисты, мы знаем. А как гимнасты?
— У нас такой тяжелый труд, что не отвлечешься. Гимнастика требует максимальной концентрации. Как-то не до шуток в зале. Но однажды была история. Старший тренер Валерий Алфосов в сборной давным-давно. Человек резкий, слова не подбирает. Особенно если не в настроении. Вот «напихал» кому-то — а вечером выходит на улицу, смотрит: у его автомобиля проколоты четыре колеса. Так на выходные домой и не уехал.
— Кто-то из гимнастов удружил?
— А кто же? Но имен раскрывать не будем.
— Раз дядька настолько суровый — вы хоть раз были близки к тому, чтобы сделать что-то похожее?
— Конечно. В юности, когда кровь совсем горячая. Что-то не складывается на тренировке — закипаешь внутри, все вокруг бесят. Включая личного тренера, который что-то требует. В такие минуты начинаешь матом высказываться. Но Валерий Павлович это быстро пресекал. Уважительное отношение — главное в гимнастическом зале. Ни мата, ни крика быть не должно.
Слуцкий
— Родились вы в Тирасполе. Сейчас «Шериф» в Лиге чемпионов дает жару. Следите?
— За «Шерифом» — нет. Никакого интереса. Футбол смотрю, только если Евро или чемпионат мира.
— Мы-то думали, вы за московское «Динамо» болеете.
— За «Динамо» слежу. На старом стадионе наш гимнастический зал был рядом с футбольными полями. Иногда мы там тоже тренировались, а рядом дублеры бегали. Кокорин, Шунин...
— А Смолов?
— Его не помню. Наверное, потому, что все внимание приковывал Кокорин. Говорили — это такая звезда растет, круче которой не было и не будет. Ну мы и смотрели — интересно же! А Шунину я даже по воротам бил.
— Забили?
— Нет. Мне было-то лет двенадцать!
— Зато с Леонидом Слуцким общаетесь регулярно.
— Жаль, вживую пока так и не встретились. Всё через Instagram. Если какое-то событие — оставляет комментарий, поздравляет с победами. Недавно пишу Слуцкому в директ — мол, закончу с гимнастикой, хочу попробовать себя в футболе. В «Рубин» возьмете? Прилетает ответ: «С руками и ногами! Хоть сейчас приезжай — у нас как раз сбор!»
— После победы в Токио ярко поздравил?
— Написал: «Не представляю, как можно восстановиться за три месяца?! Ты машина!»
— Родители развелись, когда вам было 9 лет. О судьбе отца что-то известно?
— Нет. С тех пор он не появлялся.
— Вы даже не в курсе, жив ли?
— Увы. Мы связывались с его родственниками — тоже ничего не знают. Ушел, и все! Он из Армении, с мамой познакомился в Тирасполе. Там появились на свет мы с братом. Потом семья перебралась в Москву. А отец после развода мелькнул на две недели в Армении и снова куда-то уехал.
— Вы не раз упоминали Ольгу, жену. Не все отличаются столь трепетным отношением к супруге.
— Ольга многое для меня значит. Полностью перевернула мою жизнь!
— Даже так?
— Вернее, наполнила ее жизнью. Смыслом и любовью. Жене безумно благодарен. Ценю и очень люблю. Мне сейчас хочется сказать миллион слов! Какие у нас дети! До этого родными людьми для меня были мама да брат. Мама всегда поддерживала — это очень важно. Но когда находишь свою половинку, жизнь переворачивается.
— Ольга имеет отношение к гимнастике?
— Никакого. Но познакомились мы в гимнастическом зале. У нее от первого брака сын, Степа. А мой друг проводил в школе день открытых дверей. Попросил помочь, позаниматься с детьми. Я уже был чемпионом Европы. В первую очередь влюбился в Степку! Ему было два годика, от меня не отлипал! Весь урок мы бесились, играли, потом подключилась мама Степы, Оля... Было очень весело.
— Не хотелось, чтобы этот день заканчивался?
— Вот-вот. В конце Оля спрашивает: «Как можно записаться именно к вам на тренировки? Когда начинаются?» Думала, я работаю в этой школе. Отвечаю: «Вообще-то я действующий спортсмен сборной России». Ну а что было дальше — история умалчивает, ха-ха...
— Поженились-то когда?
— Через два года после той встречи.
— Ольга была в разводе? Или увели из семьи?
— Ну что вы! В разводе.
— Детям сколько?
— Степе — шесть лет. А дочки совсем маленькие. Николь — два года. Каролине — семь месяцев.
Деревянко
— В последнее время снимают много фильмов о спорте. Победа вашей сборной в Токио достойна художественной картины?
— Однозначно! Нужно снять такое кино. Будет остросюжетно. Ладно, моя история с преодолением. А Аблязин — который после перелома обеих голеней начал снова тренироваться лишь за год до Олимпиады? Сколько операций перенес! Вы знаете, что ему вставили железные пластины?
— Теперь знаем.
— Позади три Олимпиады, куча медалей — но до золота добрался только сейчас!
— Аблязин и в Токио через драму прошел — в опорном прыжке при равных баллах победу присудили не ему, а корейцу. Представляем разочарование.
— Да я бы не сказал, что у Дениса было «страшное разочарование». Что он негодовал или расстраивался. Досадно — конечно! Но серебряная медаль тоже дорога. Хотя для меня тут много непонятного. Наверное, никто, кроме судей, не сможет объяснить, почему в итоге решение приняли в пользу корейца.
— Если бы выбирали актера на роль самого себя — на ком остановились бы?
— Уф-ф-ф... Как думаете, Павел Деревянко смог бы сыграть меня?
— Почему нет?
— Он невысокого роста, по комплекции на гимнаста похож. Чуть потренируется — и будет отлично!
— Нравится вам как актер?
— Да, хороший. Много фильмов с ним пересмотрел. Вот в «Домашнем аресте» здорово сыграл, забавная роль.
— Себя в политике представляете? В Госдуме, например.
— Ох... Это сложный вопрос! Да и не думаю, что с моей фамилией светит оказаться в Госдуме.
— Кто-то считает — нет ничего скучнее, чем высиживать на заседаниях.
— Не согласен! Мне кажется, это важно и интересно. Хотя забирает много энергии. Была бы возможность заняться такой работой — наверное, не отказался бы.
— Еще говорят, спортсмены в Госдуме — спорная история. Знаний им не хватает.
— А не все решают знания!
— Полагаете?
— Настоящих успехов добиваются не школьные отличники. Не те, кто выполнял наказы учителей. К жизни лучше готовы ловкие, со сноровкой. Кто способен найти выход из любой ситуации. Личности!
— Тот же Нагорный рассказывал про неудачный бизнес-проект. Вы на таком обжигались?
— Нет. Я в этом плане не тороплюсь. Ни в одно дело не полезу, если не буду уверен, что получится.
— Как потратите премиальные за олимпийское золото?
— Пока размышляем. До Нового года можно не тратить, еще подзаработать. А там уж время покажет.
— Детей у вас трое. А квартира большая?
— Двушка недалеко от Красногорска. 60 квадратных метров.
— Понятно, какая у вас первая цель.
— Да, хочется жилищные условия улучшить. Как-то расшириться.
— Еще какие цели?
— Реализоваться где-то помимо спорта. Найти дело, которому посвящу себя. Пора уже задумываться: а после арены куда?
— Но до Парижа-2024 как гимнаст дотянете?
— Мечтаю поехать — и подтвердить статус!
— Может, потом и подумать?
— Тогда уже не думать надо будет, а делать...
Артур Далалоян
Родился 26 апреля 1996 года в Тирасполе.
Олимпийский чемпион (2020) в командных соревнованиях.
Чемпион мира в командных соревнованиях (2018, 2019) и в личном многоборье (2018).
Чемпион Европы в командных соревнованиях (2018), опорном прыжке (2017, 2018), на брусьях (2018) и в вольных упражнениях (2019).
