Газета Спорт-Экспресс № 20 (4300) от 30 января 2007 года, интернет-версия - Полоса 16, Материал 3

ДМИТРИЕВА

Мемуары знаменитой теннисистки Анны Дмитриевой произвели на меня в свое время большое впечатление. Литератор Юрий Зерчанинов, помогавший спортсменке сочинять их, служил тогда в самом популярном журнале "Юность" - где и был опубликован тиражом в два с половиной миллиона солидный фрагмент из будущей книги. Сам строй воспоминаний по тональности очень совпадал с той прозой, что прославила журнал, - и чемпионка страны по теннису виделась мне персонажем шестидесятнической жизни, осуждаемой сегодня и тем не менее неповторимой.

Мне трудно судить об идентичности подлинной Анны Дмитриевой и той, что живет в тексте мемуаров о начале ее жизни. Но продолжение - при любой дозе искренности - прочел бы с никак не меньшим, чем прежде, интересом. Тем более что мы с Анной Владимировной - сверстники. И жили по-разному, но в одном, куда денешься, мире.

Существовало (не знаю: существует ли сейчас?) клише суждения: мол, сила, обретаемая в занятиях спортом, применима и потом, когда карьера атлета завершена. Вероятно, и самим спортсменам так кажется. Вон как браво пишет маме из заключения Эдуард Стрельцов: "...Мое здоровье не вызывает сомнений, так как я занимаюсь спортом, а спорт слабых не любит..." Но производил ли тот же Эдуард Анатольевич впечатление сильного человека вне футбольного поля? Не уверен... И отчего же в большинстве случаев не складывались в советские времена послеспортивные судьбы у великих чемпионов?

А если так, то не сталкиваемся ли мы в истории с пошедшей работать на телевидение многократной чемпионкой по теннису Анной Дмитриевой с примером совершенно особым - и, возможно, не имеющим аналога?

Перед нами случай, когда спорт не выжал, как обычно бывает, из девушки всех сил жизненных сил и соков, оставил ей резерв, без которого ей, при всех данных для новой профессии, далеко бы не продвинуться. Рискну сказать даже, что работа на телевидении далась Дмитриевой куда труднее спорта, но оттого-то и добилась она на ТВ еще большего, чем в спорте.

В давнем нашем разговоре Анна Владимировна обмолвилась, что в первый же час занятий теннисом обнаружила в себе "стержень". Услышав про этот стержень, я не смог, каюсь, сразу же вообразить себе семилетнюю девочку, пришедшую на корт в сопровождении домработницы, и не вспомнил тогда, к стыду своему, самых громких чемпионских матчей Дмитриевой. Более того, свое рассуждение Анна Владимировна прервала упреком, что собеседник таким стержнем, по ее мнению, не обладает. И вот с тех пор мне остается лишь сожалеть, что продолжения мемуаров пока не последовало, - и неутоленным остается мой интерес к тому, как же нынче спортивный опыт помогает Дмитриевой держать удары на телевизионном поприще.

Я не захотел расстаться с убеждением, что успех ее в большом спорте предопределил никакой не "стержень". Это масштаб природного дарования освободил теннисистку Дмитриеву и от ломки себя, и от всевозможных преодолений. Спортивная жизнь оказалась для Анны Владимировны легче, чем дальнейшая на ТВ. Она, кстати, и не стала со мной в тот раз спорить, когда предположил я, что все достижения ее на корте - от Бога, а не от труда или жажды самоутверждения. Для самоутверждения спортсменке, может быть, важнее было сохранить культурные корни, не изменить среде, в которой росла до тенниса и - удалось же! - во время занятий спортом на высшем уровне.

Дмитриева - не просто из хорошей, а из уникальной семьи. Владимир Владимирович, отец чемпионки и комментатора, - выдающийся художник театра, работавший и с Мейерхольдом, и во МХАТе, близкий друг Булгакова, герой дневников Елены Сергеевны Булгаковой (Маргариты). При этом отчим Анны - композитор Кирилл Молчанов - одно время возглавлял Большой театр. Надо было более чем хорошо играть в теннис, чтобы пройти путь в спортивном мире с такой поистине беловороньей родней. И ведь не скажешь, что с таким происхождением и на телевидении проще. Конечно, с одной стороны, есть мощная фора перед людьми, не отягощенными подобной культурой. С другой стороны, кто только со смеху не помирал, когда на первом для себя эфире среди судорожной матерщины последних приготовлений Дмитриева пропищала, не поняв требуемого: "Простите, пожалуйста..."

Николай Николаевич Озеров жаждал быть оракулом для масс трудящихся - за сугубо эстетическую аудиторию он не держался. Так что право комментировать теннис досталось Анне, похоже, без яростной закулисной борьбы. Именно тогда, с тихого голоса экс-чемпионки, начиналась мода в СССР и России на теннис - для меня по крайней мере с него, а не с покровительства Ельцина, тарпищевской карьеры или прозвучавших на весь мир имен наших игроков.

Но мне до сих пор хочется понять, какую же встречную агрессию надо было в себе таить, чтобы неагрессивный голос этот, всем обыкновениям вопреки, длился в эфире и длился. И потому я по-прежнему жду продолжения мемуаров.

Александр НИЛИН