Первый раз я пришел в редакцию «СЭ» в 2001 году. Нет, не работать, а всего лишь забрать гонорар родственника-корреспондента, проживающего за границей. Платежей на карту тогда еще не было, а банковский перевод при всех конвертациях и налогах терял всякий смысл.
Передать гонорар мне должен был Игорь Ларин, человек, много лет отвечавший в редакции за НХЛ. Зайдя в бывший доходный дом начала ХХ века по адресу «Красина, 27», я подивился шикарному, как тогда казалось, ремонту с «мраморными» лестницами и «позолоченными» дверями. Но дальше лестничной клетки проникнуть не удалось. У входа в редакцию не третьем этаже меня встретил Ларин и передал гонорар. В рублях. 6200. Пока деньги дожидались приезда родственника, я по необъяснимой причине успел одолжить их совершенно неизвестному мне человеку, с которым занимался в подвальной качалке в Гольянове. Мы подружились, и он познакомил меня с моей будущей женой.
Но вернемся к Максиму. Когда «позолоченная» дверь закрылась, а Ларин ушел делать очередное незабываемое интервью с Андреем Назаровым, сквозь сигаретный дым я разглядел мужика в полосатой красно-синей рубашке и кожаных дедовских сандалиях. Мы разговорились, а в конце он представился:
— Максим Лебедев. Может, слышал такого?
В короткий период начала 2000-х в силу разных обстоятельств я плохо следил за российским клубным хоккеем, но нового автора, безусловно, уже успел почитать. Стиль у него был пронзительный, местами едкий, но по-литературному складный. Тексты читались и усваивались легко.
Тот визит за гонораром получился во многих смыслах судьбоносным. Казалось, я точно знал, что рано или поздно войду в эту позолоченную дверь, за которой скрылся Ларин. Позывов работать в «СЭ» не испытывал, хотя чуть раньше, в более юном возрасте, буквально мечтал об этом.
И вот в 2005 году я сидел на рабочем месте Лебедева. В столе лежала его фотокамера и загранпаспорт первой жены, а под столом стояли те самые сандалии, хотя сам Максим уже не работал в «СЭ». Ушел он как-то лихо, видимо, что-то не поделив с начальством.
Офицер военно-морского флота Максим Лебедев пришел в спортивную журналистику в 1998 году. Писал про футбол в своем родном Нижнем Новгороде, про относительные успехи местного «Локомотива». Делал нижегородскую вкладку для печатавшегося в городе «СЭ». А в 2001 году шеф отдела хоккея Дмитрий Дюбо, оценив литературный талант Максима, пригласил его работать в Москву.
Листая «СЭ» как болельщик, я особо не вчитывался в тексты Лебедева. Но, став репортером, я вынужден был в них погрузиться. После двух месяцев работы в полной эйфории, вызванной попаданием в штат издания, я спустился на землю и отчетливо ощутил творческий кризис. Живописать или комментировать яркое зрелище, финты Максима Сушинского или комбинации звена Зарипов — Зиновьев — Морозов не составляло труда. Но что если тебя послали на матч «Спартак» — «Кузня» — глубоких аутсайдеров, серых безликих команд, которые играют в продуваемых всеми ветрами «Сокольниках» вничью 1:1, а на матче присутствуют 1100 зрителей. Это сейчас мы пишем об играх постфактум — в зависимости от интереса, а тогда, если тебя уж послали на матч, так послали. Будь добр передать 5300 знаков, так как на планерке уже расчертили макет газетной полосы. Да еще напиши текст так, чтобы читателю было интересно. Несмотря на 1:1, бесчисленное количество офсайдов, пробросов и прочих унылых вещей, которые довольно часто можно было наблюдать в Суперлиге.
И я принялся изучать подшивки за предыдущие четыре года, чтобы понять, как так здорово получалось рассказывать у Лебедева. Я люблю прозу, люблю яркие очерки, но что делать с хоккеем? Надо ведь было писать ПРАВДУ! И если даже самим участникам матча и не бог весть зачем пришедшим в дождливый ноябрьский вечер зрителям скучно, то как можно правдиво написать об этом живо и весело?
С Максом я познакомился только в 2010 году, когда уже работал в КХЛ. Он тогда возглавлял отдел хоккея на «Чемпионате». Но уже до момента знакомства я понял про него все.
Макс был сказочником. Может быть, для журналистики в плохом, но с точки зрения яркости изложения материала — в хорошем смысле слова. И яркость эта перевешивала все остальное.
Как-то наш легендарный фотокорреспондент Александр Федоров, работающий в «СЭ» с дней его основания, будучи командированным на плей-офф в Казань, собирался запечатлеть нетленку.
— Ты куда? — спросили его коллеги.
— Начальство послало снимать приезд болельщиков. В прошлом номере Лебедев написал, что они приезжают в Ледовый дворец на переполненных трамваях, едут на подмостках, как в Москве в конце 1940-х приезжали на «Динамо».
— Ну ладно, езжай. Только там трамваи у дворца-то много лет, как не ходят...
Ярославль. Федорову поступил новый звонок из редакции. Оказывается, в меню ресторана новенькой «Арены 2000» блюда называются именами игроков команды соперника. «Отбивная из Салфицки». «Котлета из Лещева с костями». И все в таком духе. Конечно же, по словам Лебедева. «Пришли фотку» тогда не работало, смартфоны еще не были в ходу. Федоров снова идет снимать — но ничего подобного в меню ресторана, естественно, нет. Что делать?
— Саша, ну сфотошопь, пожалуйста, — просит Макс. — Меня в редакции Дюбо прибьет за это!
И так во всем. Самый унылый матч в репортажах Лебедева обрастал яркими красками и подробностями. А уже если эти подробности случались реально, Макс расчехлял перо и описывал их в волю.
Российский клубный хоккей, конечно, это не закрытый узкий мирок оголтелых фанатиков. Но интерес к нему выходит за рамки профессиональной среды и постоянных любителей далеко не так часто. Тем не менее сегодня мы имеем возможность смотреть 100 процентов матчей в формате HD. КХЛ постоянно освещают больше 10 федеральных изданий, сотни телеграм-каналов и тематических пабликов в самых разных соцсетях. Сколько процентов матчей показывали в начале 2000-х? Дай бог, что 10, хотя, скорее всего, меньше. Часть из них — только на региональных телеканалах. Попробуйте отыскать хотя бы какие-то фрагменты в Сети: если найдете, то качество записи трансляции будет хуже, чем у игр 1970-1980 годов. Темно, не видно номеров, фамилии игроков написаны почти таким же цветом, что и майки. Какие-то архивы хранят клубные видеооператоры, если не поленились оцифровать их с VHS.
О хоккее в 1990-х и начале 2000-х писало всего две газеты, и дай бог 8-10 авторов на огромную страну. В «СЭ» волей главного редактора Кучмия о нашем клубном хоккее стали писать репортажи только в 2000-х, а до этого ограничивались лишь компотами — счетами, авторами голов и несколькими нехитрыми цифрами статистики.
Спустя 20 лет есть понимание, что наш хоккей выживал исключительно подогреваемым интересом таких авторов, как Лебедев. Рядовые, рутинные события благодаря им превращались в шоу, затем в миф, а теперь это история. Клубные руководители Геннадий Величкин и Анатолий Бардин стали былинными героями — и мы будем помнить их такими.
Внушительная часть истории цивилизации — это летописи, и очень многие из них состоят из мифов. Ученые почти три сотни лет грызут друг другу глотку из-за темы «был ли Рюрик». Да уж раз написано в летописи, что был — значит был. И неважно, что «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет» — всего лишь калька с более древних иностранных летописей. Так быль, додуманный, а может, и придуманный полностью миф стал нашей историей. На века.
Лебедев, безусловно, один из сильнейших летописцев российского хоккея, времен его просветления после мрака 1990-х. Ярче, чем про хоккей, он рассказывал только про службу во флоте. Что-то из этих рассказов можно найти в Сети. Что из них правда, а что выдумано, пока что можно уточнить у описанных действующих лиц. Но какая уже разница — рассказы эти прекрасны сами по себе как отдельный жанр.
Макс ненадолго вернулся на страницы «СЭ» во времена пандемии. Его первая заметка — воспоминания про Виктора Тихонова, в которой он открывает правду, почему не взял Валерия Харламова на Кубок Канады-1981. Это не интервью, а лишь рассказ про встречи с великим тренером, ставшим к тому моменту пенсионером. Я спрашивал Макса, насколько делить написанное в материале: на 2 или сразу на 10. Тот поклялся, что все изложенное им на этот раз — чистая правда.
По дороге с работы меня огорошил новостью коллега Павел Лысенков. Ему, как одному из старожилов хоккейных СМИ, позвонила жена Максима, чтобы сообщить горькую весть. Причину смерти устанавливают. Вроде бы во сне оторвался тромб. Не сказать, что бывший автор «СЭ», много лет работавший для сайта ВХЛ, вел здоровый образ жизни. Много курил, перенес инфаркт...
Спи спокойно, Максим. Твою историю, что ты писал для нашего хоккея, мы сохраним и передадим дальше.