Предки бразильской легенды UFC — из Российской империи. «Бабушка не любила Сталина, говорила: «Он даже не русский!»
В январе этого года мы сделали большое интервью с Дэмьеном Майей, легендой джиу-джитсу, рекордсменом UFC по победам удушением сзади, дважды претендентом на пояс — в 77 и 84 кг.
Больше всего нам хотелось поговорить с ним даже не о боях, а его предках из Российской империи. Бабушка и дедушка Дэмьена родом из Ровно, нынешней Украины. В 1925 году они переехали в Бразилию. В Бразилии бабушка Майи родила его маму, та вышла замуж за португальца-индейца, в этом союзе и родился будущий боец.
Честно, во время интервью у меня несколько раз шли мурашки, уж слишком тоненькую и удивительную ниточку времен удалось схватить. Сижу я в Сибири и расспрашиваю бразильца в тропиках Амазонки (Майя давал интервью не из Сан-Паулу, где он живет, а с какого-то далекого курорта) о его русской бабушке, чьи рассказы о Российский империи он живо помнит.
***
«Фамилия бабушки — Кирильчук. Вроде «чук» это что-то украинское, но бабушка называла себя русской и полячкой»
— Это правда, что у вас есть русские или украинские корни?
— Да, мои бабушка и дедушка родились в Российской империи. Дедушка родился в месте, которое называется Ровно, это Украина. Бабушка родилась в деревне Корец, это тоже где-то около Ровно. В 1925 или 1926 они переехали в Бразилию. Ровно тогда был частью Польши, дедушка и бабушка называли себя и украинцами, и украинскими поляками, и русскими, говорили по-русски, говорили по-польски. Дедушку я не застал, бабушка умерла, когда мне было 16 лет. У нас с ней были прекрасные отношения, она всегда рассказывала мне о своей родине, о снеге, о войне, о русской революции. Было очень интересно послушать эти истории.
— Это родители вашей матери, верно?
— Да, ее родители.
— Фантастика. То есть они застали и революцию, и гражданскую войну, белые против красных, Ленина и прочее.
— Да-да. Это все интересно. Бабушка говорила, что они русские поляки, когда я потом сам стал глубоко изучать эту тему, я понял, что они жили в Российской империи на территории современной Польши. Насколько я понимаю, Польша тогда то была частью России, то не была. При этом они вроде как были украинцами, но на тот момент у них не было такого самосознания, они говорили: «Мы русские и поляки».
— Бабушка и дедушка поддерживали красных или они были за старый строй, Российскую империю?
— Я не помню, чтобы бабушка была прям очень политизирована. Помню, она говорила, что ей нравится Ленин, но не нравится Сталин. Помню, она рассказывала про кулаков, все эти хозяйства. Когда произошло вторжение, он закопали деньги и бежали, им помог бежать священник, украинский или польский, точно не скажу. Из Варшавы они добрались на поезде до Амстердама, а оттуда на пароходе в Бразилию. Тогда путь по морю до Бразилии занимал месяц. Самое невероятное, о чем я сейчас думаю, — это то, что бабушка уехала из России, когда ей было где-то 13 лет, в середине декабря, когда был кругом снег, и уехала в Бразилию. Представьте, приехать в 1925 году из такого места в Бразилию, когда ты даже не понимаешь, чего ожидать, ведь не было еще телевизоров. И вот они приехали, 35 градусов жары, еда другая, запахи другие, все другое. Можно только представить, в каком шоке она была. Я много изучал историю, особенно эту часть Европы, я люблю историю, у меня есть книги по истории России, Украины, Польши. Эта территория, между Россией, Украиной и Польшей, всегда была особенной, всегда там было много войн. На этом участке за короткое время была революция, Первая мировая, а потом советско-польская война. Сталин туда вторгся, безумие творилось.
— По какой вещи на родине ваша бабушка больше всего скучала?
— Я помню такую милую вещь. На Пасху она делала то, что тогда никто не делал в Бразилии, — раскрашивала яйца. Она очень гордилась своими корнями, очень добрая и приятная женщина. Помню, она варила мне борщ, вы знаете борщ, это суп такой? Помню, водила меня в славянскую церковь, в Бразилию переехало большое сообщество славян, поляки, русские, украинцы. Они всегда ходили в одну церковь, бабушка там говорила с друзьями по-русски и польски. Я не понимал ее, я не знал эти языки. Но я знаю некоторые слова: пирожки, борщ. Она рассказывала, как ее отец занимался охотой, как они жили зимой, что была лежанка на большой печке. Было очень холодно, и люди спали на печи. Я очень хочу съездить туда, где жила бабушка, пока я нашел только кое-какие документы по месту рождения дедушки.
Бабушка и дедушка были гражданами Польши. Они называли себя русскими, но я как-то видел старое видео брата моего дедушки, и там он говорит: «Мы русские, но была Украина...», я четко это помню, он сказал это по-португальски. Я очень путаюсь в этих моментах, они были гражданами Польши, но родились на Украине, при этом моя бабушка называла себя русской. Я так никогда ясно и не понимал эти моменты. Но если исходить из фамилии... Фамилия бабушки была Кирильчук. «Чук», насколько я понимаю, — в этом больше украинского? А у дедушки фамилия была Швец, это, надо думать, что-то больше польское. То есть они вроде как больше украино-поляки.
Сколько у вас в России республик, 50? В Бразилии, если ты родился тут, ты бразилец. Неважно, какая у тебя нация. Моя мама родилась в Бразилии, и она называла себя бразильянкой. Но в Европе больше определяют друг друга по крови, нам это трудно понять. Я начал понимать это года три назад, насколько там все разное — гражданство, кровь, этнос и так далее. В Бразилии все одинаковые. А у вас все культуры разные, и я помню, как бабушка говорила про Сталина, она его не любила: «Он даже не русский». И такие вещи я стал понимать недавно.
«В России больше всего впечатлили гигантские советские здания и проспекты и красота старых церквей»
— Если не путаю, вы были в России два раза. Что больше всего впечатлило?
— Да, я был два раза в Москве. Невероятное место. Размеры советских сооружений, все настолько огромное, настолько впечатляющее. Больше всего меня поразили именно советские здания. Ну и красота Кремля, старых церквей. Красота старой Москвы тоже потрясающая. Но эти огромные советские здания — это нечто. Еще эти огромные проспекты — очень впечатляет. Но я понимаю, что Россия — это гораздо больше, чем только Москва. Я слышал, что и Сибирь очень красивая, природа очень впечатляет. Я хочу посетить эти места, но из Бразилии туда очень далеко добираться (Смеется.).
— Бразильские бойцы религиозны, всегда поминают Иисуса после боя. От вас я такого никогда не слышал, вы неверующий?
— Знаете, у меня есть свои верования. Моя бабушка была очень религиозной, но никогда ничего нам не навязывала. У меня есть свои убеждения, но я не очень религиозный в плане традиционной религии. А бабушка, я лично видел, всегда молилась на ночь, стояла на коленях. Мне нравилось говорить с ней о Боге, я верю в Бога, но по-другому как-то. Я не особо хожу в церковь, у меня свои убеждения. И обычно я об этом не говорю. Я делаю молитву перед боем и после, благодарю за любой результат, но на людях я стараюсь особо не говорить о вере. В Бразилии люди очень религиозны в плане традиционной религии, поэтому они часто говорят об этом. В последние 30 лет в Бразилии большой расцвет евангелистской религии. Бразилия всегда была католической страной, но в последние годы сильно выросла евангелистская церковь. Люди хотят говорить об этом, но я, как правило, не обсуждаю такие вещи.
«Братья Виейра еще очень давно рассказывали мне про Хабиба: «Он феномен не только в борьбе, но и в джиу-джитсу»
— Вы дрались в одном карде с Хабибом, когда у него был бой с Глейсоном Тибау. Пересекались ли вы с ним и что осталось в памяти?
— Да, много моментов запомнилось. Я помню, что это был мой первый бой в полусреднем весе. С 2007-го по 2012-й я дрался в среднем и потом решил спуститься. Помню, что у меня было беспокойство, потому что мы делали пробную весогонку за два месяца до боя и я не смог согнать. Мы делали тестовые сгонки в зале, ты сгоняешь, а на следующий день проводишь спарринг. И я помню, что чуть ли не потерял сознание на этой сгонке, показал на полкило больше лимита. Спарринг на следующий день был ужасным, я очень плохо подрался.
И поэтому я волновался перед боем, но все равно смог согнать, все прошло хорошо. Этот тест мне помог. Я не помню, был ли Хабиб в одной раздевалке со мной, но помню, что мы постоянно пересекались и он всегда был очень любезен, очень скромен. Очень приятный парень. И я помню, что Лоузиньо Виейра, мой хороший друг, феноменальный джитсер, чемпион мира, он был шафером на моей свадьбе, — и вот его брат, Леандро Виейра, работал с Хабибом в AKA. Я хорошо знаю Леандро с тех пор, как ему было 15 лет, мы когда-то жили с ним в одном доме в Сан-Пауло. И Леандро с Лоузиньо мне рассказывали про Хабиба: «Этот парень — просто потрясающий». Я уточнил: «В борьбе?», потому что знал, что дагестанцы сильны в борьбе. И они ответили: «Не только в борьбе. Он потрясающе хорош и в джиу-джитсу. Мы работали с ним, он особенный. Придет день, и он станет чемпионом». И через несколько лет Хабиб им стал. И Леандро говорил, что Хабиб был очень уважителен к нему, достойно себя вел. Я помню, как мы разговаривали с ним на том турнире, в MGM Grand, он всегда смеялся, был очень приятным.
— Леандро Виейра как-то говорил нам, что Хабиб и Ислам могли бы победить на ADCC за счет своего давления в партере, контроля колена и так далее. Вы можете с этим согласиться?
— Да, конечно. У них мощная база дагестанской борьбы и самбо. Потом они тренировались по джиу-джитсу. И они достигли такого финансового уровня, что могут посвятить себя только тренировкам, тренироваться где угодно. Я уверен, они дали бы тяжелую схватку любому. Вопрос только в адаптации к правилам ADCC. Если бы они адаптировались, они бы имели успех. Леандро знает, о чем говорит, он работал с ними и видел, как они работали с грэпплерами мирового класса. Я не уверен, смогли бы Хабиб и Ислам сразу вот так взять и выступить по ADCC, но если бы они полгода тренировались только по этим правилам, у них определенно был бы шанс стать чемпионами.
— У вас есть победа над Риком Стори точно в такой же манере, как Чимаев победил Уиттакера. Тейкдаун на первых секундах, полная доминация в партере и ущемление челюсти. Причем Рик Стори не абы кто, он нанес первое поражение Джонни Хендриксу. Почему вы действовали так агрессивно в том бою?
— Думаю, все упирается в тренировки. Я готовил под этот бой агрессивный план — не давать ему пространства. Я знал, что он сам любит драться агрессивно, поэтому ему нельзя ничего давать сделать, нужно сразу же давить его, заставлять его контратаковать и потом проходить в ноги. А в партере я всегда действую агрессивно, хотя в перчатках гораздо сложнее выходить на прием, чем без. Это ущемление челюсти, которое я делаю, — люди тут стучат не из-за боли в челюсти и шее, а из-за того, что я перекрываю кровь в мозг. Хотя со стороны все выглядит именно как болевой на челюсть. Когда ты параллельно замыкаешь руки на шее, идет сильное давление на вены.
«Если бы бои UFC были без перчаток, я бы побеждал чаще. Мне пришлось разработать свой хват, чтобы подстроиться под перчатки»
— Если бы бои в UFC были без перчаток, вы выиграли бы еще больше поединков?
— Думаю, да. Было очень много поединков, когда я садился соперникам за спину и не мог провести сабмишен. Не мог, по моему глубокому убеждению, из-за перчаток. Многие джитсеры мне говорили: «Как ты забрал спину и не смог задушить?» Я отвечал: «А ты надень перчатки и поймешь». И они понимали. «Да, это совсем другое». Некоторые бойцы ММА тренируют грэпплинг без перчаток и потом в бою видят разницу. Я 14 лет грэпплил только в перчатках, никогда без них. Если бы не было перчаток, две вещи стали бы гораздо лучше для меня — во-первых, соперники не били бы так сильно, потому что боялись бы сломать руку (смеется). Во-вторых, мне было бы гораздо легче брать их на прием, особенно со спины на удушающий.
— Из всех ваших соперников кого сложнее всего было засабмитить? Может, Масвидаля? Помните, вы долго сидели у него за спиной, но не смогли задушить.
— Да-да, его определенно тяжело было засабмитить. Гуннара Нельсона тяжело было очень засабмитить. С Рори Макдональдом я помню бой, я доминировал над ним в первом раунде, вроде пытался ката-гатаме провести, не помню точно. Во втором раунде уже доминировал он, третий был равным.
— Помните, в третьем раунде Рори сделал этот сумасшедший свип, когда подбросил вас ногами и вы прямо полетели?
— Это был даже не совсем свип, он просто подбросил меня.Удивительно, как каждый бой чему-то тебя учит. После этого боя я вернулся домой, поработал над одной техникой, и потом мне это постоянно помогало. Я помню, что в третьем раунде я взял его у сетки, поднял и, оттянув от сетки, бросил. Мне стоило перевести его без оттяжки от сетки, прямо у стены, потому что если соперник пытается подняться за счет использования сетки, у меня есть под это много всяких заготовок. Когда я перевел его, у него две ноги были хорошо заправлены под баттерфляй-гард. И он изо всех сил оттолкнул меня ногами, чтобы создать пространство, и встал. После этого эпизода я стал задействовать одну штуку, которой научился у Лоузиньо Вийеры, еще когда был пурпурным поясом. Когда я захожу в баттерфляй-гард, я использую локоть, чтобы приоткрыть колено и завести мое колено, запрыгнуть им, чтобы у соперника была одна нога вставлена между моих ног, а не две. Когда у человека вставлена только одна нога, ему тяжело поднять тебя. Когда вставлены две, у него большая сила тяги, чтобы отбросить тебя. Если бы я тогда успел отключить одну его ногу, не дать ему ее поставить, он бы точно не смог меня отбросить. Это стоило мне боя.
В бою с Камару Усманом тоже был один значимый эпизод. Я почти забрал его спину, заправил одну ногу, и он оверхуком держал мою руку. Конечно, рефери тогда ошибся, он разнял и поднял нас слишком рано, он просто вмешался в динамику боя через 20 секунд, хотя я работал в том эпизоде. Но даже без учета рефери я мог бы сработать лучше. Когда я вернулся в зал, я понял, что слишком форсировал забирание спины, я мог бы чуть выждать и забрать. А потом, в тренировках, я вообще понял, что мог бы чуть пониже спуститься и ослабить его оверхук и затем закинуть свою вторую руку, полностью забрать спину. Вот такие маленькие детали учат тебя, особенно если ты проиграл бой (Смеется.).
— Усман был самым физически сильным вашим оппонентом?
— Знаете, я дрался со средневесами, ребятами вроде Криса Уайдмана, который гораздо сильнее физически. Но среди полусредневесов Камару второй по физике. Первый — Вудли. Вудли очень сильный, очень-очень. Еще и низкий, плотный такой. Но Камару более атлетичный, он и не длинный, и не короткий, у него идеальное тело для полусредневеса.
— Вы очень фундаментальный грэпплер, но не возникало у вас когда-нибудь желания попробовать в бою рискованный прием, диковинку, вроде ущемления икроножной, как это сделал Чарльз Оливейра?
— Мой стиль джиу-джитсу — я очень уважаю основы. Конечно, мне нравится видеть такие сабмишены, которые делает Чарльз, но для меня красота в деталях, которые люди не видят. Как ты распределяешь свой вес, немного под этим углом, а не под этим, чтобы соперник не выбрался. Как ты работаешь бедрами, как ты используешь локоть, как ты заставляешь человека поставить руку вот сюда, потому что тебе нужно сделать это и это. Все это невидимое джиу-джитсу, как говорил Риксон. Я даю много семинаров, езжу по всему миру, и на семинарах я иногда показываю отрезки из моих боев: «Смотрите, вот здесь c Беном Аскреном, чтобы раскрыть его шею, я отвел его бицепс вот сюда, чтобы он сделал вот так, и потом я завел руку на удушающий».
Я больше любил работать не над сабмишенами, а над такими невидимыми деталями, даже в действиях со спины, свипами из хафгарда и так далее. И плюс я думаю, что некоторые сабмишены стали очень рискованными, соперник выбирается, и ты проигрываешь раунд. Поэтому я работал над сабмишенами, из которых выбраться сложнее.
— Вы по-прежнему удерживаете рекорд по количеству удушений сзади в UFC. У вас 8, у Майкла Кьезы 7. Какое ваше удушение сзади вы считаете самым техничным, красивым?
— Вот как раз к разговору о невидимых деталях. За удушением сзади стоит большая наука, особенно за удушением в перчатках. Где-то в 2014 году я стал разрабатывать удушение сзади, которое некоторые называют Maia Leo. При таком удушении сзади хват отличается от классического. Я провел этот удушающий Мэтту Брауну в Бразилии перед 45 000 зрителей и Бену Аскрену в Сингапуре. В Maia Leo все упирается в то, чтобы защитить мою атакующую руку. Я ставлю мою атакующую руку (которая душит) не на бицепс, как обычно, а под бицепс, где трицепс, прячу ее туда и потом второй рукой обвиваю и поджимаю, подправляю голову. Иногда люди хватают мою вторую, замыкающую руку, чтобы защититься. Пару боев назад эту вариацию сделал Тьяго Мойзес. Мой бывший тренер работает в бразильском зале «Боевые ботаники», и он, надо думать, и научил Тьяго. Он сделал Maia Leo идеально, не положил руку на бицепс, не сомкнул ладони в замок, а увел ее под трицепс, в зону подмышки.
С Мэттом Брауном тяжело увидеть всю цепочку, потому что камера не ухватила, поменяла угол. С Беном Аскреном видно лучше, я завел руку под трицепс, он пытался удержать мою вторую руку, я сжал удушающий замок, и он заснул, и, засыпая, постучал.
А разработал я Maia Leo, чтобы подстроиться под ММА-перчатки. При этой вариации я использую меньше всего силы. Кстати, когда я снова начал бороться только по джиу-джитсу, я стал делать эту вариацию и в ги, и даже в но-ги. Потому что даже когда ты без перчаток, ты можешь устать, труднее задушить с рукой на бицепсе и проще сделать Maia Leo. Я сейчас часто делаю этот прием в схватках.
«Моя бабушка и ее братья встретились спустя 60 лет. Это безумие»
— Вы дрались на том турнире UFC, где дебютировал Джон Джонс. Вашим соперником был Джейсон Макдоналд, его — Андре Гусмао. Помните ли вы того Джонса?
— Я хорошо его помню, он большое впечатление произвел. Андре Гусмао тренировался в академии Хенцо Грейси, он был выходцем из капойэры, очень крупный, здоровый, и Джонс доминировал над ним. Это очень впечатлило. Это был 2008 год, август, а в апреле или мае 2010-го, сразу после моего боя с Андерсоном, Бас Руттен делал как-то интервью с Джоном Джонсом, Энтони Джонсоном и мною, это было в Лос-Анджелесе для канала HT Net.
Помню, нас поселили в один отель, утром я сижу в холле и вижу, идет Джон Джонс. Подходит ко мне: «Дружище, как дела? Я тут убитый немного, погулял вчера...» и так далее. Потом мы говорили о другом, он всегда был очень любезен со мной. На том карде, где он дебютировал, мы не общались, наш первый разговор был на том совместном интервью и в отеле. В прошлом году я встретился с ним на ADCC, это была очень приятная встреча.
— Вы также дрались в одном карде с Жозе Альдо, когда он проиграл Конору Макгрегору. Насколько подавленным он был в раздевалке, как себя вел?
— Я помню этот кард, я дрался тогда с Гуннаром Нельсоном. Помню, что бразильцы в том карде не очень здорово выступили. Никто тогда не верил, по крайней мере среди нас, что Конор может выиграть. Все говорили: «Он хорош, но ни при каких раскладах он не выиграет у Альдо». И потом случилось такое безумие. Помню, что в раздевалке все молчали, когда пришел Альдо, он, конечно, был очень очень подавлен. Он сделал ошибку, слишком эмоционально начал бой, форсировал. В раздевалке он пинал вещи, был очень расстроен.
— Вы наверняка не раз видели Альдо в бразильских залах. У него правда джиу-джитсу уровня черного пояса?
— Да, конечно. Он просто не особо это использовал. Он выигрывал чемпионат Бразилии по пурпурным поясам. Очень очень хорош в джиу-джитсу. Просто когда он пришел в бои, у него стало очень хорошо получаться в стойке. В 2008-2009 годах он много ездил в Голландию, работал с Энди Сауэром, этими ребятами, потрясающими ударниками, и сильно прибавил. В итоге он превратился в такого ударника, что перестал использовать джиу-джитсу. Но он очень очень хороший черный пояс.
— Из всех стран, которые вы посетили, какие вас больше всего впечатлили?
— Очень тяжело сказать. Когда я был ребенком, я мечтал о путешествиях благодаря историям моей бабушки. Она рассказывала о России, и я мечтал увидеть другие культуры. Но в детстве у нас не было денег, никаких возможностей, билеты на самолет стоили так дорого. Я чувствовал, что когда-то стану обеспеченным и буду путешествовать, но на тот момент это было нереально. Помню, как-то посмотрел цены на билеты и понял, что путешествия нереальны. И до 23 лет я никуда не выезжал из Бразилии.
Знаете, я вам расскажу историю. Никто из членов моей семьи никогда не выезжал за пределы Бразилии, и самая потрясающая история как раз связана с путешествием. Моя бабушка уехала из Российской империи вместе со своими братьями. А ее братья родились в США. Родители моей бабушки были небедными людьми, и в конце XIX века они поехали пожить в США. И там родились братья моей бабушки, а сама бабушка родилась на Украине. И когда они все бежали из Российский империи, они хотели попасть в США, но бабушка не смогла, потому что не получилось по миграционным документам. А ее братья смогли, потому что они родились в США и имели паспорта.
Но бросить ее одну, 13-летнюю, в Бразилии они не могли, поэтому остались на время с ней. Спустя три года отец моей бабушки сказал сыновьям, чтобы они ехали в США, потому что там больше возможностей. И братья уехали в США, это был примерно 1929 год, а бабушка осталась в Бразилии. И потом она общалась с братьями только через письма. И где-то в 1970-х или 1980-х она потеряла с братьями контакт. А потом как-то один друг бабушки сказал: «А позвони братьям, у тебя же до сих пор остался их телефон». А тогда было очень дорого звонить, но она позвонила в США. В итоге они поговорили, и братья сказали: «Мы отправим тебе билеты в Америку». Она никогда не выезжала за пределы Бразилии, и вот братья отправили ей билет, тогда еще были бумажные билеты. И она поехала, и они увиделись спустя 60 лет. Спустя 60 лет. 60 лет они не видели друг друга. Бабушка полетела туда с тетей, потому что уже была старая, ей нужен был попутчик.
Вот такая встреча с братьями спустя 60 лет. Безумие. Потом она еще летала туда пару раз. Так что на таких историях я вырос с желанием путешествовать.
— Сейчас вы обеспеченный человек, ваши знания будут востребованы по всему миру. Почему вы не уедете насовсем из Бразилии?
— Я люблю Бразилию, люблю культуру, люблю помесь разных культур. У меня есть славянские корни, но есть и португальские, и индейские по линии отца. Столько всего намешано, тем более здесь, в Сан-Пауло, это здорово. Белые, черные, африканцы, индейцы, русские, поляки, немцы, японцы, литовцы, много итальянцев. В Сан-Пауло много итальянцев. Что иногда тревожит в Бразилии — это безопасность, особенно в крупных городах. Иногда я думаю переехать в маленький городок, в Бразилии именно. Иногда даже рассматриваю переезд в Европу или США. Но это тяжело, я вырос здесь, всю свою жизнь я провел здесь. В Европу я спокойно мог бы переехать, у меня есть польский паспорт. Я могу жить там, но не все так просто. Моя мама в пожилом возрасте, моя тетя полгода назад умерла. Мама развелась с отцом, мой брат живет в Германии, поэтому ее единственная опора — это я. Ехать куда-то — это надо все обдумать.
