Он один из самых титулованных советских борцов. Выиграл Олимпиаду в Монреале в 1976-м, пять чемпионатов мира (в 1973-м, 1974-м, 1977-м, 1978-м и 1979-м) и шесть чемпионатов Европы (в 1973-м, 1975-м, 1976-м, 1977-м, 1978-м и 1979-м). Был знаменосцем сборной СССР на Играх в Монреале и Москве.
А еще Балбошин великолепный рассказчик. В этом убедились обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков, когда в июне 2018 года для рубрики «Разговор по пятницам» пообщались со знаменитым борцом греко-римского стиля.
— Хоть один договорняк в вашей жизни был? — поинтересовались они у Николая Федоровича.
— 1971 год. Первый мой чемпионат СССР. Подходит перед схваткой Леша Кармацких. Свой, динамовец, из Киева. Умоляет проиграть ему: «У меня жена, дети маленькие, квартира нужна. Если не выиграю первенство Союза — не дадут...» Клюнул я на его удочку. Договорились, что буду бросать прогибом, чуть-чуть перевернусь — и он получит два балла за «накрывание».
— Так-так.
— Вошел в захват, бросил, остался на мосту. Если бы повернулся, руку на него положил — все, выигрываю балл. Но жду, когда он меня обхватит. А Леша почему-то замешкался. Пауза затянулась. Наконец встрепенулся, выбросил руку мне на грудь — дали ему два балла. Наши тренеры в шоке: «Ты что, с ума сошел?! У тебя же победа в кармане была!» Я промямлил в ответ, дескать, растерялся.
— Мы одного не поняли. Зачем вы согласились?
— Пожалел парня. Он прям слезу пустил.
— Взамен что пообещал?
— «Осенью будет поездка в Польшу, я откажусь, возьмут тебя». Но не отказался, поехал сам, а мне посоветовал готовиться к следующему турниру.
— Подлец.
— Позже выяснилось — у Кармацких это система была. На неопытных борцов часто пытался вот так воздействовать. Уговаривал, плакался. Многие покупались. Как я.
— Рассчитались?
— В январе турнир в Тбилиси. Подходит Кармацких. Снисходительно: «Ну, с тобой-то ничеечку сгоняем». Я руку его сжал, смотрю в глаза: «Леша, мне неприятно тебе это говорить, но бороться будем честно». Правда, там не встретились. Поквитался спустя два месяца на сборе перед Мемориалом Поддубного. За три дня до старта провели круговую тренировку.
— Это как?
— Шесть борцов по очереди выходят на одного, схватка длится минуту. Без пауз. Потом меняются. К концу тренировки ты выжат как лимон. Наутро попарился в бане, купил два пива и бутылку шампанского. Сижу в номере, расслабляюсь. Заходит Кармацких, глаза вылупил: «Ты чего?» — «Снимаю усталость...» — «Ну и мне плесни».
— Плеснули?
— Конечно. А в глазах читаю: «Все, спекся Балбошин...» На следующий день — «пуш-пуш». Это схватки без приемов, на выносливость. Кармацких со мной в паре. За ночь я отдохнул, сразу пятую скорость воткнул. Леша лежит за ковром обессиленный, ловит ртом воздух. Тут в зал молоденький эстонец заходит. Статный кудрявый блондин. Кармацких мечтательно: «Вот бы мне завтра с тем барашком сойтись...»
— И что?
— Представляете, по жребию так и выпало! Но «барашка» недооценил. В технике-то эстонцы нулевые, зато выносливые невероятно. Вот и Леху так измотал, что тот еле-еле победный балл вырвал. Возвращается в раздевалку, падает без сил. Спрашиваю: «Леш, ну как барашек-то?» — «Да ну его на фиг!» После этого турнира Кармацких и закончил.
— Какие еще уловки против вас использовали?
— Была история в 1979-м в Сан-Диего на чемпионате мира. В финале достался американец Рейнган. До начала вечерней программы часа полтора. Плюс награждение. А полутяжеловесы всегда выходят на ковер предпоследние. Значит, бороться мне минимум через два с половиной часа. Пошли с Шамилем Хисамутдиновым, старшим тренером, в столовую. Увидел арбуз, нарезанный толстыми кусками. Взял три. Потом еще три. И еще. Жую, чувствую — кто-то с меня глаз не сводит.
— Кто же?
— Рейнган и два американских тренера. Пошептались, поглядывая в мою сторону, и куда-то исчезли. Говорю Хисамутдинову: «Думают, я арбузом объелся. Не удивлюсь, если вечер с нашей категории начнется...» — «Да ты что, Коля! Вот расписание, это официальный документ, вносить изменения запрещено».
— А вы?
— Вернулся в зал, переоделся, стал активно разминаться. Минут через пять прибегает взмыленный Хисамутдинов: «Рейнган уже на ковре! Ждет тебя! Ну что, будем скандалить? Подавать протест?» — «Нет». Я в своих силах был уверен.
— Даже после арбуза?
— Конечно. Он уже «уходил». Я ведь разогрелся, пропотел. С американцем управился быстро. Дальше какая-то женщина выскочила на ковер, попыталась меня расцеловать. Первая мысль: «Провокация!» А Рейнган с улыбкой: «Это моя мама. Хочет тебя поздравить...»
— В мирной жизни физическая сила помогала?
— Да вот случай. В 90-е купил на рынке два мешка сахара. По 50 кило каждый. Довез на машине до дома, занес в подъезд. Тут выяснилось — лифт не работает. Взял мешки за «уши», пошел пешком.
— Этаж?
— Девятый. Притормозил раз — на пятом, когда из рук выскальзывать начали. Поставил, перехватил — и долетел до своего этажа.
— К вам лучше не задираться.
— Как-то в автобус зашла шпана, человек пять. Начали приставать к щуплому мужичку. Я приподнялся: «Что к нему-то лезете? Ко мне подойдите!» Посмотрели молча — и все, на следующей сошли. Мне тогда по барабану было. Хочешь? Давай! Это сейчас еще подумаешь...
В другой раз еду за полночь в трамвае. Вижу — около Студенческой трое лупят таксиста. Женщина трамвай останавливает, в крик: «Прекратите!» А передо мной дремлет парень в милицейском бушлате. Потом оказалось — гаишник. Трясу: «Иди, разбирайся». Только сунулся — и ему кулаком в физиономию! Падает!
— Пришлось вам встрять?
— Подхожу. Три поддатых грузина. Один высоченный, вожак. Идет на меня — я ка-а-к дал ему в пятак!
— Нокаут?
— На задницу сел. Двое других сразу скисли. Загрузили их в то же такси, повезли в отделение. Главного грузина вперед посадили. Так он на ходу вырвал ключи, выбросил, а сам бегом! Таксист за ним!
— Какой триллер без погони.
— А задняя дверь прежде блокировалась. Ору: «Меня открой». Грузин уже метров за сто удрал. Я рванул за ним!
— Догнали?
— Еще бы не догнал. За шиворот ухватил — пальто напополам! Потом суд был, меня вызывали свидетелем. Все-таки нападение на сотрудника. Не в курсе, сколько дали, я на сборы уехал.
— В 90-е многие чемпионы распродавали свои медали. У вас такие мысли были?
— Чего скрывать, жилось трудновато. Знакомая волейболистка рассказала, что продала олимпийскую медаль за две тысячи долларов. В те годы — серьезные деньги. Добавила: «Если хочешь, дам телефончик, твою тоже купят...» А я подумал: «Умру, но не продам!»