Газета Спорт-Экспресс № 230 (4209) от 6 октября 2006 года, интернет-версия - Полоса 15, Материал 3

ПОЯВЯТСЯ ЛИ В НЬЮ-ЙОРКЕ "ФЛИНТ" МОТЫГА И "ВОИН" КОПЫТО?

Что есть общего в футбольной культуре России и Америки? Вопрос, согласен, из числа тех, которым нормальные люди обычно не задаются. Для большинства из них слова "футбольная культура" несовместимы со словом "Америка". Для меньшинства - и со словом "Россия" тоже. Но посетив за короткий срок пять стадионов на двух разных полушариях, ваш корреспондент настроился на философский лад. Надо заметить, что среди этих стадионов были как крохотный и слякотный "огород" в городе Майами, на котором играл 40-летний кудесник Ромарио, так и красавец "Локомотив" в Черкизове, на котором играл пермский "Амкар". Как видите, "перепады давления" нешуточные...

Ну чего же общего, в культурах-то? Так ведь ничего, на первый взгляд. Различия перечислять куда интереснее. Взять хотя бы самое явное: они благодушно-расслабленны, а мы спонтанно-агрессивны.

Чтобы пропитаться духом русского бунта, и вправду абсолютно бессмысленного и о-го-го какого беспощадного, достаточно сходить в "Лужники", когда играет "Спартак", чья торсида являет собой идеальный срез общества. От которого в этот конкретный день прямо-таки исходит порыв сровнять с землей средних размеров город. К счастью, порыв этот обычно испаряется в атмосфере при отсутствии конкретной мишени. Скажем, на матче Лиги чемпионов с тираспольским "Шерифом" все ограничилось лишь абстрактными фразами в адрес абстрактных же (в силу своего отсутствия на стадионе) молдавских гастарбайтеров. Но даже и при таком раскладе сидеть хотелось как можно дальше от фанатской трибуны. Где-нибудь в Черкизове, например.

(Болельщики "Локо", кстати, совершенно особенный феномен, нуждающийся в дополнительном изучении. Никакой классификации они не поддаются в принципе. Если принять на веру то, что большую их часть составляют сбежавшие из стана "Спартака" наименее благонадежные личности, то остается непонятным, почему красно-зеленая торсида настолько цивилизованнее остальных. В Черкизове наиболее ярко видны усилия, прилагаемые клубом в создании фанатоединицы на свой вкус и лад. Фанатский сектор "Локо" - это воплощение чистой, сконцентрированной любви народа к команде. Полностью взаимной.)

Американцы в этом ракурсе положительны до одурения. Если нас постоянно снедает желание по любому поводу жечь штуковины, величаемые взятым у них термином "файеры", и бросать их в любом направлении, то янки на стадионе даже не курят. Брошенное в сердцах крепкое слово (а уж "сектора"-то занимают законное третье место после зоны и армии по степени привычности "матерного лая") в Америке вызовет шокированные взгляды окружающих. Сидя на фанатской трибуне, человек может беспокоиться лишь за сохранность своих барабанных перепонок: другие части тела, равно как и душа, останутся неприкосновенны. В Штатах не существует даже "гостевых секторов". Приезжие могут сидеть где угодно. А для такой штуки, как "порядок выхода с трибун" в американском английском нет даже термина.

На матче второго дивизиона в маленьком городе Рочестер (штат Нью-Йорк) приезжие фанаты из Торонто сидели в одном секторе с местными, двумя-тремя рядами выше. Речовками и песнями обменивались по очереди, в порядке "соцсоревнования". Отнюдь не всегда политкорректными (один из рочестерцев показательно "помочился" на флаг гостей под дружный хохот сверху и возмущенные крики нескольких мамаш), но совершенно безобидными. То есть не было никакого сомнения в том, что представители обеих фракций уйдут с матча не только живыми и здоровыми, но и, по всей вероятности, в один и тот же бар.

Легче всего этот феномен объяснить отсутствием у янки футбольного "ноу-хау", их на весь мир ославленном профанстве во всем, что касается великой игры. Неудивительно, что они до сих пор не научились бить стекла в витринах и выдирать "с мясом" сиденья, как все нормальные люди. В конце концов они в большинстве своем так до сих пор и не умеют правильно толковать офсайд, а у нас где-то так примерно сто процентов мужского населения страны может хоть завтра идти тренировать Бразилию, "лишь дайте только волю, мужики". Но не все так просто.

Да, они действительно идеально самодостаточны, в то время как нам небо будет с овчинку, пока Бельгия и Уругвай не признают нас своими. Они называют футболом игру, в которой мяч берут в руки, что страшно возмущает нас, гораздо лучших католиков, чем папа римский (в данном случае - чем изобретатели футбола англичане, которые не стесняются этим же термином величать и вполне "рукоприкладное" регби). Однако правда и то, что у фанатской культуры Америки "ноги растут" из-за рубежа. Абсолютно все ее аспекты (кроме хот-догов, деться от которых тут все равно невозможно) были привнесены эмигрантами.

На стадионе в Вашингтоне фанатских сектора - три, и у каждого своя специфика. Одни, по европейскому образцу, концентрируются на песнях и зажигают время от времени "файеры". Другие, в нашем духе, машут флагами и выдают фирменные речовки. А за одним из угловых флажков царит разнузданная Латинская Америка - танцы, дудки, барабаны, литавры. Нон-стоп, все 90 минут - салса, румба, мамба, ча-ча-ча. По рядам бегает туда-сюда низенький человечек с огромным барабаном, на котором написано "Барабан Сальватора". На вид Сальватору лет 50, и одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что кровью конкистадоров в его жилах никогда и не пахло. Бойкий ацтек лупит в свой инструмент с тем же упоением, с каким его предки приносили человеческие жертвы богу Вицтлипуцли.

О Майами, где латиноамериканцы составляют подавляющее большинство и стадионный персонал не знает ни слова по-английски, и говорить нечего. Лос-Анджелес - вообще придаток футбольной Мексики. В польско-украинском Чикаго болеют по-восточноевропейски. В Нью-Йорке - сборная солянка с итальянской приправой. В Торонто верховодят англичане, ирландцы и почему-то боснийцы, которые признаются, что на родине были порядка на три агрессивнее.

Собственно, в этом - и вся соль. Первопричина разницы между Россией и Америкой и суть их похожести. Как ни крути, а нынешняя культура боления в обеих странах начала формироваться сравнительно недавно. Лет этак 15 назад. Впрочем, спартаковские и армейские "фаны" непременно надуют щеки и проведут родословную своих баталий с какого-нибудь знаменательного утра брежневской эпохи, когда "флинт" Мотыга и "воин" Копыто в честной схватке сложили за веру буйные головы (о том, кто из бойцов удержался в седле, а кто упал и запутался в стременах, летописи разных кланов сообщают по-разному). Но все мы, кому хоть раз довелось сиживать на одном из бесчисленных центральных стадионов нерушимого Союза, постелив на деревянную лавку заранее принесенную газету "Труд", отлично знаем, что в советские времена царила серая благопристойность. То бишь никаких эксцессов, кроме разнузданного пьянства.

Для американцев же общепризнанный фанатский шаблон учрежден бейсболом, и душе футбольного болельщика он чужд и противен. Вот и получается, что Россия и Америка параллельно друг другу стремятся к одному и тому же идеалу - остальному миру, попутно подстраивая этот идеал под собственный менталитет. Жалко только, что у нас пока верх берет скотская часть менталитета, и то, чему было не суждено вырваться на волю в "Лужниках", от души порезвилось две недели спустя в Ружомбероке, причем тоже при отсутствии какой-либо конкретной мишени. Многие мои коллеги считают, что и черкизовское благолепие - дело временное, и рано или поздно железнодорожные фанаты "найдут себя". Хочется верить, что все-таки будет наоборот.

Вашингтон