Газета Спорт-Экспресс № 29 (6680) от 13 февраля 2015 года, интернет-версия - Полоса 1, Материал 3

Поделиться в своих соцсетях
/ 14 февраля 2015 | Биатлон

БИАТЛОН

Сергей ТАРАСОВ: КАК Я НЕ УМЕР

В биатлонном мире историю его успеха понять не могут до сих пор. Даже слово "подвиг" будет слабым. Тарасов сделал то, что человеку не по силам. Странно, что сюжет его жизни не использован Голливудом.

На Олимпиаде-1992 в Альбервилле перенес клиническую смерть. Выкарабкался чудом. Как вернулся в биатлон - знает он один. В то, что спустя два года стал олимпийским чемпионом, поверить невозможно.

15 февраля Тарасову исполняется 50. По такому случаю впервые решился рассказать все то, что до сегодняшнего дня не рассказывал никому.

КРОВЬ

- История, как за Олимпиаду-1992 вы едва не заплатили жизнью, окутана тайной.

- Это произошло с 6 на 7 февраля. Второй мой день рождения. На мне ставили эксперимент.

- С кровяным допингом?

- Да. Смысл в чем? Кровь берут летом, на пике формы. Обогащают витаминами, закладывают в холодильник, хранят до зимних стартов. Затем достают, доводят до комнатной температуры и вливают.

Биатлонисты никогда этими делами не занимались. А тут решили попробовать. Первый и последний раз. В Минске взяли у четверых. Но в Альбервилль нашу кровь везли несколько суток. И не в холодильнике, а в обычном дипломате.

- Это критично?

- Она испортилась! После рассказывал докторам - у них глаза на лоб: "Не обманывай". - "Так и было". - "Да за это расстреливают!"

- Мы слышали, вам просто ввели другую группу крови.

- Тоже нельзя исключать. Бирок на колбе не было. Я это заметил, спрашиваю врача сборной: как же так? Отвечает: "Два человека - с четвертой группой, два - с первой. Всех помню".

- Врач - Алексей Кузнецов.

- Совершенно верно. Он-то должен был понимать, во что превратилась кровь! Предупредить тренеров, что вливать нельзя ни в коем случае. Те - не специалисты.

Я был в списке первым. Пообедали, говорят: "Заходи". Обратил внимание - доктора трясет. Я даже произнес: "Спокойнее! Что волнуетесь-то?" Может, он уже что-то плохое подозревал?

Минут десять вливал - никаких ощущений. Льет и льет. Пульс у меня в первый тренировочный день ударов 35 в минуту. И вдруг за секунду взлетает до двухсот! Я чувствую, как сердце разрывает! Руки-ноги вверх подбрасывает. Он сразу лить прекратил, но уже пошло отторжение, криз.

- Потеряли сознание?

- Оно то уходило, то возвращалось. Сквозь пелену видел, что доктор пытается сделать укол, никак шприцем не попадет… Начали в обед, а на "скорой" отправили в местную клинику, когда стемнело. Меня несут, у дверей лыжник Вовка Смирнов - на этом воспоминания обрываются.

- Была клиническая смерть?

- Да. Я уверен, что кому-то спас жизнь.

- Почему?

- Другой умер бы. Сами врачи говорили - случай из разряда "невыживаемых". Когда выкарабкался, французские врачи всей клиникой ходили на меня смотреть. Четверо суток мониторы показывали - пульс 160 ударов в минуту. Какое сердце выдержит?! Мне повезло, что с гор спустились невероятно натренированные.

Сейчас рассказываю - и мне страшно. Вся кровь заражена, нужно было выкачивать. Вместо нее вливали гемодез. На его основании костный мозг начинал вырабатывать кровь - чтоб организм по новой запустился. У меня выпали волосы, ногти, с рук и ног лохмотьями слезала кожа… Умирающие говорят про какой-то тоннель, да?

- Был тоннель?

- Нет. Был свет. Очень яркий. Думаю, в тот момент я был на грани - туда или сюда. Внезапно услышал голос дочери: "Папа! Папа!" После этих слов умереть не мог. Они вернули к жизни. Дороже Кати у меня нет никого.

- Где в это время находилась дочь?

- В Новосибирске с мамой. Когда очнулся, предложили, чтоб жена прилетела в Альбервилль. Ответил - не надо. Зачем ее пугать? Я потерял более десяти килограммов. От ветра шатало. День на пятый вывели под руки на прогулку, вдохнул воздух - так сиделка меня еле удержала.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

Окончание - стр. 8