Александр Елагин: "Когда-нибудь Безруков сыграет Романцева"

Александр Елагин (Масалов)
Родился 2 августа 1953 года в Москве.
Творческий путь начал в качестве актера в 1975 году – в Студенческом театре МГУ он работал под руководством Романа Виктюка. После этого трудился в студии Марка Розовского, "Театре у Никитских ворот". Снимался в фильмах "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина" и "Блаженная", а также сериале "Мы объявляем вам войну".
Для работы в СМИ использует девичью фамилию матери. С 1996 по 2003 год работал в спортивной редакции REN-TV. С 2002 по 2009 год сотрудничал с каналом 7ТВ.
В сентябре того же года перешел на "НТВ-Плюс", где проработал до 2015 года. С ноября 2015-го по январь 2016-го был штатным комментатором "Матч ТВ", после чего был выведен за штат. В мае 2017-го покинул канал, но вернулся на него в августе 2018 года. Во время чемпионата мира в России комментировал матчи турнира на "Первом канале".
В июле 2017 года запустил на YouTube собственный канал.

Находка

Мы усаживаемся в каком-то подземелье. Перезвон трамваев с улицы едва слышен. Вот тот самый 39-й, что плетется через всю Москву – про него песни сложены…

Александр Елагин, любимый комментатор Олега Романцева и многих-многих других, что-то ищет в сумке – и, не поднимая головы, радует:

– Я ничего не скрываю!

Мы удовлетворенно переглядываемся. Пока он не видит.

На свет божий извлекается коробочка. Но главный сюрприз в том, что она не поддается.

– Запаяна! – бледнеет Елагин.

Мы сострадательно кряхтим.

– Сейчас ножичком попробуем, – решается он. Несколько секунд рискованно орудует одной рукой, отвлекаясь на экран. Оттуда его же голос.

– Вот! – победно указывает ножичком. – Как вчера "Челси" выиграл, видели?

Замечаем: у официантки некоторое помутнение рассудка. Как в мультфильме о Простоквашино – "вашу маму и там, и тут". Голос из телевизора совпадает с голосом гражданина из-за стола. Девушка готова перекреститься – но крепится.

В коробке оказывается знак "заслуженного артиста". Вручал в 2003-м министр культуры, фамилию которого ни мы, ни Елагин так и не вспомнили. Да и бог с ним.

Александр Викторович не только комментирует с блеском английскую премьер-лигу, но и много лет играет у Марка Розовского в театре "У Никитских ворот".

– Так что дает звание-то? – поинтересовались мы.

Артист задумался.

– Проезд в 39-м трамвае, – подсказал один из нас.

– Льготы на кладбище, – оживил обстановку другой.

– Езжу-то я бесплатно! – усмехнулся Елагин. – Особые льготы, все-таки "ветеран труда". Впрочем, этот знак к ветерану приравнивается. А пенсия у меня огромная по нынешним меркам…

– Это сколько же?

– 45 тысяч! Вы про бесплатное место на кладбище говорили?

Мы сделали вид, что не помним. Секунда неловкости.

– Говорили-говорили, – Елагин помнит все. – Не дадут!

– Это безобразие. Кого ж хоронить бесплатно, как не заслуженных артистов?

– В январе умерла удивительная актриса, грандиозная – Райна Праудина. Что вы думаете? Пришлось на Введенском кладбище место покупать самим. Никто ничего не дал… Ребята! Я считаю себя абсолютно счастливым человеком. Вот помру сегодня или завтра – уйду в блаженстве. С такими людьми выходил на сцену!

– Кем себя ощущаете – журналистом или артистом?

– Все перемешалось в моей жизни! Без футбола точно не смогу. Сколько ему отдано? У меня же две книжки о футболе. Эх, забыл принести. Одна посвящена истории чемпионатов Европы, 900 страниц.

– Господи.

– Такой книги больше в мире нет! Вся статистика и обзорные статьи. Тут мне Аксель Вартанян и Паша Алешин, близкие приятели, помогли.

– Интересно работать над такими книгами?

– Ой, не то слово! Я жил в библиотеке!

– Вот и Аксель наш – такой же.

– Я даже в советские времена пробирался в спецхран! В "Ленинке" был фантастический подбор газет. Сейчас выбросили.

– Не может быть.

– Да-да, выкинули. Чистили фонды, много газет пропало. Потрясающих газет! Мы ездили с гастролями в Вену, Берлин, Копенгаген, Хельсинки. Кто в музей, а я – в центральную библиотеку. Тук-тук-тук… А где еще материалы достать? Только в европейских газетах.

– Что находили?

– В Хельсинки листаю газету за 1949 год. Заметка об отборочном матче Финляндия – Ирландия. Как для коллекционера, историографа случилась колоссальная находка!

– Метеорит упал на поле?

– Вот Вартанян бы оценил. Вижу в отчете мелькнуло слово "пенальти" – а я об этом ничего не знал! Переписал от руки весь финский текст, в Москве перевел. Точно, с 11-метрового забили! Но есть вещи, которые раскопать не могу.

– Например?

– Был такой Драгомир Николич, "Црвену Звезду" тренировал. На чемпионате Европы 1960-го сборную Югославии доверили триумвирату – Ловрич, Тиранич и Николич. Первые двое – известные в прошлом футболисты, про них информации куча. А про Николича, который за сборную не играл, в интернете одна строка. Ни даты рождения, ни даты смерти. Везде искал – тщетно. Не все меня поймут…

– Но мы-то понимаем. Сегодня театр и телевидение поделили ваше время пополам?

– Еще предложили заниматься блогом в интернете. Даю прогнозы какие-то.

– Сбываются?

– Я там один из лучших! Иду на первом месте!

– Кто второй?

– Понятия не имею. Есть Витька Гусев, полно телевизионных ребят. А с моей помощью люди ставят на английскую лигу. Что-то выигрывают.

– Жаль, мы от букмекерских дел далеки.

– Думаете, я ставлю? Никогда! Это Юрок Розанов просто с ума сходит. Он мужик умный, шарит в этом вопросе.

Слуцкий

– Весной 2017-го вы не по собственной воле покинули "Матч ТВ". Завершая последний репортаж словом "Прощайте!" – были уверены, что уходите навсегда?

– Нет-нет. Конечно, с моей стороны это было немного театрально, но тогда еще не знал, что меня уберут. Только разговоры пошли.

– Удар?

– Воспринял спокойно. Я же понимаю – бизнес есть бизнес. Ну кого увольнять, если грядет сокращение? Молодых? Нет. А я – пенсионер. Так что все логично.

– Вы же звезда.

– Я вас умоляю. Какая я звезда? Повторяю, драмы из случившегося не делал. Подумал – нет так нет. Значит, в другом месте зарабатывать буду.

– А как же внутренние сомнения, терзания? Я старый…

– …Меня девушки не любят? Ха-ха! Это к Паниковскому. Послушайте, у меня приличная пенсия. Еще могу где-то подхалтурить, сбить тридцатку, а то и сороковник. Вот в 2009-м, когда наступил кирдык "семерке" – "7ТВ", я оказался в тяжелейшей ситуации. Жена болеет, нужно оплачивать лечение, а денег нет. Работы – тоже. В итоге Анне Дмитриевой предложили взять меня на "НТВ-Плюс". Правда, первый год платили скромно.

– Сколько?

– Там мальчишки получали по 120-150 тысяч рублей. А я – 40! Может, думали, не выдержу, сбегу? Херушки! Потом подняли.

– Намного?

– В два раза. Я был очень доволен.

– С Канделаки перед уходом с "Матч ТВ" встречались?

– Нет. Ни с ней, ни с Натальей Билан я не знаком. Канделаки видел только в телевизоре. Когда вела программу на СТС. Ну и какой смысл к ним идти, о чем-то просить? Позвонил Димке Губерниеву, услышал: "Сань, такие сейчас времена. Будет возможность – помогу".

– Говорят, ваше возвращение на канал прошлым летом состоялось благодаря Губерниеву.

– Да, замолвил словечко. Причем не раз, наверное.

– Вам было бы интересно пообщаться с Тинатин Гивиевной в тот момент?

– О чем? Канделаки меня не знала! По-моему, Губер мне и сказал: "Ты думаешь, она разбирает? В курсе, кто такой Елагин? Для нее что Елагин, что Пупкин – одно лицо".

– Зато на Первом канале вам доверили комментировать матч открытия чемпионата мира-2018.

– Ой, ребята, не напоминайте. Этот репортаж – такая неудача! Мне кажется, подвел я людей, которые меня пригласили. Изначально речь шла о том, что буду работать на играх сборной Англии. И вдруг предложили матч открытия. Кто бы отказался?

– Когда узнали, что вашим напарником станет Леонид Слуцкий?

– Сразу.

– Были знакомы?

– Нет. Мне кажется, Слуцкий тоже недоволен итогами нашей работы. По большому счету я ему только мешал, вносил диссонанс. Он блестяще читает игру, видит всё-всё-всё, что творится на поле. А мне-то надо жару поддавать. Но не хватало разгона.

– Это чувствовалось.

– Еще и редактор во время матча в "ухо" голосил: "Драйв! Нужен драйв!" А я думаю – ну какой на фиг драйв, когда Слуцкий подробно все объясняет? Без меня он бы лучше провел репортаж. Как и я без него. А вдвоем – полная задница!

– Работа в паре вообще с вами не монтируется. Нам это было очевидно задолго до матча Россия – Саудовская Аравия.

– Да, парный комментарий – не мой стиль. Например, дважды комментировал с Розановым. Стало ясно – у микрофона мы несовместимы. Оба лидеры. Работать в связке могу лишь с Дениской Казанским и Ромкой Гутцайтом.

– Они не тянут одеяло на себя?

– Дело не в этом. Не знаю, как объяснить, но вот с ними идет легко. Мы по очереди – тын-тын, тын-тын. А с Юрком не складывается. Хотя с другими он великолепно работает в паре. Ну а возвращаясь к матчу открытия… Провальным репортаж я бы все-таки не назвал, но и кайфа не было. Ни у меня, ни у Слуцкого.

– Реакция начальства?

– Крест на мне не поставили, дали прокомментировать матч Англия – Панама в Нижнем Новгороде. Правда, смотался туда за свой счет.

– Это почему?

– От канала вручили билет на самолет в два часа ночи. Дико неудобно! Полез в интернет, увидел, что есть места на скоростной поезд, который отправляется утром. Цена вопроса – три тысячи рублей. Купил.

– Сколько заплатили за работу на Первом во время чемпионата мира?

– То ли 100 тысяч, то ли 120. Помимо двух репортажей я прокомментировал три финала чемпионата мира – 1966-го, 1974-го и 1978-го. Но в эфир, кажется, они не пошли.

– Почему же на Первом продолжения не последовало?

– Так я сразу предупредил руководство: как заканчивается групповой этап, улетаю в Ташкент. Давным-давно существовала договоренность, что плей-офф, включая финал, буду комментировать на Uzreport TV.

– Неожиданно.

– Извините, но бабки-то зарабатывать нужно. Еще Казанский подъехал, вдвоем и шарашили. Комментировали матчи, вели студию. А чемпионат Европы в 2016-м я там один отбарабанил.

– Если снова позовут – поедете?

– С удовольствием. В Узбекистане мне очень понравилось. Люди душевные, никаких проблем, работалось легко и приятно. Как-то в выходной для нас организовали экскурсию в Самарканд. Жалко, Бухара далековато, туда так и не добрались. А до Самарканда на скоростном поезде часа два. Красотища! Всё дышит историей. Мавзолей Тамерлана, гробница святого Даниила… Уникальный город.

Раскольников

– В мире футбола вас знают как Елагина, в театре – как Масалова. Что ж распыляете известность?

– Никогда мне популярность не была интересна. Я не ради этого пришел в театр, он сам по себе меня волновал.

– Народ прочитает, что играет "тот самый" – будет аншлаг.

– Логика есть. Но все равно об этом не думаю. Играю для собственного удовольствия.

– В паспорте вы не Елагин?

– Масалов.

– Менять смысла не было?

– А зачем?! Марку Розовскому как-то пришла идея – вынести фамилию "Елагин" на афишу. Я ответил: "Вы с ума сошли? Зачем смешивать воду и масло?!" Я же буду свой среди чужих и чужой среди своих. Сейчас-то люди знают, что Елагин и Масалов – одно лицо, но меня это совсем не радует. Если ты комментатор – то и комментируй, нечего лезть в актеры…

– Как у артиста Пожарова. Который в то же время и Шура Каретный.

– Вот!

– Розовский все понял?

– Да, вычеркнул. Поэтому раздвоения нет. Живу комфортной жизнью. Еще успеваю книжки писать. Кстати, как Елагин.

– Когда впервые почувствовали популярность?

– На "семерке" и "Рен ТВ" меня в кадре практически не было. А на "плюсе" появился – и стали узнавать. Первый раз подошли в метро: "Вы – Елагин?" Нет, отвечаю. "А похожи!" Сначала я отрекался. Потом думаю: зачем? Люди с искренней душой идут. Если просят сфотографироваться – не отказываю. Даже в ташкентском аэропорту подходили.

– В кино вы почти не снимались.

– А я и не хотел киноактером быть. Вы не верите?

– Верим.

– Да бросьте, коллеги-то мои не верят! Вот не люблю сниматься. Такой я выродок. Хотя было много предложений. Но у меня всего четыре фильма. Кино – это техника, производство…

– Никакого волшебства?

– Абсолютно! А в театре – есть. Там даже запах особый. Малый театр мне, мальчишке из Замоскворечья, казался чем-то царским… А какой был Детский театр! Это прекраснее, чем ТЮЗ!

– Что вы говорите.

– Скачайте фильм "Шумный день", там молодой Табаков. Вместе с юными "современниковцами" и актерами Детского театра. Гениально играют! Хотя не люблю слово "играют".

– Предложите замену.

– Работают!

– Театр вам многое дал. Но и отнял?

– Из-за этого не стал всерьез заниматься футболом. Одноклассница затащила в народный театр при ЗИЛе. Театр-то народный, а режиссер мирового класса – Сергей Львович Штейн. До сих пор помню его папиросы "Любительские" в фиолетовой пачке, теперь таких уж нет. За честь – пепельницу поднести мэтру! Я неплохо пел. Да и сейчас пою.

– Вы поражаете нас талантами. Сколько у вас сегодня спектаклей?

– Три-четыре в месяц. Вот играю Емельяна Пугачева в "Капитанской дочке". Мюзикл Максима Дунаевского. Лучший мелодист России, не в обиду Гладкову или Рыбникову. Даже Боярский не мог спасти фильм "Три мушкетера", это хрень собачья. Тягучий, скучный. Вытащила только музыка Дунаевского! Если б не песни – можно умереть со скуки. Ну, согласитесь!

– Вы рвете скрепы.

– Найдите "Три мушкетера" Бернара Бордери, картина 1961 года. Полтора часа вы будете сходить с ума. Я лично его смотрел 25 раз! Поймете, каким должен быть фильм.

– Вы играли в спектакле с Маргаритой Тереховой. Она тоже "мушкетеров" не переоценивала?

– Там снималась позже. Маргарита – женщина удивительная. Глаз такой – с поволокой. Участвовала в первой эротической сцене Советского Союза.

– В театре?

– Да. Спектакль "Царская охота". Графа Орлова играет Леонид Марков, народный артист СССР. Вот он берет Терехову… Как в фильме "Спартак" Кирк Дуглас набрасывает балахон на любимую, так и здесь. Угадываются объятия и все остальное. Но одно дело – в кино. Здесь-то сцена, зал!

– Четыре постановки в месяц – большая нагрузка?

– Да что вы! Это вообще не нагрузка. У ребят по 15 спектаклей в месяц. Зато "Капитанская дочка" в аншлаге постоянно. Билеты не достать.

– Зельдин нам когда-то говорил: "Есть спектакль, на который иду, как на исповедь. Тяжелейший". У вас такой был?

– Конечно. "Человек-волк". Розовский написал пьесу на трех актеров. Я, 65-летний старикашка, играю любовь к потрясающе красивой девчонке. Будто вспоминаю ее, погибшую жену, мать, отца, как проходит мое детство… Иду на сцену, словно на Голгофу. Если не буду держать зал своими кишками, нервами, как когда-то Караченцов в "Тиле", – все пропадет. Уйдут со словами: "Скукотища".

– Народ в театр ходит?

– На серьезные спектакли – мало. Публике это не интересно. Вот мюзиклы и комедии собирают аншлаги.

– Играете при полупустом зале?

– Случается.

– Ваша реакция?

– Хочу быть понятым… Мне без разницы, сколько в зале народа. У Райкина была песня – "Добрый зритель в девятом ряду". Да ерунда это!

– Вот как?

– Лично я играю для себя. Получаю оргазм от того, что выхожу на сцену! Запах кулис и грима. Хотя практически не гримируюсь. Зальчик маленький, это не особенно нужно. Но все равно! Вы не представляете, что такое – "держать зал".

– А вы расскажите.

– В свое время выпрашивал у Розовского роль Раскольникова. Было мне уже за сорок. Тот опешил: "С ума сошел? Сколько тебе лет?" – "А я вам докажу. Дайте попробовать…" Розовский посмотрел – сразу утвердил.

– Вы показали и ему, что такое – "держать зал"?

– Розовский не любит, чтоб на его спектакли ходили школьники – а я обожаю! Хотя они болтают, жуют конфеты, роняют номерки. Вот малый зал человек на восемьдесят. Спектакль сродни матрешке – Раскольников уже на каторге вспоминает, как шел к преступлению. Как убивал и как раскаивался. Я выхожу на сцену. Тут же начинают шуршать фантиками.

– Не раздражает?

– Нет. Я специально линзы вынимаю, хотя у меня минус четыре с половиной. Чтоб не сбивали лица, все "подплывало" немножко. Гляжу в зал – и эта школьная кодла потихоньку-потихоньку замолкает. Жуткая тишина!

– Нас уже пробирает.

– Я говорил вполголоса – ненавидя зал! Естественно, в образе Раскольникова. Чтоб они напрягались, суки! Смотрю, даже в антракте ходят, перешептываются. Не повышают голос. Я с ними что хотел, то и делал. Сумасшедшее ощущение. На "кишке" играешь, на разрыве аорты. Вот что это такое.

– Теперь-то мы все поняли.

– С кем я работал, Господи! Года три назад иду с монорельса в Останкино комментировать матч. Навстречу Роман Григорьевич Виктюк. Метров за сто видим друг друга, распахиваем объятия – и мчимся! Вы представляете, что такое студенческий театр МГУ?

– Разумеется.

– Нет, вы не представляете! На сцену выходили доктора наук, люди с мировым именем. В спектаклях участвовал профессор Всеволод Шестаков – это первый муж Ии Саввиной. Доктор геологических наук, мировая величина. Еще и в кино много снимался. А рядом Марк Захаров, Розовский, Филиппенко, Фарада. Все вышли из студенческого тетра МГУ. С Саней Филиппенко я полтора года "Свадьбу" играл…

– Самый потрясающий спектакль, который видели своими глазами?

– "Тиль" с Караченцовым. Еще "Роман о девочках". В 1984-м Розовский поставил. Спектакль шел четыре часа! Не хотелось, чтоб заканчивался! По сей день идет. Сходите, посмотрите. Правда, и девочки сменились, и мальчики. Но главное уцелело.

Тромб

– Случалось выходить на сцену с температурой 38? Когда все плывет и ничего не хочется?

– Я играл с оторванным тромбом!

– Так не бывает.

– Играл же. Я родился дважды, считаю. В тот день открывалась сочинская Олимпиада, а я в Москве загремел в реанимацию.

– Давайте сначала.

– Иду, не спеша, на спектакль "Дядя Ваня". Вдруг ощущение, будто пробежал тысячу километров! Задохнулся, так тяжело стало! Присел, отдышался. Дошел до театра, отыграл спектакль. В антракте перекурили, коллега довез до дома. Переступил порог – и два раза хлопнулся в обморок.

– Дома были один?

– С бабулькой своей, тещей. Ей за восемьдесят. Дочка примчалась, вызвала "скорую". Нога опухает, деревенеет. У меня вообще тромбофлебит, отцовское наследство. Понятно же при таких признаках, что это тромб идет.

– Будем знать.

– Заглатываю пять таблеток, везут в больницу. В палате снова в обморок: бым-с! А спас меня интерн, совсем пацан. Присмотрелся: "Ребята, да у него тромб оторвался. Вы что держите? Срочно на компьютерную томографию…" Тем временем резко падает давление. Дальше – как в кино.

– Что?

– Фонари над головой медленно – раз, раз, раз… Реанимация. Женский голос: "Ну что тебя привезли-то? Очень ты больной! Чуть что – сразу в реанимацию. Так и знала – из-за какого-то придурка открытие Олимпиады не дадут посмотреть…" Вроде в шутку.

– Ощущение, что умираете?

– Нет, уже неплохо себя чувствую. Делают томографию – вдруг эта дама меняется в лице. Спрашиваю: "Что, тромб?" – "Да". Вот тут они забегали. Фонари над моей головой в два раза быстрее. Повезло. Во-первых, там новое немецкое оборудование. Во-вторых, тромб не в сердце вошел, а в легкое. Еще встал как-то хитро. Я точно должен был перекинуться!

– Страшно слушать.

– Кровь сочилась из всех дырок. Представляете картину? Если б интерн не попался на пути – все, сегодня могилка была бы.

– Потом встречали этого мальчишку?

– Привез бутылку, поблагодарил.

– На сцену когда вышли?

– Через неделю.

– Прислушиваться к организму стали?

– У меня же еще и кардиостимулятор…

– Давно?

– С того же 2014-го. Направили на диспансеризацию. Врач, баба с коконом, взглянула: "Вам необходим кардиостимулятор…" – "Когда надо ставить?" – "Вчера. Может, и поздно уже".

– Вы не похожи на человека с кардиостимулятором. Энергия бьет.

– Я и пью, и курю! Ни в чем себе не отказываю. Ну а какого хрена 150 тысяч выложил из собственного кармана за кардиостимулятор?

– Что ж сами-то?

– А кто за меня должен платить?

– Тинатин Гивиевна.

– Нет-нет, всё сам. Да и не существовало тогда "Матч ТВ". Врачи чесали репу: "Через полгодика будет квота…" Я подумал – квоты можно и не дождаться. На "плюсе" получал уже неплохие бабки, 150 тысяч. Еще занял. Поставили – и нет проблем.

– Знаменитый Николай Маношин из-за кардиостимулятора опасается посещать стадион ЦСКА – там новое табло дает сильное излучение.

– У меня единственное ограничение – перед стойкой в аэропорту показываю бумажку. Чтоб через рамку не проходить, а обыскивали руками. Во всех аэропортах мира действует, международный стандарт. Вот в метро бумажка не требуется, там легкое излучение от рамки.

– Машину не водите?

– Да и не водил никогда. Не лежит душа. Надо быть любителем. Есть любители кошек, а есть – автомобилей.

"Чонкин"

– Актерская память – удивительная штука.

– Меня не подводила никогда!

– Чьей-то поражались?

– У Юрки Розанова фантастическая. Я обожаю "Евгения Онегина", могу прочитать вам кусок. Розанов – целиком!

– Самый известный фильм с вашим участием – "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина".

– Роль эпизодическая. Сказали, съемки пройдут в Праге, я и согласился. Хотелось пожить две недели в этом чудесном городе. Но поселили в Миловице. В заброшенных домиках на территории бывшего советского гарнизона. Там и снимали. А я же на журфаке чешский учил. На пятом курсе преподаватель был из Остравы. Поставил такое произношение, что меня в тех краях всегда за чеха принимают.

– Надо же.

– Помню, в аэропорту разговорился с водителем, тот руками всплеснул "Ты что, наш?!" Я рассмеялся: "Нет, русский". Он обалдел. А Иржи Менцель, режиссер "Чонкина", завидев меня, всякий раз указывал соотечественникам из съемочной группы: "Pozor na pysy!"

– Что это значит?

– Дословно – "Внимание на губы!" Мол, аккуратнее, все понимает.

– Прага – любимый город?

– Нет. На первом месте – Киев. Писатель Артур Кларк, устав от британской погоды, взял да уехал жить на Шри-Ланку. А я бы Москву на Киев с радостью сменил. Не задумываясь!

– Вы по футбольным делам туда заглядывали?

– Нет, с театром периодически приезжал на гастроли. С первого дня почувствовал себя в Киеве невероятно комфортно. Часами бродил по городу, наслаждался красотой. Мне там безумно хорошо. Везде! И на Крещатике, и на левом берегу Днепра.

– Когда последний раз были?

– Лет двадцать назад. Ну а то, что сегодня между нашими странами происходит… Виноваты политики, которые хотят нас поссорить. Уверен, рано или поздно между Россией и Украиной все наладится.

– Рекордный срок, сколько не выходили на сцену?

– Я ушел из театра в 2006-м. На три года.

– Почему?

– Интерес пропал. На телевидении больше нравилось, я тогда на "семерке" работал. Это был такой кайф! Сначала сам монтировал программы "Классика премьер-лиги". Затем уговорил начальство купить финалы Кубка Англии, начиная с 1990 года. Своими руками резал эти пленки, склеивал, озвучивал!

– Захватило?

– Сильнее, чем сцена! Вдобавок в театре все стало раздражать, бардак какой-то…

– Не вышли за три года на сцену ни разу?

– В 2007-м театр повез на гастроли в Петербург "Дядю Ваню". Звонит Розовский: "Съездишь на денек?" – "Конечно!"

– Не забыли роль?

– Она гвоздем в голове сидит! Я же сам себя записывал на приемник, читал Чехова вслух. Включал, оценивал интонацию, места не находил: "Все вранье, все говно, все не то…" Но в какой-то момент что-то щелкнуло, количество перешло в качество! Допер сам, никто мне не помогал. Получилось! Я понял, о чем пьеса! До этого две недели спал с томиком Чеховым в обнимку. Потом вышел на сцену – и все по-другому (шепотом). Розовский меня сравнивал со Смоктуновским. Может, я действительно похож. Издалека.

– Ощущения от сцены были новые?

– Да будто не уходил!

– Как вернулись окончательно?

– Пересеклись с Володькой Юматовым, моим товарищем и народным артистом. Около метро взяли по бутылочке, нашли дворик. Говорит: "Ну что, не скучаешь?" Да некогда скучать, отвечаю. Хотя Войницкого сыграл бы с удовольствием. Он сразу: "Я скажу Марку!" Через два дня звонок – Розовский хочет со мной встретиться. В доме литераторов заказывает столик. Так и оформилось возвращение.

КГБ

– В театральное училище поступать не собирались?

– Что-то меня отвело. Однажды Виктюк говорит: "Маленький, играй так, чтоб стены дрожали. Сегодня придет Андрей Гончаров!" Тот как раз набирал группу в ГИТИС. Я замер – а Виктюк продолжил: "Ты хочешь поступить в театральный, дебил?" За один вечер все могло сложиться иначе.

– Но не сложилось.

– Мой товарищ, будущий зять Михаила Ульянова, не явился. Заболел! Спектакль отменили!

– Гончаров сдал билет?

– Ага, никакого Гончарова. Ну и ладно. Я работал на Гознаке, даже был депутатом районного совета. Виктюк произносил спичи: "Маленький, ты, наверное, прямо с партсобрания? Посмотрим, что принес…" В итоге вместо театрального приятель посоветовал поступить в МГУ на факультет журналистики. А это мечта несбыточная. У меня дыхание перехватило: "Как?!" – "Через рабфак…" С Гознака еле отпустили. Планировали меня по партийной линии двинуть. Через год, говорят, станешь депутатом Моссовета.

– Чего вы только не попробовали. На Гознаке чем занимались?

– Деньги печатал, марки, открытки. Благодаря "глубокой печати" советские банкноты подделать было практически невозможно!

– С изображением Терешковой марки печатали?

– Еще как!

– А годы спустя оказались ее референтом. Тоже изгиб судьбы.

– Да, она руководила Союзом советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Меня по блату туда устроили после университета. В капстранах под крышей этого общества сидели ребята из КГБ.

– Вас-то вербовали?

– А как же!

– Ждем подробностей.

– 1983 год, звонок: "Александр Викторович, я лейтенант Кузнецов. Надо бы встретиться. Давайте у памятника Калинину. Только о разговоре прошу никому не говорить…" – "Конечно!" А сам сразу к нашему комитетчику: "Жора, меня вербуют!" – "А ты сходи. Грехов у тебя никаких?" – "Да ты о чем вообще?!" – "Ну, иди! Потом расскажешь".

– Как прошла встреча?

– "Хотите поработать с нами?" – "Знаете, мне театр больше интересен" – "Мы в курсе, что вы занимаетесь театром. Это даже хорошо, нам нужны разносторонние люди…" – "Я футбол люблю!"

– Надо было под дурака косить?

– Чем и занимался, сидя у памятника Калинину. Нес ахинею без устали, играл под блаженного. Лейтенант взглянул иронично, поднялся: "Что ж, как хотите. Но никому ни слова!"

– Ловко вы.

– Я к Жоре, тому начальнику. Все пересказываю. Он внимательно на меня смотрит: "Сань, а ты не хочешь?" – "Конечно, нет!" – "Тогда пулей в магазин…" Бегу за бутылкой. Водочку под кефирчик. Больше ко мне КГБ не приставал.

– Водочку подо что?

– Да под кефирчик же. Комитетчики меня научили – чтоб не повело от выпитого. Спокойно литр можно засосать. Идеально, очень рекомендую!

– Учтем.

– Главное – чтоб хорошая водка была. Вы что предпочитаете?

– Один из нас не пьет вообще, второй – что попало.

– А я только "Царскую золотую". Купишь на распродаже, пусть по 500. Зато знаю – не отравят! Но строго под кефир. Года три назад поддавали с комментаторской компашкой, так я всех поразил своими привычками.

– Самая удивительная актерская компания, в которой выпивали?

– Да с тем же Леонидом Марковым и Сашей Леньковым. Марков любил это дело. Но я больше в рот ему смотрел, чем пил. Обнимет меня за плечо, идем по репетиционной сцене: "Мы же профессионалы…"

– Терешкова – какая она?

– Снежная королева! Всегда в маске, прямая спина. Говорит очень медленно. Ни разу не видел ее на эмоциях. Советская школа, годами все выработано.

– Ясно.

– Вот Валентина Матвиенко иначе себя ведет, что-то демократичное прорывается. А эта девушка из ткачих, из деревни под Ярославлем – до самых высот!

– Вы-то чем занимались?

– Казенные мысли клал на разговорный язык. Нас таких была целая группа.

– Одобряла?

– Кто будет слушать казенные фразы? Это же не партийная ячейка! Я даже позволял себе ходить в джинсах, рубашке навыпуск! Для тех времен – невероятно! Когда пришел увольняться – это было что-то.

– Расскажите.

– Подписывать должна была сама Терешкова. Глаза ее округлились. Я стоял напротив – а она произнесла, делая паузу после каждого слова: "Александр. Викторович. В. Чем. Дело?"

– Как интересно.

– Потом добавила: "Вы же знаете, в нашу контору второй раз не приглашают". Да, отвечаю. Знаю. Тут Терешкова внезапно заинтересовалась: "А куда вы идете?"

– Кстати – куда?

– В театр! Ей ответил – Валентина Владимировна отстранилась. Подумала, что ослышалась: "В театр? Кем?!" Вот здесь я струхнул. Не решился сказать, что буду актером.

– Как сформулировали?

– "В литчасть" – "Ну, хорошо. Успехов вам". Смотрела Терешкова, не моргая. Эффект приличный.

Листьев

– Еще кем успели поработать?

– Дворником! 1982 год. Знакомая служила главным инженером в театре Пушкина, вот и пристроила.

– Мели около театра?

– Да. День начинался в 5 утра – развозил почту по опорным пунктам, почтальоны уже оттуда забирали. Мое отделение было на улице Строителей. Потом дочку отводил в садик. Летел в университет на первую пару, следом в театр Пушкина. Мести двор. Затем на репетицию – и до ночи!

– Сколько платили дворнику?

– 30 рублей. Почтальону – 40. Стипендия – тоже 40. Плюс что-то в театре. Здоровья было вагон, даже усталости не чувствовал.

– Вы учились на одном курсе с Владом Листьевым. Общались?

– Конечно, хоть и не были закадычными друзьями. На Ленинских горах была площадочка, в футбол там гоняли. Дальше по пивку. Святое дело!

– Играл-то он хорошо?

– Не технарь, зато носился, как лось. Перебегать Влада было невозможно. Еще дома уникальная фотография есть – Ковров, армейские сборы, стоим в военной форме… Вспоминаю нашу последнюю встречу.

– Где?

– В Сочи, на пляже. 1994 год. Я с театром на гастролях. Окунулся в море, прилег на камушки, вдруг кто-то из актеров толкает в бок: "Саш, смотри – Листьев! С женой!" Тоже загорают. Все знали, что мы с Владом вместе учились. Но не виделись уже лет семь. Как отреагирует? Он – звезда, а я…

– Подошли?

– Переломив робость. "Владик, привет!" А Листьев сразу вскочил, обрадовался: "О, Саня, здорово! Какими судьбами?" Обнялись, поговорили. Я предложил по рюмашке хлопнуть за встречу, он усмехнулся: "Все, не пью. В завязке. Но на спектакль приду обязательно".

– Сдержал слово?

– Да. Когда 1 марта 1995-го Влада убили, я уже работал на телеканале "2х2" редактором отдела новостей. Друзья-однокурсники помогли устроиться. Если в театре получал около 10 тысяч рублей, то на телевидении – 300 долларов! Это как сегодня – миллион рублей!

– Уровень.

– В тот вечер была моя смена. Кто-то прибежал: "Листьева убили!" Мы не поверили. Еще ни интернета, ни мобильных. Это сейчас новости разлетаются моментально, а тогда… Потом корреспонденты рванули на Новокузнецкую, к дому Влада, все подтвердилось. В день панихиды в Останкино выстроилась гигантская очередь, но родных и коллег через другой ход провели. Попрощались.

– В нынешней жизни его представляете?

– Как Якубовича, с седыми усами? Не-е-ет! В Листьеве ребячество сохранялось всегда.

Деньги

– Ваша жена умерла?

– В 2013-м. Есть близкая подруга, я не один живу. Она тоже в театре работает, но не актриса.

– Что ж не женитесь?

– Может, и распишемся!

– В какие моменты понимаете, что 65 – это прилично?

– Спать хочется! Вот и все! Устаю быстрее – хотя случается после одного репортажа проводить второй. А то третий. Это форс-мажор – но бывало!

– После третьего уходили, как в бреду?

– Да нормально! Когда матч классный – так вообще кайф.

– Если в паспорт не заглядывать, особенно возраст не чувствуете?

– Я об этом и не думаю. Вопрос – как ты воспринимаешь жизнь? Я искренне уверен, что у меня есть ангел-хранитель. В самые сложные моменты кто-то подталкивал на правильный путь. Давал шанс. Я даже не про эпизод с тромбом. Вот не поступил в театральное училище – хорошо это или плохо? Точно знаю – ни в одном театре не смог бы быть вторым. Никогда бы не играл "кушать подано".

– В комментаторской работе вы – номер один?

– Комментаторское дело – это совершенно другое! А в театре пусть немного ролей – но чтоб главные. Посмотрите, кого играю – Пугачев в "Капитанской дочке", Каренин, Клавдий в "Гамлете", Войницкий в "Дяде Ване", Лопахин в "Вишневом саде"!

– Что ж так мало?

– Надо и деньги зарабатывать!

– Как?

– Пишу статьи. Блоги. В театре-то копейки платят. Я получаю тысяч 20-25. Но это же не Розовский деньги дает, а государство.

– Сколько у вас на телевидении репортажей в месяц?

– 7-8. Иногда меньше. Набегает тысяч сорок.

– Вы ведь не в штате там?

– Нет. Но я и не претендовал. Сейчас мне это не нужно. Когда на канал вернулся, меня спросили: "А чемпионат России могли бы комментировать?" Здрасьте, отвечаю. Я что, никогда этого не делал?!

– Работать на матчах российской премьер-лиги вам в радость?

– А почему нет? Только уж извините – не лететь в какой-нибудь Свердловск. По возрасту неохота черти куда мотаться. А в Москве – запросто.

– Это же вы когда-то брали Губерниева на телевидение?

– Не то чтоб "я брал" – просто был главным на новостях канала "2х2". А Губерниева туда привел Сашка Турбин, мой однокашник. Гляжу – парень яркий, представительный, бывший гребец. Димон сразу начал себя показывать. Пришлось приструнить: "Новость делаешь ту, которую я скажу. Я – редактор!"

– Мощное будущее угадывалось?

– Впервые об этом подумал не на "2х2". И не на ТВЦ.

– Где же?

– Услышал его репортаж на "Евроспорте". Губерниев там подрабатывал. То ли велогонку комментировал, то ли еще какую-то хрень. Но с таким знанием дела! Поймал себя на мысли: "Я бы так не смог". А ему – легко.

– Он здорово зарабатывает на корпоративах. Возможно, это главный его источник дохода.

– Вполне вероятно.

– Вы-то почему от корпоративов отказываетесь?

– Начнем с того, что я это не умею.

– Пробовали?

– Нет.

– А хочется?

– Да куда мне? Остального хватает!

– Может, не звали?

– Звали. Не доходило даже до обсуждения сумм. Люди говорили: "Заплатим хорошо…" – "Спасибо, не надо". Вот в кафе я комментировал несколько раз.

– Ощущения?

– Не очень комфортно.

– Потому что люди вокруг жуют?

– Да я так увлекаюсь, что никого не замечаю. Просто привык к другому. Гонорар там варьировался от 15 до 25 тысяч. Один раз предложили 50 за финал Кубка Англии. Но я улетал на гастроли, не смог. Знаете, для меня престиж – не на BMW ездить. Только в работе! Я завидую некоторым коллегам…

– Чему?

– Легкости, в хорошем смысле снобистскому отношению к профессии. Этим качеством обладают Розанов и Губерниев. А я – нет.

– Черточка барства?

– Нет, это не барство. Раскованность. Как говорил в начале карьеры Марк Захаров: "Нужно с некоторым пренебрежением относиться к зрителю. Будто играя, делаешь для него одолжение".

– У вас не получается?

– Нет. Я увлекаюсь!

Маслаченко

– Вы как-то обмолвились – Маслаченко вас поразил тем, что не готовился к репортажу.

– У меня было такое ощущение. Подумал, что показалось, спросил, Владимир Никитич ответил: "А зачем?" Он брал составы и шел работать. Игру читал, как сольфеджио. Говорил мне: "Комментатором может быть каждый, у кого язык подвешен". Вот на Володю Гомельского посмотрите – кто-то лучше комментирует баскет? Сам играл, видит любой нюанс. А у меня это видение пришло с годами.

– Случались у вас репортажи с листа?

– Не раз! Год назад отработал матч. Иду к лифту, бах – не приехал комментатор на игру "Эвертона" с "Вест Хэмом". Меня хватают: "Надо спасать". Ну и спас, отправился в кабину.

– Составы успели распечатать?

– Да это ерунда, компьютер прямо перед экраном! Большой сложности не почувствовал, я же в курсе всего в английском футболе. Могу сесть на любой матч в последний момент и прокомментировать. Хотя обычно готовлюсь фанатично.

– С чемпионатом России справились бы легко?

– Сел бы, что-то сказал. Наша премьер-лига у меня тоже под контролем. Но "полета" не было бы.

– Маслаченко – это море обаяния?

– О да! Но и снобизм проскакивал. На канале "Классика" мы делали программу, посвященную победе сборной СССР в Кубке Европы 1960 года. Многие из того поколения еще были живы, приехали в студию. Маслаченко – ведущий. К гостям, старым боевым товарищам, обращался снисходительно, немножко наигранно, со смешком: "Ну, ты же помнишь, как тебя тогда называли? Ха!" Затем поворачивал голову в мою сторону, произносил нараспев: "А что нам теперь расскажет молодо-о-ой кол-л-лега?" Я выдавал характеристики футболистам сборной Югославии, с которыми наши встречались в финале.

– И что Маслаченко?

– Выслушал, поднял палец: "Между прочим, один из лучших наших историографов, статистиков… Или как там у вас это называется?" Вроде подкол, но по-доброму. Ко мне он относился с теплотой. Кстати, еще раньше для своей программы о Кубке Европы я брал интервью у Виктора Понедельника и Анатолия Ильина. Столько интересного узнал!

– Ильин же не обладатель Кубка Европы.

– Правильно. В финальной стадии не участвовал. Зато именно он автор первого гола в истории чемпионатов Европы. В 1958-м в Лужниках в отборочном матче с Венгрией забил уже на четвертой минуте. Когда встретились, Ильин болел, что-то со связками. Так в камеру буквально хрипел: "Ну а что нам эти венгры? Вынесли их – 3:1. Мы ж на поле никого не боялись. Наоборот, в те времена все боялись нас!" Грандиозно! А с Понедельником общались часа четыре, подробно рассказывал и о том турнире, и о Кубке Европы-1964, где наши заняли второе место. Показывал медали – золотую и серебряную… Знаете, о чем я безумно жалею?

– О чем же?

– Что не дали мне прокомментировать финал 1960-го. Работали Казанский и Розанов. Повезло им.

– Еще у кого интервью брали?

– У Бубнова, например.

– Ну и как?

– Саня – мужик потрясающий. Программа была о последнем чемпионстве "Спартака" в эпоху Советского Союза. Бубнов в 1989-м до отъезда в "Ред Стар" успел отыграть за команду 11 матчей. Когда я с Черчесовым тот сезон обсуждал, Стас все плечами пожимал: "Да не помню я деталей. Там выиграли, здесь проиграли…" Бубнов на память не жаловался, но возникла другая проблема.

– Какая?

– Он же заводной, постоянно уносило в сторону. Я повторял: "Саша, нужно, чтоб вы сказали вот это!" – "Да я, да мне…" Пару раз пришлось повысить голос: "Саша, вот это!"

– А он?

– Усмехался: "Ладно, давай". В программу вошел чудесный кадр. Я сразу предупредил монтажера: "Оставь, как есть, не режь ни в коем случае". Задаю Бубнову вопрос: "Что для вас "Спартак"?" Он подпирает щеку кулаком, долго смотрит в одну точку, шевелит губами. Пауза. Настоящая, актерская! Видно – думает, подбирает формулировку. Наконец выдает: "Спартак"… "Спартак" – это жизнь!" Ну не блеск?

– Блеск.

– Про "Спартак" у Бубнова вышла замечательная книжка. Я поражаюсь молодым коллегам, которые говорят, что ее не читали. Ребята, вы охренели?! Вы же журналисты! Вам надо знать внутреннюю кухню. Неужели самим-то не любопытно? Оказывается, нет. У меня в голове не укладывается.

– Когда-то вы обмолвились: "Романцев – фигура шекспировская, трагичная. Хочу о нем снять художественный фильм". Идея еще жива?

– Да. Не знаю, получится ли…

– Кому бы доверили роль Олега Иваныча?

– Безрукову.

– Только Романцева он еще не играл.

– Когда-нибудь это случится! Я серьезно! Другого актера, кто потянул бы такой трагизм, не вижу. А Безрукову подвластно все. Из наших артистов для меня он сегодня – номер один.

– С Романцевым близко соприкасались?

– Очень короткий период, когда "Рен ТВ" транслировал матчи "Спартака", а я комментировал. Мы с оператором приезжали в Тарасовку, снимали футболистов, потом шли к Романцеву. Уже тогда я почувствовал, что он жутко одинокий человек. В какой-то момент настолько глубоко ушел в себя, что вообще никого не подпускал. Ни-ко-го!

– Почему?

– Жизнь под прессом, когда из года в год от тебя ждут исключительно победы, страшно на него давила. Из улыбчивого, приветливого Олега со временем превратился в хмурого, подозрительного Олега Иваныча. Который ходил с охраной и никому не доверял. Но мне как-то удалось его расположить. Помню забавный эпизод в Тарасовке…

– Так-так.

– Романцев там был царь и Бог. Его боялись, лишний раз старались не тревожить. Когда появлялся на базе, все разговаривали почти шепотом. А тут еще тихий час наступил. Записали мы интервью, собрались уезжать. Вдруг с улицы вижу – Романцев в халате вышел на балкон, закурил. Шикарный кадр! Комната у него на втором этаже, подниматься неохота. И я на всю Тарасовку: "Олег Иваныч! Сейчас вас отсюда снимем!" Из корпуса выскочили служители, зашикали: "Да что вы себе позволяете?! Расшумелись, а команда отдыхает…"

– От Романцева тоже перепало?

– Нет-нет. Он неожиданно застеснялся, быстро сигаретку затушил: "Сань, да я в халате, неудобно…" – "Олег Иваныч, то, что надо! Вот такой вы нам и нужны!"

– Позволил снять?

– Да!

– Когда последний раз общались?

– Ой, давно. Но фильм о нем все равно бы сделал с огромным удовольствием. Вообще жизнь такие иногда сюжеты подбрасывает… Взять историю с Мамаевым и Кокориным. Это ведь тоже трагедия! Личная трагедия ребят, до которой их довели старшие дяденьки, платившие неокрепшим умам миллионы.

– Гуляет по интернету петиция в защиту Мамаева и Кокорина. Вы бы подписали?

– Нет! Поступили они безобразно. Всей своей жизнью подталкивали себя к краю пропасти. Поэтому ни им, ни их родителям я не сочувствую. Есть лишь сожаление, что молодые люди оказались в такой ситуации. Ну а меру наказания должен определить суд. Без нравоучений и показушной порки.

Молодежка

– Матч из прошлого, который помнится до мелочей и сегодня?

– Первое футбольное потрясение испытал в 10 лет. Когда в 1963-м показали "матч века". На "Уэмбли" англичане принимали сборную мира, за которую играл Лев Яшин. Меня поразило все – огромная чаша арены, газон, поделенный на десятки маленьких квадратиков. И картинка.

– Какая?

– Невероятно четкая. Мы-то на черно-белых экранах привыкли к смазанной, мутноватой. А здесь – идеальная.

– У вас был телевизор КВН?

– Нет, уже что-то покруче – "Старт" или "Рекорд". А еще до сих пор сидит во мне занозой полуфинал чемпионата мира 1966-го. С удалением Численко, травмой Сабо. Бились против немцев фактически вдевятером. Замен-то не было. Плюс итальянец Ло Белло, гад, не назначил стопроцентный пенальти за снос Поркуяна!

– Вам, мальчишке, было понятно, что на Поркуяне сфолили?

– Ну конечно! Годы спустя пересмотрел игру – убедился. Железобетонный пеналь! Эпизод на века врезался мне в сетчатку. Да я весь турнир прекрасно помню. В 1966-м советское телевидение впервые транслировало практически все матчи. Кажется, 32 из 36. Это было чудо. Даже чемпионат мира 1970-го, который уже в цвете увидел, меньше впечатлил.

– Первый поход на стадион?

– Май 1965-го, Лужники, отборочный матч СССР – Уэльс. Сейчас в 11 лет ребенка на стадион в жизни бы не отпустил. А тогда – запросто.

– В одиночку отправились?!

– С друзьями. Но они билеты взяли раньше, по 10 копеек, за ворота. А я – на противоположную трибуну. За рубль!

– Откуда деньги?

– Мама дала. Купил у метро в театральной кассе, в то время билеты на футбол там спокойно продавались. До Лужников с приятелями доехал, потом каждый пошел на свои места. День был удивительно солнечный. Я поднялся по ступенькам стадиона. Передо мной раскрылись переполненные трибуны, ярко-зеленое поле – и сердце от восторга где-то около горла встало.

– Образно.

– Вот такой прибалдевший и просидел 90 минут. В дальнейшем ребята из моей компании редко выбирались на футбол, но меня это не останавливало. Ходил один. В 1966-м побывал на легендарном матче "Торпедо" – "Интернационале".

– Там же, в Лужниках?

– Да. В Милане торпедовцы уступили 0:1. А здесь с Ворониным и Стрельцовым играли изумительно, но дожать итальянцев не смогли. 0:0. Матч вызвал нереальный ажиотаж. Собралось тысяч сто двадцать! Люди сидели в проходах, на лестницах. Такого наплыва не было даже в 1965-м на игре с Бразилией. Когда спустился в метро, в вагон набилось столько народа, что поезд ехал с открытыми дверями, представляете?! Я видел это своими глазами!

– Ужас. Никто в тоннеле не выпал?

– Вроде нет. Я-то в середине вагона стоял. Главное, в те годы что на стадионе, что на подступах к нему всегда была доброжелательная атмосфера. Ни драк, ни оскорблений. Порядок контролировали менты с коняшками.

– Вы же болельщик "Динамо"?

– Да, начиная с 60-х, матчей любимой команды не пропускал. Я и сегодня слежу за ней, переживаю, но без былого трепета. За кого там теперь болеть-то? Как стали скупать иностранцев оптом и в розницу, интерес к "Динамо" угас.

– Приятели среди футболистов были?

– Сдружился с Владимиром Радионовым, главным тренером молодежной сборной, которая в 1990-м выиграла чемпионат Европы. Как-то его, Симоняна, Маслаченко и Женю Майорова Розовский пригласил на спектакль "Раздевалка". Марк написал пьеску о спортсменах, такой весьма забавный анекдотец. После спектакля посидели, поболтали и поехали по домам. Тут выяснилось, что с Радионовым мы соседи. Он жил на улице Строителей, я – на Панферова. Начали общаться, в гости друг к другу ходить.

– Что о той победе рассказывал?

– Еще в 1990-м я спросил: "Вениаминыч, почему Добровольского в сборную не приглашаешь? Игрок-то гениальный!" Радионов вздохнул: "Да я понимаю. Но Игорек такой… Разрушительный малый. Ребята не очень хотят его видеть". Я не отставал: "Возьми, не пожалеешь!" Это был мой любимец. Если спартачи боготворили Федю Черенкова, то динамовцы – Добрика. Конечно, не питаю иллюзий, что мои слова переломили отношение Радионова, но в конце концов вызвал Добровольского!

– На два финальных матча с югославами.

– Да, отыграл Игорь блестяще, забил и в Сараево, и в Симферополе. Когда спустя шестнадцать лет я делал программу о молодежке, Радионов описал, что творилось в раздевалке после победы: "Все радуются, я подхожу к каждому футболисту, поздравляю, жму руку. Вдруг вижу – в уголке сидит грустноватый Игоряша. Говорит: "Ну что, Вениаминыч, признайтесь – не хотели меня брать?" Вы, кстати, помните, кого наши обыграли на пути к чемпионству?

– Германию, Швецию и Югославию.

– У немцев в составе были Эффенберг и Меллер. У шведов – Бролин и Кеннет Андерсон. У югов вообще целая россыпь звезд – Бобан, Шукер, Михайлович, Бокшич, Миятович, Просинечки. Да и у нас подбор чумовой! Харин, Добровольский, Канчельскис, Шалимов, Мостовой, Колыванов, Кирьяков, Юран… Если б этих ребят в национальной сборной после ухода Лобановского тренировал Радионов, команда могла бы замахнуться на самые высокие места.

– Потянул бы Радионов на таком уровне?

– Никаких сомнений! Я очень высокого мнения о Бышовце, как о постановщике игры, но с футболистами он ладил не всегда. А Радионов общий язык найдет с кем угодно. Я же разговаривал с Шалимовым, Колывановым, другими игроками. Все с восторгом отзывались о Вениаминыче, отмечали, что контакт с ним в молодежке был потрясающий. Парни играли за него, готовы были землю грызть на поле. А что еще нужно тренеру сборной?

– На молодежке тренерская карьера Радионова оборвалась.

– Жаль, что так получилось. Вениаминыч – человек скромный, интеллигентный, не выпендрежный. Его звали тренером за границу, но никуда уезжать не захотел. А дома интересных предложений не было. Потом Советский Союз развалился, Колосков пригласил в РФС генеральным секретарем, на этой должности и проработал до пенсии.

"Уэмбли"

– Про Шалимова, Канчельскиса и К? говорят – потерянное поколение.

– На уровне сборной они действительно ничего не выиграли. Клубная карьера у многих тоже могла сложиться иначе. Им бы агентов толковых, которые бы объяснили, что на первом большом контракте жизнь не заканчивается. Когда-то Вуядина Бошкова, тренера "Сампдории", за которую выступали Виалли и Михайличенко, спросили: "Чем они отличаются?" Тот ответил: "Виалли заработал миллион – и продолжает пахать, стремиться ко второму миллиону, третьему. А Михайличенко и одного достаточно, сразу успокоился, прогрессировать перестал". Вот вам разница в менталитете. Таких, как Михайличенко, у нас 90 процентов.

– Печально.

– Хотя тот же Канчельскис в лучшие годы был реально крут. Как и Шалимов, Колыванов, Добровольский, Юран. Игрочины! С нынешними не сравнить. Это не просто разговор старпера. Уверен, сегодня все они играли бы в европейских топ-клубах.

– Канчельскис сказал: "Если б я не перешел в "Эвертон", Бекхэм так бы и просидел на лавке в "Манчестер Юнайтед".

– В его словах есть доля истины. Четыре года правый край в "МЮ" был закрыт Канчелой. Наглухо! Еще пару сезонов он бы точно пропылил. Не факт, что у Бекхэма хватило бы терпения дождаться шанса. Алекс Фергюсон собрал тогда классную компашку. Кантона и Хьюз вели игру в середине поля, а Канчела носился по бровке. Причем не только доходил до лицевой и простреливал. Была у него фишка – рывок по флангу, затем резкое смещение в центр и с левой по воротам бу-бух! Да о чем говорить, если в "Эвертоне" за сезон 16 мячей наколотил! Это и для форварда солидный результат, а уж для крайнего хава…

– Павлюченко за три с половиной года в "Тоттенхэме" забил на пять больше.

– Роман гигантски талантлив. Захотел бы – вырос в звезду мирового масштаба. На ВВС было много интервью Харри Реднаппа, тренера "Тоттенхэма", я всё перечитал. Не в переводе – в подлиннике! О Павлюченко он отзывался положительно, правда, добавлял: "С его женой Ларисой общаться очень приятно. Единственный умный человек в семье. А Рома – раздолбай раздолбаем".

– Сколько у вас языков?

– Шведский и чешский выучил в университете. Английский сам прилип. С чтением вообще проблем нет, вот говорю хуже. Расскажу историю. В 2007-м впервые приехал в Лондон комментировать финал Кубка Англии "Челси" – "МЮ". Матч проходил на обновленном "Уэмбли". Как человек старой закалки, прямиком из аэропорта с рюкзачком за спиной двинул на стадион. Не терпелось увидеть его живьем, заодно получить аккредитацию. У ворот обнаружил двух пакистанцев в полицейской форме. Ух, и здоровые! Как стражники из фильма "Королевство кривых зеркал", помните?

– Конечно.

– В английском я тогда – полный ноль. На пальцах показываю, что пришел за аккредитацией. Те, сверившись с бумагами, сообщают: "Вашей фамилии в списке нет". Я в ужасе. На гремучей смеси языков судорожно начинаю объяснять, кто я, откуда, потом прошу: "Пожалуйста, сходите в пресс-центр, проверьте! Здесь явно какая-то ошибка…" Один из полицейских молча уходит. Минут через двадцать возвращается, протягивает листочек с циферками: "Набери этот номер, дама ждет твоего звонка". У меня паника – как говорить по телефону, не зная английского?! Жесты тут не помогут.

– Вывернулись?

– Деваться некуда – набрал. Самое удивительное – она меня понимала! Хотя на русско-английском суржике нес в трубку черти что.

– Скажите главное – вы-то ее поняли?

– Да! В том-то и дело! Ответила: "Вы явились на день раньше. Сегодня выдают аккредитации пишущей прессе, телевизионщикам – завтра. Приходите в 10.00, я вас встречу, все будет хорошо". Меня этот случай потряс. Что ж, в стрессовой ситуации даже с китайцем договоришься.

– Виктор Гусев сообщил нам, что два раза позволял себе алкоголь перед репортажем. У вас такой опыт был?

– Никогда! Это для меня табу. Что на телевидении, что в театре. Да, однажды, потеряв голос, купил в день спектакля шкалик коньяка, полоскал горло. Но даже мысли не возникло сделать глоточек. Всё выплевывал!

– Встречали актеров, которые выпивали 50 граммов и шли на сцену?

– Разумеется. Но это не мой случай. Кайф-то от чего ловишь? От процесса – как на сцене, так и в эфире. С выпивкой это несовместимо.

– Бывало, что матерное слово у вас едва не сорвалось в разгар трансляции?

– Нет. В этот момент на губах какой-то чип стоит. Хотя…

– Что?

– Вспоминаю, как на "Рен ТВ" комментировал матч Германия – Англия. Дальний удар, Симэн в падении отбивает мяч, и у меня вылетает: "Бля-я-я-ястяще!" Но это не мат. Банальная оговорка во время выплеска эмоций.

– Какие слова в эфире вас раздражают?

– Да я к коллегам отношусь… Нет, не снисходительно. С пониманием. У каждого своя манера. Вот я уже старпер. Или как теперь говорят – олдскул. В комментариях пишут: "Дедушка Саша, большое спасибо! Я вырос на ваших репортажах…" А я учился, слушая Озерова, Махарадзе, Майорова, Яна Спарре. Очень мне нравился киевлянин Виктор Нестеренко. Великолепно разбирался в футболе, говорил четко, спокойно, без лишних эмоций.

– Мы обожаем Орлова, хотя молодые наше мнение не разделяют. Можете для них объяснить, чем прекрасен Геннадий Сергеевич?

– Первое – тембр. Когда у комментатора голос визгливый, высокий – это кошмар. Слушать невыносимо. А у Орлова низкий бархатный голос. Второе – Гена все благожелательно подает, умеет расположить к себе, от него веет добротой.

– Уютный дядька?

– Очень! Мы познакомились, когда с театром приезжал в Петербург на гастроли. Гена приходил на наши спектакли. Ленинградцы вообще приятные люди. По сравнению с москвичами – более ответственные.

– Какие у вас сегодня мечты?

– Они уже сбылись. Я работаю в театре с Марком Розовским. Параллельно комментирую английский футбол. Сейчас хочется одного – чтоб все шло, как идет. Чем дольше, тем лучше.