«Я чувствовал — не очень-то Федун в меня верит». 15 лет без Владимира Федотова
Один звонок за час
Чертовски сложно объяснить самому себе, что прошло 15 лет с момента смерти Владимира Федотова. Все помнится, будто вчерашнее. Особенно — детали. Вроде красного галстука на выглаженной белой рубашечке Владимира Григорьевича.
Вспомнишь — и улыбнешься. Как просыпался вдруг телефон Владимира Григорьевича, заполняя комнату гимном Лиги чемпионов. Вчера еще этот гимн из федотовского телефона слушали пресс-центры европейских стадионов — а теперь вот наша комнатушка в старой редакции «Спорт-Экспресса». Рядом со стенбюро и хранилищем пыльных подшивок.
Мелодию Федотов после ухода из «Спартака» не менял — надеясь вернуться к настоящим футбольным делам. А не разъезжать с визитами по редакциям.
Очнулся вдруг и мой телефон — кутая федотовские гаммы в мелодию из «Крестного отца». Всем нам намекая заупокойностью мотива: нет, нет, нет... Не будет никаких возвращений...
Я поскорее жал на отбой — пока не расплескались остатки душевного расположения Владимира Григорьевича ко всем нам. Долой хандру, прочь скверные прогнозы.
Но в голове-то осталось: телефон Федотова действительно просыпался «вдруг». Владимир Григорьевич отводил его на вытянутой руке подальше от глаз, щурился: кому это он понадобился?
Я в таких случаях произношу: «Не буду отвечать. Вдруг им что-то надо?» Федотов, кажется, размышлял в том же направлении.
Мне хватило ума не озвучить наблюдение: еще недавно разрывался телефон Федотова на спартаковских пресс-конференциях — и Григорьич чуть досадливо выключал его вовсе. Всем-то он был нужен.
А сейчас — один звонок за час. Да и тот не особо желанный.
Фруктовый дымок
Я вспоминаю Федотова какими-то обрывками, странными вкраплениями. Какой-то рябью.
Вроде и вчера все было — но вдумаешься, и вот уже кажется, что в позапрошлой жизни. Если одна сегодняшняя неделя вмещает столько ужаса.
Я вспоминаю, как заглянул в офис футбольного клуба «Москва» к чемпиону по коммуникабельности Юрию Белоусу. Взялся за ручку его кабинета — а из соседнего вышел Федотов. Розовощекий, с величавой искринкой в глазах, из трубки тянет фруктовым дымком... Барин, добрый барин! Я еще подумал — как же легко пережил он спартаковскую отставку! Просто цветет. Мне б так переживать неудачи.
Вскоре выяснится, что все не так. Переживает страшно. Но картинка, отпечатавшись в памяти, уж никуда не денется.
Помню позабавившее меня наблюдение: Владимир Григорьевич, перенимая от великого тестя все доброе и недоброе, наложил на собственный образ и главную черту. Если остались в Москве люди, помнящие Бескова, подтвердят — так оно и было.
Проигравший Бесков — душа-человек. Он и расскажет, и приобнимет, и головой покачает, ища сострадания. Принимая тебя как равного. После 2:6 от «Вердера» толковал со встречавшей в московском аэропорту телевизионной бригадой словно с родными братьями.
Но уж после победы! После победы Бесков мог тебя и не узнать. Перейти на ледяное «вы» с давним знакомым. Указать на дверь самым надменным из собственного собрания жестом.
Все это очень, очень выпукло показано в фильме «Невозможный Бесков». Единственное кино, захватив кусочек которого, смотрю до конца. Не могу оторвать себя от экрана. Хоть знаю каждую реплику, каждый сюжетный поворот: вот сейчас Константин Иванович будет выговаривать в сотый раз огромному защитнику Сурову, вот сейчас молвит: «А ты его по ноге ударь!», а через минуту выпроводит из чемпионской раздевалки Николая Старостина: «Вот вы возьмите и сами скажите. Тем более этому... Перетурину!»
Владимир Григорьевич Федотов был несравнимо добродушнее Бескова — но вот эту черточку перенял.
К Федотову стоило подходить после неудач. Как-то дозвонился ему в Тарасовку после хорошей серии — и задал вполне, казалось, здравый вопрос: вот Бесков заглядывал в соседнюю церковь. О чем-то просил. Вы ходите?
Федотов почти взорвался, совсем по-бесковски заговорил на «вы». Помню, предложил в дальнейшем общение строить через пресс-атташе Владимира Шевченко. Шевченко был хорошим парнем, несложно было и через него. Но все это выглядело как-то нелепо.
Но вскоре «Спартак» проиграл, серия оборвалась — и Владимир Григорьевич снова стал прекраснодушным. Не искал посредников в общении, а вполне мило объяснял что-то при встрече. Даже придерживая за локоток. Мне хотелось видеть в этом оттенок покаяния за ту телефонную брань — но, думаю, Федотов и не помнил собственной вспышки. Что тогда, что теперь оставаясь искренним.
Черный Глаз
Пройдет еще немного времени — из Австрии в «Спартак» привезут спортивного директора, и Федотов все поймет. Смотрел на всех нас, корреспондентов, с непередаваемой тоской. Так, что и мы все понимали. Очень хорошо помню этот взгляд светлых глаз.
Я впечатлительный — после этих пресс-конференций казалось, что спортивного директора привезли не Федотову, а лично мне на смену. Скоро смахнет рукавом бумаги с моего спорт-экспрессовского стола и усядется сам.
Это Федотов прозвал спартаковского гендиректора Шавло Черным Глазом. Подметив особенность: стоило тому появиться в раздевалке до матча, «Спартак» проигрывал.
Мы с Сашей Кружковым приехали к Шавло в спартаковский офис — и были поражены тем разговором. Со стороны Сергей Дмитриевич казался не самым энергичным человеком. Не способным на яркий комментарий.
Шавло оказался совсем другим. Напрочь!
Хватка, напор, энергия — все было при нем.
После разговора ситуация для нас стала не такой уж однозначной, что уж скрывать.
— Я видел: методика, по которой работает Федотов, двадцатилетней давности. Из 80-х, — уверенно выговаривал Шавло.
— Вы сами тренировались по такой методике?
— Вот именно. Тогда она считалась хорошей, но сегодня, видимо, устарела. Раньше ты принимал мяч — у тебя было время подумать, что с ним делать. Сейчас такая плотность, что нет ни секунды на раздумья. Игроки намного мобильнее и физически сильнее, чем прежде. Им нужна другая методика.
Многие наши ребята пришли из-за рубежа — они видели, как тренируются там. Вот, например, Владимир Григорьевич обиделся на то, что я собрал игроков для беседы. Но я же понимал, что, если рядом со мной будет сидеть тренер, они мне ничего не скажут! И команда мне сказала: пробелы там-то и там. В тактическом плане мало работы. Над «физикой». Игроки «плывут».
— Вы говорили со всеми игроками?
— Нет. Сам выбрал человек девять, и опытных, и молодых. Легионеры тоже были.
— Услышали то, что ожидали?
— Да. Услышал именно то, что ожидал.
Эх, что уж вспоминать. Тяжело! Да еще и зная, чем дело закончится.
Buick от Сталина
Пройдет время — прошлое довольно странным образом будет напоминать о Федотове. То, перебирая коллекцию фотографий на кухне знаменитого журналиста советской поры Сергея Шмитько, вдруг наткнусь на совершенно замечательную: юный Владимир Федотов варежкой смахивает снег со стекла 21-й «Волги».
— Какая ушанка! — ликовал я.
— Если всмотреться — на заднем сиденье сижу я. Чуть-чуть видно, — сказал Шмитько. — Все это на следующий день после возвращения из Ташкента, с переигровки. 1970 год.
Подумал и добавил:
— Декабрь.
В Москве тот декабрь был снежным, судя по всему.
Фотография сразу заиграла новыми оттенками — Федотов в том матче забил два гола, ЦСКА драматично стал чемпионом. Проигрывая за 20 минут до конца 1:3. В тот-то момент юный Володя и проснулся. Именно его двух ударов хватило для чемпионства.
...Или вдруг натыкаюсь на собственное старое интервью с Федотовым — в котором Владимир Григорьевич рассказывал о приключениях отца, величайшего форварда ЦДКА Григория Федотова.
— Василий Сталин за папой прислал американскую машину, Buick. Позвал на переговоры, чтоб папа перешел в ВВС. Поехали на разговор вдвоем. Василий Иосифович мне тоже руку пожал.
Помню, как я затаил дыхание, слушая все это. Между мной и Василием Сталиным — одно рукопожатие! А до Иосифа Виссарионовича, стало быть, два!
— Для старших стол уже был накрыт, — вернул в день сегодняшний голос Федотова. — А меня усадили за небольшой столик в соседней комнате. Стояли фрукты, шоколад.
— Отъелись? — обрадовался я.
— Нет. Было кое-что поинтереснее, — усмехнулся Федотов. — Стоял кинопроектор с диснеевскими мультиками.
Федотов выпустил из трубки облако сладчайшего дыма. Вкуснее пахли только сигары Бескова.
Я вспомнил рассказ Валерии Николаевны, тещи Федотова:
— Почему мой Костя курил сигары? Они ему напоминали запах европейских стадионов! Англию, 45-й год, его юность!
Не знаю, почему Федотов курил трубку. Ему-то что напоминало? Но стоит теперь почувствовать трубочный дымок, сразу вспоминаю его, Владимира Григорьевича.
Легенды на аллее
Вспоминаю картинку, достойную лучшего оператора на свете. Эх, не случился поблизости Рерберг или Юсов.
В «Спартаке» сменилась власть. Скинули Романцева. Полная растерянность: что же дальше?
По аллеям стадиона имени Нетто брели две легенды — Владимир Федотов и администратор Валерий Жиляев. Доносился перестук мячей — это играл с кем-то спартаковский дубль. В ложе шумно праздновали победу над Романцевым новые хозяева клуба. Их «Мерседесы» мокли неподалеку, охранники щурились с величайшим презрением на всякого проходящего. Пожалуй, сам спартаковский президент той поры глядел на людей чуть любезнее.
Я еще подумал: прав знаменитый фотограф Киврин, прав. Охранник — это состояние души. Охранником не станешь по недоразумению.
Федотов с Жиляевым, не покинув «Спартак» с Романцевым, оказались не там и не здесь. В ложу их не звали. Но и не гнали. Эту зарплату дали — но никто не обещал, что выпишут следующую.
Юные репортеры нагоняли, о чем-то расспрашивали — легенды пожимали плечами.
— Да что комментировать? — донеслось до меня. — Нам ничего не объявляли — то ли остаемся, то ли уходим...
Все повернется вскоре самым диковинным образом: Жиляева выгонят — но опомнятся и попросят вернуться. Окажется, что работать начальником в «Спартаке» не такой уж праздник. Хоть многие хотели бы. Жиляев, пожав плечами, вернуться согласился. Чтоб уж насовсем уйти во времена тренера Черчесова.
Федотова сохранят третьим тренером. Возможно, без права высказывать мысли. Федотов стерпит, останется.
А через некоторое время случится то, о чем не мечталось, — станет Главным в «Спартаке». Поработает так, что болельщики ему, уходящему из клуба, выстроят крепкий дом. Не взяв ни копейки. Федотов будет поражен до глубины души.
Да и вспоминать мы сегодня будем Федотова скорее как спартаковского тренера. Прекрасная игра за ЦСКА, 105 голов останутся впечатляющим штрихом биографии. Но вот как тренировал «Спартак» — это да, это помнит каждый!
Даже в этой подробности Владимир Григорьевич, того не желая, скопировал Бескова. Вот и не верь, что судьбы выписываются где-то наверху.
«А вскоре появился архитектор»
Владимир Григорьевич привечал нас с Сашей Кружковым в Подрезково, неподалеку от Химок. Водил по владениям. Держа под контролем все — и наше поведение, и юлящего у ног терьера. Распахивал объятия — но не для нас. А демонстрируя, сколь сильно распирают его чувства:
— До сих пор в голове не укладывается, что все это — мое!
Да и у нас с Кружковым не укладывалось.
— Вы представляете? — искал понимания в наших глазах Федотов. — За год управились!
— Просто приехали — и сказали: «Мы вам дом построим»?
— Я ушел из «Спартака». Несколько болельщиков решили поддержать. Приехали сюда, посмотрели, как я живу. Про дом ни единого слова не сказали, только обронили: «Хотим сделать подарок». А вскоре появился архитектор. Закипело строительство!
— Ни копейки не платили?
— Вообще не вмешивался. Участок у меня был крохотный, так те же болельщики докупили у соседей кусок земли. Как в сказке.
— Живете теперь постоянно за городом?
— Да. Мне нравится. Здесь работается совершенно по-другому. Вот только фотографии по стенам развесить пока не успел, все по коробкам лежат. Перевез из московской квартиры.
— Вы как-то сказали: «Я — человек не домашний, привык к разъездам». Сидеть нынче целыми днями на даче — мука?
— Жизнь заставляет. Пока не могу никуда уезжать, оставлять жену. В 98-м, когда принял «Сокол», Люба поехала со мной в Саратов. Возвращалась из церкви, и ее сбила машина. Человек без прав гнал с огромной скоростью. Потом я Любу еле нашел. В тот день «Сокол» отыграл матч, возвращаюсь домой — стол накрыт, собака лает... Понять ничего не мог. Через службу спасения отыскал жену в больнице. Приезжаю — она лежит в коридоре, вся в крови, шок. Президент «Сокола» тут же позвонил губернатору Аяцкову, через двадцать минут примчалась скорая, и жену забрали в хорошую больницу. Сделали операцию. Но такие травмы даром не проходят, у Любы случались головокружения. Недавно потеряла сознание и упала на край сундука. Было уже две операции, скоро третья. Все — на голове. Как мне сейчас уезжать?
«Забыть «Спартак» невозможно!»
Мы аккуратно расспрашивали про «Спартак». Заходили, насколько возможно, издалека. Вдруг выяснялось: больше всего на свете Федотову хочется говорить о «Спартаке». Если бывает сладкая боль — вот это и есть она самая.
— Человек, работавший в «Спартаке», всегда будет мечтать туда вернуться? — произносили мы вкрадчиво.
— Я смотрю реально, — с напускным равнодушием начинал Федотов. Подготовившись к расспросам.
Но вдруг не выдерживал, взрывался:
— Но забыть «Спартак» невозможно!
— Конечно, невозможно, — поддакивали мы. — Все так.
— По сей день на улице обязательно кто-то подойдет: «Спасибо, Владимир Григорьевич!» — будто не слышал нас Федотов.
Мы легко представляли, что вот точно так же он растолковывает положение вещей родне. Ах, добрый, искренний Владимир Григорьевич.
— Вы столько лет отдали ЦСКА, а на улице вас узнают как спартаковца?
— Да. Удивительно, — вдруг сник Федотов. Нам не хотелось верить, что все, герой выговорился. Задор иссяк.
— С армейским клубом что-то связывает?
— Я много раз сидел без работы — в ЦСКА мне никто ничего не предлагал.
— Отмотать все на несколько лет назад — что сделали бы по-другому в «Спартаке»?
— Многое. Я понял: работать надо с единомышленниками. Тогда будет все в порядке. Но осуждать Федуна не могу. В тот момент, когда снимали Старкова, он честно предупредил: «Владимир Григорьевич, хочу взять Черчесова». У того в Австрии заканчивался контракт. «Я вас прошу, — продолжил Федун. — Поработайте до июня, потом уступите пост. Я беспокоюсь о вашем здоровье». Что-то все беспокоятся о моем здоровье. А здоровье, между прочим, в работе.
— Что было дальше?
— Я принял «Спартак» — и пошел результат. Главное, меня приняли болельщики. Как в такой ситуации что-то менять? Вскоре «Спартак» приехал на сборы в Австрию. Там пообщались с Черчесовым. Он не знал, что ему делать. Меня утвердили главным тренером, Черчесову предложили должность спортивного директора. Он колебался: ехать, не ехать? Я говорил: «Сам думай».
— Чувствовали, что все равно Федун не очень в вас верит?
— Конечно, чувствовал. У меня был один способ выжить в «Спартаке» — постоянно давать результат. Мне практически не покупали игроков. Зато я много души вложил в молодежь, в школу. Раздавал подзатыльники тем, кто плохо учился. Следил, как Прудников, Дзюба и Шишкин перемещались из школы в дубль.
К сожалению, начальство отказывалось понимать некоторые вещи. Например, закономерность того, что при мне в последних четырех матчах мы взяли всего очко.
— В чем же закономерность?
— Из-за того, что сезон закончили позже остальных, отпуск был короткий, а уже в конце января — турнир Первого канала, которому все придавали большое значение. Следом «Сельта» в Кубке УЕФА. Подготовительный период получился скомканным. В апреле я увидел, что ребятам не хватает «физики». Ввел двухразовые тренировки, завышал нагрузки. Мне надо было дождаться австрийского сбора, где планировал подтянуть кондиции.
— Много было искушений бросить все и уйти из «Спартака» по доброй воле?
— Нет. Это «Спартак». В любой другой команде терпеть не стал бы.
— Когда главный тренер не чувствует себя хозяином, это игрокам передается?
— Моментально. Но начни я ломать дрова, сразу было бы восстание.
— В офисе «Лукойла»?
— Да. Я получил колоссальный жизненный опыт. Некоторые упрекают — мол, «нет характера»... Как это нет?!
— Есть?
— Если б не было характера — я бы не стал ведущим футболистом ЦСКА. В ситуации со «Спартаком» мог бы много напороть. А я с честью вышел. Меня нагибали, но устоял. Для большинства наших людей понятие «интеллигентность» и «отсутствие характера» — одно и то же. Не видят разницы. В такой команде, как «Спартак», человек без характера и недели не протянет. Сразу задушат.
...Годы проходят — а «Спартак» идет одной заколдованной тропой. Кажется, и Абаскаль вот-вот будет выворачивать душу перед чьими-то диктофонами — говоря словами Федотова, о котором знать не знает: «Я получил колоссальный жизненный опыт...»
Да и Черчесов снова на подходе.
Новодевичье кладбище
Федотова не стало вскоре после того интервью.
Я вспомню, как обдавал презрением он своих недоброжелателей с газетных страниц — а корреспонденты ему посильно способствовали, все это конспектируя: «Меня похоронят на Новодевичьем кладбище! А их-то, их — где?!»
Пожалуй, не стоило так напирать на тему грядущих похорон. Кто-то наверху услышал. Новодевичье случилось — но куда быстрее, чем предполагалось.
Даже сегодня на ограде его могилки спартаковские шарфы. Люди не забывают.
Я не думал, что однажды еще окажусь на том участке в Подрезково. Загляну в комнату, где разговаривали с Владимиром Григорьевичем. Запах смолы, свежих досок в ней не выветривался. Будто все часы на свете остановились.
Буду сидеть за столом с женой Федотова и сыном. В котором переплелись феноменальные игровые гены, а футболистом так и не стал. Имея в дедах Константина Бескова и Григория Федотова!
Хотелось думать, Владимир Григорьевич наблюдал за нашими посиделками откуда-то сверху. Не только с портретов. Радовался, что не забыт.
Может, снова разгневался, когда всплыла из ниоткуда вдруг в наших беседах та самая церквушка Тарасовки.
Вот теперь-то я пойму, почему так вскричал Федотов много лет назад. Тема для него особенная. Точно не для телефонного обсуждения с корреспондентами.
— Игроки «Спартака» 80-х встречали Бескова в тарасовской церкви. Но Валерия Николаевна не верила: «Я такого не допускаю. Он мог разве что вокруг гулять».
— Кто знает! Мама сама покрестилась лет за пять до кончины. А я — тайком, в 41 год. В то время, если в церковь идешь, надо было десять раз оглянуться, нет ли знакомых. Но папа, по-моему, был атеистом.
— А муж?
— До поры — тоже. Стал ходить в церковь, когда я заболела. Мы даже собирались обвенчаться. Не успели.
Крайне тяжело было говорить о последних днях Владимира Григорьевича. В доме, который еще не смирился, не сжился с произошедшим. Где тема «Спартака» оставалась больной.
Вдруг Любовь Константиновна завела разговор сама — не дожидаясь расспросов:
— В какой-то момент Володя собрался уходить сам: «В таких условиях невыносимо!» Тут же ему позвонил Федун, я слышала этот разговор: «Владимир Григорьевич, никто вас не собирается снимать. Не тревожьтесь, вы будете как Константин Иванович. Долго еще!» А в команде уже шла война за место главного тренера. И вскоре его уволили. Я задумалась — может, Федун имел в виду, что оставит спортивным директором?
— Федотову предлагали эту должность?
— Да. Отказался. Кабинетная работа — не для него. Хотел быть только тренером. Без этого жить не мог. Потому и не задержался в «Москве», где все-таки попробовал себя в роли спортивного директора.
— Андрею Тихонову, еще футболисту, сообщили, что убирают из «Спартака». Вернулся домой, жена шутит: «Ну что, выгнали тебя из команды?» — «Ага, выгнали...» Как происходило в вашей семье?
— Федун устроил собрание на следующий день после поражения от «Москвы», были все, включая Черчесова. Объявили, что Владимира Григорьевича снимают. Мне позвонил: «Все...» А здесь у ворот уже дежурили газетчики. Привезли картину «Григорьич, мы с тобой». К мужу я их не пустила, конечно. Потом приехали те ребята, которые строили дом.
— Муж понимал, что такие собрания обычно заканчиваются отставкой?
— Он был готов. Но все равно — очень переживал...
Трубка из вишневого дерева
Мы ходили по этому дому, в который было вложено столько любви Федотова. Дотрагивались до книжных шкафов. Прикасались к коллекции трубок. Листали бумаги, которые в тот момент никто еще не решался разбирать. Расправили на столе ту записочку, которую отыскала Любовь Константиновна после смерти мужа, — ей же адресованную. Каллиграфическим почерком выведено: «Любаня! Я тебя очень люблю!»
— Он знал, что для меня самое главное в жизни было — получить его любовь, — произнесла Любовь Константиновна. — Без него я не живу, а существую. Если честно, разные мысли лезли в голову...
Мы ходили с Сашей Кружковым по дому, всматриваясь в портреты, — и Владимир Григорьевич незримо присутствовал повсюду. Мне казалось, я слышу его голос.
Спрашивал у Гриши, какая трубка у отца была любимой, — а отвечал мне, казалось, Владимир Григорьевич. Только молодой. У сына сходство с отцом феноменальное.
Дотрагивался до одной — на которую я и сам подумал:
— Вот эта, из вишневого дерева...
Двигатель для «Мерседеса»
Я вспоминал за столом, каким пижоном смотрелся Владимир Григорьевич за рулем черного Porsche. Чем грязнее этот автомобиль — тем великолепнее выглядит.
Машины в этой семье — особая история.
Еще с живым Владимиром Федотовым вспоминали знаменитый салатовый «Мерседес» Бескова. В нем вел переговоры со многими футболистами. Зазывал в «Спартак».
— В Моссовете специальный отдел распоряжался судьбой иномарок, списанных из посольств, — усмехнулся Федотов. — Бескову разрешение на покупку «Мерседеса» подписал лично председатель Моссовета Промыслов. На «Мерседесах» в те годы ездили космонавты, Высоцкий, которому автомобиль привезла Марина Влади, да Константин Иванович. Правда, с мотором у машины были проблемы. У меня друг работал во Внешторге — через него заказал в ФРГ новый двигатель.
Вспомнили обо всех этих автомобилях и с Любовью Константиновной время спустя.
— Дома у вас, кажется, был раритетный рояль, который родители обменяли на «Волгу»?
— Да, немецкий «Блютнер». Меня пытались учить музыке. Когда поняли, что не идет дело, продали. Этой суммы хватало на машину.
— Ваша мама чуть ли не до последнего дня водила древний «Мерседес». Его еще Константин Иванович покупал.
— Не такой уж древний, 1993 года, «Мерседес-190». Пару лет назад его отдали за бесценок. Пробег небольшой, 60 тысяч километров, но весь рассыпался.
— Вратарь Андрей Сметанин смеялся, вспоминая, что Бесков, подкатив к стадиону «Динамо», отвинчивал с капота мерседесовский значок и клал в карман.
— Это со старой машины, «Мерседеса-123». Папа его приобрел в иракском посольстве. В Москве таких было наперечет, значки отламывали сразу. И отцу специально сделали свинчивающийся.
— У меня с Дедом тоже забавный эпизод связан, — улыбнулся Григорий. — Когда в 16 лет учился вождению, на отцовской «девятке» давали в Подрезково порулить до ближайшего магазина. Подъезжаю обратно, притормаживаю. Вдруг нога соскальзывает с педали — и я тараню наши металлические ворота, которые разлетаются с грохотом. Немая сцена. Родители застыли в ужасе. Дед к ним обернулся, произнес невозмутимо: «Представляете, а я зачем-то каждый раз к воротам выхожу, открываю...»
«Эту кочку потом срезали и прислали...»
Ничего не предлагая живому Федотову, именно ЦСКА оплатил все похоронные расходы. Вспомнив, в какой футболке забивал Владимир Григорьевич голы. Какому клубу принес чемпионство в 1970-м.
Дважды Владимир Федотов обыграл тестя в значимых матчах — но сам рассказывал об этом стеснительно. Сбивался, замолкал. При живом Бескове было как-то неловко бравировать удачливостью. А с годами и подробности выветрились.
Ни Бескова, ни Федотова уже не спросить — но Любовь Константиновна, оказалось, 70-й год помнит прекрасно:
— В ташкентской переигровке Володя забивал за армейцев, а «Динамо» тренировал мой папа. Это был вечер 8 декабря. Особенный для нашей семьи, день смерти Григория Ивановича Федотова. Валентина Ивановна собирала у себя гостей. И мы там были. Смотрим матч, команда папы ведет — а я гляжу только за Федотовым. За него болела. Была уверена — что-то он придумает! И придумал!
— Легендарная кочка помогла.
— Эту кочку мужу потом срезали и прислали. А отец был убежден, что с этим матчем дело нечисто. Его трудно было обмануть.
— А случай номер два?
— Это финал Кубка 81-го года. Володя тренировал ростовский СКА. Вот тогда никто предположить не мог, что «Спартак» проиграет. Я смотрела по телевизору. Валерия Николаевна накрыла стол, готовились праздновать — и вдруг такой облом. Папа старался виду не показывать, но был совершенно потерянный. Мирзоян не забил пенальти. Володя потом рассказывал — специально со своим вратарем разбирали накануне, как он бьет. Правда, попал в штангу. Получился вечер молчания. Я тоже была очень расстроена за отца...
