«Сабонис ударил кулаком по столу министра: «Это мой ахилл — еду на Олимпиаду!» Великому советскому баскетболисту — 60!
Сколько раз ловил себя на странных ощущениях: могу смотреть матч — и не видеть. Спрашивать после: «Какой счет-то?» Или, постеснявшись спросить, сверяться с табло.
Хочется верить — это не помешательство. Выхватив глазом на площадке кого-то одного, своего любимца, я теряю способность следить за остальными.
Вот так я выискивал на поле Федю Черенкова. Когда «Спартак» играл с «Кельном» — следил за Пьером Литтбарски. Боясь пропустить ту секунду волшебства, которая обязательно случится. Литтбарски в Москву не частил. Так что ситуация стоила моего внимания.
Глаз не отрывал от маленького, кривоногого вратаря Жан-Люка Эттори в «Монако». Это было колдовство — голкипер росточком чуть выше метра семидесяти летал, будто пружиной подброшенный. Долетался в своей карьере до сборной Франции. До полуфинала Лиги чемпионов. До финала Кубка кубков.
А вот теперь не давал забить нашему «Торпедо». Игра шла на другой половине поля — а глядел, глядел, как притаптывает лужицы в свой штрафной этот удивительный человек.
**
Мало за кем я так следил, как за Сабонисом. Игра шла — а я отыскивал его даже на лавочке. Высмотреть было легко — голова Сабониса возвышалась над всеми прочими.
Он мне казался совершенным баскетболистом, невероятным. Через Сабониса не просто шла игра — через него шло вообще все.
Матч заканчивался, откуда-то пищал голос разума: не спеши! «Невероятных» много в чемпионате СССР — но настоящий баскетбол только в НБА. Там быстро поставят на место.
Мне очень хотелось примерить ту волшебную НБА ХХ века как раз на Сабониса. На Сашу Волкова. Да хотя бы на Дражена Петровича. Чтоб уяснить важное для самого себя: велика ли цена нашему баскетболу, которым восхищаемся? Стоит ли настоящий их класс таких эмоций? Петрович и Сабонис казались фигурами сопоставимыми. А Сабонис и Чарльз Баркли? Ларри Берд? Вопрос!
Когда Сабонис с Петровичем и там стали звездами, я ликовал. Все было не зря.
**
Сабонис давным-давно отыграл свое — а я до сих пор жадно вчитываюсь в каждый рассказ о нем. Вслушиваюсь в каждую выдумку, где только мелькнет фамилия. Мне почему-то важно, какого размера были у Сабониса кроссовки — и я счастливо успокаиваюсь, выяснив через баскетболиста Андрея Фетисова, что размер был 56-й.
Мне и без того было ужасно жаль, что погиб Шабтай Калманович, — но жаль втройне, когда подумаю, сколько всего с ним ушло лично для меня. Книжку писать собирались? Собирались. С Сабонисом подружить обещал? Обещал. Сто процентов — все сбылось бы.
Я дружил с журналистом Игорем Фейном. Беззлобным выпивохой, балагуром, придумщиком невероятных, нелепых историй. При знакомстве Фейн проинформировал перво-наперво, что его папа — «Руссо ХХ века». А сам он, Игорь Фейн, провел на московском кинофестивале 1961 года ночь одновременно с Джиной Лоллобриджидой и Лиз Тейлор.
Встряхнулся я не сразу. Подумав: едва ли мадам Лоллобриджида имела слабость к любви втроем. Тем более в компании моего нового друга Фейна.
При жизни над Фейном посмеивался — а вот не стало, и человек не забылся. Так не хватает! Мог ли я подумать, что Фейн значит в моей жизни столько?
Баскетболисты его обожали — быть может, как раз за причудливость рассказов. В которых не разберешь, где выдумка, где проблески правды. Фейн уверял, что дружен был с Довлатовым, Трахтенбергом, Алешковским, Сабонисом...
Я бы и это принял за фантазии — если б не знал совершенно точно, что Сабонис его обожал. Даже соорудили в соавторстве книжку. Сейчас ее перелистываю и думаю: и он, старик Фейн, мог сдружить с Сабонисом. Ох, какой был бы «Разговор по пятницам»!
Я — когда в соавторстве с Кружковым, когда сам — расспрашиваю уважаемых людей, хоть на секунду соприкоснувшихся с Сабонисом: какой он?!
Порой мне кажется, что инопланетянин. Что, ласково усмехаясь, подтверждают общие знакомые.
**
Как-то в Каунасе Шабтай Калманович привел в ресторанчик. Помню, сидели мы одни в каком-то полумраке. Из этого полумрака и выскользнул пожилой человек, подсел к нам. Поздоровался по-русски, но с заметным акцентом. Говорили они с Шабтаем о баскетболе, я не вмешивался. Только слушал, слушал, слушал. Не понимая — кто это вообще? Такое знакомое лицо!
День был насыщенный — и разум отказал. Догадок не подбрасывал.
Вспомнили про Сабониса — и гражданин начал сыпать байками, которые я и не слышал прежде. В этих рассказах мелькнули все великие 80-х — Гомельский, Волков, Ткаченко, Куртинайтис...
Потом вдруг скользнул взглядом по часам — одним глотком допил кофе, заторопился.
— Узнал? — кивнул ему вслед Калманович.
— Что-то знакомое-знакомое, — удивлялся я собственной несообразительности.
— Гарастас!
Боже. Мне захотелось кинуться вслед. Забыть про самолет на Москву — и договориться, посидеть с ним вот точно так же. Я смотрел на его чашку, совершенно оторопев.
— Ничего, я вас еще сведу, — как-то сразу все понял Калманович. — Поговорите, обещаю.
Я не сомневался, что так оно и будет, еще пообщаемся. Но не стало Калмановича, тихий Каунас стал для меня дальше любого Норильска, а Гарастасу в начале февраля исполнится 93. Видимо, уже не поговорим.
**
Сам Шабтай готов был говорить о Сабонисе часами. Не повторяясь в историях. Порой казалось, любую тему выведет на рассказ про Арвидаса. Даже самую неожиданную. Вот, например:
— Знаете пять языков? — спрашивали мы с Сашей Кружковым.
— Девять. Могу рассказать забавную историю, как знание языков мне помогло подружиться с Сабонисом. У Советского Союза не было дипотношений с Израилем, и вот однажды тель-авивский «Маккаби» вышел на «Жальгирис» из Каунаса. Оба матча играли на нейтральном поле. А чтоб не было обидно, руководители ФИБА приняли решение — как бы ни складывалась игра, результат должен быть 1-1. Я об этом узнал.
— Где играли?
— В Брюсселе. «Жальгирис» выиграл первый матч. Вечером сажусь в лифт на нулевом этаже, а на первом подсаживаются Сабонис с Хомичюсом. Хомичюс говорит Сабасу на литовском: «Пойдем попьем пива». Знать не знал, что кто-то в лифте понимает язык. Сабонис отвечает: «Нет, не пойдем. Лучше выспимся, а завтра еще раз выиграем».
— Вы не выдержали?
— Не мог смолчать. Говорю на литовском: «Можешь идти пить. Вы завтра не выиграете». С тех пор у нас с Арвидасом огромная дружба. Мы о спорте почти не говорим! Он помешан на юморе, анекдотах. Еще на истории Литвы. С ним интересно, с большим юмором дядька. Надо было видеть, как однажды шел во Франции вдоль авеню. Там оградка, через которую обычному человеку переступить сложно. А у Сабониса она была где-то далеко внизу, между ног.
— Он никогда не попытается стать президентом Литвы? — спросили вдруг мы.
— Нет.
**
Помню, как приехали в Люберцы разговаривать с Вальдемарасом Хомичюсом. Все это было довольно странно — заснеженная дорога, какие-то железнодорожные переезды, проезжаем тот самый подвал, где была первая качалка «люберов»... Вдруг уселись напротив легендарного Хомичюса. Который даже после тренировки пахнет хорошим парфюмом. Все это не сразу монтировалось в сознании.
Да и понравятся ли ему наши вопросы? С литовцами стоит быть аккуратным.
Но Хомичюс оказался на редкость славным парнем.
Желая раскрепостить героя, припомнили, как в литовских деревнях 80-х годов большую бутылку водки называли «Сабонисом», а бутыль поменьше — «Хомичюсом». Ту самую, которую у нас зовут «чекушкой».
Хомичюс обрадовался нашей осведомленности. Поддержал разговор:
— «Сабонис» всегда был «Сабонисом». А вот маленькая бутылочка прежде звалась «Масальскис». Подумал и добавил:
— Был такой баскетболист в «Жальгирисе».
В его рассказах Сабонис мелькал тоже регулярно.
— Самый грязный игрок вашего времени?
— Тут нет равных югославам. Плюнуть, ударить исподтишка — для них это в порядке вещей. Использовали любые провокации.
— Даже такие звезды, как Петрович, Кукоч, Раджа?
— Кроме Кукоча. В 1985-м на чемпионате Европы я не выдержал, подошел к югославской скамейке и сказал Петровичу: «Ты классный баскетболист. Но если не закончишь с грязными приемами — пожалеешь». Тот поутих. А год спустя «Жальгирис» встречался в финале Кубка чемпионов с «Цибоной». Накич потолкался с Крапикасом, на выручку поспешил Сабонис. Югослава он не бил — просто пуганул рукой. Но хитрый Накич рухнул, будто кувалдой огрели. В итоге Сабаса удалили, и финал мы проиграли.
Мы говорили о чем-то другом — но Сабонис притягивал словно магнит.
— Легенды ходят, как баскетбольная сборная отмечала победу в Сеуле. Из команды на церемонии закрытия Игр спустя два дня появился лишь Тараканов. А вот где были вы, например?
— Не помню. Там все было как в тумане. Сплошная эйфория. В память врезалось почему-то другое — Сабас костюмы в магазине заказал. И вот шли мы по Сеулу вдвоем абсолютно счастливые, на шее — золотые медали. А корейцы подходили и предлагали их купить. Мы смеялись: «50 тысяч долларов — медаль ваша». Долго плутали, пока отыскали этот магазин. Еще запомнилось, как на следующей Олимпиаде в Барселоне праздновали бронзу — первую в истории сборной Литвы.
— Да уж, Елена Баранова в нашем интервью вспоминала, как Сабонис тогда в Олимпийской деревне огромную бутылку водки разбил.
— Водка — мелочь.
— Еще что-нибудь разбили?
— Больше ничего. Но в номерах устроили салют. Из бутылочек с протеином. В комнатах было белым-бело. Впрочем, на фоне кубинцев — мы ангелы.
— А что кубинцы?
— В день отъезда из Олимпийской деревни вынесли все, что можно, — вентиляторы, телефоны, настольные лампы...
— Верили, что у Сабониса, измученного травмами и операциями, получится в НБА?
— Я вам отвечу словами самого Сабаса, который однажды сказал: «Если б знал, что в НБА играть так легко, — уехал бы намного раньше». В Европе приходилось гораздо тяжелее.
— Сильно удивитесь, если Сабонис когда-нибудь станет тренером?
— Он в шутку говорит: «Мне уже надоело бездельничать. Возьми к себе помощником». Но мне кажется, Сабонис — идеальная кандидатура для президента Баскетбольной федерации Литвы.
**
Когда-то нам повезло разговорить Александра Волкова, величайшего баскетболиста. Это было одно из самых странных наших интервью — столько удивительных, мистических историй рассказал Саша о самом себе. Слово «энергетика» вплетено было в каждый абзац. Даже если не звучало напрямую. Но обычно звучало.
Спросили и про Сабониса:
— Чем удивлял?
— Необыкновенной энергетикой. Чемпионат Европы-1995 в Греции. Я в ужасном состоянии — уже не лежачий, но ходил еле-еле. Сабас заглянул в гости — и мне сразу полегчало. Я сказал ему об этом: «Пообщались — и боль отпустила. Вот такая у тебя энергетика». Стал двигаться, сам ездил на матчи турнира. Еще у меня не укладывается в голове, что две баскетбольные легенды Литвы постоянно в разных политическо-спортивных лагерях.
— Вы о Сабонисе и Марчюленисе?
— Да. Мы с горечью на это смотрим. Крошечная страна, им, наоборот, нужно объединить усилия — но они лишь отдаляются друг от друга.
— В сборной они даже дрались.
— Бывало. Но это ребячество. Сейчас-то уж оба взрослые дядьки.
Начали говорить про рыбалку — и здесь отыскалось место Сабонису.
— Он заядлый рыбак — как и я. Давно планируем съездить в Норвегию или на Аляску, но не складывается. Мы ни разу вместе не рыбачили! Хотя, постойте. В 1996-м было. Во время Олимпиады вывез в Атланте компанию на платное озеро. Поехали Сабас, Куртинайтис и Гомельский с сыном Вовой. Александр Яковлевич так засадил блесну Вове в палец, что едва не пришлось оперировать. Наловили форели, я дома закоптил ее. Курт уверяет, что до сих пор ничего вкуснее на свете не ел.
**
Мы рады были узнать годы спустя, что Сабонис с Марчюленисом примирились. Забыли старые ссоры. О чем нам рассказал великий доктор сборной СССР Василий Авраменко, до сих пор практикующий.
— Сабас справлял юбилей, полтинник. Из России пригласил одного человека.
— Вас?
— Меня!
— А Ткаченко?
— Не смог, приболел.
— Тихоненко?
— Тихий был — но он из Алма-Аты! Волков — из Киева! Эстонцы, латыши... Человек пятьсот собралось. Президент страны, правительство. Все руководство европейского баскетбола. Боссы «Портленда» и «Реала». Сабас выходит — на литовском минут пять благодарит Бога за то, что дал ему возможность через мяч на весь мир прославлять маленькую страну.
— На русский не перешел?
— Перешел! Молодежь-то русский не понимает, а старики знают. Говорит: «Спасибо СССР и советским окопам, в которых я, рядовой пацан из Литвы, закалился как сталь! Спасибо великому Гомельскому!» Меня слеза пробила, честное слово. Смотрю — у Волчка с Тихим тоже слезы. Потом подхожу к Сабасу: «Думаешь, стоило это говорить? Все-таки президент здесь, политика...» — «Мне по фигу! Я перед Богом сказал правду!» А в 2018-м к 30-летию победы уже я торжества организовал.
— Все приехали?
— Кто живой. Белостенного, Гоборова, Панкрашкина и Гомельского нет, вы знаете. Справляли в Литве на даче у Марчюлениса. Я позвонил Бубке как вице-президенту МОК, тот прилетел из Монако. Привез золотые перстни каждому!
— Что за перстни?
— Именные. Написано — «Сеул-1988». Нарисован баскетбольный мяч и кольцо. Фамилия и номер.
— Вам тоже?
— А как же? «Авраменко, 03». Как «Скорая помощь». У Марчюлениса дача огромная, десять гектаров. Сидим на лужайке с женами, детьми. Вдруг над нами появляется вертолет, открывается люк — и на головы чемпионов лепестки алых роз! Несколько мешков! Бубка поднимается: «В истории МОК таких команд не было! Обычно дружат три года, пять. А здесь 30 — одной семьей!»
— Прямо одной семьей?
— Мы постоянно переписываемся! Сразу после Олимпиады я им сказал: «Уважительная причина не отвечать на звонок — смерть!»
Это доктор Авраменко помогал Сабонису выкарабкаться из бед со здоровьем. Сыграть на Олимпиаде-1988. Не было бы у сборной такого доктора — не играл бы за эту команду Сабонис. Не было бы Сабониса — не было бы победы. Вот в этом я не сомневаюсь.
Те дни вспоминает доктор с большим чувством:
— Сабонис без своих разрывов ахилла играл бы как бог?
— Многие об этом говорили... Я потом Сабасу передавал: «Ты был бы в НБА не гений, а супергений!» К первой травме привела нелепая череда совпадений.
— Это каких же?
— На базе в Новогорске после обеда ребята мгновенно отрубались. Арвидас попросил разбудить. Я растолкал, говорю: «Сабас, я ухожу! Не спи!» — «А-а...»
— Ну и проспал?
— Конечно! Опоздал на полчаса на тренировку. Еще и Гомельский приехал злой. Что-то ездил пробивать в Политбюро — ему отказали. Разругался с ними. Зал прибирала бабушка, у нее внуки приболели. Поздно помыла полы.
— Не успели просохнуть?
— В том-то и дело! Все переплелось — как в «Мастере и Маргарите». Опаздывает Сабас, злющий Гомельский, влажный пол...
— Все случилось на ваших глазах?
— Самым страшным был звук.
— Порванного сухожилия?
— Да. Гомельский любил поддать мяч ногой — чтобы Сабас ловил и бросал. Вдруг треск, у Сабаса едет нога — и крик. Я подхожу, кладу руку: ноль! Нет ахилла! Это суббота, Сергея Миронова, руководителя ЦИТО, не смогли найти. А дежурный доктор предложил прооперировать в понедельник.
— До понедельника ситуация не ждала?
— Да вы что?! Ахилл до понедельника сократится. Потом нужно будет брать искусственный. Сабонис с таким сможет сапожником работать. Рыбаком. Прыгать — нет! Тогда Гомельский позвонил в Литву, вышел на первого секретаря ЦК — тот прислал личный самолет. Сразу Сабониса к микрохирургам — в тот же день все сшили. Отправился на восстановление в Палангу. Где и разорвал ахилл второй раз.
— Теперь сшивали в Америке?
— Да, потому что Сабас был «Портлендом» задрафтован. Когда после реабилитации прилетел, ни о какой Олимпиаде речь уже не шла. Сабас приехал в Новогорск просить Гомельского взять в Сеул туристом. А Папа присмотрелся к нему, сказа: «Ну-ка, дай пару крюков!» Сабонис чуть обескураженно все исполнил. Гомельский сразу: «Все! Едешь игроком!»
— Вас-то спрашивал?
— Мы серьезно переговорили! Я ответил — реально!
— Кто-то был против?
— Из Литвы примчалась делегация профессоров: «Мы возражаем! Сабонис — наше национальное достояние, нельзя так рисковать!» Привезли какие-то графики, макеты. А Гомельский своих докторов притащил. Несколько дней в кабинете Марата Грамова шла борьба. С одной стороны разворачивают ватманы: «Нельзя, порвется обязательно!» Тут же разворачивают другие: «Можно!»
— Ну и как решать?
— Гомельский смотрит на меня: что делать? «Есть идея!» — отвечаю. Привожу самого Сабаса. Спрашиваю при всех: «Ты хочешь в Сеул?» — «Базара нет!» Подходит вплотную к Грамову, кулаком по столу: «Все, ******! Ахилл мой, нога моя — я еду на Олимпиаду!» Вопрос закрылся.
По-русски Сабонис говорил не очень. Смысла того слова, что произнес в грамовском кабинете, не понимал. В раздевалке оно часто звучало. Сабас думал, означает — «закончили».
— Мы слышали, Сабониса в Сеуле вы исцеляли какими-то японскими методиками. Контрастные ванны...
— Эти контрастные ванны — 50 процентов от того, что я ему тогда делал. Столько разного! После второй операции надо было разогнать спаечные процессы. Массировать маленькие капилляры, которые питают ахилл. Руками такой массаж не сделаешь! Техникой — тоже.
— А как?
— Японцы провели эксперимент — давали на эту зону температурную разницу. От горячей воды в 52 градуса до холодной. Пять раз подряд — начинает работать! Идет питание!
— Так и крутились круглыми сутками вокруг Сабониса?
— Вот-вот. Ложился в три часа. Бывало, после матча ребята возбуждены, пока последнего уложишь — время... А в пять утра уже бежать в ресторан!
— Зачем?
— Просил килограммов тридцать льда. Чтобы делать Сабасу контрастные ванны. Потом вторая ходка.
— А эта для чего?
— За матрешки и вымпелы договорился с поварами. Мы были единственной командой в Олимпийской деревне, которая ни разу не пришла на завтрак!
— Приносили в номера?
— Рассказываю. Чтобы пойти на завтрак — надо было потратить два часа. Время самого качественного утреннего сна. И я сделал так: просыпаются перед утренней тренировкой — а мы с массажистом Володей Беляковым уже в Ленинской комнате накрыли завтрак. Бутербродики, кефир. Утром ребята вставали не в шесть, а в восемь-девять. Совсем другое дело!
— Говорят, Сабонис после этих травм другой человек.
— Да, я так ему и говорил: «Раньше у тебя земных ограничений не было никаких». А как случилось несчастье — огляделся вокруг. Влюбился в Ингрид, «мисс Прибалтику». Видно было — все, это другой Сабонис! Бог направил. Сколько было разводов в той команде — а его семья сохранилась. Я историю вспомнил!
— Давайте, Василий Антонович.
— Звонит мне Курт: «У Сабониса умер отец». Я пулей в Каунас! Отпевание в часовне. Сабас увидел меня — глазам не поверил. Я два венка привез — от ЦСКА и олимпийских чемпионов Сеула. Зима, мороз под 30 градусов! На кладбище батьку закопали, все по автобусам. А Сабонис стоит и стоит возле могилы. Полчаса не уходит! Я вышел, обнял его: «Пошли, пошли...» Остался на два дня — пока он приходил в себя.
— О щедрости Сабониса легенды ходят.
— Когда закончил карьеру, вернулся в Литву и начал заниматься благотворительностью. На свои деньги строит стадионы, бассейны, детские спортивные школы. Все, что заработал кровью, потом, разорванными ахиллами... Народ его считает не героем спорта — это бог для Литвы! Видят его на улице — складывают руки, шепчут: «Арвидас...» Кланяются вслед! Считается — есть президент Литвы, а есть хозяин. Сабонис!
**
Я до сих пор не понимаю, как та сборная вытащила полуфинал против США. Мне до сих пор кажется, что все это какая-то выдумка.
Но поговоришь с Владимиром Гомельским, сыном Александра Яковлевича, — и тот спокойно, бархатно разложит все так, будто и не могла сборная СССР проиграть. Все бы доктора умиротворяли, расслабляли так, как Владимир Александрович. Которого мне так не хватает сейчас в эфире.
— Мы до сих пор понять не можем, как вашему папе удалось грохнуть Америку в полуфинале.
— У меня тогда была возможность поговорить с отцом по телефону. Он сказал: «Я доволен, что с американцами встречаемся в полуфинале. В финале играть с ними было бы сложно. А сейчас есть шанс». В тот момент я подумал — ага, вот он и доехал до того, что прятал. Там была интересная деталь!
— Что за деталь?
— На первом матче СССР — Югославия присутствовала вся бригада американских тренеров. Когда после первого тайма было «минус 13» — встали и ушли. То есть посчитали, что им ни та, ни другая команда не соперники. Вот и досчитались.
— Так что за главный секрет Александра Яковлевича? Что он прятал?
— Уже после Олимпиады говорю: «Пап, мы же вот это с тобой не рисовали?»
— Вы о чем?
— Схему разбития прессинга через Сабониса! Отец улыбнулся: «А мне за два дня до игры приснилось!» Эта схема не прошла бы против любой другой команды. Только против США.
Американцы старались за счет атлетизма сыграть без смен при заслонах. Не меняются! Успевают либо проскочить, либо оббежать. А тут получилось, что Сабониса не очень оббежишь. Большой, занимает много места. Помните Дэвида Робинсона по прозвищу Адмирал?
— Еще бы.
— Первый тайм он отыграл нормально, успевал. А во втором наелся. Устал! Ничего не забил! При этом Марчюленис с Волковым как бегали, так и продолжали бегать. Физическая готовность потрясающая. Неспроста же их сразу после Сеула пригласили в НБА.
Марчела уходил под левую руку Сабонису, Волчок под правую. Получал мяч на ходу, набрав скорость. Кроме кольца уже ничего не видит. Попробуйте даже втроем его удержите! Он сверху занесет! 38 минут у нас все это проходило.
— А потом?
— За три с половиной минуты до конца разница была 11 очков. Затем Томпсон сообразил. Убрал Робинсона, поставил Мэннинга, второго тяжелого форварда. Пару мячей они перехватили. А наши чуть задрожали. Но этот матч — на сто процентов тренерская победа!
