Тренировки Тарасова помогли на лесоповале. Невероятная карьера и судьба хоккеиста, про которого пел Высоцкий
Судьба Виктора Полупанова вместила в себя невероятные коллизии в немыслимом количестве и разнообразии. Их набралось столько, сколько бы хватило с лихвой на целую команду ЦСКА либо на целую сборную Советского Союза. В этих ледовых дружинах он неизменно был на первых ролях.
Единство противоположностей
Имя собственное и Имя нарицательное.
Это про него.
Абсолютная командность и нескрываемая индивидуальность.
И это про него.
Прорывавшийся порок и кристальная порядочность.
И это тоже про него.
Голливудский облик романтичного красавца-щеголя и характер-кремень.
Не гнавшийся за зрелищностью своей игры и удостоившийся строк Владимира Семеновича Высоцкого в свой адрес, мигом ушедших в народ.
Все это — про Полупанова. Про Виктора Андреевича.
...Декабрь 67-го. Традиционный Мемориал Брауна в Колорадо-Спрингс* (США). Перед очередным матчем советской сборной выступает титулованная американская фигуристка Пегги Флеминг, своей красотой и изяществом сводившая с ума половину телевизионного мира. Она тренировалась там, готовясь к Олимпиаде в Гренобле. Под грохот оваций именно он едва ли не лучший наш игрок и едва ли не самый привлекательный мужчина в том составе — от лица хоккейных «Советов» подкатывает к Флеминг с роскошным букетом цветов и, широко улыбаясь, произносит: «Peggy, good luck at the Olympics!»
Вот была бы пара!
Вот бы ему кто-нибудь загодя пожелал удачи!
Предостережение Альметова
...17 сентября 1967 года зрители на переполненных трибунах лужниковского Дворца спорта, пришедшие на главный хоккейный спектакль «Спартак» — ЦСКА, стали свидетелями необычной и трогательной церемонии. Провожали из большого спорта Александра Альметова из звена гроссмейстеров ЦСКА и сборной Локтев — Альметов — Александров. Провожали в 27 лет. Очевидна была преждевременность события, какая-то нелепость происходящего, ведь Альметов на льду не давал поводов для списывания себя со счетов. Счет, однако, был открыт из-за нарушений спортивного режима, которые за ним значились. И Анатолий Тарасов решил резануть по живому. (Много лет спустя он даст совет Олегу Романцеву, смысл которого сводился к тому, что надо уметь «резать по живому»).
Александр Альметов передавал свой цээсковский свитер с 9-м номером Александру Смолину. Погасшая в одночасье звезда как бы передавала свои полномочия звезде восходящей.
Уже обласканному славой 21-летнему Полупанову очень нравился стиль Альметова, коллеги по амплуа. Виктор искренне переживал за него. И, оставшись с ним один на один, выразил недоумение и сожаление:
— Давлетыч, не понимаю — как можно так рано заканчивать?!
— Ничего, ничего, Витя, еще поглядим, когда ты сам закончишь...
...Когда Анатолий Тарасов отцепил Полупанова из ЦСКА, из хоккея, Виктору было... 25 лет.
Под крылом Льва Яшина
То, что Витька Полупанов летом гонял в футбол, а зимой шайбу, было для второй половины 50-х начала 60-х естественным.
То, что щеголял в родных подмосковных Химках в динамовской футбольной форме до той поры, когда цээсковский хоккей устранил колебания касательного спортивного будущего, объяснялось более поздним засвечиванием себя на ледовом овале.
То, что в футболе выказывал незаурядность и привлек внимание самого Льва Яшина, говорит о многом, но к чему-то совсем уж исключительному не отнесу.
Зато обстоятельства, склонившие чашу весов в хоккейную сторону, действительно впечатляют и заодно указывают на обособленность натуры.
Виктор Полупанов:
— Боксом немного занимался. У нас в Химках. Зимой хоккей был. Но единственное, что серьезно было, — это футбол. Причем в «Динамо». Даже к основе подключали. А там — Яшин! Численко! Короленко! Рыжкин... А жили-то мы, молодые, на одной базе — в Новогорске. Рядом с моими Химками.
Играл полузащитника, 8-й номер. Наша футбольная команда 46-го года рождения чемпионом Москвы становилась! И даже чемпионом Союза была! И что интересно — начиная с Химок, я везде был капитаном.
Не знаю почему, Яшин как-то тепло ко мне относился. Лев Иванович мимо не пройдет, приветливо поздоровается, подбодрит обязательно. Окрыляло такое отношение. Это ж Яшин — лучший вратарь мира!
Все шло к тому, что выберу футбол. И как раз летом 65-го я живьем увидел Пеле в Москве, когда бразильцы разнесли нашу сборную — 3:0. Подумал — как Пеле я играть все равно не смогу. После этого окончательно сделал выбор в пользу хоккея.
Лев Иванович, когда узнал об этом, очень удивился и, как мне показалось, даже огорчился: «Зачем тебе это, Витя?! Почему хоккей?..»
Повлиял и Тарасов. Большой психолог. Мог убедить кого угодно и в чем угодно. Володя Викулов тоже руку приложил. И с 65-го мы с ним, молодые, начали играть с «Толяном» — так мы звали Фирсова. Нас втроем поселили на базе. Тогда о первых рядах я и не помышлял.
Воспитанник химкинского хоккея Виктор Полупанов отыграл свой первый сезон-1962/63 по мастерам в местном клубе «Труд» и только после этого перешел в ЦСКА.
Полупановский стиль
Юрий Лебедев, правый крайний форвард, воспитанник ЦСКА, выступал за ЦСКА и «Крылья Советов», шестикратный чемпион мира:
— Когда пробивался в основу ЦСКА, Полупанов уже играл. Им стоило любоваться! Техничный очень. А скорость-то какая — причем не просто дистанционная, а именно взрывная. Получал шайбу на ходу и мгновенно добавлял скорости; иногда меж двух защитников напрямую прорывался. Тогда никто так не исполнял! Это воспринималось как новшество.
Как центральный нападающий советской школы сзади отрабатывал по полной. Действовал только по центральной оси — в углы не лез и вдоль бортов не катил; там было кому это делать, при таких-то крайних — Фирсове и Викулове.
Катание прекрасное! Полупанову не надо было много силовой борьбы вести — отобрал шайбу и покатил вперед так, что не догонишь его. Хорошо открывался. Все вовремя делал. И все с каким-то даже озорством. С лихостью. Но не перебарщивал. В радость ему хоккей был. И не знал я за ним никаких изъянов.
Владимир Лутченко, защитник, воспитанник ЦСКА, двукратный олимпийский чемпион, 10-кратный чемпион мира:
— Я же играл с Полупановским звеном; Рагулин и я — пара защитников.
У Виктора мастерства — вагон; мощи — столько же. Даже в ходе обводки мог провести силовой прием! Мне на тренировке вот в такой своей манере в плечо как дал — мало не показалось! Ну не со зла, конечно...
А кистевой — сильный и неожиданный. На тренировке я против него оказался. А у меня перчатки не новые были, кое-где потертые, с прорехами. Витя так бросил — сильно и неожиданно — что шайба попала мне в кисть и раздробила ноготь на три части. По сей день этот палец чуть опухший и на этом ногте заметен след от того популановского броска. Двусторонний игрок. С подстраховкой защитников, я это всегда чувствовал. Идеальный центральный для НХЛ! Вообще Виктор Полупанов — в любой тройке и в любое время — не затерялся бы! Какой по натуре Витя был, так и играл. Радовался жизни. Лед плавился у него под ногами! Весельчак. Все у него на позитиве было.
Валерий Кузьмин, четырехкратный чемпион СССР (в «Спартаке» — 1962, 1967, 1969; в «Крыльях Советах» — 1974):
— Мне всегда очень нравился Полупанов. Центральный нападающий без слабых мест. Все было при нем. И все его сильные качества как-то удивительно сочетались. Играть против него было ох как тяжело, это заставляло меня выкладываться максимально.
Настройщик рояля
Полупановское звено сверкало с каждым годом второй половины 60-х все мощнее и ослепительнее. Два крайних чудо как были хороши, причем на совсем разный манер. Маневр Анатолия Фирсова — зигзаги молний и раскаты грома; траектория Владимира Викулова — плавность линий и обманчивая неторопливость; Виктор Полупанов — мощь и скорость, дерзость решений и надежность на своих редутах.
Центру при крайних, которые обыгрывали один в один по щелчку пальцев и которые читали игру не по слогам, вменялась черновая работенка. Однако Виктор умудрялся не только таскать рояль, но и настраивать его, и даже солировать на нем — изредка, когда позволяла обстановка.
Виктор Полупанов — эксклюзивного покроя центральный нападающий.
В истории отечественного хоккея фигура впечатляющая и заслуженная.
Фирсов был старше Викулова с Полупановым на пять лет и выполнял роль «дядьки», что являлось дополнительным фактором, цементирующим тройку. Им бы блистать и блистать; первая половина 70-х была в их полном распоряжении. Увы. Звено распалось после злоключений Полупанова.
По сухому остатку: только три мировых первенства — 66, 67, 70 и только одна Олимпиада — 68. В 69-м Полупанова не включили в состав сборной не по игровым показателям.
А ведь звено запросто могло сыграть в Суперсерии-72.
Затворники поневоле
В советском хоккее не нарушавших спортивный режим можно было сыскать, но только днем и только с огнем. Отчего возникала такая массовая напасть? Ответ: сборы. Бескрайние и бесконечные сборы. Сиднем сидели на загородных базах. В лучшем случае отпускали после игры до вечерней тренировки. Но только в лучшем случае...
Виктор Полупанов:
— Если честно, то и времени-то свободного не было. Бывало, что за месяц выпадал один свободный день, чтоб дома побывать. И летний отпуск — 40 дней. Это у нас, армейцев, на 10 дней больше было, чем в профсоюзных клубах.
Сборы помогали в учебно-тренировочном процессе, однако применяемые чрезмерно, наносили немалый вред, прежде всего в психологическом плане. Молодой человек жил на всем готовом, но взаперти. Такая искусственность, естественно, приводила к накоплению отрицательных эмоций и дальнейшему их выплеску, зачастую неуправляемому. А еще сборы служили для тренеров средством дополнительного стимулирования игроков. Проиграла команда ЦСКА — все на базу; выиграла — все свободны, до вечерней тренировки; практиковали ночевку на базе и утром после усиленной зарядки распускали до вечера. Тарасов, когда армейцы вели 7:1 или 8:1, мог вдруг на лавке предупредить: «Вот забросите еще шайбу — отпущу по домам!» И это — за оставшиеся 40 секунд. И — забрасывали. А куда деваться?!
Виктор Полупанов:
— Если честно, у меня возникали семейные проблемы. Квартиру-то я от ЦСКА получил, однушку в Тушино на улице Свободы; там позже и Харламову дали квартиру. Но бывал дома от случая к случаю. Семейные неурядицы действовали на настроение не лучшим образом. Алкоголь не помогал, но как-то скрашивал жизнь на короткое время...
Виктор женился на фигуристке Юлии Богдановой. Брак не складывался.
Виктор Полупанов:
— Если честно, я выпивал. Но не больше и не меньше остальных.
Хроника пикирующего бомбардира
Декабрь 1968 года. В Москве проходит международный турнир на призы газеты «Известия», куда съезжается весь цвет хоккейной Европы. Турнир — настоящий праздник для советских граждан.
10 декабря. День неигровой для сборной СССР. Тренировка в Лужниках с 11.00 до 13.00. Игрокам выдают новенькие перчатки и коньки, еще что-то; распускают по домам, но предписывают явиться на вечерний матч Чехословакия — Швеция, затем прибыть на базу в Архангельском к позднему ужину.
Тот день был знаменателен совпадением двух событий в жизни Анатолия Тарасова — день рождения и защита кандидатской диссертации. Вероятнее всего — торжество по поводу одобрения кандидатской диссертации: это решение было спущено сверху со ссылкой на книги и статьи мэтра. Оба события вкупе с тем, что наша сборная не играла в тот день, означали его отсутствие в расположении сборной. А заодно и Аркадия Чернышева — его начальника и соратника в национальной команде.
Виктор Полупанов:
— Мы вышли из дворца с моим химкинским другом Лешей Кочетковым. Он на общественных началах помогал в ЦСКА и в сборной с клюшками, экипировкой. Собирались ловить такси. Таксисты, знавшие про хоккей в Лужниках, подъезжали к двум кассовым помещениям перед дворцом.
Подошли Валера Васильев с Мальцевым; Чичурин Юра еще с ними. Динамовцы. Такси второе еще подкатило. Они предложили: «Может, накоротке по шампанскому?» Ну а почему ж нет? Решили в «Палангу» заскочить; тогда модное кафе на Чистых прудах. Сейчас дом тот, наверное, найду, а кафе того давно уж нет.
Посидели. Потанцевали. Повеселились. Отдохнули.
Пили шампанское. Водка в тот день была бы некстати. Не в спешке пили, да и не фужерами. Ничего особенного: шампанское ведь, да и люди спортивные.
Так засиделись, что на часы глянули — начало пятого уже. А нам же приказано было — игру чехов со шведами посетить и приехать на базу. Не успевали уже. Кочетков с Чичуриным разъехались по домам. А Мальцев позвал Васильева и меня к себе домой; жил он в доме на проспекте Мира, напротив статуи рабочего и колхозницы, у ВДНХ.
Недолго там пробыли. Васильев предложил мне: «Давай спустимся. У меня тут друг живет. Глотов Валера (левый крайний защитник футбольного «Динамо». — Прим. Л.Р.)». И просто немного засиделись.
В общем, на матч в Лужниках не успели и поехали сразу в Архангельское. К ужину.
Примерно на полчаса опоздали на ужин, ну совсем незначительно. Еще кто-то сидел за столом.
Утром того дня Тарасов указал Фирсову: «Ты следишь за нашими. За армейцами!» А Чернышев попросил Давыдова: «Ты за динамовцами приглядывай». Про спартаковцев речь не шла.
В результате Фирсов предложил Давыдову: «Я обо всем доложу Тарасову, а ты — Чернышеву».
Фирсов так и поступил, а Давыдов умолчал про опоздание Васильева.
Это предопределило разницу в долгосрочных последствиях для Полупанова и Васильева с учетом различий в педагогических подходах Тарасова и Чернышева.
Меж тем Мальцев, поспев и в Лужники, и на ужин в Архангельское, в опалу не угодил.
Тарасов, отличавшийся повышенной эмоциональностью, получив фирсовское донесение, резко отреагировал: «Будем снимать и позорить!»
На срочно организованном собрании возникла нештатная ситуация. Защитник Евгений Паладьев вступился за нарушителей распорядка:
— Я с Васильевым и Полупановым сидел за одним столом на ужине. Я ничего такого не заметил. Не пьяными были. В общем, все нормально было.
— Молодой человек, а нам адвокаты в сборной не нужны! — ясно, кто осадил дерзкого спартаковца.
Это был единственный случай в карьере Полупанова, когда за него кто-то вступился. Причем не одноклубник. Спартаковец. За что очень скоро поплатился — Паладьева отцепили из состава первой сборной на традиционное новогоднее турне по Северной Америке. А когда Евгений вскоре уже со второй сборной вылетал в Швецию, почему-то его одного таможня тщательно проверила и оставила в столице.
С Полупанова и Васильева сняли звания заслуженных мастеров спорта и вывели из состава сборной. Вокруг этого события была развернута кампания в центральной прессе.
Виктор Полупанов очень болезненно воспринял случившееся. Когда к нему в новую родительскую квартиру в Химках, полученную в качестве улучшения жилищных условий, зашел друг, то не обнаружил за стеклом стенки «Хельга» (импортный мебельный гарнитур, дефицит тех лет. — Прим. Л.Р.), где находились медали и кубки, значка ЗМС:
— Что — и значок отобрали?!
— Нет-нет. Это я его припрятал...
В судьбе Виктора Полупанова случился излом. Но спортивная жизнь шла своим чередом. Тренировался в ЦСКА. Играл за ЦСКА. Ну без сборной. Обидно. Досадно. Но играет же, радость получая. Слом судьбы еще не наступил...
Ташкентская история
В том же сезоне-1968/69 Полупанов отправляется в составе ЦСКА на первенство вооруженных сил по хоккею. Обычный смотр армейцев во всесоюзном масштабе: все команды спортивных клубов военных округов, где есть хоккейные коллективы, и флагман в лице тарасовского войска. Место было выбрано необычное — Ташкент, где тоже нашли особую локацию — закрытую территорию дачного поселка республиканского правительства.
Виктор Полупанов:
— После той истории на известинском турнире меня из сборной вывели, и вместо турне по Северной Америке Тарасов послал меня на «вооруженку». Сам не поехал, за старшего Борисыч был. Локтев. Разместили нас на закрытой территории. Условия шикарные. Там я впервые увидел пуховые подушки. Мы, конечно, особо не напрягались. Тренировались. Играли. Ташкент, Узбекистан — это было для нас чем-то необычным, но экскурсий что-то не припомню. Помню только один день. Локтев и мы с Гусем (Александр Гусев — защитник, олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира. — Прим. Л.Р.) выступали на местном телевидении. Потом было посещение авиационного завода. Директор нас принимал, водил по огромным цехам, интересно рассказывал о производстве. Потом принял нас у себя дома. Когда собрались в обратный путь, нас вызвалась проводить дочь директора. На пропускном пункте этой закрытой территории возникло недоразумение: ту девушку не пускали на территорию; я принялся убеждать, чтоб пропустили; но охрана уперлась, ни в какую. Ну а я что мог еще сделать? Пожелал ей всего хорошего. На том все и закончилось. Ну пошумел я чуток, но никакого скандала не было, конечно.
Юрий Лебедев:
— Я был на той «вооруженке». В Ташкенте. Огромного города мы толком и не видели: тренировки и игры; автобус до дворца и обратно. А поселили нас, цээсковцев, не в городе, а на закрытой территории, что-то вроде правительственных дач. Разок только нас вывезли на экскурсию — за город, на поля цветущего мака. Красотища! А мы даже не догадывались, что здесь уже промышляли те, кто наркоту изготовлял.
А про Виктора могу ответственно заявить — ничего там серьезного не было. Ну поспорил с охранниками — и все. Мы тогда и не обратили особого внимания на то, что случилось: ну вроде какой-то шумок небольшой на пропускном пункте был, ну и ладно... А из мухи слона раздули! В те времена человека ни за что могли виноватым сделать. Вот с Полупановым так и поступили.
Виктор Полупанов:
— Уже в Москве после совещания на тренерском совете в Федерации хоккея, где все ведущие клубные тренеры участвовали, обсуждался состав сборной на чемпионат мира. И Тарасов перед тренировкой мне объявил: «Виктор, в сборную тебя не включили. Как я ни старался».
Насколько я узнал и понял — повлияла та ташкентская история, информация по соответствующим каналам докатилась до Москвы. Саша Мальцев первый раз поехал на чемпионат мира; его на мое место в 69-м поставили с Фирсовым и Викуловым.
Рыцарь без страха, но с упреком
Евгений Мишаков не мог не вызывать симпатий. Образец самоотверженности и самоотдачи; физическая мощь; боец до мозга костей; душа нараспашку, латал любому, кто обращался, прохудившуюся «защитку». Если мальчишкам того времени нужно было растолковать, что такое ледовый рыцарь в хоккее, то просто надо было указать на этого армейского форварда.
На выезд в Ленинград Евгений Мишаков с дозволения начальства отправился со своим приятелем, купившим за свои деньги билет в купейный вагон. Такое соседство и неспешное ночное путешествие подтолкнуло к возлиянию под отменную квашеную капусточку... Посреди ночи бравый хоккеист поспешил в туалет, а наткнувшись на запертую дверь, возмутился, не выбирая выражений. И сразу затих, когда оттуда вышел... Тарасов.
Назавтра состоялось командное собрание. Евгений Мишаков в искреннем порыве упал на колени пред Тарасовым: «Отец родной! Прости — больше такого не повторится!»
И был помилован.
Виктора Полупанова та история позабавила, а еще больше вызвала неприятие. Спустя какое-то время, не такое уж долгое, Полупанов окажется по существу в схожей ситуации.
Алешкинские казармы
Виктор Полупанов:
— В следующем сезоне все нормализовалось. Играли нашим звеном в ЦСКА и сборной. Только с Фирсовым наши отношения были уже не те, что раньше: прохладными стали, но на игре это не отражалось. А в Архангельском жили так же втроем в комнате.
С чемпионата мира 70-го года я вернулся в приподнятом настроении. После годичного перерыва вернулся в сборную; мы снова взяли золото. Но семейные неурядицы не исчезали, а накапливались. Досаждали. В сезоне-1970/71 я тренировался и играл, но душевное состояние оставляло желать много лучшего.
И вот еду домой, в Тушино. И застаю картину... Рассказывать не стану. Личное это. Мое. Но шок испытал страшный». А там, на улице Свободы, напротив было кафе «Ветерок». Ну я туда и поспешил.
И на девять дней пропал.
Дома, у родителей, я днем не находился. Только ночевал и исчезал. Люди из ЦСКА сбились с ног в поисках меня. Наконец, подловили меня спозаранку: «Давай собирайся быстро. А то уже штрафбат тебе светит!»
И я загремел в Алешкинские казармы. На гауптвахту. На 10 суток.
Ну а после этой катавасии назначили в большом ЦСКА суд офицерской чести. Это — весна 71-го.
Против лома был прием
Суд офицерской чести устраивался в масштабе Центрального спортивного клуба армии. Судили провинившегося по отшлифованному годами сценарию: обвиняли в содеянном — часто это бывали нарушения спортивного режима; нарушитель каялся и клятвенно заверял, что подобное более не повторится; кто-нибудь из зала брал слово и предлагал взять его на поруки. Единогласно так и решали, после чего довольные и с чувством выполненного долга расходились по своим служебным местам.
Виктор Полупанов:
— Не припомню, был ли на этом судилище кто-то из хоккейной команды. Может, один-два человека и было. Был Тарасов, сотрудники большого ЦСКА — сплошь подполковники и полковники, ну и старшие тренеры ЦСКА по другим видам спорта. Суд проходил в здании Центрального спортивного клуба армии на Ленинградском проспекте. На втором этаже.
Гомельский (знаменитый баскетбольный тренер ЦСКА и сборной СССР. — Прим. Л.Р.) подошел ко мне перед заседанием: «Витя, ну ты извинись. И все будет в порядке!» Александр Яковлевич знал что говорил. Умный. Опытный. С Тарасовым в одном доме на «Соколе» жили, общались тесно.
Выступили с обвинениями в мой адрес — мол, за многочисленные нарушения спортивного режима лейтенанта, хоккеиста ЦСКА Виктора Полупанова следует наказать по всей строгости. Я слушаю, слушаю и ничего не понимаю. За что меня крайним-то делают? Я из семьи военного офицера (Андрей Антонович Полупанов служил в охране Сталина. — Прим. Л.Р.) — никогда ничего не скрывал. Нарушал? Нарушал. Но не больше и не меньше остальных. Почему на меня так ополчились?! Меня подставили — так я чувствовал.
Недолго вся эта канитель продолжалась. Возникла небольшая пауза. Все ждали, что я встану, пущу слезу и буду кулаком бить себя в грудь — только чтоб простили меня. Кто-нибудь из зала предложит взять меня на поруки; за это проголосовали бы лесом поднятых рук.
Все это я понимал. Но делать этого не стал. Даже сомнения не возникло. Не считал себя виноватым до такой степени.
И по мне рубанули по полной. Понизили в звании до младшего лейтенанта. Выгнали из армии. Выгнали из команды.
Никто ко мне даже не подошел потом просто поддержать. По-человечески.
Полупанову влепили аморалку, а он посчитал аморальным само судилище.
Суд офицерской чести. Звучало возвышенно. Но какие из них, хоккеистов, офицеры? Хоккеистами являлись профессиональными и высокого класса, а офицерами были такими же, как профсоюзные игроки слесарями и токарями.
По сей день Виктор Андреевич Полупанов, потерявший одним весенним днем все, чего достиг талантом и усердием, ни на йоту не жалеет о том, что не покаялся тогда. Достоинство сохранил. Имел на то право. И расплачивался за свой крутой норов десятилетиями.
Редким был мастером на льду. Редко кто мог так поступить на суде офицерской чести. Допускаю, что случай Виктора Полупанова так и остался единственным.
Милость Тарасова
Через короткое время после суда Тарасов вызвал Полупанова на обнадеживающий разговор:
— Виктор, пройдет какое-то время — месяцев шесть, семь, восемь — и все нормализуется. Хочешь — отправим пока тебя в Хабаровск, хочешь в Ленинград, а хочешь в Калинин отправим, к Олегу Зайцеву (тренировал там; в 60-е годы, защитник ЦСКА и сборной СССР. — Прим. Л.Р.). Играть не будешь — будешь при команде.
— Нет, Анатолий Владимирович. Как-нибудь обойдусь без этого.
Полупанов был в трансе от всего произошедшего. И отказался от выступления в хоккейных командах военных округов. Между прочим, ленинградский СКА в сезоне-1971/72 стал бронзовым призером. Тарасов, по сути, включил заднюю, но понимания у Полупанова не нашел.
И махнул именитый центрфорвард «на севера».
Лесоповал, который не повалил
Центральный нападающий ЦСКА и сборной Советского Союза, олимпийский чемпион и четырехкратный чемпион мира не пустился во все тяжкие, как легко было предположить из-за поводов для суровых наказаний, выпавших на его долю, а по собственной инициативе отправился... на лесоповал!!!
Лесоповал ассоциируется с непосильным трудом заключенных в сталинских лагерях. А тут знаменитый спортсмен подключается к студенческому отряду, который для летнего заработка выбрал тяжелейший труд. В те годы это было распространенным явлением, когда легально студенты и даже некоторые преподаватели отправлялись на заработки чаще всего в отдаленные регионы, берясь за тяжелые и высокооплачиваемые работы.
Виктор Полупанов:
— На лесоповал я рванул со студенческим отрядом. Вкалывали на берегу реки Печора. От зари до зари. Физические нагрузки. Мошкары — море.
Там осваивали на ходу специфику этих работ: «скатка» — когда на берегу лежат огромные бревна, сложенные в стеллажи или стопки, и их надо скатить постепенно по покатому берегу к руслу; «чикировка» — когда бревна надо вручную специальным тросом собрать в связку, чтоб машина могла подобрать; «малевка» — грубо говоря, когда надо разобрать кавардак из бревен, из глины бревна вытаскиваешь или, стоя в воде на метр-два от берега, если плот прибило к берегу и получился завал из бревен.
Добром я вспоминал тренировки Тарасова в Кудепсте в 30-градусную жару; вообще тарасовскую «физику». Многие не выдерживали. За три месяца из 46 осталось семь человек. Студентов там немного было, все больше взрослые здоровые мужики лет 30-40.
Не ко двору в «Локомотиве»
Отцепление из ЦСКА при всей жестокости и казавшейся Виктору несправедливости оставило целый ряд возможностей. На тарасовском клубе свет не сошелся клином. Но именно туда первым делом он отправился после возвращения с берегов Печоры.
Виктор Полупанов:
— После лесоповала я такой накачанный был, мышцы так и играли; поджарый был. Заехал в ЦСКА к Тарасову. Дал он мне «от винта»: «Давай поработай с молодежкой, а там решим».
Пошел к Чернышеву, в «Динамо». В сборной, а он там руководил, у нас с Аркадием Ивановичем были стабильно хорошие отношения. Вообще никаких трений не возникало. Ну ясно, он уже был в курсе моих новостей. Аркадий Иванович сразу прояснил картину: «Ну раз Тарасов так решил, так тому и быть». Не захотел, думаю, с Анатолием Владимировичем портить отношения. Да и хоккейное «Динамо» под присмотром КГБ находилось: зачем им отцепленный армеец. (в «Динамо» Виктор мог бы оказаться вместе с младшим братом Владимиром — вратарем, стабильно державшим высокий уровень. — Прим. Л.Р.).
Пошел к Кострюкову. В московский «Локомотив». Командочка-то, скажу, была приличная: такая зубастая. А первая тройка с Виктором Якушевым среди сильнейших в Союзе котировалась. Анатолий Михайлович заинтересовался; велел трудовую книжку в отдел кадров отнести. Предложил: «Будешь с Якушевым и Козиным играть. В первом звене!» Конечно, согласился я сразу. И назавтра Кострюков от слов своих не отказался, но предупредил таким строгим тоном: «Смотри, Виктор, только никакой поддачи, как в ЦСКА! Знаю, ты с нашим Якушевым в Сокольниках «зависал». Этого не потерплю!» Полоснуло меня, как услышал это; мигом развернулся и ушел. Потому что психологически не считал себя виновным в той истории, из-за которой меня выгнали из ЦСКА. А тут сразу — предупреждения, какой-то слушок про Сокольники. На эмоциях не сразу сообразил, что в отдел-то кадров надо заскочить. Так у меня и остались две записи в трудовой: зачислен сегодня, уволен назавтра.
Непыльная работа
Долгой передышка у Виктора Андреевича не получилась. Прознав о том, что Полупанов не при делах, представители казахстанского хоккея с большой охотою пригласили его тренировать команду «Энергетик» из города Ермак Павлодарской области. Он согласился без торговли по поводу материальных условий. Клуб находился на обеспечении завода ферросплавов и не бедствовал. Доводилось трястись в автобусе, в пазике, по Северному Казахстану и при минус 50 градусах... Команда выступала успешно, забот особых тренер Полупанов не ведал. Но после сезона-1971/72 вернулся в столицу.
Кулагин прознал об этом, а он как раз ушел из ЦСКА и принял «Крылья Советов». Приехал Борис Павлович в Химки к отцу Виктора, потом Андрей Антонович уже к нему домой заехал. Все обсудили без проволочек. И по весне 72-го Полупанов вернулся в хоккей.
Эспозито повезло, что не встретился с Полупановым
«В 72-м я же тренировался вместе со всеми. С Харламовым, Мальцевым, Викуловым».
«Мне так и сказали — «Вот выиграем шестой матч у Канады — и ты сыграешь!» И я ожидал — вот схлестнусь с Эспозито, со всеми этими канадскими звездами! Я же, когда играл против канадцев, попадал в свою стихию».
Чьи это слова в контексте Суперсерии-72?
Полупанова, которого вышвырнули из ЦСКА и который на целый год пропал с радаров!
Виктор Полупанов:
— На лесоповале скучать не приходилось и вес держался на хоккейном уровне. А в Ермаке без нагрузок и с непривычки меня сильно разнесло. Потчевали меня — бешбармак, шашлык... Когда Кулагин позвал в «Крылья», у меня было 115 кг. Ужас! Бориса Павловича это не смутило, он еще в ЦСКА хорошо ко мне относился. Вообще к игрокам относился по-человечески. Ко всем. Порой закрывал глаза на мелкие прегрешения. Хотя всегда знал сегодня, что было вчера — кто с кем и сколько...
Я начал сгонять вес. Дополнительно на летнем сборе утром бегал 10 000 метров во всех одежках. Минералки позволял себе максимум полстакана. Тогда поветрие было — нельзя пить воду во время тренировки. Потом утренняя тренировка, вечерняя тренировка. Как-то справлялся, не «умирал». Вес снижался хорошими темпами. Довел до 86 кг. До моего боевого. Но быстрота куда-то пропала. Производительность труда снизилась. Силы стали появляться только перед московской частью серии 72-го года.
Резонно недоумевать: как это в 26 лет у вышколенного тарасовской «физикой» хоккеиста скорость перестала переключаться на пятую передачу?
Даром ничего спортсмену не дается. И бесследно для спортсмена ничего не проходит даже в молодости. Лесоповал проверил на экстремальную прочность и организм, и волевой мускул, но от хоккейных «ГОСТов» это было так же далеко, как Печора от Москвы. Пребывание тренером в «Энергетике» привело к весу, пригодному разве что в борьбе Сумо. Сгонка на 20 килограммов и ограничения по диете, возможно, повлияли физиологически на снижение некоторых качеств, некоторых тонких механизмов, как, например, мышечная память.
Перенесемся на минутку в текущую пору. 33-летняя экс первая ракета мира, румынская теннисистка Симона Халеп завершила карьеру после двухлетнего перерыва, объяснив: «Во время матчей я была вялой. Не получались шаги к мячу, к углам. Как будто мозг не посылал ногам правильные сигналы. Я каждый день на корте и делаю то же, что и раньше. Но в матче все меняется». Полупанова настигла проблема, когда он был намного моложе Халеп; перерыв у него выдался вдове короче, однако тогдашнее научно-медицинское обеспечение нельзя сравнивать с нынешним.
Виктор Полупанов:
— Летом я полностью прошел сбор с «Крыльями». На канадскую часть серии меня не планировали; я же невыездной был. Точно не знаю почему. (после ташкентского скандала наверняка сделали невыездным. — Прим. Л.Р.) А к московской части я готовился вместе со всеми. Думал, что выйду. Не слабее некоторых был из тех, кто сыграл в Москве.
В те дни, когда мы готовились к московской части серии, нас повезли в цирк. Чтоб переключить эмоции, передохнуть. Юрий Никулин подошел ко мне и приобнял за плечи: «Все будет хорошо, мой дорогой!»
После пятого матча, первого в Москве, когда наши выиграли, Борис Павлович ободрил: «Витя, вот еще одну выиграем — и мы тебя выпустим».
Не сложилось. Канадцы переломили ход серии. И я сидел на трибуне, в хорошем секторе, плюс мне по пять билетов на каждый матч выдавали, как и всем игрокам сборной. Но единственное — не дали экипировку.
Обожал играть против канадцев. Тогда еще не разрешали силовые приемы по всей площадке. Первый пас — только под красную. А сейчас — первый пас под синюю плюс силовая по всему полю. Это ж раздолье было бы для меня! С моими-то навыками.
В современном хоккее сыграл бы? Да. Без вопросов.
В «Крыльях» мы бронзу взяли. У ЦСКА выиграли 3:1, я забил. Вообще я забивал (нечасто это случалось. — Прим. Л.Р.). Производительность труда все же немного упала тогда».
Ну представьте себе: совсем недавно из пяти ничейных шайб четыре оказывались вашими, а через год-два — только две, а то и одна. Лучше вас никто про это не знает и никто, кроме вас, столь остро это не воспринимает.
И Виктор Андреевич покинул лед, очень многим доказав свою профессиональную и личностную состоятельность.
Трудоголик
Центральный нападающий Полупанов умел на льду почти всё. С таким же подходом осваивал с нуля и те профессии, которыми зарабатывал на хлеб для семьи. Когда обстоятельства вынуждали, «таскал рояль»; а когда они позволяли, настраивал рояль и даже играл на нем.
Виктор Полупанов:
— 44 записи в моей трудовой книжке.
Первые — грамота за победу в составе «Динамо» на первенстве Союза по футболу: грамота и 25 рублей за успехи в юношеской команде ЦСКА, 40 рублей за победу в составе ЦСКА на первенство Москвы среди юношей.
Есть записи, когда играл за основу ЦСКА.
А потом где и кем только я не работал. Грузчиком в речном порту и грузчиком в магазине на Полежаевской. Приемщиком посуды. Учеником мясника и мясником. Младшим продавцом и продавцом. Директором гастронома №30 на Тверской предлагали стать, и я даже на курсы специальные поступил, но как-то не решился, не тянуло. Два года в «Медтехнике» отработал, ремонтом рентгеновской техники занимались; смотрел, как и что товарищи делали, и потихоньку освоился; они там по дружбе оформили мне шестой разряд, чтоб получал побольше... Жена Наталья взяла да позвонила Майорову и попросила как-то помочь мне с работой в хоккее; мы же с ним в сборной играли, Олимпиаду и чемпионаты мира выигрывали; ну Борис Александрович откликнулся, и я в хоккейном клубе автозавода «Москвич» десяток лет тренировал. Два года в «Динамо» тренировал благодаря Яну Лазаревичу Каменецкому, уважаемому специалисту.
Потом водителем работал на фирмах. Трудовую они не брали. Пятнадцать лет — и все время за рулем. Никакого распорядка труда и отдыха; в пять утра в Шереметьево, в аэропорт — будь любезен. А днем еще и через пробки пробираешься. Устал. Надоело. Закончил.
Тарасов выгнал за пьянки, закончил в 25, уехал на лесоповал. Трагическая карьера звезды сборной СССР
Легенда среди легенд
Виктор Полупанов:
— Я за ветеранов еще двигался. С командой «Легенды хоккея» иногда катался; фирменную экипировку выдавали. Ездили по стране: узнавали нас, меня узнавали. Приятно было! Как будто в годы мои хоккейные переносился. Все время ходил на игры ЦСКА, на клубные мероприятия.
Тому, кто в сборной СССР играл, полагается пенсия в 45 лет. Надо было минимум пять лет за страну выступать. С женой ездили в Подольск, в архив министерства обороны, чтоб документы собрать. Мне дали пенсию в начале 1991-го.
Вообще, если бы не Наталья, не знаю, наладилась бы у меня жизнь. Знал ее еще до моей первой женитьбы. Наташа помогла в самые для меня трудные времена.
Удивительно, но факт
Такая расхожая формулировка подходит едва ли не к каждому периоду полупановской судьбы. Его тяга к знаниям на фоне его жизненных передряг меня очень удивила. Пришлось довериться фактам.
Виктор Полупанов:
— В центральный инфизкульт я поступил сразу после школы. Учился в охотку. Я бы сумел совмещать спорт с учебой; только нуждался, чтобы иногда тренеры отпускали съездить в институт и сдать зачет или экзамен. Тарасов не препятствовал, но и навстречу особо не шел: «Витя, вот будешь играть на «пятерку», тогда и совмещай хоккей с учебой». Прервалось мое высшее образование.
Восстановился я через много лет, после сезона в «Крыльях», когда решил закончить. Сначала поступил в областной инфизкульт в Малаховке. Там на вступительных экзаменах выручал приятелей-цээсковцев, которые помоложе меня были: сдавал за них легкую атлетику и физику. Два-три месяца отучился и вернулся в ГЦОЛИФК. Там мне засчитали то, что раньше сдал. И за два года окончил институт вместо полагавшихся мне четырех лет.
Все или почти все складывалось против того, чтобы Виктор Андреевич стал двукратно дипломированным специалистом в хоккее.
Виктор Полупанов:
— Я всегда любил химию. Со школы еще. Не знаю почему. Нравился этот предмет, очень легко давался. Я когда поступал в инфизкульт, ни капельки не сомневался в том, что один-то экзамен сдам влегкую. По химии. Так и было.
Это одно из редких высказываний Виктора Андреевича, где присутствует уверенность в себе, с самодовольством ничего общего не имеющая.
Для понимания иное его суждение: «Я в хоккее никогда не считал себя звездой. Мне просто очень нравилось играть в хоккей».
Когда он после огромного перерыва явился на Сиреневый бульвар, встретил сотрудника кафедры хоккея, с которым приятельствовал в хоккейные времена. Тот предложил как-нибудь помочь на первых порах. И услышал удивительное: «Физиологию, психологию и педагогику я сдам сам. Даже не беспокойся. А с тем, что попроще, поглядим, как пойдет у меня».
Но на этом образовательный маршрут Виктора Андреевича не закончился. После рекомендательного звонка из Федерации хоккея он поступил в Высшую школу тренеров, где прошел полный курс в течение положенных двух лет. Там, в ВШТ, преподавал... Тарасов. Преподавал так, как только он умел!
Повстречав Полупанова, Анатолий Владимирович будто и не удивился, лишь сказав: «А, Виктор, ну здравствуй».
Виктор Полупанов: «У меня к Анатолию Владимировичу никаких претензий и никаких обид не осталось».
Высоцкий
«Мы гнемся, но не ломаемся». Расхожая формулировка про стойких мужчин.
Не ломался. И не прогибался. Ни перед обстоятельствами и ни перед чьей-то волей.
Это — про Полупанова. Про Виктора Андреевича.
Владимир Высоцкий посвятил свои строки Виктору Полупанову.
«Но их представитель (хотите — спросите!)
Недавно заклеен был в две полосы.
Сперва распластан, а после пластырь...»
Эти строки Высоцкого — о том, как Полупанов лихо осадил грозного и раскрученного защитника из сборной Канады.
Виктор Полупанов:
— Это на чемпионате мира в Вене случилось. Там участвовал этот канадец, Карл Бревер. (Правильно читается «Брюэр», но в Советском Союзе произносили именно так. К тому времени он являлся трехкратным обладателем Кубка Стэнли; шума вокруг грозного именитого защитника было очень много — на мировом первенстве среди любителей дозволили выступить профессионалам из НХЛ, пусть и с приставкой «экс». — Прим. Л.Р.). Бревер что — летел в борт со всего размаху, а я немножечко помог ему в этом. Просто канадец очень быстро разогнался и шел на силовой прием против меня, я же был с шайбой — ну а я успел резко притормозить — к тому же одну ногу оставил на его пути — это добавило треска, когда он впечатался в борт... Меня не удалили, а не за что было штрафовать. Все чисто исполнил.
Отчего Высоцкий посвятил строки именно Полупанову — при том-то обширном сиянии других суперзвезд советского хоккея? Наверное, схлестка с Брюэром, где Виктор проявил игровую хитрость с реакцией, отвагу со сноровкой, более всего впечатлила всенародного поэта-песенника.
Усматриваю в этом нечто мистическое.
Либо — что-то из категории высшей справедливости.
Виктор Полупанов:
— С Владимиром Высоцким пересекались. К нему в Театр на Таганке ходил. Туда билеты достать было невозможно! Парились с ним иногда в бане на Пресне; выпивали в меру, общались интересно. Я театр любил. А в Театр сатиры вообще как к себе домой ходил; я дружил с актером Борисом Кузьмичем Новиковым.
* * *
...Рейс международных линий «Аэрофлота» Вена — Москва доставляет домой хоккейную сборную после очередного триумфа на чемпионате мира 1967 года. На высоте 10 000 метров происходит нечто малозаметное, зато весьма примечательное. Старший тренер сборной (аналог нынешнему статусу «главный тренер». — Прим. Л.Р.) Чернышев подсаживается к Полупанову:
— Виктор, давай переходи в «Динамо». У нас тебе поспокойнее будет. Я уверен, что лучше для тебя будет.
Удивленный донельзя, Полупанов с ответом, однако, не медлит:
— Я из ЦСКА ни ногой! Никуда не перейду. Вы уж, Аркадий Иванович, извините. Но сказал как есть...
Как в воду глядел Аркадий Иванович, родниковую и насквозь прозрачную. Продлил бы он карьеру Виктора Андреевича.
Сомнений в этом никаких.
