Газета Спорт-Экспресс от 13 сентября 1997 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

Сергей БУБКА

МОЙ ГОД ОТ АТЛАНТЫ ДО АФИН

Шестая золотая медаль на шестом чемпионате мира, завоеванная вопреки всем прогнозам Сергеем Бубкой, сделала 33-летнего украинского шестовика одним из главных героев легкоатлетического сезона, который, впрочем, еще не закончился. Поэтому Бубка объявился в родном Донецке лишь на несколько дней.

На интервью для "СЭ" мировой рекордсмен, как всегда, согласился охотно, но на нашу встречу, которую сам назначил в офисе Спортивного клуба Сергея Бубки неожиданно опоздал минут на сорок, хотя его педантичность в подобных вещах общеизвестна. Причина задержки, за которую Бубка при появлении извинился, была уважительная и отражала, увы, реалии нашего сегодняшнего бытия: в манеже, где он тренируется, вдруг отключили воду. Поэтому пришлось заехать домой, чтобы принять душ.

-Сергей, внесите, наконец, полную ясность: травмированная нога, которая так подвела вас в Атланте, была прооперирована или нет?

- Была. Еще в конце прошлого года.

-Когда вы узнали, что операция неизбежна?

- На следующий день после квалификации в Атланте меня осматривали американские врачи, работавшие в олимпийской деревне. Их вердикт был таков: если после трех-четырех месяцев полнейшего покоя нога сможет выдерживать нагрузки, тогда все в порядке. Если же нет - придется делать операцию. 2 августа я консультировался в Хельсинки, где в свое время оперировался мой брат Василий. Его хирург-профессор уже отошел от практики, но продолжает консультировать. Меня же в прямом смысле этих слов поставил на ноги его ученик Илку Туликура. Изучив рентгеновские снимки, он сразу сказал, что, вероятнее всего, встречи со скальпелем не избежать. И если бы нога была в нормальном состоянии (после многочисленных компрессов и процедур она покрылась ранами и язвами, а через них могла попасть любая инфекция), то через неделю, максимум две, меня бы прооперировали. А так пришлось вернуться в Монте-Карло и ждать.

-И что же случилось потом?

- Тренер живущего в Монако теннисиста Андрея Медведева Боб Бред посоветовал обратиться к Мохамеду Калифа, который лечит подобные травмы консервативным путем. Окончив у себя на родине в Египте медицинский университет, он перебрался в Австрию. Суть его метода заключается в воздействии на функции головного мозга, отвечающие за восстановительные процессы в организме. Мохамед неплохой мануальщик. Когда он делал массаж, казалось, что его ноготь разрезает кожу. После курса лечения он разрешил увеличивать нагрузки и сказал, что через месяц я смогу прыгать. Думаю, что если бы все это было проделано на начальном этапе, об операции говорить вообще не пришлось бы. На носу был финал "Гран-при", и я интенсивно готовился. Боль вроде бы отступила, но, увы, на этом мои злоключения не закончились. 19 августа завершал тренировку простым упражнением: подъем туловища с 15-килограммовым блином за головой к ногам. В зале никого, кроме Лили с детьми, зашедшими за мной, не было. Зажал ноги в шведской стенке, в которой не было одной рейки. На девятом подъеме ноги выскочили, я кувыркнулся через себя на бетонном полу и повредил руку. На следующий день мне сделали операцию: шурупом скрепили треснувшую кость. Если бы наложили обычный гипс, то восстановление заняло бы больше времени.

-Проблемы с ногой в такой ситуации ушли на второй план?

- Если бы.... На финал "Гран-при" я уже по-любому не попадал. Поэтому 25 августа вновь отправился в Финляндию. Врачи настаивали на своем: необходима операция.

-И вы согласились.

- Не угадали. Специалист по диагностике этой клиники Перги Каралайнен дипломатично намекнул, что необходимо встретиться. Он не мог говорить в присутствии менеджера больницы. Вечером в гостинице мы встретились. Оказалось, что Перти (он примерно мой ровесник) до 19 лет бегал на 400 метров. Был чемпионом Финляндии. С ним произошла та же беда, что и со мной: воспалился ахилл. Ему сделали пять операций, но на беговую дорожку Перти так больше и не вышел. И сделал целью своей жизни лечение подобных травм. Он искренне хотел, чтобы я не повторил его ошибки. Перти работал в клинике на супердорогих (около двух миллионов долларов) магнитных машинах, способных миллиметр за миллиметром восстанавливать ткани поврежденных сухожилий. Интересно, что он работал в паре с Илку Туликура, но все же посоветовал не спешить с операцией. Ее сделать можно в любой момент. Я согласился и решил повременить. Тем более что все это перекликалось с концепцией Мохамеда Калифа.

-На том и расстались с финскими хирургами?

- Да. Но они меня предупредили: если хочу попасть на чемпионат мира в Афины, то все равно нужно прооперироваться, причем не позднее 1 ноября.

-И вы вновь приступили к тренировкам?

- Приступил. Врачи посоветовали придать нагрузкам вид некоей синусоиды, верхней точкой которой должна быть боль. То есть я увеличивал нагрузки до сильных болевых ощущений, затем резко сбавлял. И тут, видимо, допустил ошибку. После каждой тренировки нужно было прикладывать к ноге лед, чтобы снимать воспаление. Я же, наоборот, продолжал прогревать сухожилие, ездил даже на грязи.

-Когда снова начали прыгать?

- В начале декабря, проделав перед этим приличную черновую работу. Я готовился к первому старту в сезоне на "Звездах шеста" в Донецке. Дошел даже до двух прыжковых тренировок в день. Боль усилилась. 17 декабря последний раз оттренировался в Монте-Карло. На следующий день сделал снимки, отправил их по день в Хельсинки, а сам улетел в Донецк. 21-го мне позвонил Перти и сказал: "Я сам отговаривал тебя от операции, но состояние, к сожалению, ухудшилось: воспаление перешло на кость. Необходимо оперироваться, так как после каждой шестовой тренировки воспаление будет нарастать. Чтобы его снять, нужно две-три недели. Затем все будет повторяться сначала".

-Вы сдались?

- Ну почему же сдался? Я не привык принимать на веру ничего, что не имеет логического объяснения. Исчерпав все возможности безоперационного лечения, я попросил менеджера заказать билеты. 23 декабря на поезде приехал в Киев. Вечером прилетел в Хельсинки. На следующий день в 7.30 пришел в больницу, сдал анализы и в 9 был уже на операционном столе.

-Как прошла операция?

- Хорошо. Она длилась полтора часа. Когда я стал отходить от наркоза, Илку Туликура показал мне кусочек косточки, который откололся на этой же ноге. В 1989 году на соревнованиях я вывалился за яму и повредил ногу; Сначала Илку не хотел трогать этот осколок, но потом решил достать его. Сейчас эта косточка хранится у меня дома.

-Когда выписались из больницы?

- На следующий день в пять утра я был в аэропорту и возвращался в Донецк. 26 декабря по рекомендации врачей начал становиться на ногу. Конечно, западная медицина не идет ни в какое сравнение с нашей. То, как у нас лечат такие травмы, там не практикуется уже лет 30.

- А зачем нужна была такая спешка?

- Мне советовали задержаться в Финляндии еще на пару дней, но начиналось Рождество. И врачи только ради меня вышли на работу в первый день рождественских каникул. Да и Новый год хотелось встретить дома с семьей. Илку и его ассистенты оставили мне номера своих домашних и сотовых телефонов. Просили звонить без стеснения в любое время суток. Я очень признателен им за все, что они сделали для меня. Недели через две мой друг бывший шестовик Сережа Фоменко, работающий сейчас хирургом в Донецкой областной детской больнице, снял швы. И я стал разрабатывать ногу. Сначала в бассейне, а с 4 апреля разрешил себе бегать трусцой. В том, что все прошло гладко, есть и моя заслуга. Я с детства привык неукоснительно выполнять рекомендации.

-Зимой вы давали интервью моему отцу и с глазами ангела отрицали саму мысль об операции, которая, как теперь выясняется, была уже позади. Вашей способности конспирироваться может позавидовать даже Штирлиц.

- Пусть не обижаются на мою скрытность люди, которые искренне любят и верят в меня. Просто не хотелось давать повода для разговоров моим "доброжелателям", которых, к сожалению, оказалось не так уж мало. Перед операцией я попросил врачей ничего никому не говорить. Интересно, что даже я не знал всей сложности собственного положения. Об этом мне врачи поведали лишь тогда, когда все осталось позади. Мне же быть "конспиратором" было нетрудно, потому что на ногу не был одет обычный в таких ситуациях гипс, а лишь жесткий бандаж, скрепленный тейпами. Правда, из Хельсинки я вернулся с костылем. Боялся, что обезболивающие препараты перестанут действовать. К счастью, все обошлось. В свой рабочий кабинет в клубе старался приходить раньше всех и прятал ногу, облаченную в войлочную туфлю, под столом.

-Как вела себя нога?

- Болела. Временами казалось, что все - больше не выдержу. Чувствовал, что не успею подготовиться к чемпионату. Мне еще повезло, что травмировал правую, а не левую - толчковую ногу. Тогда бы мои шансы на возвращение в сектор были бы близки к нулю. 31 мая в Донецке сделал несколько прыжков на 5.30 - 5.40 с двенадцатишаговым разбегом.

-Первый старт был в Хельсинки?

- Да, 18 июня на турнире серии "Гран-при". Я приехал на пару дней раньше. Показался врачам. Боль от нагрузок увеличилась. Обострился воспалительный процесс. Но врачи сочли это явление нормальным. Пока будут нагрузки - будет боль, которая пройдет лишь после окончания сезона, когда нога будет в состоянии покоя. Вплоть до Афин я принимал обезболивающие и противовоспалительные препараты. В Хельсинки взял 5.60. Хотя соревнования для меня потеряли всякий интерес после высоты 5.40 - представьте, я был очень рад даже такому результату. Самое главное было - перебороть страх, который просто блокировал мои действия. Интересно, что последняя попытка на 5.80 была очень приличной. Затем 25 июня я прыгнул в Париже на 5.60, 10 июня на площади в Праге выиграл с результатом 5.80. Последний старт перед Афинами был в Германии. Там немец Лобингер установил рекорд страны 5.96. Нога вела себя нормально, а вот прыжки не получались.

-Позже вы говорили, что до Афин успели провести лишь три прыжковые тренировки?

- Чтобы лучше подготовиться к чемпионату, мне нужен был еще один старт в конце июля. Но соревнований больше не было. Я сократил нагрузки и стал шлифовать технику. В запасе оставались действительно только три тренировки - 26 июля, 31 июля и 3 августа в Афинах. Честно говоря, я еще сомневался - поеду в Грецию или нет. Надеялся лишь на то, что в соревновательной обстановке, когда отступать будет уже некуда, сумею показать все, на что способен. Причем все эти дни, как только выходил на максимальную скорость при разбеге, возникала сильная боль в ноге, а с ней и страх. Вновь пришлось пить таблетки, хотя я прекрасно знал, что противовоспалительные препараты разрушают мышцу. Это как в анекдоте: одно лечим, а другое калечим. Но другого выхода не было. За два дня до старта нога отошла.

-Перед стартом вы подали протест по поводу прыжковой ямы. Что вам в ней не понравилось?

- Когда я увидел эту яму размером 5 на 5, то ужаснулся. Такие ямы были приемлемы, когда прыгали максимум на 5.60. А на больших высотах они просто опасны для шестовиков: запросто можно разбиться. Я поделился этими сомнениями со своим другом Сандро Джованелли - директором соревнований серии "Гран-при". Он посоветовал сделать официальный протест от имени украинской федерации. Кроме этого, я переговорил с представителями федераций ЮАР и России - стран, имеющих классных прыгунов. От них тоже поступили протесты. Южноафриканцам греки ответили сразу - размеры соответствуют правилам ИИАФ. Там действительно указаны минимальные размеры: 5 на 5. Я подумал: ну что же, будем убиваться. Однако когда мы пришли в сектор, стояли новые ямы с более длинными "усами". С помощью Джованелли мы все-таки своего добились. Иначе уже после квалификации кто-то наверняка оказался бы в госпитале.

-Во время квалификации вам снова пришлось поскандалить?

- Я не скандалил, а требовал соблюдения элементарной спортивной этики. Дело в том, что из всех желающих прыгать в финале должны были отобрать 12 лучших по результатам квалификации. Мы прыгали в двух секторах - левом и правом. В левом прыжки шли быстрее и должны были закончиться раньше. Вдруг там все остановились и стали ждать результатов в нашем секторе. Увидев это, я подошел к судье и попросил показать протокол. Он отказал, сославшись на правила. Честно говоря, до сих пор не знаю, что сказано по этому поводу в правилах. Я руководствовался логикой и здравым смыслом: почему одни могут ориентироваться на чужие результаты, а другие нет? Закон становится законом лишь тогда, когда он един для всех. Словом, поведение судьи меня сильно завело. Я уже взял 5.70 со второй попытки. По идее, этого должно было хватить. Прыгать еще раз с моей стороны было бы неразумно: нужно беречь силы и ногу. Когда судья закрыл передо мной протокол, я возмутился. Тогда он пообещал сделать со мной нечто такое... Ну, это было уж слишком. Я отнял протокол и сказал: "Что ты мне сделаешь? Мне нужен протокол, и я его посмотрю". Может, в запальчивости и послал его по-русски куда подальше.

-Как восприняли соперники ваше появление в секторе в день финала?

- По-моему, никак. Большинство давно поставило на мне крест. Тот же Максим Тарасов, как мне рассказывали, в интервью "Евроспорту" даже упрекнул меня в непоследовательности. Дескать, в своей книге Бубка говорил, что уважающий себя спортсмен должен уметь уйти вовремя, а сам...

- После соревнований Тарасов на пресс-конференции упрекнул вас еще раз - за то, что перед стартом вы в секторе не подали ему руки. Почему вы так поступили?

- Я пожал ему руку после соревнований. А вопрос на пресс-конференции, к тому же нарочито заданный Тарасовым мне по-английски, расценил как провокацию. Объясню, почему. Много лет назад со мной работал известный экстрасенс Рудольф Загайнов, услугами которого, если мне память не изменяет, примерно в то же время пользовался и Гарри Каспаров. Так вот Загайнов мне раз и навсегда запретил здороваться за руку с кем бы то ни было перед соревнованиями, чтобы не допускать никакого постороннего вторжения в мое биополе. После соревнований - пожалуйста, сколько угодно жми руки, обнимайся, целуйся. Этому совету я следую неукоснительно, и в нашем довольно узком кругу шестовиков об этом моем "приколе" прекрасно знают все еще со времен Виньерона. Знает, не может не знать об этом, и Тарасов. Поэтому его вопрос я и счел провокационным.

-После победы на стадионе в Афинах ваше лицо почему-то не светилось от счастья...

- Я действительно не испытывал прилива всепоглощающей радости. Просто очень хотелось посмотреть в глаза всем, кто поспешил "похоронить" меня как прыгуна. Конечно, было очень приятно, что я снова первый. Что снова стал самим собой. Телекомментатор Кирилл Набутов заблуждался, когда говорил в эфире, что, мол, Тарасов загнал Бубку на 6.01. Не было этого. Я с самого начала придерживался рискованной, но единственно верной тактики: прыгать 5.70, 5.91, а затем 6.01.

-Кто корректировал ваши прыжки с трибуны?

- Никто. Конечно, там был мой тренер Аркадий Шквира. Может быть, он что-то и показывал, но я старался ни на кого не обращать внимания, чтобы не потерять концентрацию.

-В Афинах был и ваш первый тренер Виталий Петров, который сейчас работает в Италии. Вы с ним виделись?

- Разумеется. После соревнований в холле гостиницы я вручил ему цветы. Считаю, что это и его победа. Пригласил на ужин. Виталий Афанасьевич попытался отказаться, сославшись на ранний рейс. Но я настырный и все-таки затащил его к себе.

-В вашей карьере было два звездных года - 84-й и 91-й, когда вам удавалось устанавливать по восемь мировых рекордов. Можно ожидать третьего подобного взлета?

- Помимо 84-го и 91-го был еще один очень хороший год - 96-й. Несмотря на травму, я показывал хорошие результаты. А загадывать на будущее не хочется. Всякое в жизни бывает. Но если я даже сейчас, находясь далеко не в идеальной форме, показываю достойные результаты - значит, еще чего-то стою?

-Вы действительно собираетесь выступить на Олимпиаде в Сиднее?

- Да, хотелось бы завершить карьеру на высокой ноте.

-И с каким результатом?

- В районе 6.20.

-Это правда, что ваши дети всерьез увлекаются теннисом и даже делают первые успехи?

- Открою один секрет: в Монте-Карло, как уже говорил, я дружу с теннисистом Андреем Медведевым и его тренером Бобом Бредом, который в свое время тренировал Беккера и Иванишевича. Боб попросил меня позаниматься с Андреем физподготовкой. В свою очередь, он занимается теннисом с моими детьми. Такой вот "бартерный" обмен получился. Но главное в том, что Боб - профессионал экстра-класса. Его система подготовки, отношение к тренировкам схожи с лучшими образцами советской школы. Я часто провожу параллели между ним и Петровым.

-Хотите, чтобы дети стали профессиональными теннисистами?

- (Улыбается.) Если честно - да. Но об этом пока говорить рано. Боб считает, что все станет ясно к 15 годам. Хотя у младшего - Сергея - уже есть победы на детских турнирах. Недавно в Киеве стал третьим, а должен был быть первым. Младший очень похож на меня: четко выполняет все, что ему скажут. Старший - Виталик - несколько нетерпелив. Часто спешит. Младшего, правда, обыгрывает.

-Знаю, что Сергей Бубка еще и удачливый бизнесмен.

- Удачливый - это громко сказано. Мой клуб имеет эксклюзивные права на распространение по Украине дрожжей французской фирмы LESACCRE. Есть свои мини-пекарни. Этот бизнес позволяет содержать детскую школу, проводить "Звезды шеста". Но по большому счету мне все равно, сколько наших булок было сегодня продано. Я очень люблю спорт. И по завершении прыжковой карьеры хотел бы остаться в нем. Чтобы развивать легкую атлетику на украинском, а если позволят силы - на международном уровне.

Сергей ЮРИС

Донецк