«Батюшка вышел из палаты: «У него глаза мертвого человека...» 80 лет исполнилось бы Владимиру Федотову
Под сценой Театра Гоголя
Неожиданно обнаружил в записной книжке домашний телефон Ростислава Плятта. Начинающийся на 203. Откуда? Почему?
Задумался — пожалуй, все ж имею право на какие-то воспоминания. Хотя бы в силу возраста. Ну и везения на людей. Мало кому так везло. Это уж факт.
Помню, разогнулся под сценой Театра Гоголя и так ударился о какое-то перекрытие, что едва не превратился во всадника без головы.
А на сцене этой в ту самую минуту что-то репетировал Владимир Самойлов, народный артист СССР. Его медовый бас ни с чьим не перепутать. Я замирал, оказываясь с ним в одной очереди за котлетами в театральной столовой. Сталкиваясь глазами, кланялся. Моя роль в этом буфете была без слов — но все же была...
Кажется, прямо на той сцене Самойлов и умрет года три-четыре спустя. Прямо во время репетиции.
Что я делал под этой сценой? Как занесло в театральный буфет? А я вам расскажу!
В здании Театра Гоголя, в какой-то дальней гримерке, располагалась редакция респектабельного журнала «Галаспорт». Где я и служил — недолго, но памятно.
Размер жалованья зависел от качества утра главного редактора. В денежных вопросах царила полная непредсказуемость.
Получив первую зарплату мятыми долларами, я кинулся пересчитывать в самый темный угол. Под сцену!
Суммой был приятно удивлен. Даже озадачен. Плечи расправились сами собой, затылок гордо откинулся.
Журнала давно уж нет. Долларов, кажется, тоже. Но воспоминания, воспоминания-то живы — и с каждым годом становятся все болеем выпуклыми. Дополняются новыми деталями — не утяжеляющими сюжет...
«Бывшему директору от будущего покойника»
Был на днях в переделкинском Доме творчества. Где презентовал новую книжку об обитателях писательского поселка чудесный Александр Нилин, мой большой друг.
Я оглядывался по сторонам — высматривая тот самый флигелек на втором этаже, где свел счеты с жизнью Геннадий Шпаликов.
Но нащупал взглядом не флигель, нет.
91-летнего Юрия Ряшенцева, изумительного поэта! Автора всех песен в «Трех мушкетерах». Да и «Ланфрен-ланфра» — тоже его.
Еще сильнее, чем удачной строфой, поразил меня когда-то Юрий Евгеньевич, начав вдруг перечислять футболистов из спартаковского дубля.
— А вот этот неплохой. Далеко пойдет...
Я, работая в спортивной газете, и не слышал половину этих имен. Вот это память, вот это зоркость на таланты!
Конечно же, сейчас я кинулся навстречу. Заикаясь, напомнил о себе.
— Как же! — распахнул объятия Ряшенцев. — Помню! Читаю! Знаете, мне так нравится, что вы пишете... О вратаре Прохорове — это же у вас было?
Святые угодники. Ком сдавил мое горло. Только и выдавил, багровея:
— Если б я знал, что вы все это читаете, выписывал бы тексты тщательнее...
А на сцене рядом Александр Нилин подписывал книжку для бывшего директора переделкинского кладбища. Тут же и зачитывав нараспев:
«Бывшему директору от будущего покойника»...
— Прекрасно! — поощрил способного автора сын писателя Фадеева из второго ряда.
Ну как такое не запомнить? Как не восхититься? Как не описать потом в вашей любимой рубрике?
«88!»
Или вот история — заехал на днях навестить прекрасного журналиста советской поры Сергея Шмитько. А Сергей Николаевич что-то нарядный — явно не по случаю моего приезда.
В приталенном джинсовом пиджачке, шелковый галстук. На домашний — звонок за звонком. Только успевает отвечать.
Тут-то меня и осенило:
— У вас что, день рождения?
— 88! — с торжеством выговорил Шмитько.
Весь вечер мы сидели, перебирали фотографии — и оцепенел я от одной. Знакомое лицо — но, но... Ушанка, рукавицы, 21-я «Волга» с оленем... Это кто же?
— Да это Володя Федотов! — воскликнул Шмитько. — 7 декабря 1970-го!
Я в 48 не решился бы фехтовать датами. А тут...
Переспросить не успел, как услышал ответ:
— Следующий день после ташкентской переигровки. ЦСКА только-только вернулся в Москву. Володя там всю игру сделал.
Вот это снимок, вот это чудо. Скорее его в газету, скорее.
Добрый барин
Теперь мой Федотов — вот эта вот фотография.
А еще квартира на Маяковке, в которой жил когда-от Константин Бесков. А позже отдал зятю, сам переехал в его квартирку поменьше. В соседнем подъезде.
Мой Федотов — это необычайной сладости аромат заморских табаков. Трубка, про которую моложавый Владимир Григорьевич говорил нараспев, тоже как-то вкусно. Про родного человека не всякий расскажет с такими интонациями. Выбивал с глухим стуком в пепельницу:
— Вишневое дерево...
Кажется, вишневое. Может, и нет — но память сберегла именно так.
Мой Федотов принимал гостей в халате — как добрый помещик. Заваривал кофе.
После отставок Владимир Григорьевич был душа-человек. Тогда его рассчитали то ли в Саратове, то ли в Болгарии. Да это и неважно.
Тот Федотов, из начала 2000-х, изо всех сил старался казаться выше обид, держать фасон — но чем сильнее того желал, тем хуже выходило. Но и в этом была своя прелесть. Человечность сильнее наказов самому себе.
Федотов при должности был другим. Перепад от ласковой сердечности до раздраженного окрика был короток.
Тот Федотов мог перейти на «вы» — и за этим переходом проступала и не злость, а даже брезгливость. К вашей серости, непонятливости.
Помню, не заладилось что-то у его «Спартака». Как раз пригласили из Австрии в команду спортивного директора — и всем в столице было понятно, в какие ферзи вот-вот выйдет этот директор...
— Может, вам в церковь сходить? — неаккуратно предположил я. Что-то не прочувствовав в душевном настрое Федотова.
Бесков-то ходил — так почему бы нет? Что такого-то?
— Церковь? Какая еще церковь? — приняв за издевку, взвился вдруг Владимир Григорьевич. — Вы о чем говорите вообще?!
Я сжался. Словесно замельтешил, заерзал.
Оттаивал, впрочем, Федотов еще быстрее, чем вспыхивал.
Вспоминаю его с нежностью.
Добрый, добрый барин.
**
Вспоминаю, как возил меня на иностранной машине, став вдруг тренером «Асмарала». Какой был год — вдумываться страшно.
Возможно, Федотову было меньше, чем мне сейчас. Не удивлюсь.
Тогда я озвучивал мысли еще глупее, чем ту, про церковь. Однако ж Григорьич не гневался.
Я даже помню собственные причуды:
— Не готов ли Крауш играть в сборной? Асланян? Вратарь Шиянов?
Федотов беззлобно усмехнулся, не отрываясь от дороги.
Ответил как-то степенно. С аргументами — мол, рано. На позиции Асланяна играет тот-то. Да и Крауш проигрывает в заочном сравнении футболисту Шалимову.
А мог бы и проще: «Дурак ты, дурак безмозглый! Ну какая сборная?! Я за поворотом тормозну — а ты давай, до метро...»
Но нет.
Porsche цвета вороньего крыла
Мой Федотов почти не менялся внешне. Чуть полнел, розовел — и, казалось, становился моложе. Из-за таких, как Федотов, подозреваю, и подняли пенсионный возраст.
Как-то приехал к нам с Сашей Кружковым в редакцию на Porsche цвета вороньего крыла. Намытом до блеска. Припарковал рядом с таким же Porsche нашего генерального директора Ивана Рубина. По странному совпадению, тот и другой уйдут из жизни трагически — приблизительно в одном и том же возрасте (66 и 67 лет).
А в тот вечер Федотов вышел цветущий, вальяжный. Подмигнул курящей даме у крыльца — та поперхнулась дымом. Федотов, только-только выпровоженный из «Спартака», оставался что на слуху, что на виду. Узнавали все. О его отставке говорили в программе «Время».
В каждом жесте, в каждом слове Федотов оставался особенным — и отставка только заточила все и без того острое. Даже проклинал отправившего его восвояси спартаковского гендиректора как-то по-особенному:
— Я-то буду на Новодевичьем кладбище лежать! А он где? Я вас спрашиваю — где?!
Совестливый корреспондент Кружков растерянно пожимал плечами — откуда ж нам знать? Мы не ритуальные агенты!
Что займет свое место на Новодевичьем Владимир Григорьевич рядом с великим папой так скоро, никто и подумать не смел. Жить да жить. Гонять на своем Porsche.
Все-таки он был особенный человек. Прятавший-прятавший природную доброту, ребячью непосредственность — а она рвалась наружу...
Даже Карреру, сделавшего «Спартак» чемпионом, так не обожали в звездный сезон, как любили Григорьича. Чем больше проходит времени, тем лучше это понимаю.
Венчание
Мы сделали последнее интервью с Федотовым. Думаю, самое важное для него — Владимир Григорьевич долго собирался с духом, чтоб рассказать после «Спартака» все.
Как раз прошел слух, будто спартаковские фанаты за свой счет выстроили Григорьичу дом. Мы не верили — а зря.
Водил нас Федотов по новым владениям — и сам поражался:
— До сих пор в голове не укладывается, что все это — мое...
— Долго строили?
— За год управились. Уже после того, как покинул «Спартак», несколько болельщиков решили поддержать. Приехали сюда, посмотрели, как я живу. Про дом ни единого слова не сказали, только обронили: «Хотим сделать подарок». А вскоре появился архитектор. Началось строительство.
— Ни копейки не платили?
— Вообще не вмешивался. Участок у меня был крохотный, так те же болельщики докупили у соседей кусок земли. Как в сказке.
— Живете теперь постоянно за городом?
— Да. Мне нравится. Здесь работается совершенно по-другому. Вот только фотографии по стенам развесить пока не успел, все по коробкам лежат. Перевез из московской квартиры.
Наскоро пройдясь по недавним обидчикам, Федотов заговорил на темы самые трепетные.
— Когда ухаживали за дочкой Бескова, как реагировал Константин Иванович?
— Спокойно. Хотя Валерия Николаевна, будущая теща, сказала: «Ты уж к нам, пожалуйста, не ходи. А то Люба голову потеряла. Забросила учебу, вырезает заметки про тебя из газет, твердит: «Федотов, Федотов...» Но появляться в их доме я не перестал. Тех, кто поработал с Бесковым, всегда к нему тянуло. Футболисты постоянно собирались в его квартире.
— Любовь Константиновна рассказывала, что влюбилась в вас в 13 лет.
— Впервые в гости к Бескову попал, когда заканчивал ФШМ. К тому моменту написал заявление в «Спартак». Неожиданно звонит Бесков: «Приезжай, есть разговор». Сообщил, что принимает ЦСКА и хочет видеть меня в команде: «Сын Григория Федотова обязан играть в ЦСКА». Так с подачи Бескова оказался в армейском клубе. Именно в тот вечер увидел Любу. Ей было 13, мне — 17. Но поженились спустя десять лет. До этого финтил, познавал жизнь. Пока не понял, что единственная любовь — это Любочка. Хотите, открою секрет?
— Извольте.
— Скоро собираемся венчаться. Чтоб и на том свете быть вместе. Уже церковь присмотрели неподалеку от дачи. Люба часто туда ходила, познакомила меня с настоятелем храма отцом Николаем. Бесков был атеистом. Да и я раньше тоже. А Люба, наоборот, верующая. У нее уйма книг, посвященных истории религии. Вот жена-то и приобщила к вере. Мне нравится приходить в церковь, когда там мало народу. Выходишь просветленным, и так спокойно на душе, что горы можешь свернуть.
— Ваша жена говорила, что панически боялась Бескова. Замирала, когда он приближался. А вы?
— Бесков по натуре воспитатель. Когда он приезжал на дачу, мой сын Гришка, едва завидев автомобиль, скрывался у соседей. Перелезал через забор с криком: «Я побежал. А то дед опять поучать начнет». Бесков учил всех. Меня в том числе. У него был жесткий характер, но ни разу не видел, чтобы он на кого-то кричал. Только играл желваками в гневе.
— Обижались на него?
— Все было. Я помогал Бескову в сборной, потом ушел в ростовский СКА. Константин Иванович страшно обиделся. Некоторое время со мной не разговаривал.
— Валерия Николаевна огорошила признанием, что всю жизнь их семья прожила в долгах.
— Так и есть. Звучит, конечно, нелепо: семья Бескова — и в долгах! Но они красиво одевались, а это дорогое удовольствие. У них был хлебосольный дом, всегда полно гостей. Да и мы с Любой такие. У меня с роду не было сберкнижки. С такой транжирой, как моя жена, разве что-то накопишь?
— При советской власти не многие могли позволить себе иномарку. Где Бесков раздобыл знаменитый салатовый мерседес?
— В Моссовете специальный отдел распоряжался судьбой иномарок, списанных из посольств. Бескову разрешение на покупку мерседеса подписал лично Промыслов, председатель Моссовета. На мерседесах в те годы ездили космонавты, Высоцкий, которому автомобиль привезла Марина Влади, да Константин Иванович. Правда, с мотором у машины были проблемы. У меня друг работал во Внешторге — через него заказал в ФРГ новый двигатель.
«Думали, Федотов добрый, все сойдет с рук...»
Зато к собственным футболистам ничего, кроме нежности, не испытывал.
— Когда игроки себя плохо ведут, могу дать по мордульке. Нежно. Зато мозги сразу встают на место. В «Спартаке» Павлюченко иногда приводил в чувство таким образом, до этого в ЦСКА — Бушманова. Когда помогал в ЦСКА Тарханову, тот регулярно отлучался в сборную. Стоило мне остаться за главного, как молодежь начинала чудить — Бушманов, Мамчур, Радимов... Думали, Федотов добрый, все сойдет с рук. Но я быстро ребятам объяснил: не на того напали.
— От чего умер Мамчур в 25 лет?
— Зашился, выпил под Новый год — и сердце не выдержало.
— В Ростове жизнь свела вас с парочкой Заваров — Гамула. С ними тоже намучались?
— О, легендарные личности! Заваров играл на таланте, а Гамула — за счет характера. У него была феноменальная работоспособность. О таких, как Гамула, говорят: гвозди бы делать из этих людей. Приезжаю как-то на базу, смотрю -Гамула после «керосина». Двинешь по мордуле пару раз, отправляешь в душ. «Григорьич, — говорит, — не волнуйтесь, завтра буду как огурчик». И действительно, выходим играть — Гамула один из лучших. Пашет за двоих. В конце матча вижу: силы у парня на исходе. Выхожу к бровке: «Сколько еще можешь?». Тот показывает пальцами — три минуты. Делаю замену, Гамула отползает за бровку и падает без сил. Заваров со временем взялся за ум, а вот Гамула дальше Ростова не пошел. Но еще больше, чем с этими головорезами, хлебнул я с Костей Коваленко.
— Неуправляемый?
— «Всадник без головы». Коваленко играл у меня в «Черноморце» и липецком «Металлурге». В потрясающего мастера мог вырасти, если бы не куролесил.
— Это при вас Гамула на мопеде на тренировку приехал — проснувшись под утро на какой-то ростовской окраине?
— Нет. Другую историю помню. Гамула с Заваровым отправились в загул. Утром приходят к гостинице, видят — автобус уже стоит, на зарядку ехать. Нырнули в салон и сделали вид, будто первые пришли. Смышленые ребята. Только не подозревали, что я их всю ночь в холле караулил...
«Одна ступенька прибавляет минуту жизни»
Умирать он совершенно не собирался — напротив! Уверен был, что вернется и будет тренировать. Вот только передохнет.
Наш разговор вдруг прерывался — и Федотов тянулся за блокнотом. Сведя брови, что-то суетливо записывал. Мило чертыхался, упустив мысль.
Нам сразу вспомнилось вычитанное когда-то:
— Вы же вели дневники!
— Да и сейчас иногда записываю — если мысль приходит... — чуть смутился Федотов. — Но редко.
— Компьютером овладели?
— Старый я для этого. Привык писать от руки. Зато у меня отличная зрительная память. Когда смотрю матч, всегда делаю пометки. Расстановку игроков, кто левша, а кто правша, сильный удар или с подкруткой, ну и так далее. Проходит несколько лет. Я беру тот листок — и вся игра у меня перед глазами. Словно только что по телевизору посмотрел.
— Армен Джигарханян недавно сказал: «Старость — это невероятное беспокойство. Хотя дела идут хорошо, здоровье не тревожит, но я просыпаюсь и не могу заснуть». А как вы считаете, что такое старость?
— Возраста не чувствую. Для меня в этом смысле образец Николай Петрович Старостин. Как-то приехал в спартаковский офис, смотрю — из метро выходит Старостин. И быстрым шагом идет на службу. Я был потрясен! Дождался его: «Почему не на машине?» В ответ слышу: «Зачем она? Если буду в кабинете сидеть, в автомобиле, когда же мне двигаться? Пока можешь ходить быстрым шагом — не ощущаешь себя стариком».
А еще Николай Петрович не пользовался лифтом. На лестнице приговаривал: «Одна ступенька прибавляет минуту жизни». Может, потому и дотянул почти до ста лет.
«Остроумный, галантный, немного кокетливый»
Федотов попал в больницу с каким-то странным приступом, но я и поверить не мог, что все так скверно обернется. Да выходят! Поднимут! Как иначе?
Но все разрешилось самым ужасным образом. А Валерия Бескова, самая красивая женщина Москвы 1950-х, говорила нам вскоре после похорон зятя:
— Я в больнице на него взглянула — и все поняла. Что-то было в его лице такое, что говорило: он к нам не вернется... 66 лет — жить да жить!
— Мы были у него на даче в Подрезкове за месяц до смерти, брали интервью. Выглядел Владимир Григорьевич замечательно.
— Да, Володя всегда был такой упитанный, румяный. Хотя со здоровьем проблем хватало. Смолоду мучился почками, язвой желудка. Люба вечно отпаивала его какими-то травами. Но что случилось, почему умер — никто понять не может. Да сейчас уже и нет смысла гадать — то ли микроинсульт, то ли сильный спазм в головном мозге. В тот вечер Володя с женой были в Подрезкове. Ни на что не жаловался. Люба уже собиралась ложиться спать. Зашла в комнату — а Володя лежит у кровати без сознания. Сначала его доставили в обычную подмосковную больницу. Наверное, это была ошибка. Уже потом, в состоянии комы, Федотова перевезли в Боткинскую.
— В коме он пробыл три недели. Была надежда, что выкарабкается?
— Конечно, надеялись на чудо... Знакомый врач, который навестил Володю в палате, сказал: «Не нравятся мне его глаза. Даже в коме они у людей по-разному закрыты. Глядя на Володю, кажется, что он их уже больше не откроет».
— Каким Федотов был в молодости?
— Видный парень. Остроумный, галантный, немного кокетливый. Умел ухаживать. Он часто бывал в нашем доме, вот Любочка в него и влюбилась. Ей было всего 14, ему — 18. Володе, понятно, было тогда не до нее. Он встречался с другой девушкой, кстати, тоже Любой. Приводил ее к нам. А наша Любочка очень страдала.
— Именно поэтому однажды вы попросили Федотова не приходить к вам?
— Просто дочка от любви совсем голову потеряла. Забросила уроки. Сидела целыми днями у окна и высматривала Федотова. Ждала. В какой-то момент я решила поговорить с Володей. «В курсе, что дочь в тебя влюблена?» — «Догадываюсь». — «А ты как к ней относишься?» Федотов помолчал и ответил: «Если честно, — никак». — «Володь, — говорю, — я тебя не сватаю. Но пойми, Люба — еще совсем девчонка. Ты являешься — и даешь ей какую-то надежду. То потанцевать пригласишь, то поболтаешь. Она совсем перестала учиться, все разговоры — только о тебе. Так что, пожалуйста, больше к нам пока не приходи». И на какое-то время Федотов действительно забыл к нам дорогу.
Тот самый дом, тот самый пес
Годы спустя чуть оправилась от потери и Любовь Константиновна. Мы снова приехали в тот самый дом в Подрезкове. Тот самый джек-рассел, которого почесывал за ухом Федотов, снова нас облаял. Но вскоре оттаял.
Помогал маме все вспомнить Григорий, сын. Как мечтала эта большая семья, чтоб Григорий Федотов-младший заиграл в футбол — такие гены переплелись, две величайшие фамилии!
— Много лет назад я отправилась к гадалке, — рассказывала Любовь Константиновна. — Про мужа она четко предсказала: «Успех в молодости. Потом провал. Перед смертью снова огромный успех...» Так и вышло. То, что Федотов классный тренер, многие поняли только теперь. Когда его нет.
— Не считаете, что ему в работе мешал мягкий характер?
— Нет! Чем хуже человек знает свое дело, тем больше он свирепствует. Для Володи всегда был примером Борис Аркадьев, который обращался к игрокам на «вы» и по имени-отчеству. Что не помешало стать великим тренером.
Григорий вспомнил подробность, которая прошла мимо нас. А Федотова задела.
— Сразу после папиной отставки из «Спартака» Титов дал интервью: «Пожинаем плоды доброты Владимира Григорьевича...» Папа обиделся. Не ожидал такого от Егора.
— Я не выдержала, позвонила Титову: «Как ты мог?!» — произнесла Любовь Константиновна. — Он ничего не ответил. В том же интервью Егор сказал, что «Спартаку» требуется человек с характером. И получил! Убрал его Черчесов... Володе перекрыли все трансферы, за спиной сидели Черчесов с Шавло, просто не давая работать. Но и с одной молодежью «Спартак» играл! Черчесова привезли тренером, а вынужден был год ждать.
— Думаете, Черчесова изначально приглашали главным тренером?
— А кем же? В какой-то момент Володя собрался уходить сам: «В таких условиях невыносимо!». Тут же ему позвонил Федун, я слышала этот разговор: «Владимир Григорьевич, никто вас не собирается снимать. Не тревожьтесь, вы будете, как Константин Иванович, долго еще!». А в команде уже шла война за место главного тренера. И вскоре его уволили. Я задумалась: может, Федун имел в виду, что оставит спортивным директором?
— Федотову предлагали эту должность?
— Да. Отказался. Кабинетная работа не для него. Хотел быть только тренером. Без этого жить не мог. Потому и не задержался в «Москве», где все-таки попробовал себя в роли спортивного директора.
— Андрею Тихонову, еще футболисту, сообщили, что убирают из «Спартака». Вернулся домой, жена шутит: «Ну что, выгнали тебя из команды?» — «Ага, выгнали». Как происходило в вашей семье?
— Федун устроил собрание на следующий день после поражения от «Москвы», были все, включая Черчесова. Объявили, что Владимира Григорьевича снимают. Мне позвонил: «Все». А здесь у ворот уже дежурили газетчики. Привезли картину «Григорьич, мы с тобой». К мужу я их не пустила, конечно. Потом приехали те ребята, которые строили дом.
— Муж понимал, что такие собрания обычно заканчиваются отставкой?
— Он был готов. Но все равно очень переживал.
— Из-за чего в больницу попал?
— За месяц до этого прошел капитальное обследование, врачи обрадовали: «Для вашего возраста — состояние идеальное!». Беды ничто не предвещало. Кто-то выдвинул версию, что Володя отравился алкоголем. Чушь! Хоть и начал незадолго до кончины выпивать, стараясь заглушить депрессию. Скорее несчастный случай.
— Помните тот день?
— Внезапно стало плохо на нервной почве. Упал, лежал без чувств на полу. Возможно, ударился головой. Увезли в Химки, вроде бы нормальная больница... А дальше началось непонятно что. Больше сын этим занимался, спрашивайте его.
— Я убедился, как страшно соприкасаться с нашей медициной, — вздохнул Григорий. — Свои подозрения оставлю при себе, расскажу только факты.
— Отца поместили в общую палату?
— В реанимацию. Приезжаю. Врач говорит: «У него инсульт» — «Как это поняли? У вас есть МРТ?» — «Нет» — «Может, взяли кровь на анализ?» — «У нас нет лаборатории». Вот такой уровень. Вы, просит, погуляйте пока, а я сделаю вытяжку спинного мозга. Возвращаюсь спустя час — слышу: «Действительно, нет у него инсульта».
Все выглядело очень странно. Потом мне сказали, что отец пришел в себя. Ему дали успокоительное, чтоб отдохнул. Я, довольный, планировал отправить папу в военный госпиталь в Химках, где он раньше проходил обследование. Поехал договариваться. Вскоре военврач ошарашил: «Как Владимира Григорьевича забрать, если он на аппаратах искусственного дыхания?». Три дня мне об этом даже не говорили! А главное, никто не смог объяснить, для чего это было сделано!
— В Химках были в курсе, кого лечат?
— Нет. Спрашиваю: «Хоть знаете, кто это?» — «Кто?» — «Тренер» — «У нас, что ли, в Химках, в школе работает?». Когда фамилию услышали, перепугались.
— Скончался Владимир Григорьевич в Боткинской больнице.
— Перевели туда через неделю. Но много времени было упущено. Прислали специальную скорую. В палату пустили батюшку Николая, он молитвы читал. Мы надеялись, папа услышит, откроет глаза. Батюшка вышел: «У него глаза мертвого человека». В конце концов умер мозг, из комы вывести уже не смогли.
— «Спартак» предлагал помощь в организации похорон?
— Да, Карпин звонил. Но люди, которые этот дом выстроили, сказали: «Сейчас «Спартак» даст деньги и вроде как отмоется за то, что было. Не надо». И сын обратился к Роману Бабаеву. Похороны оплатил ЦСКА — не чужой для Федотова клуб.
— От «Спартака» там кто-то был?
— Вся команда, включая Карпина. Федуна не было. Пока «Спартак» играл в «Лужниках», болельщики перед каждым матчем заходили на Новодевичье, оно же рядом. Ограда была завешана шарфами. А я после смерти Володи нашла в его кабинете два листочка. На одном из них вывел каллиграфическим почерком: «Любаня! Я тебя очень люблю!» Он знал, что для меня самое главное в жизни было — получить его любовь. Без него я не живу, а существую. Если честно, разные мысли лезли в голову. Но поняла, что не должна доходить до греха. Теперь надо жить ради сына и внуков.
Самый хороший человек в нашем футболе
Сегодня Владимиру Федотову, хорошему тренеру и человеку редкого добродушия, исполнилось бы 80 лет. Всего-то 80.
Его смерть до сих пор для меня тяжелое потрясение. А для многих — укор. Какие бы слова они ни произносили для самих себя. Где-то в душе и они все понимают.
Что-то время обостряет, а что-то сглаживает — и мне не хочется уже называть их имена. Но я не забываю.
Человечность в каждом поступке заставляют вспоминать Федотова как близкого человека. Как ни копировал костюмами и металлом интонаций тестя Бескова — а все равно оставался добряком Володей Федотовым. Возможно, самым хорошим человеком в нашем футболе.
Его могилу на главной аллее Новодевичьего я обхожу стороной — чтоб не будить в душе тысячу недоговоренностей: все не так, несправедливо, неправильно...
Обхожу, чтоб не думать снова: вот был бы жив Григорьич, еще не раз и не два приехали бы к нему в Подрезково, разложили свои вопросы и вдыхали сладкий трубочный дымок. Было бы нам так хорошо, тепло и уютно. Вместе с малюсенькой собачонкой, имени которой не помню.
А пару часов спустя уезжали бы вот точно такими же добродушными и неторопливыми, как хозяин этого имения. Пропитавшись не только ароматами, но и повадками Владимира Григорьевича, доброго барина.
А кто-то приезжает на Новодевичье — и знает, куда идет, уверенным шагом. Это они повязывают на оградку спартаковские шарфы. Это они выстроили дом в Подрезкове, не взяв ни копейки.
Я благодарен этим парням, которые тоже стали седыми за 14 прожитых без Федотова лет.
Безусловно, правы они, а не я...
Федотов входит в пятерку лидеров ЦСКА по матчам и голам
Владимир Федотов выступал за ЦСКА с 1961 по 1975 год и провел за красно-синих 427 матчей, в которых забил ровно 100 голов. По обоим статистическим показателям форвард до сих пор занимает пятые места в истории команды. По числу игр он уступает только легендарной линии обороны 2000-2010-х — Игорю Акинфееву, Сергею Игнашевичу и братьям Березуцким. (Кирилл Бурдаков)
В списке снайперов Федотов никогда не занимал место выше пятого, ведь чаще отличались форварды «команды лейтенантов» — Григорий Федотов (отец Владимира), Валентин Николаев, Алексей Гринин и Всеволод Бобров. В XXI веке в пятерку ворвался бразилец Вагнер Лав, на счету которого 124 гола.
Только четыре тренера выходили в финалы Кубков СССР и России
В 1981 году Владимир Федотов в должности главного тренера ростовского СКА выиграл Кубок СССР, обыграв в финале «Спартак», а спустя 25 лет дошел до решающей стадии с красно-белыми, но уступил там ЦСКА. Помимо Федотова в финалы Кубков СССР и России выходили три специалиста — Юрий Семин, Олег Романцев (в 1992 году турнир назывался Кубок СССР-СНГ) и Константин Бесков, уступивший Федотову в 1981 году. (Кирилл Бурдаков)
