Газета Спорт-Экспресс № 183 (4162) от 12 августа 2006 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

14 августа 1991 года вышел первый номер "Спорт-Экспресс".

ОНИ, КОНЕЧНО, БЕЗУМНЫЕ

Нашел тут дома уникальную видеозапись. 1991 год, дом на Пушечной улице - на "помойке", как назвали ее журналисты. Кучмий сидит, согбенный, с сигаретой в зубах и с карандашом в руках среди вороха бумаг. Кто-то бросает ему заметки на стол, кто-то отредактированные забирает. Секретарша Жанна жалуется на соседнем стуле, что ее обидел какой-то собкор. Рядом насилует факс шеф-секретарь Коля Пантюхов, снуют люди - свои и чужие. Принесу 14 августа эту запись в редакцию. Когда я, кстати, делал ее, Кучмий даже головы не поднял...

Они, конечно, были безумные - такими, впрочем, и остались. Приезжали в семь утра, расходились далеко за полночь, а кто-то оставался ночевать в редакции. Всегда куда-то носились, звонили, стучали на стареньких "Роботронах", а громче всех стучал телетайп, похожий на дедушкин шкаф. Под носом ничего не видели. Из труб текла вода, и Титоренко со своими мальчишками-футболистами вечно ходил в трусах. Их облапошивали "коммерсанты", у них крали деньги, которые Кучмий одолжил в банке, они были очень непрактичные и вечно ходили полуголодными. Помню, президент подарил Кучмию именные часы, так тот из-за безденежья продал их потом за 200 долларов. Я даже придумал им талоны на еду, возил деликатесы из принадлежавших мне кафе на Пушечной и ресторана "Медведь" на ВДНХ (он, кстати, впоследствии стал своеобразным клубом "СЭ").

С кафе, собственно, все и началось. Уже года три до этого я был знаком с Леонидом Трахтенбергом - у нас были общие приятели, мы ходили на футбол. Он однажды и зашел ко мне с незнакомым мужчиной, представил - Владимир Кучмий. Разговор тогда был мимолетный, ничего незначащий, а вот вскоре мы встретились во дворе "помойки", и тот день я помню хорошо. Шел проливной дождь, мы прятались под козырьком подъезда, и Кучмий восторженно рассказывал о том, что хочет сделать с друзьями лучшую газету в России, что она будет самой оперативной, самой грамотной, без "чернухи" и "желтухи", что в ней не будет никакого официоза, только спорт, и ничего больше - о спорте, мол, столько недосказано. И еще мечтательно говорил, как хорошо бы сделать свою типографию, свое распространение и завалить газетой всю страну. Предложил мне заняться этим вместе.

Сам я инженер-электрик по образованию, "гироскопист", окончил Ленинградский электротехнический институт, вполне преуспевал в бизнесе и очень смутно представлял, что такое типография, "Союзпечать", машина для вывода пленки, цинковые пластины, заметки, "компоты", логотипы, колонтитулы. Но Кучмий говорил так искренне-восторженно, что его одержимость передалась и мне. Может, оттого, что я сам человек азартный, что мне интересно все новое, а может, оттого, что время тогда было сумасшедшее. Уже через несколько дней я с друзьями бегал на набережную охранять Белый дом, мы бросали камни в танки гэкачепистов, размахивали российскими флагами и смотрели, как демонтировали ночью памятник Феликсу на Лубянке. Все мы были детьми своего времени.

Словом, безумный порыв подхватил и меня - я стал директором "СЭ". Но когда вник, влез с головой в этот незнакомый мне мир, поначалу страшно стало. Один только монстр ЦРПА (было такое агентство по распространению) чего стоил! А известинская типография, где еле дышали старые станки и вечно ломалась ротационная машина - и мы никогда не знали, выйдет ли завтра газета. А подписка, которая приходила к читателям порой через неделю - и мы придумывали собственный развоз на автомобилях и такси. А вечные проблемы с бумагой - и мы посылали гонцов на бумажные комбинаты с челобитной и чемоданами водки и сырокопченой колбасой. К тому же и зарплату до первых поступлений приходилось платить из своего кармана.

Признаюсь, зимой у меня начали опускаться руки. Это было самое страшное время - кто-то даже, помню, сравнил его с зимой 1942 года под Сталинградом. Вокруг все рушилось, старое исчезало, а новое еще не появилось. От бессилия было больно и пусто на душе. Взял себя в руки и решил пойти на отчаянный шаг. Предложил отменить московскую подписку, которую мы успешно провели, а подписчикам вернуть деньги по почтовым квитанциям. Понятно было, что все подписчики сразу не придут, а мы смогли бы пока закупить бумагу и заплатить за типографию.

Об этом случае уже рассказывал Гескин в своих воспоминаниях о 1992 годе. Он не вспомнил только, какой шум поднялся в редакции! Мы едва не разругались с Кучмием, что, кстати, было в первый и последний раз, тот же Гескин говорил, что подписка - лицо газеты, и его, лицо, ни при каких условиях терять нельзя, Дмитриев и Тосунян разве что рубашки на груди не рвали. Мечтатели! Но я настоял-таки на своем и сделал это, хотя отмена подписки потом еще долго аукалась мне. Но главное - мы выжили, мы были спасены. И это прежде всего оценили наши читатели - ведь сколько газет в ту пору прогорело.

Всегда старался оберегать их - от проблем с печатью, с арендами помещения и машин, с финансами и тиражом. Главное - чтобы писали свои заметки, а уж я как-нибудь их "тисну". Написал это слово, и вспомнил, как Кучмий чуть не с кулаками бросился на нашего общего приятеля, когда тот имел неосторожность произнести это обидное слово. Не "тиснем" - конечно, напечатаем.

А самым больным местом был наш двор на Пушечной. Сидели на головах, работали на старых машинках, там были один факс и один телетайп, а поначалу и один телефон на всех. К тому же компьютерный центр находился отдельно от редакции, на улице Веснина - мы арендовали там деревянный домик шахматного клуба, который впоследствии сгорел. Надо было решать, где и как жить дальше. Сначала арендовали три этажа на улице Немировича-Данченко близ Тверской - там, правда, тоже была своя помойка, зато уже можно было сесть посвободнее. А затем - переехали на улицу Красина.

Конечно, нам здорово помогло трехлетнее сотрудничество с французской издательской группой Филиппа Амори. Об этом в своих заметках рассказывал Россошик. Только он не рассказал, чего стоило мне подписать этот договор в Париже, отстоять наши интересы, нашу независимость перед в высшей степени благополучным партнером. Зато новое партнерство дало возможность быстро развиваться. Когда французы выкупили часть наших акций, я сразу стал искать новый дом. Проблема - сверхсложная. Но мне было легче решить ее благодаря репутации газеты. Глава Пресненской управы предложил вариант на улице Красина, и он показался мне перспективным - как-никак центр города. Дом, правда, был обветшалый, постройки 1916 года - со сгнившими потолками и лестницами, деревянными перекрытиями, которые потом рушились, и водой заливало бухгалтерию - наш главбух Нина Ветлугина и ее девочки стояли часами с ведрами. Ветлугина сейчас мой первый заместитель, мое плечо, перенесла с нами все тяготы, а во время дефолта два года жила без зарплаты - чтобы зарплату могли получить журналисты.

А оборудовали для нас дом строители из немецкой фирмы "Вайсхаупт". Они хорошо сделали свое дело, но сдали объект с недоработками и с опозданием. Я оштрафовал фирму, чем ввел в замешательство дотошного шефа-немца. При окончательном расчете он возмутился: "Здесь не хватает 250 тысяч марок!" - "Но нам самим очень нужны эти деньги", - спокойно ответил я. - Здесь будут работать журналисты из лучшей в России газеты!" А вскоре на Красина был в муках создан и самый теперь популярный в стране спортивный интернет-портал "СЭ" - до 200 тысяч вхождений ежедневно.

Теперь у нас есть свой дом. Просторные комнаты для журналистов, для компьютерного центра, для интернет-портала, для издательства, для отделов рекламы и PR, для строителей плюс пресс-зал, бар, столовая, медкабинет, гараж. Есть современное оборудование и есть замечательные профессионалы, которые с ним работают и которых журналисты в своих заметках справедливо назвали техническими гениями, - Александр Башкиров, Игорь Борисов, Алексей Чурсин, Игорь Перешивалов и их помощники. Горжусь этими людьми. Но более всего горжусь тем, что все 15 лет мы оставались одним целым - журналисты и издатели, которые в газетах испокон веку антагонистичны.

Но - надо развиваться! Мы продолжаем улучшать дом, в котором живем. К юбилею газеты заменили цементные лестницы на мраморные, отремонтировали лестничные пролеты, покрасили стены. Правда, у меня такое ощущение, что многие журналисты даже не смотрят под ноги и не видят новых лестниц и того, что происходит вокруг, - рвутся, как прежде, к телефонам и ноутбукам. Как не видел Кучмий в 1991-м, что я снимаю его на видеокамеру. Нет, определенно они безумные люди. И своим безумием заразили и меня. За что я им очень признателен.