Тихий, слегка приглушенный восторг и несомненное, повсеместно распространенное почитание. Так в 80-е годы воспринимали левого крайнего нападающего ЦСКА и сборной СССР Владимира Крутова. Причем больших различий в восприятии крутовского стиля у специалистов — знатоков — эстетов — среднестатистических зрителей я как-то не обнаруживал. Что уже весьма примечательно. Редкое сочетание обыкновенности и чудотворности.
Обыкновенное чудо Владимира Евгеньевича Крутова.
Незаменимый в эталонной пятерке Фетисов — Касатонов, Макаров — Ларионов — Крутов. Одного этого хватало для повышенного внимания к нему. Внимание наблюдалось, пристальности явно не хватало...
В первые годы КХЛ, где автор трудился, в маркетинговой структуре внедрили прекрасный инструмент для широкого, а вернее, глубинного восприятия хоккея. Закрепляли микрофон на шлеме игрока и снимали его весь матч. В НХЛ, понятное дело, такое начали делать намного раньше — лет на 10. Но в нашей стране такого не практиковали.
А теперь я предложу вам куда более фантастическое. И не из прошлого десятилетия, а из кажущихся далекими 80-х.
Сейчас вы побываете сначала Крутовым и затем Фетисовым. Поучаствуете в одном и том же необыкновенном игровом эпизоде: в 1983 году на чужом льду в сражении «Филадельфия Флайерз» — ЦСКА.
Владимир Крутов:
— Гол в ворота «Филадельфии»? А-а. Ясно. Шайбу прокинул в их зону, и она по закруглению пошла. Я же не оставлю ее на полпути. Думал, протопчу как-нибудь и уйду. Маленько не рассчитал. Я чувствовал, что глыба летит сзади. Чуть сунулся еще вперед, а он плечом меня. Там стеклопластик, как в Лужниках. Я сгруппировался — и прямо в стеклопластик головой.
— А если притормозить?
— Хуже было бы... Как выпутался? Очень просто. Встал и поехал к их воротам. А тут диагональный пас, и я переправил шайбу: гол.
(Из беседы автора с Владимиром Крутовым, опубликовано в еженедельнике «Футбол — Хоккей», 1983 год.)
Вячеслав Фетисов:
— Играли мы в 83-м с «Филадельфией Флайерз», в то время сильнейшим клубом НХЛ (одним из сильнейших. — Прим. Л.Р.), отличавшимся агрессивной, силовой манерой. Отобрав шайбу в нашей зоне, я сразу же отдал длинный первый пас на правый фланг Володе, уже набравшему ход. Он шутя-играючи миновал канадца, ворвался в зону, ушел от второго соперника и покатил вдоль лицевого борта, видимо, намереваясь сделать передачу назад на подоспевших Ларионова или Макарова. Как назло, шайба чуть соскочила с крюка клюшки, и пока он ее укрощал, на него двинулась громада защитника. Володя почувствовал это, но не струхнул. Видно, надеялся, что и в невыгодном для себя положении сумеет отдать пас и от силового приема увернуться. Однако ускользнуть не успел и со страшной силой был впечатан в борт со столь оживляющим трибуны треском... Любой другой после такого удара поехал бы, покряхтывая и постанывая от боли, к скамейке запасных, пропустил бы несколько смен, прежде чем пришел в себя и снова полез в гущу событий. Каково же было мое удивление, когда спустя буквально считанные секунды я заметил на пятачке Крутова. Причем одиноко стоящего на самой опасной позиции: защитники соперника до того уверовали, что этот форвард надолго выключен из игры, что попросту забыли о нем! Я сильно пустил шайбу низом, рассчитывая, что Володя подправит ее в цель. Так и произошло! Канадцы глядели вслед едущему к нашей скамейке девятому номеру, и на их лицах читались растерянность и уважение.
(Из книги автора о ларионовской пятерке, «Умножение на пять», 1992 год.)
Лето 89-го. Фетисов и Ларионов, Макаров и Крутов отправляются искать счастье в НХЛ.
Я стал прикидывать по десятибалльной шкале, кто же из них наиболее ярко проявит себя в сильнейшей лиге мира?
Фетисов?
Потенциал оценивал по-прежнему очень высоко. Комплект его игровых и ментальных качеств оставался уникальным. Смущал не столько возраст, сколько потерянный и навредивший во всех аспектах год, когда административная система всячески препятствовала его легальному отъезду за океан. 8-9 баллов.
Макаров.
Изумительный мастер. Правый крайний нападающий сочетал изящество стиля и продуктивность на всех этапах атакующей комбинации. Чуть смущало, что часто действовал по чистому льду, который образовывался благодаря суперсыгранности и суперстилю ларионовской пятерки. 7-8 баллов.
Ларионов.
Диспетчер был каких и не сыскать. Профессионализм тотальный, заставлял забыть о возрасте. Неясно было, каким образом сохранит многолетнюю неприкосновенность своего тела в силовой борьбе на площадках меньшей площадью и в игре большей интенсивности. 6-7 баллов.
Крутов.
Ну Володя-то Крутов там засверкает всеми своими гранями! Если только какой-нибудь узколобый тренер не зажмет его тактическими рамками. Ну для Крутова-то НХЛ — то, что доктор приписал! Плюс в отличие от Макарова с Ларионовым он же в силовой борьбе красавец полнейший. 9-10 баллов.
И насколько оправдался мой прогноз? Я ошибся. И в немалой степени ошибся. Если с Фетисовым еще терпимо было, если с Макаровым сносно получилось, если с Ларионовым так себе вышло, то в случае с Крутовым я попал впросак без каких-либо оговорок.
Макаров хорош был в НХЛ на протяжении нескольких сезонов, Фетисов дважды держал в руках чашу Кубка Стэнли, а Ларионов — трижды. Сказка, да и только!
А Крутов провалился. Самое мягкое, как это можно было расценить. Не то что не заблистал. Не заиграл толком вообще. И это при своем-то высоченном потенциале?!
В течение первого сезона покувыркался, а потом с ним расстались без тени сожаления даже ради приличия.
Владимир отправился в Европу. Сначала — ненадолго в Швейцарию, в «Цюрих», а потом осел в шведских отнюдь не элитных клубах.
Признаваясь, сколь крупно я ошибся, добавлю, что не сразу разобрался в случившемся. И только спустя какое-то время память вынесла перед моими глазами один-единственный эпизод, который объяснял все либо почти все...
КЛМ — так на Западе окрестили звено Макаров — Ларионов — Крутов.
Перечисляли справа налево. Нам-то привычнее начинать с правого крайнего. Ну да ладно — их право. Но мы же вспоминаем Владимира Евгеньевича, и даже вижу некий символизм в первой буковке «к» в данной аббревиатуре.
Первым считаю Крутова в трио исключительно искусных и разноплановых мастеров, которых в принципе неправомерно как-то сопоставлять по хоккейной ценности. Однако рискну.
Слишком грациозный даже в ледовых доспехах, Ларионов благодаря катанию, зоркости и чтению игры пребывал в зоне недосягаемости почти для всех стремившихся осадить его силовым приемом. У Игоря была иная задача — созидать, создавая такой распас, который приведет к разящей атаке.
Слишком эстетический по неповторимому дриблингу и шикарному скольжению, Макаров входил в чужую зону, словно катил воскресным днем по дорожкам Парка культуры и отдыха имени Горького и расправлялся с вратарями при очном свидании, словно и не замечая их присутствия. Опять-таки физические единоборства не вписывались в фирменный стиль Сергея.
Но главное в ударной тройке — баланс. Баланс всех хоккейных компонентов. И совсем без силового воздействия на соперника и силового отпора сопернику никоим образом не обойтись. И таким вот мастером балансировки являлся Володя Крутов. На пятаке кто давит физически? Крутов. У борта кто впечатывает оппонента? Крутов. А кто в обороне встречает его жестко и по правилам? Крутов!
Мастерская «Шиномонтаж». Их пруд пруди. На каждой делают балансировку колес. Крутов был мобильной мастерской. Мало кому такое дано.
И что поразительно и главное — технико-тактический арсенал Крутов имел богатейший! И ни в чем его арсенал не уступал ларионовскому или макаровскому!
Сам Владимир Евгеньевич никоим образом не намекал на такую свою миссию, где имелся элемент самопожертвования — как и элемент недостаточно полного воплощения собственных богатейших возможностей.
Владимир Крутов:
— Я и так с малолетства бредил ЦСКА, а ближе к окончанию школы просыпался с одной мыслью — как бы пробиться в команду мастеров. Пропадал там, на Ленинградском проспекте, 39. Если честно, то и в ущерб учебе...
Когда я по юношам играл, меня уже привлекали иногда к занятиям мастеров. А там Харламов! Капустин! Александров (Борис Александров. — Прим. Л.Р.)! Петров! Михайлов! Балдерис!.. Аж дыхание перехватывало. Бывали у меня такие дни, что три тренировки имел: две со взрослыми — в 11.00 и 17.00, а между ними еще со своими ребятами, с молодежной командой, в 13.00. Так целый день я в ЦСКА и проводил. Пару бутербродов прихватишь из дома, выпьешь в буфете кофе — и снова на лед.
Среди сверстников я уже смотрелся неплохо. На скорость не жаловался: на дистанции в три круга по площадке любому мог фору в полполя дать! Но и не сказал бы, что в целом лучшим был.
Тот же Саша Зыбин был уже чуть ли не мастер. Это всеми признавалось (выступал потом за ЦСКА много сезонов, демонстрировал стабильный высокий уровень, но не находился на ведущих позициях. — Прим. Л.Р.).
Мне, между прочим, никаких гарантий никто не давал. В спорте этого вообще нет. Когда сомнения в голову лезли, я гнал их прочь. Потому что раздвоенности не было. Я здесь вырос, возмужал в ЦСКА. Или ЦСКА, или ничего. Нет же другого ЦСКА!..
Еще что скажу. Я ведь со старшим братом гонял поначалу шайбу. Да брат мой играл просто здорово! Но для него это забавой было, а я мечтал о том, как стану хоккеистом. (1983)
Хоккей и только хоккей. ЦСКА и только ЦСКА. Абсолютно целостная натура. И абсолютно естественная. Насквозь искренняя. Лишенная рационального начала, толики прагматизма.
Скромняга он был невероятный. Два домашних бутерброда в придачу с кофе, точнее, с кофейной бурдой казенного буфета — подкрепился же. Три тренировки за день почти без отдыха — целый же день на льду. К мастерам подключали — за счастье, за везение считал. А что к мастерам подключают единицы, только тех, кто впечатляет каждодневным набором мастерства, ему было невдомек.
Именно эти дни, недели и месяцы, наполненные лучезарной радостью, стали для Крутова ключевыми в карьере и в судьбе.
Эта пора кристаллизовала абсолютную цельность крутовской натуры. А цельным личностям в спорте большей частью проще; зато про обычные земные реалии я бы не решился подобное утверждать.
Именно эта переправа в мужской хоккей, на которой многие ломаются или теряют часть своего спортивного «я», предопределила всю его дальнейшую жизнь. Его карьеру — блистательную, но без финального аккорда в НХЛ. Его цельную личную жизнь. Его драму послеспортивного бытия...
Прямиком из молодежной сборной Крутова взяли в национальную. И не на турнир «Приз «Известий», и не на мировое первенство, а сразу на Олимпиаду. На главное испытание четырехлетнего цикла советского спорта! Причем на Олимпиаду 1980 года в Соединенных Штатах на фоне войны в Афганистане. И он более чем оправдал риск повышенного доверия тренерского штаба.
Там, в Лейк-Плэсиде, перед античудом для СССР — поражением американцам — был матч с финнами. Он-то сложился крайне тяжело; все зависло на волоске.
Владимир Крутов:
«Приближалась Олимпиада. Тихонов осторожно сказал мне: «Ну ладно, в ФРГ съездим, там посмотрим». А там я трижды один на один, и все без толку; по пустым воротам промахнулся. Первая игра за сборную. Не понимал, я это или не я. А Тихонов говорит: «В Америку поедешь». О, думаю, хорошо! На эти последние контрольные встречи отправлялись 22 человека, двое потом должны были отсеяться, возвратиться домой. И надо же — меня называют в составе!
Первая контрольная игра в США. Команда городка, названия не помню, в силу наших цеховых: встали на синей линии, и все. Опять моментов выгодных — масса, а реализации нет. С олимпийской сборной США встречались на льду «Мэдисон Сквер-Гарден». Выехал на лед, глянул вокруг, и от громады этой коленки трясутся — как играть?! 10:3 мы выиграли, три гола моих, один из них попал на фото в их газету.
На Олимпиаде было три пары защитников и четыре тройки. Наша — это Лебедев — Мальцев — Крутов. И мы как раз очень удачно сыграли. Тройкой ни одной шайбы не пропустили, по сумме микроматчей имели.
15:0. С Александром Мальцевым любые партнеры сыграют. Юрий Лебедев тоже из этой редкой категории хоккеистов. Поэтому и получилось. Только в первом матче с японцами я был, видимо, еще скованный, виноват был, что звено не забило. Но мы духом не падали.
Мы «горели» 1:2 с Финляндией, когда меньше 10 минут оставалось. Я получил шайбу, двоих обыграл и между ног вратарю — 2:2. Потом прошел за ворота и из-за ближней штанги откинул назад Мальцеву — 3:2. Саша как раз сам любит делать такой пас. А потом Михайлов отличился. (1983)
Коллективные маневры исключительно мощной сборной срабатывали вхолостую, и именно крутовское соло развернуло сюжет в нашу сторону. Обе переломные шайбы забросило звено, числившееся в составе четвертым. В обеих атаках отличился дебютант сборной — 19-летний Володя Крутов.
Следующий матч против хозяев Олимпиады стал едва ли не самым крупным провалом сборной страны за всю советскую историю...
Напряженнейший поединок с финнами и крутовский блеск удалились в глубочайшую тень.
Если бы не случился тот самый провал, убежден, что звезда Владимира Крутова засияла бы уже по возвращении на родную землю. Из-за чего это выдвижение на первые роли сдвинулось на два-три года.
Владимир Крутов:
— В 1972 году — мне, значит, двенадцать лет было — как раз первая суперсерия состоялась. Там Харламов блеснул. И когда в ЦСКА первый раз форму получал, слезно просил: «Мне только №17!» Но не достался, опередили. Взял 18-й, чтоб поближе к Харламову. Потом были и другие номера.
Я вообще ничего ни у кого не перенимал. Во всяком случае, так мне кажется. И не потому, что в королях ходил. Просто технику подсмотреть невозможно. Технику мастера. Которая всегда сугубо индивидуальна. Нет же «вылитого Харламова». Что-то, с другой стороны, я наверняка черпал из наблюдений. Какая была у него обводка фантастическая! Когда он шел на соперника с шайбой, ясно было, что обыграет на скорости. Растерзает его. А пасом каким владел! (1983)
Выйти на арену вместе с кумиром детства — шанс один на миллион. Совпасть должно: крутой прогресс юнца и неувядаемый класс знаменитости. Крутову выпал такой шанс.
Владимир Крутов:
— Не знаю, почему в 1980 году Виктор Васильевич переместил Петрова и поставил меня на левый край вместе с Харламовым в центре и Михайловым. Я страшно обрадовался и забеспокоился, как бы не подкачать. Собирался все время — до, во время и после игр. И они помогали мне чем могли. А могли они многое. Я таких людей, как Валера, вообще не встречал. Душевный, честный, свой. Нет его с нами... (1983)
За этим молодым человеком водилась слава, которая не рекламировалась, но которая в командном спорте архипочитаемая. «Забрасывает решающие шайбы!» (Голы, мячи и прочее.) Тут добавлять что-нибудь — только чернила изводить. Как-то несподручно перепроверять, уткнувшись в статистические гроссбухи либо обратившись к редким настоящим хоккейным историографам.
Знаю доподлинно, что Тихонов особо тепло относился к Крутову. Уж кто-кто, а Виктор Васильевич, заполнявший собственные толстенные кондуиты едва ли не круглосуточно, не жалея тех самых чернил, был уверен в особом крутовском предназначении. Допускаю, от него и начала распространяться эта слава. Притом что публично Тихонов подобные оценки старался не раздавать. Теплота к Владимиру могла усиливаться совсем с иной стороны: среди многолетних лидеров ЦСКА и сборной, среди ларионовской пятерки, Виктор Васильевич менее всего мог предположить хоть какое-то недовольство от Крутова в свой адрес.
Минуло пару десятков лет после работы Тихонова с Крутовым. К круглому юбилею — 80-летию прославленного тренера — я в роли инициатора, организатора проекта и сценариста участвовал в создании документального телевизионного фильма о мэтре. Две части по 26 минут предоставили творческой группе свободу маневра. Так совпало, что к концу съемок, продлившихся месяц, состоялся итоговый вечер КХЛ. Я предложил режиссеру неоригинальный, зато естественный ход: взять несколько мини-интервью у бывших подопечных тренера. Так и решили. Обговорили меж собой — снимаем только перед началом гала-вечера.
Заранее я ни с кем не договаривался, учитывая цейтнот съемок: сообразил об этом едва ли не накануне. Кого повстречаем, с тем и поговорим. Алексей Касатонов застыл как вкопанный, заслышав о просьбе; максимально тепло и искренне высказался о тренере. А вскоре я увидел Крутова. И дополнительно приободрился. Если с Касатоновым наши взаимоотношения знавали непростые периоды, то с Володей никаких сложностей в общении никогда не возникало. И каково же было мое удивление, когда получил отказ от интервью. Отказ был оформлен двумя-тремя рублеными фразами, без крепких русских выражений. А смысл заключался в том, что в свое время Тихонов допускал по отношению к игрокам неправильные вещи, негодными средствами пользовался — так чего ж, мол, я буду сейчас елей лить...
Уж от кого-кого из ларионовской пятерки не ждал отказа, так это от Крутова. Но отповедь показалась мне обоснованной и четко, не без эмоций высказанной. Потому я и не раздосадовался из-за сорванного мини-фрагмента.
Своими решающими шайбами Крутов внес весомую лепту в прославление Виктора Тихонова, который ценил это его качество. А по происшествии времени у Владимира Евгеньевича от службы под началом Виктора Васильевича обнаружились душевные рубцы, со временем так и не зажившие.
В свет выходило довольно много моих бесед с игроками, до Крутова и после Крутова. Примечательно, что данное емкое словосочетание не слышал ни до Крутова и ни после Крутова. И выдал он ее, когда воспроизводил некоторые случайные шайбы, авторами коих становились он, партнеры по звену, одноклубники. Но даже при некоторых, явно благоприятных обстоятельствах он находил порой игровую логику: как иллюстрацию того самого, ощутимого преимущества ЦСКА, которое в советском хоккее воспринималось почти как норма.
Еще примечательнее, что о шайбах, которые «считаются неберущимися», поведал форвард с безразмерным техническим оснащением и абсолютной тактической грамотностью. Он мог творить красоту и срывать овации. Но исполнял шедевр редко, поскольку устремлен был сугубо на победный результат, а иной органически не воспринимал.
Владимир излучал мощь и прямоту намерений. Мощь подкреплялась скоростным напором; для своего среднего роста имел боевой вес в 86 килограммов; но это никак не замедляло его порыв, а эдакая весомость являлась немалым подспорьем в тех ситуациях, когда доводилось идти лоб в лоб в силовом единоборстве.
Крутов сочетал редко сочетаемое. Мощь, энергетику, нацеленность на разящую комбинацию с изумительной ручной пластичной работой, выполняемой мягкими руками. Подобное сочетание не вполне естественно и потому встречается очень редко, почти как теплое солнце в январе в средней полосе России.
Крутовская обводка. Короткая. И — по прямой к воротам. Ох и редкость! Ах и дар! Не берусь категорично констатировать, но что-то не припоминается картина классического обкатывания защитника высокоскоростным и высокотехничным нападающим Владимиром Крутовым. Прямо! Только по кратчайшему пути к чужим воротам! И — не иначе!
Уж на что советский хоккей отличался щедростью на классных крайних форвардов, а такая вот крутовская обводка воспринималась особняком.
Интересным был его выбор среди лучших спортсменов из других видов. Так, например, одним из ведущих он называл Федора Черенкова.
Владимир Крутов — Сергей Капустин.
Совсем разные по телосложению и по внешности, по манере поведения и игровой манере, по эмоциональной составляющей. Оба левых края представляли колоссальную угрозу для противоположной стороны, но не схожим образом. Однако существовала удивительная схожесть — недополучение славы. По мне, так явное несоответствие зрительского восхищения теми действиями и тем вкладом, который Владимир и Сергей выдавали на ледовом овале.
Такая вот несправедливость.
У Крутова причиной была его повышенная загруженность в силовых стыках; у Капустина имелись на то свои другие резоны.
Владимир Крутов — Александр Якушев.
Совсем разные по телосложению и по внешности, по манере поведения и игровой манере, но по эмоциональной составляющей в конкретных ситуациях имели схожую особенность. После заброшенной Владимиром или Александром шайбы, что в ЦСКА и сборной, что в «Спартаке» и сборной, они не пускались в плясовую, а напротив, катили в сторону лавки с чувством просто исполненной служебной обязанности. Форвард для чего выходит на лед? Чтоб забивать. Вот они так все это и воспринимали. Работа, выполненная на совесть, совсем не обязательно подразумевает мощный выплеск эмоций, пусть и позитивных.
Пожалуй, встречались забивные нападающие с более или менее схожим поведением. Но среди самых ярких и самых забивных первым делом возникают в моей памяти именно Крутов и Якушев.
Владимир Крутов — Сергей Абрамов.
Его, Абрамова, зазывали в Москву регулярно и активно, покуда не осознали бесполезность этого занятия. Как правило, хоккеисты из регионов, прознавшие про интерес к собственной персоне со стороны столичных клубов, не мешкая, собирали чемодан. Крайне редко такой ангажемент не находил отклика. Нападающий Сергей Абрамов засверкал еще в Новокузнецке, а затем прочно обосновался в Ижевске. Братья Игорь и Александр Орловы, игравшие с ним (оба продолжили карьеру в московском «Спартаке»), отзывались о нем: «По таланту Абрамов — это уровень Сергея Капустина!»
Так в чем же схожесть Крутова с этим сибирским талантливым чудаком? В том, что Владимир по натуре своей не был склонен к перемене мест. Цеэсковец с младых ногтей, он попросту не видел себя еще где-нибудь, кроме ЦСКА. Ну встречались в советские времена и такие однолюбы.
Заманчивое приглашение в НХЛ? Задрафтованность клубом «Ванкувер Кэнакс»? Так это Крутов, сам до конца не осознавая, допускаю, воспринимал столь же отстраненно и прохладно, как и Абрамов перспективу очутиться в столице Советского Союза. Между прочим, насколько осведомлен, наиболее активно приглашал его в московское «Динамо» Владимир Юрзинов.
Трудно представить себе более равнодушного к славе и индифферентного к прессе хоккеиста, чем Крутов. Мнения о каких-либо нечастых публикациях, напрямую касающихся его, обычно сопровождались весьма пространными репликами: «Нормально». Или: «Да ничего, все путем». Или: «А что — все правда».
В то время, когда Крутов играл в Союзе, спортивное издательство заказало мне многополосный буклет о ларионовской бригаде. Назвал ординарно — «Великолепная пятерка». Как любой профессионал, получивший подобный заказ, я использовал свои опубликованные зарисовки, интервью и очерки о них. Буклет вышел в свет. Мне было вовсе не безразлично то, как оценят члены пятерки это произведение. Надеялся получить похвалу либо критику, однако при условии конкретности, позволяющей автору проанализировать свою работу. И из чьих уст, вы думаете, раздалась критика? Представьте — Крутов, простодушный добряк Крутов укорил: «Да тут же почти все старые материалы использованы!» От растерянности, от того, что именно Володя заметил это, я даже не сумел толком оправдаться, объяснить, что в буклетном формате, как, впрочем, и в книжном, подобное «автоплагиатство» не есть нарушение этики. Более того, не привел дополнительный контраргумент: в буклете хватало и совсем новых материалов.
Нина Крутова, жена Владимира Крутова:
— В 1981-м я пошла на хоккей, беременная была. И Вовка мой на финна падает, какая-то потасовка — и у него рваная рана на лице. Он поехал на скамейку пить воду, а она у него через щеку выливается... Я чуть не родила на стадионе!
Он же весь зашит, весь в швах. Я ему даже как-то сказала: «Вов, если б я тебя не знала, я бы побоялась на банкете рядом с тобой сесть». (1992)
В 90-е я в корреспондентской роли освещал мировые первенства, Олимпиаду. Выезжал в не очень гордом одиночестве, а требования к качеству газетных репортажей повысились. Появилась конкуренция среди печатных средств массовой информации. Пахал от зари до зари. Ноги буквально меня кормили — согласно тогдашней корреспондентской заповеди. Случалось всякое: порой нежданное, порой комичное. Более всего запомнился эпизод, связанный с Крутовым.
Я торопился в пресс-центр. И тут — ничего себе! — навстречу мне Володя Крутов. Решил: наверное, приехал поболеть за наших. И тут вижу шумную и веселую группу иностранцев, которая следует за ним и, похоже, представляет собой ярых поклонников Владимира Крутова. Человек двадцать или тридцать. Что-то все время голосили, выкрики выдавали их скандинавское происхождение. А так группа вполне походила на цыганский табор во время народного гулянья, разве что скандинавы обходились без танцев. Мы с Володей крепко обнялись, и он, видя мое изумление, расставил все по местам: «Лень, вот мои болельщики. И мои спонсоры. Шведы. Из городка, где играю. На севере Швеции это».
В свободную минутку не без труда нашел тот городок. Маленький. Неприметный. Показалось, что к Северному полюсу ближе, чем к Стокгольму.
Толику самоиронии углядел я в его тоне и мимике.
В начале нулевых мне позвонила Нина Крутова: «О Вовке собираются сделать передачу на телевидении. Очень прошу: помоги при подготовке». К сотрудничеству с телеиндустрией я относился прохладно, но отказать не смог. Крутову не мог отказать, как и Фетисову — инициатору той передачи. Появилась менеджер — дородная женщина, ничего ни в чем не понимавшая, зато уверенная в том, что все должны в лепешку разбиваться в ответ на ее несуразные запросы... Сама передача понравилась тем, что была посвящена именно Володе Крутову. Мое предположение: Слава Фетисов хотел в текущей послеспортивной жизни поддержать и подбодрить многолетнего партнера и товарища; тем паче оба они — корневые цеэсковцы. Сыграли в настольный хоккей. Хронику демонстрировали. Авторитетные мнения высказывались. В студии собрали много людей — хоккейных и нехоккейных.
Непривычно было Владимиру Евгеньевичу. Но порцию позитива, надеюсь, получил.
«С таким талантом, с таким мастерством мне печально, что у него так произошло. Потому что не хотел учить английский. Последний в раздевалку, первый из раздевалки. Не было никакого общения. Как бы я ни помогал, ни хотел, чтоб он у нас играл».
О Крутове ли это? Главный тренер «Ванкувер Кэнакс» вспоминает об этом русском форварде? Опытном и удивительно одаренном, еще более удивительном в коммуникации. Сожаление и непонимание сквозит в каждом слове и в каждом знаке препинания. Препинание. Словно какая-то препона мешала хоккеисту...
Нет, это не о Крутове — об Аршавине. Высказывание Арсена Венгера, многолетнего рулевого английского «Арсенала», о самом одаренном футболисте российского времени, который объяснял Игорю Ларионову причину того, что Андрей Аршавин так и не заиграл в АПЛ, как мог бы.
Андрей отреагировал заочно: дескать, учить надо было французский, а не английский; первым с тренировок он уходил всегда; контакт в «Арсенале» был у него нормальный. По-моему, совсем не убедительно обрисовал, да и с освоением языка совсем не опроверг Венгера.
Но это и о Владимире Крутове, который в «Кэнакс» оставался настолько русским, что на английском — ни бум-бум. Минимум хоккейных терминов и минимум бытового запаса оставался неусвоенным. А рядышком находился его партнер по молодежной сборной и партнер по звену в ЦСКА и сборной СССР Игорь Ларионов, который усердно налегал на английский еще в школе, а перед трансфером в Ванкувер интенсивно совершенствовал чужой язык.
Попытаться понять Владимира Евгеньевича стоит. Но только не критиковать и тем более не осуждать.
Насчет языка. В течение трех десятков с лишним лет то и дело наталкиваемся на информацию, что очередному российскому новобранцу в НХЛ мешает плохое владение английским. И это сегодня, когда информационное поле бескрайне и доступно каждому?!
Перед самым отъездом в Ванкувер я услышал от Володи признание, которое многое объясняет: вместо горячечного стремления к энхаэловской карьере услышал совсем иное.
Эта прохлада к НХЛ была органической и в чем-то предположительной, интуитивной. Чужое, далекое, непонятное, непривычное. Ну душа не принимает новизны. А каждый день пребывания на чужбине только усиливал такое отторжение.
Ну а почему такая напасть обрушилась именно на Крутова?
Да потому что «привыкучим» являлся по натуре своей. Был неисправимым консерватором.
Понятно мне подобное потому, что сам я очень схожий. «Привыкучий». К дому и двору, улице и району, городу... И к языку. В детстве, когда нашкодил во дворе, слышал слова отца маме в другой комнате, но так, чтобы слышно было мне: «Ну что, придется нам переезжать отсюда!» И я становился «шелкопрядом» на парочку недель точно. И когда волна эмиграции захлестывала друзей и знакомых, незнакомых, я как-то воспринимал все это как не имевшее ко мне отношения.
А теперь добавим объяснение иного толка, причем очень веское.
Вместо бесконечных и по большей части бессмысленных загородных сборов, опостылевших вконец, никаких тебе запретов и полная свобода перемещений. Вместо алкоголя украдкой и опаски угодить в тихоновский кондуит — пей что хочешь и когда хочешь, да только будь физически в порядке на тренировке и в матче. Да что там — в раздевалке в холодильных шкафах наравне со всякими колами-шмолами баночного пива хоть завались; да еще рекомендуют пиво для восполнения водного баланса организма. Одну-две баночки? Пожалуйста!
И Володя Крутов со своей открытостью и прямотой охотно и активно входил во вкус новых порядков. А как же крутовский консерватизм? Никуда не пропал. Но опостылевший уклад сплошных запретов для спортсменов дал такую реакцию раскрепощения. А как же цельность крутовской натуры? Никуда не делась. Ранее предположил, что некоторым цельным натурам сложно привыкать к совсем иным обстоятельствам, иному окружению. Владимиру Евгеньевичу ни живописный Ванкувер с океаном и горами, ни иные экзотические разнообразия не согревали душу.
У нас с Володей были добрые взаимоотношения. Не слишком близкие и не очень удаленные. Нормальная дистанция между спортсменом и журналистом, активно работающим в данном виде спорта. Но теплота и симпатии ощущались. Я поддерживал общение и с Ниной Крутовой; она, полагаю, как радеющая за него всем сердцем, ощущала мое тепло и мои симпатии к мужу.
Лето 89-го. Крутов, как и Фетисов, Ларионов и Макаров, собирается в дальний путь — в НХЛ. Ну куда ж без проводов с нашенским-то размахом!
Двое из них зазвали меня в такой форме убедительности, что об отказе не могло быть и речи...
Позвонила за несколько дней до события Нина и сообщила: 19.00, ресторан «Советский».
Конечно, я поблагодарил и заверил, что буду.
Приезжаю в ресторан. В просторном холле встречает празднично одетая Нина Крутова и с ходу ошарашивает:
— Лень, а где жена твоя?
— Да я решил, что в одиночном разряде.
— Так, значит, звонишь жене — и чтоб вы были вместе. Пока она не появится — за стол не сядем! Ты ж меня знаешь.
Мимо проходит Володя, слышит нас и добавляет:
— Лучше не возражай. Мы действительно не начнем.
Супруга поняла сразу никчемность наведения марафета. Мигом собралась. От моего «Сокола» до «Советского» такси домчало ее минут за десять. Торжество задержалось минут на двадцать. Ненадолго. Но, как и пообещала чета Крутовых, застолье началось только при кворуме. Как они это понимали.
Та сцена трогает меня по сей день.
Проводы гордости советского хоккея проходили в комфортном зале, не большом и не маленьком. Набралось человек двадцать. Общались без громких тостов, бравурных речей и пышных напутствий. Как-то обходилось без этого. Спокойно и доброжелательно. Герой вечера произнес несколько слов. Упомянул Родину, с которой приходится расставаться; как-то непривычно ему менять обстановку.
Часа через полтора-два я вышел в холл просто размяться. Не курю, и захотелось привстать ненадолго. В холле пересекаюсь с Крутовым. Рядом никого. И Володя, подойдя поближе, тихонько, ну почти шепотом выдавливает из себя:
— Эх, Лень, если б ты знал, как мне не хочется ехать в эту Канаду.
— Да брось, Володь, это с непривычки. Заиграешь там. Заживешь свободно.
Мои банальности не значили ничего, а вот Володино признание значило многое.
Тогда я не придал крутовскому откровению какой-то весомости. И оказался неправ.
Вот с каким превалирующим настроем отправился покорять НХЛ Владимир Крутов.
С таким настроем не стоило и впрямь пересекать океан. Но это если быть умным сугубо задним числом.
Однажды Володя заехал в клуб наших именитых ветеранов — «Легенды хоккея». В начале 10-х годов они базировались в торгово-развлекательном центре «Город», где имели комфортные условия для ледовых тренировок. Мы стояли у борта и о чем-то разговаривали. Был он спокойным, даже чересчур спокойным, каким-то выхолощенным.
Грустным был.
Это была последняя наша встреча.
...Навязчивая картинка преследовала меня в дни написания этого материала. Крутов, как и Харламов во время исполнения своего шедевра, раскидал двух канадцев в разные стороны и управился с вратарем. Память на игровые эпизоды имею не очень хорошую. Обратился к нескольким знатокам, обитавшим в те годы в хоккейном закулисье. Безрезультатно: тоже не припоминают такое про Крутова. Наконец, в широком доступе легко нашел искомое. Крутов в меньшинстве перехватывает шайбу в нашей зоне, устремляется вперед, совершает гигантский замах на щелчок, Лефлер пугливо отъезжает в сторонку, да еще бочком, Крутов после такой имитации продвигается к воротам и точно бросает. Второй канадец, ошарашенный на свой лад, даже не пытается зацепить этого русского.
Красотища!
Строго говоря, не раскидал двух канадцев, отправив в разные «буфеты», не просквозил меж двух канадцев.
Похоже на харламовский шедевр.
С удаленной галерки запросто могло так показаться.
С удаленности десятилетиями тоже можно допустить преувеличение.
Два наших виртуоза в разное время на канадском льду объегорили первосортных канадцев!
Магнетизм Валерия Харламова наложился у меня на магнетизм Владимира Крутова. Возникла аномалия.
* * *
...Владимир Евгеньевич Крутов — достойнейшая фигура отечественного хоккея. Во всех объективных и субъективных аспектах. В спортивном и жизненном.
Такие появляются, словно по мановению волшебной палочки. То есть почти не появляются.
Те дни, недели и месяцы, когда его, цеэсковского юношу, уже подключали к основному составу, когда в течение дня занимался и со звездами, и со сверстниками, так и остались лучезарными в крутовской судьбе.
Такое авторское предположение.
Три тренировки и два бутерброда, прихваченные из дома, — ну чем не счастье в чистом виде!