ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ |
Алексей ЯГУДИН
ПО-ПРЕЖНЕМУ МЕЧТАЮ О ТУРИНЕ
Операция на бедре, которая была сделана олимпийскому чемпиону Солт-Лейк-Сити в Нью-Йорке в последних числах мая, должна, по мнению врачей, вернуть фигуристу возможность не просто вернуться в большой спорт, но и продолжать выступления на самом высоком уровне
Первую попытку поговорить с Алексеем Ягудиным я предприняла 31 мая - на следующий день после того, как ему была сделана операция. Трубку взяла медсестра, дружелюбно объяснившая, что фигурист сейчас на перевязке и вряд ли сумеет дать интервью, поскольку после возвращения в палату должен лечь спать. Во второй раз я позвонила ему, когда олимпийский чемпион был в Питере, в разгар юбилейных торжеств, посвященных 300-летию города. Алексей сразу попросил: "Давайте поговорим позже. Сейчас должен встретиться с Машей Бутырской, договориться о съемках в ее передаче в Москве, а заодно поиграть в боулинг".
Естественно, что первый вопрос, когда мы наконец нашли время для разговора, возник сам собой:
- Кто победил в вашей дуэли с Бутырской?
- Я, конечно. В боулинге у мужчины больше преимуществ. Руки-то сильнее.
- Больная нога не мешала?
- Так я же осторожненько. Да и не болит уже почти ничего.
- Во время нашей встречи в Вашингтоне в конце марта вы очень радовались тому, что прекратили принимать болеутоляющие таблетки, и начали исполнять более сложные прыжки. И слышала, были крайне ошеломлены тем, что состояние ноги после лечения не улучшилось.
- Настоящий шок я все-таки пережил раньше - осенью, когда впервые узнал о том, насколько серьезна травма. Поэтому, перед тем как обратиться к врачам еще раз, был готов к чему угодно. Как вы, наверное, помните, операцию мне рекомендовали в октябре. Но тогда я искренне полагал, что удастся обойтись без нее. Тем более что лечение все-таки дало результаты, и под конец тура Stars on Ice нога почти не болела. Но когда выступления закончились и я приехал на очередное обследование в Нью-Йорк, врачи вновь сказали, что операция необходима. Причем независимо от того, буду я продолжать кататься или нет. И все равно до самого последнего момента я надеялся, что вот-вот придет доктор и скажет: никакой операции не нужно.
- Настолько боялись хирургического вмешательства?
- Я вообще не люблю медицинских процедур. Прихожу в ужас, даже когда нужно сдать кровь на анализ. Поэтому единственное, о чем просил врачей, чтобы меня полностью усыпили, прежде чем повезут в операционную. Они сразу не поняли: "Значит, вас разбудить позже, чтобы вы могли посмотреть на экране, как идет чистка сустава?" - "Нет-нет-нет, - говорю, - усыпляйте так, чтобы я вообще ничего не видел и не слышал". Вот и все. Проснулся в палате и сразу начал паниковать, потому что ног не чувствовал совершенно. Руками щупаю - вот они, ноги. А ощущения все отсутствуют. Подумал, что такое должны испытывать парализованные люди.
- В Америке принято подробно информировать пациента как о заболевании, так и о том, что собираются с ним делать в процессе той или иной процедуры. А что говорили вам?
- Все! Вплоть до того, сколько докторов будет в операционной и кто за что отвечает. Принесли книжку на русском языке, в которой было подробно изложено, о чем я имею право спрашивать, что могут говорить врачи, а что - нет, и так далее. Я даже не пытался ее читать, потому что все то же самое мне рассказывал каждый из врачей, когда приходил со мной знакомиться. Да и не до этого было. Если честно, сильно волновался.
После операции меня перевели в отдельную палату, накормили, а часа через полтора, когда окончательно пришел в себя, почувствовал левую ногу. Потом правую - ту, что оперировали. Сразу попытался встать с кровати. Но меня усадили в кресло-каталку и повезли в другую комнату. Там выдали костыли и стали учить с ними обращаться.
- Сами бы не сумели освоить?
- В Америке так положено. Чтобы потом пациент не мог предъявить претензий, что упал по вине врачей. Меня не отпускали, пока не убедились, что я ставлю костыли и переношу на них вес тела именно так, как написано в инструкции. Когда выписывали, проконтролировали, как я добрался до машины, и на этом пребывание в больнице закончилось.
- Наступать на ногу было больно?
- Нет. Это первое, о чем я подумал. Что она перестала болеть при ходьбе. Но неприятные ощущения оставались. Чувствовал места разрезов и сильную слабость в мышцах.
- Остаться в Америке, вместо того чтобы лететь в Россию, вам не рекомендовали?
- Открыто нет. Но я чувствовал, что мое желание отправиться домой немедленно после операции у врачей восторга не вызывает. Всегда ведь спокойнее, когда пациент под присмотром. Но я уже через два дня начал рваться из Америки.
- Где вы провели эти два дня?
- В Нью-Джерси, у друзей. Лежал на диване, а за мной все ухаживали, еду в постель приносили. В самолете слегка понервничал: меня предупредили, что от перепадов давления могут разойтись швы. Вспотел даже от одной мысли о подобном. В Питере первым делом посмотрел, что под повязкой делается. И уже совсем успокоился, когда увидел, что все в порядке. Правда, от предложения мамы самому сесть за руль отказался. Но передвигался уже без костылей. На мне вообще все быстро заживает.
- Почему не приехали в Ледовый дворец на шоу, посвященное юбилею города?
- Потому что это не мой праздник. Его организовывал Женя Плющенко, и, считаю, его право решать, кого он хотел там видеть, а кого - нет. Президент Федерации фигурного катания Санкт-Петербурга приглашал меня прийти, но я посчитал более правильным остаться дома и посмотреть шоу по телевизору.
- А если бы вас пригласил сам Плющенко?
- Думаю, пришел бы.
- Какие у вас планы на лето?
- Стараюсь ничего не загадывать, пока нога окончательно не заживет. Но не могу сказать, что сильно себя ограничиваю в перемещениях по городу. На машине это несложно.
- Журналисты не замучили?
- Есть немного. После того как провел прямую линию в одной редакции, все узнали, что я в Санкт-Петербурге, и теперь обрывают телефон. Я не отказываю, но стараюсь по возможности растянуть эти встречи на то время, что остается до отъезда.
- Значит ли это, что обратный билет в Америку уже куплен?
- Насчет даты отъезда пока не решил. В июле ко мне в Питер должны приехать в гости журналисты из Японии, которые занимаются изданием моей автобиографической книги.
- Вы же планировали выпустить ее в Америке.
- Там у издательства возникли некоторые сложности, и японцы перекупили права. А приезжают для того, чтобы провести ряд съемок - добавить фотографического материала. До этого собираюсь выбраться в Москву - все-таки полтора года там не был. И Маше обещал прийти к ней на передачу. Мой тренер Татьяна Тарасова улетает в Америку раньше: 20 июня у нее уже начнутся тренировки. Если все будет складываться нормально, то в конце июля к группе присоединюсь и я.
- Вы по-прежнему связаны контрактом со Stars on Ice?
- Могу выйти из шоу в любой момент, но делать этого не собираюсь. Хочу выступать там и параллельно принимать участие в соревнованиях. В том числе в этапах "Гран-при". Как, собственно, и планировал год назад.
- Чемпионат мира или Европы в эти планы может войти?
- Думаю, нет. К этим соревнованиям нужно готовиться куда более серьезно. В июле я в лучшем случае начну потихонечку кататься, как пойдет дальше, пока никому не известно. Но до Олимпийских игр еще есть время.
- То есть желание выступить в Турине остается неизменным?
- Да. Но сейчас, пережив этот год, я все же думаю прежде всего о своем будущем, а не о желаниях, которые посещают меня в тот или иной момент. Поэтому и не хочу делать каких-то дальних прогнозов.
- Год назад ваша ностальгия по большому спорту и желание в него вернуться были понятны. Но сейчас, когда перед вами разворачиваются перспективы совершенно иной, не требующей нечеловеческих усилий профессии, не приходит в голову мысль: "Зачем мне это надо?"
- Приходит. Более того, здравый смысл мне говорит: ты же уже все выиграл. Но я очень люблю соревноваться. И очередные Олимпийские игры - не что иное, как планка, которая заставляет к чему-то стремиться и держать себя в тонусе.
- Какое впечатление произвел на вас чемпионат мира в Вашингтоне?
- Наиболее яркие воспоминания остались не от мужского турнира, а от женского. Был потрясен тем, как выступила Лена Соколова. В последние четыре года я не видел ее на льду и не подозревал, что она способна так кататься. Еще поразили китайцы в парном катании. Их произвольная программа настолько брала за душу.. А вот у мужчин ничего выдающегося не увидел. Скорее наоборот. Даже обидно стало. Мы с Женей держали куда более достойный уровень. Поэтому и подумал, что никаких причин, помешавших бы вернуться на лед к Олимпийским играм и бороться за золото, нет.
- С бытовой точки зрения в вашей жизни что-нибудь изменилось?
- Нет. Начнется очередной тур, а это пять месяцев в году, и поэтому никакого смысла где-то обосновываться по-настоящему я не вижу.
- С кем-то из коллег по Stars on Ice вы поддерживаете отношения вне выступлений?
- Вообще я дружу с Гошей Суром. Но все мы настолько устаем друг от друга за время гастролей, что разбегаемся в разные стороны, как только начинается отпуск. Работа в Stars on Ice очень интересна, но фигуристов там всего 13 человек. Постоянно находиться всем вместе на льду, в автобусе не так просто. В сочетании с тяжелой работой все это сильно действует на нервы. Хотя открытых конфликтов не бывает.
- Штатный психолог в труппе есть?
- Его функции выполняет один из руководителей ансамбля. Он не фигурист, но с любой проблемой идут к нему. У артистов в выходные дни принято друг друга не беспокоить. Многие даже уезжают в другой город, если позволяет перерыв между выступлениями. Вообще за время работы в Stars on Ice я хорошо понял одно: профессиональная работа никогда не бывает легкой.
- Поклонницы за туром ездят?
- Много. Ко мне на три или четыре шоу приезжала группа из Японии. В Ванкувере, например, собралось около 150 человек. Свой фан-клуб есть у каждого фигуриста, участвующего в туре.
- Какие обязательства это накладывает? Должны ли вы, скажем, уделять болельщикам время помимо выступлений?
- Нет. Но у каждого из нас есть определенные обязанности перед Stars on Ice: принимать участие в разных промоушнах, встречаться с журналистами... Конечно, если у выхода стоит толпа народа и ждет именно меня, всегда подойду, чтобы дать автограф, сфотографироваться.
- Отказаться от интервью имеете право?
- Могу, конечно, сказать, что устал, это не будет расцениваться как нарушение обязательств. Но ведь некрасиво...
- Мне хотелось бы вернуться к вашей книге. О чем она?
- Обо всей моей жизни. О тех ситуациях, которые приходилось переживать с момента рождения до прошлого года.
- О чем было наиболее трудно вспоминать?
- О детстве. Я же не помню в подробностях, что происходило, скажем, когда мне было пять лет. Приходилось спрашивать у мамы.
- Я не об этом. Западные журналисты обычно стараются вытянуть из человека все подробности его жизни, добиться предельной откровенности. Было что-то такое, о чем вам не хотелось рассказывать?
- Пожалуй, об уходе от Алексея Николаевича Мишина. Но я рассказал.
- А если бы такую книгу вам предложили написать в России, стали бы рассказывать?
- Больше всего мне хочется, чтобы эта книга вышла именно в России.
Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ