Газета Спорт-Экспресс № 147 (4427) от 3 июля 2007 года, интернет-версия - Полоса 15, Материал 21

ЛАВРОВ

Три месяца назад во время телетрансляции матча, в котором "Зенит" проигрывал "Спартаку", камера показала на трибуне Кирилла Юрьевича Лаврова - и была в его глазах такая печаль, что я вновь проникся судьбой Питера и его футбола. Подумал о том, что сегодня родственному высшей власти Питеру и обогащенному нефтерублями "Зениту" сострадания от всей остальной России, наверное, поменьше, чем прежде. А зря: без конкуренции - на равных - двух великих столиц страна наша скособочена и художественно, и футбольно (мне вообще-то не по душе отделять футбол от художественной жизни).

Я надеялся, что когда-нибудь увижу лицо Лаврова, счастливое зенитовским чемпионством. Надеялся не только из-за двойных личных симпатий - к нему и к городу, чьей гордостью давным-давно артист этот сделался, но и из сугубой рациональности. Кто, как не Питер, должен заменить футболу Киев и Тбилиси - главные города отдельного стиля в игре?

Мне могут возразить: мол, нынешнему мощному призыву легионеров в "Зенит" впору перечеркнуть все мечты о возникновении и сохранении питерских стилевых особенностей. Но не смешны ли такого рода возражения в самом европейском ("Все флаги будут в гости к нам...") городе страны? Гарант стиля - зритель и только зритель, причем лишь в том случае, когда тон трибунам задан не одним организованным ревом, но и тактом, долготерпением, индивидуальностью и вкусом каждого выдающегося (вне зависимости от ранга и статуса) болельщика, каким десятилетия и был Кирилл Юрьевич.

Увы, и месяца после того матча против "Спартака" не прошло, как зенитовцы вышли на поле с траурными повязками - по ушедшему Лаврову. И тут мне по неизжитой наивности показалось, что отношения футбола со своими ценителями и знатоками переходят в новую и высшую стадию. Когда футбол отечественный острее будет чувствовать за спиной у себя гигантов - вне зависимости от их физического присутствия в мире. А Лавров... что ж, он как был гигантом - так им и остается.

Беда и величие театра в нынешнюю эпоху заключаются в том, что высшие достижения его артистов бывают их же киношной славой заслонены. И я тоже люблю кино и Лаврова на экране. Но, пожалуй, не было у меня за множество лет сильнее театрального впечатления, чем сыгранный на товстоноговской сцене главным зенитовским болельщиком Молчалин в "Горе от ума". Когда артист перевернул хрестоматийно привычные представления об этой классической пьесе. Мне и прежде казалось, что пылкий Чацкий вряд ли умен. Но, увидев Лаврова в роли Молчалина, я понял, что горе Чацкого - от ума Молчалина, понимающего гораздо больше, чем он говорит вслух. И сила за ним, как ни обидно это нам, обычно отождествляющим себя в юности с Чацким. Вот и получалось, что спектакль питерский не Грибоедова нам толковал, а окружающую жизнь.

Размышляя над этим, я вдруг вспомнил давнюю уже историю. В 1963 году в московское "Торпедо" пригласили центральным защитником Владимира Мещерякова, заметного в "Зените" игрока. И в удачном для торпедовцев следующем сезоне Мещеряк был весьма полезен. Привыкший в Ленинграде к общению с артистами - и Лавровым (по рассказам футболиста), в частности, новый стоппер автозаводского клуба стал своим человеком в ресторане Дома актера. Кирилла Юрьевича он особенно часто упоминал в наших беседах и когда я сообщил Мещеряку, что видел Лаврова только на сцене и в кино, пообещал меня познакомить со знаменитым артистом в ближайший приезд того в столицу.

Но дальнейшие события отвлекли Володю от выполнения обещанного. Привыкший верховодить в "Зените", он попытался сколотить оппозицию старшему тренеру - и привлекал в нее недавно вернувшегося в футбол Эдуарда Стрельцова, для интриг не созданного. В результате старший тренер Виктор Марьенко "отцепил" Мещерякова - и дальше карьера неплохого игрока затормозилась, несмотря на выступления за "Спартак" и донецкий "Шахтер". А закончил он вообще печально. Не скажу, что, более склонный, чем другие футболисты, к обильным возлияниям, Володя от всех обрушившихся на него после завершения карьеры бед запил. И бывшего игрока поместили в ЛТП. То есть в лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков.

В ЛТП он вынужден был поддерживать свое реноме воспоминаниями о встречах со знаменитыми людьми, но пьяницы пьянице не верили. Кирилл Юрьевич был далеко - в Ленинграде, да и вряд ли хотел Мещеряк предстать именно перед ним в жалком виде. Он позвонил Стрельцову - и Эдуард навестил его в ЛТП. Но и этот визит Мещеряка не спас. Вскоре после освобождения из профилактория он умер.

А с Лавровым я формально все же познакомился, но знакомство отношу к односторонним (Кирилл Юрьевич о нем вряд ли подозревал). Сидел я как-то в семидесятые еще годы с двумя известными азербайджанскими писателями в ресторане Дома кино. Азербайджанцы - слушатели Высших кинематографических курсов, где мы и познакомились, - жили подолгу в Москве и всех знаменитостей знали покороче Мещерякова. И когда в ресторан вошел Лавров, немедленно пригласили артиста за наш столик.

Он сел, сразу отсекая возможность участия в кавказском пиршестве сообщением, что идет на заседание Комитета по Ленинским премиям. Но сто грамм себе тем не менее заказал. Официантка переспросила: "Водки - сто?" Знаменитый актер обаятельно потупился: "Ну сто пятьдесят". Официантка почему-то снова уточнила: "Сто пятьдесят?" На что Лавров со всей питерской деликатностью попенял ей: "Если вы еще раз меня спросите, я, конечно, закажу двести. А зачем?"

Вот так я имел возможность убедиться, что "умеренность" (дословно цитирую Грибоедова) - достоинство не одного Молчалина.

Александр НИЛИН