Газета Спорт-Экспресс № 261 (6912) от 20 ноября 2015 года, интернет-версия - Полоса 10, Материал 1

ФУТБОЛ

ЛЕТОПИСЬ Акселя ВАРТАНЯНА. 1970 год. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВМЕСТО ОФИЦЕРСКОЙ ФОРМЫ - РАБОЧИЕ СПЕЦОВКИ

Переходы игроков в описываемые годы в сравнении с нынешними бурными потоками, сметающими дважды в году трансферные шлюзы, напоминали тоненькие ручейки. Так называемых громких перемещений в преддверии сезона-1970 не наблюдалось. О нескольких “незаконных” перебежках в обход действующей инструкции рассказано в первой главе, а о сокращении кадров в рядах вице-чемпиона поведаю сей же час.

ЛОБАНОВСКИЙ ПРАВОТУ МАСЛОВА ПРИЗНАЛ

В день вступления киевской команды в чемпионат (15 марта) глава украинской футбольной федерации Федор Мартынюк еще раз упрекнул Виктора Маслова в нежелании привлекать талантливую молодежь: “Киевское “Динамо” не использует всех возможностей, созданных для него украинским футболом… Где-где, а на Украине команда, претендующая на звание классной, в состоянии полностью укомплектоваться за зиму квалифицированными футболистами” (“Правда Украины” от 15 марта).

Виктор Александрович не тот человек, на кого надавить возможно, принудить под свою дудку плясать. За несколько лет пребывания в Киеве он отчислил футболистов, без которых представить команду было невозможно: сначала Валерия Лобановского, за ним Олега Базилевича, вскоре наступил черед Виктора Каневского и, наконец, динамовского капитана, лучшего футболиста сезона-1966 Андрея Бибу. В процессе “разрушительной” работы тренер стойко выдержал жесткую критику сверху и снизу. Создавалось впечатление, что вовсе ее не замечал. Когда шум стихал, решение свое народу объяснял: не вписываются в тренерскую концепцию. Обиженный на него Валерий Васильевич спустя годы признал - Маслов был прав, будь в то время на его месте, поступил бы так же.

ЧИСТКА РЯДОВ

Так вот, состав Маслов не освежил (ввел в основу только вчерашнего дублера Владимира Трошкина, надолго в команде задержавшегося), более того, словно в пику начальству, распрощался с внушительной партией ветеранов еще до наступления нового календарного года. И в вышедшей в первый день 1970-го киевской “Спортивной газете” обосновал причины принятого в каждом отдельном случае решения.

Капитан команды Василий Турянчик: “Покинул большой футбол по собственной инициативе - возраст солидный, 35 лет, играть на прежнем уровне не мог и предпочел перейти на тренерскую работу”.

Виктор Банников: “Много хорошего можем сказать о Викторе Банникове. В начале 1969 года, к сожалению, он сломал руку, долго не тренировался и не мог вернуть прежнюю форму”.

Валерий Поркуян: “Когда мы приглашали Поркуяна, рассчитывали, что он станет лидером атак. Сначала так и было. Однако потом выяснилось, что он манерой игры не подходит киевскому коллективу, хотя футболист добросовестный и трудолюбивый”.

Расставание с Банниковым и Поркуяном мало кого удивило. Вратарь, оказавшись за могучей фигурой Рудакова, перспектив в “Динамо” не видел. Поркуян не выдержал конкуренцию с Бышовцем, Пузачем и Хмельницким, игроками сборной. Места им в составе не находилось, оба провели в минувшем сезоне по три неполных матча. 26-летний Поркуян вернулся в город у самого синего Черного моря, в Одессу, откуда в середине 60-х в Киев подался. “Черноморец” усилил, играл в трио форвардов первую скрипку и с десятью забитыми мячами стал самым результативным в команде.

Не остался без работы и 32-летний (какой это для вратаря возраст) Виктор Банников. Его с распростертыми объятиями приняли на союзного значения столичный автомобильный завод ЗИЛ (читай - “Торпедо”). Смена красивой формы офицера внутренних войск на грязную, замасленную рабочую спецовку ничуть его не смутила. Достойной замены Анзору Кавазашвили торпедовцы не нашли и киевскому гостю были рады. Вратарь не разочаровал, выступил на хорошем уровне и даже попытался, как в 1964-м, вмешаться в спор за золото. Шесть лет назад ему это удалось: будучи киевлянином, в матче с “Торпедо” отразил 11-метровый от Валентина Иванова, лишив автозаводцев ценного очка. Его-то и не хватило в острейшей конкуренции с тбилисцами. Золото досталось грузинам.

За прошедшие с тех пор годы Иванов, уже тренер “Торпедо”, обиду забыл или спрятал глубоко, в какие-то ведомые только ему тайники. И уже с третьего тура доверил недавнему “гробовщику” пост № 1. Почему с третьего? Переход оформлялся с нарушением инструкции, за пределами указанных в ней сроков (на это давно уже внимания не обращали). Прибыл Банников на место новой работы с опозданием. К его приезду в двух первых играх (0:3 и 0:2) три вратаря - Лаймонис Лайзанс, Александр Исаичев и Николай Нугаев, напускали “плюх”.

Банников, приняв пост, навел порядок - подремонтировал, сменил “замки”. Вскрыть их в дебютном для экс-киевского стража матче “домушники” не смогли. В первых четырех выездных играх новый сторож пропустил только один гол. За надежность последнего рубежа стало спокойнее.

Вратарь отвлек внимание от недавней его команды. Нам осталось послушать Маслова о причине расставания с Йожефом Сабо. Увольнение хавбека в иных обстоятельствах претендовало бы на сенсацию. Но на фоне упомянутых давеча отчислений Лобановского с Базилевичем, Каневского и Бибы, восприняли его спокойнее. Послушаем тренера: “Сабо всегда был эмоциональным игроком (деликатно выразился Виктор Александрович. - Прим. А.В.). Но в последние годы он стал чересчур нервным, из-за каждого пустяка расстраивался. Это раньше времени состарило его как футболиста. Нам не хотелось бы с ним расставаться, но вынуждены это сделать”.

Игроки квалификации Сабо без работы не оставались. Как и Банников, он сменил город и место работы. Покинув внутренние государственные органы, устроился на вагоноремонтный завод Ворошиловграда (так с 1970 года стали именовать Луганск). В каком качестве, узнать не довелось. Скорее всего, токарем или слесарем: судя по записям в трудовых книжках, - наиболее распространенные специальности “рабочих”, игравших круглый год в футбол на высшем уровне.

“ИХ ОБЪЕДИНЯЛА НЕНАВИСТЬ К ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ ФУТБОЛУ”

Об истинном статусе советских футболистов, коих со спортивного и партийного олимпа выдавали за любителей, писать в стране не рекомендовалось, хотя о “секрете Полишинеля” давно было известно в СССР, тем паче за его рубежами. О некоторых недостатках советского прошлого пока еще говорить и писать не возбраняется. Чем я, не злоупотребляя, иногда пользуюсь. Но что меня удивило несказанно, и в советской прессе рецидивы случались. Едко на сей счет высказалась “Литературная газета”. Последнюю страницу еженедельного издания, “Клуб 12 стульев”, редколлегия предоставляла своим юмористам, и те, находясь в тесных цензурных рамках, позволяли себе порой границы дозволенного нарушать.

Завсегдатай “Клуба”, популярнейший “писатель”, автор романа века “Бурный поток”, скрывавший подлинное имя под псевдонимом Евгений Сазонов, “душелюб” и “людовед”, прошелся по команде московского “Локомотива” и его футболистам - “любителям”. Не без удовольствия познакомлю вас с образцом его творчества, коротким отрывком из заметки “душелюба” “Четырнадцать неизвестных”: “Нелегко пришлось парням-железнодорожникам. Посудите сами, днем ребята водят поезда, передвигают стрелки, стоят у станков ремонтных депо, проверяют билеты у пассажиров электричек и т. д., а по вечерам надевают бутсы, трусики и гоняют мячик два тайма по 45 минут каждый. Легко это? Потому каждый матч “Локомотив” играл в новом составе с новым тренером. Зато радует в “Локомотиве” то, что здесь всех футболистов объединяет ненависть к чуждому им профессиональному футболу” (“Литературная газета” № 44 от 29 октября 1969 года).

Отвлек меня Сазонов от Сабо. Уже в первом матче он добыл своей новой команде очко: забив гол на 87-й минуте в ворота минчан, свел игру к ничьей - 1:1. Как и Поркуян в “Черноморце”, Сабо стал лучшим бомбардиром “Зари”, забил шесть мячей. Столько же и одноклубник, Анатолий Лисаковский. Но тот - форвард, а Сабо - полузащитник. Его шесть весомее десяти игрока атаки.

ПО ПРОТОРЕННОЙ ДОРОЖКЕ

Когда участники ЧП в бакинском аэропорту (см. “СЭ” от 4 сентября сего года), игроки “Нефтчи” Анатолий Банишевский и Вячеслав Семиглазов, были лишены спортивных званий и права играть в футбол в командах мастеров, мало кто верил в действенность наказания. Люди бывалые не сомневались - амнистируют их задолго до истечения срока. Для этого следовало пройти по проторенной не одним поколением футболистов дорожке, получавших длительные сроки дисквалификации, вплоть до пожизненной. Наиболее яркий пример - все тот же Сабо.

Назову основные этапы “хождения по мукам”: “искреннее” покаяние “грешников”, изложенное в письменной форме, челобитная клубного руководства в футбольную и физкультурную инстанции республики. В случае положительного решения (иного быть не могло) просьба о помиловании направлялась в СТК и президиум Федерации футбола СССР. После того как федерация давала добро (ход запущенного механизма уже никто не мог остановить или повернуть вспять, ибо разрешение на запуск “спускалось” с самых высоких инстанций), ее решение автоматически утверждал (визировал) “высший суд” - Комитет по делам физкультуры и спорта.

“Я ГЛУБОКО ОСОЗНАЛ СВОИ ПРОСТУПКИ…”

Покаянные письма составлены, подписи под ними поставлены. Небольшие отрывки из писем подвергнутых “трудовому перевоспитанию” футболистов.

Анатолий Банишевский: “За относительно небольшой период, что я работаю на заводе им. 26 бакинских комиссаров, мне многое пришлось пережить. Тяжело сознавать, что ты полон сил, но не можешь принести пользы коллективу, который помог тебе вырасти в футболиста высокого класса. Я глубоко осознал свои проступки, верю, что смогу в будущем оправдать доверие, которое мне окажут. К этому я пришел после долгих раздумий и переживаний…”

Вячеслав Семиглазов: “Тяжело, когда от тебя отворачиваются близкие, друзья, с кем долгие годы ты делил радости и тяготы футбольной жизни. Я уверен, тот, кто хоть раз окажется в нынешнем моем положении, никогда не рискнет очутиться в нем вторично. Меня может понять лишь человек, много лет отдавший спорту. Сейчас я работаю в газокомпрессорном цехе “Орджоникидзенефти”, коллектив относится ко мне с уважением. А мне стыдно смотреть людям в глаза… Я готов выступать в любой команде республики. Очень хотелось, чтобы мне поверили…”

Когда механизм был запущен и исход предприятия сомнений не вызывал, следовало ознакомить с положением дел находившуюся в информационном вакууме общественность. Потоки писем в редакции бакинских газет до поры до времени оставались без ответа. А любопытство студента Бакинского политехнического института Махмудова частично удовлетворили: “Почему в недавнем репортаже о тренировках “Нефтчи” не упоминались Банишевский и Семиглазов, в то время как, по слухам, они уже приступили к тренировкам с командой. Так ли это?” - интересовался студент (“Спорт” от 27 января).

Ответил ему (когда назрела необходимость отвечать), а заодно и всем читателям газеты зампред республиканского комитета физкультуры Г. Мусаев. Он уверял общественность, что знает только о письме футболистов в команду “Нефтчи” с просьбой о снятии с них дисквалификации. “Чем дело кончится, я не знаю, - подчеркнул товарищ Мусаев. - Сначала заявление разберут на собрании команды, затем на президиуме Федерации футбола Азербайджана. В случае положительного решения, последнее слово останется за Федерацией футбола СССР”. В положительном решении у людей, знавших специфику футбольного “судопроизводства” в стране, сомнений возникнуть не могло. Они оказались правы.

АМНИСТИЯ

Через полтора месяца СТК, рассмотрев ходатайство Федерации футбола Азербайджана о снятии дисквалификации с бакинских футболистов, сочла возможным реальный срок наказания заменить условным. Разрешив Банишевскому выступать за команду “Нефтчи” в матчах первенства и Кубка СССР, СТК обратилась с просьбой в президиум союзной футбольной федерации и в Управление футбола при Комитете физкультуры согласиться с ее мнением. Обе инстанции отнеслись к ходатайству спортивно-технической комиссии ответственно и оперативно и в течение двух дней решили вопрос положительно. 12 марта “Советский спорт” опубликовал заявление СТК, и уже через три дня Банишевский вышел на поле Республиканского стадиона в Баку в составе “Нефтчи”.

Что же до возвращения форварду званий мастера спорта и мастера спорта международного класса, карательный орган торопиться не стал и просил азербайджанских коллег поставить этот вопрос “только при условии его (Банишевского. - Прим. А.В.) безупречного поведения на поле и в быту”. О Семиглазове речь почему-то не шла. Вернулся он в команду в начале следующего сезона.

ЕЩЕ РАЗ О ТЯЖЕЛОЙ ТРЕНЕРСКОЙ ДОЛЕ

К “переходам” тренеров народ относился спокойнее. Слово “переход” закавычил сознательно, ибо с перебежками футболистов не имел ничего общего. Игроки меняли клуб по собственному желанию, преследуя вполне конкретные цели, не чурались и материальных. Для реализации своих планов им часто приходилось обходить прописанные в инструкции запретительные параграфы с прилегающими к ним пунктами. Не самостоятельно, разумеется. В случае крайней необходимости - с помощью товарищей влиятельных, способных любые параграфы, не говоря уже о каких-то там пунктах, нейтрализовать одним телефонным звонком.

Тренеры, в отличие от футболистов, меняли место работы, срывались с насиженных мест, иной раз шли на ухудшение материальных и бытовых условий не по собственной воле, а по желанию, требованию, капризу облеченных властью людей, не всегда имевших к спорту вообще и к футболу в частности прямое отношение.

Мы невольно продолжили начатый в предыдущей главе разговор о тяжелой тренерской доле, бремени физическом и моральном. Моральную сторону осенью 1969 года, после окончания чемпионата, затронул в газете “Правда” Константин Бесков, накопивший к тому времени печальный опыт общения с власть предержащими: “Некоторые руководители спортивных обществ, а то и просто так называемые “меценаты”, мало понимающие в специфике работы тренера, но имеющие возможность “нажать”, часто вмешиваются в его функции. И вот получается, что, хотя тренер несет всю полноту ответственности за команду, он не всегда может осуществить при ее формировании свои замыслы”.

ГАЙ ЦИЛЬНИЙ И ЕГО “НАРИЦАТЕЛЬНЫЕ” ПОТОМКИ

Невежда-меценат грубо вмешивался в работу тренера, “мешал осуществить его замыслы”, что отражалось на результатах команды. А за снижение результатов легким щелчком его вышибал. Круг замыкался. Так кто же такие эти всемогущие меценаты? Обратимся к истокам и заполним облегченную анкету. Имя - Гай Цильний Меценат.

Род занятий - государственный деятель. Место и время трудовой деятельности - жил и творил в Древнем Риме в первом веке до новой эры. Остальные пункты, включая пятый, в полном порядке. Окажись Меценат в другое время в другом месте, ответил бы, глядя в проницательно-подозрительные очи сотрудника “конторы”, не опасаясь последствий: “нет”, “не был”, “не состоял”. Однако один пункт (“Социальное положение”) с лихвой перечеркивал все остальные. Не наш человек, к тому же состоятельный. Наш народ к шиковавшим на нетрудовые доходы всегда относился с презрением. Гаю Цильнию, к счастью для него, не было нужды заполнять анкеты. Раз уж помог ему, заполню еще одну графу - вне анкеты.

Хобби - любитель поэзии и изящных искусств. В свободное от государственных дел время занимался благотворительностью, материально поддерживал богему. Со временем имя собственное переродилось в нарицательное, и меценатами уважительно стали называть богатых, состоятельных людей - покровителей поэтов, художников, ученых.

Со знанием дела толковал это слово советский языковед Сергей Иванович Ожегов, составитель “Словаря русского языка”, неоднократно в стране переиздававшегося. Меценат в толковании автора: “В буржуазно-дворянском обществе: богатый покровитель наук и искусств. Спортивное меценатство (перен.; неодобр.)”. В формулировке ожеговского словаря - переносный смысл трактуется как неодобрительный. Сергей Иванович дожил до времен (умер в 1964 году), когда слово “меценат”, именно в негативном значении, получило хождение на страницах советских СМИ.

Идея гениальная - партийного бонзу по имени не назовешь, себе дороже обойдется, да и цензура - не дура, не пропустит. Читатели проницательные понимали, остальные догадывались: вмешивались в работу тренеров люди, стоявшие на иерархической партноменклатурной лестнице выше (иной раз значительно) руководителей клубов, спортобществ и физкульткомитета, в чьей компетенции (формально, юридически) - назначение и увольнение тренеров.

После завершения сезона-1969 в восьми командах (из 20) уволили тренеров: в трех из четырех выбывших и в пяти выживших. В 1970-м в ЦСКА Валентин Николаев сменил партнера по легендарной “команде лейтенантов” Всеволода Боброва, в “Шахтере” Юрий Войнов - “долгожителя” Олега Ошенкова, в “Заре” Герман Зонин - Виктора Гуреева, в минском “Динамо” Иван Мозер - Александра Севидова, в Кутаиси Алексей Котрикадзе - Всеволода Блинкова. Еще в четырех командах рокировки произойдут в ходе чемпионата. Возможно, к этим перестановкам и предстоящим руку “меценаты” приложили.

СТАДИОНЫ

Программа обязательная. В этот раз ее подсокращу, подробную ревизию стадионов проводить не буду, пусть спецкомиссия футбольной федерации этим занимается. А на три объекта до приезда проверяющих загляну.

Ростов

Город на Дону мы вниманием не обделяли. Не всегда по собственной инициативе - директор стадиона “Ростсельмаш” Александр Аздариди, долгоиграющий, неувядающий, всегда бодрый, оптимистичный, сам напрашивался, зазывал: приезжайте, посмотрите, опишите с моих слов, как у нас все распрекрасно будет. Заметьте, не есть - будет. Непременно будет, уверял он доверчивых журналистов и снисходительных, добреньких членов инспекционной комиссии. Приезжали, смотрели и рассказывали о существенной разнице между увиденным и услышанным из медовых директорских уст. Воспитанный на советской пропаганде, товарищ Аздариди говорил не о том, что есть (это и сами видели), а во что увиденное приглашенными в ближайшей или более отдаленной перспективе преобразуется.

Вот и сейчас в беседе с корреспондентом местной “Вечерки” признал: “Капризный травяной газон к приезду специальной комиссии должен быть в идеальном состоянии”. Должен быть - не значит, что будет. А пока, как нетрудно было догадаться (журналисту и догадываться нет нужды - сам видел), до идеала далековато. “Если в прошлом году нарекания вызывали запасные футбольные поля, не имевшие ни мест для зрителей, ни ограды, то в нынешнем сезоне эти недостатки будут устранены, - продолжал директор. - Сейчас ведется ремонт трибун и забора в городке для спортивных игр” (“Вечерний Ростов” от 6 марта).

Как комиссия оценила “идеальный” газон (забор в городке для спортивных игр ее вряд ли интересовал), не знаю. Если судить по тому, что матч на “Ростсельмаше” в назначенный срок состоялся, значит, проверяющие из Москвы сочли - играть на этом поле можно.

Ленинград

Администрация ленинградского стадиона, в отличие от ростовского, никого к себе не приглашала, объект имел неплохую репутацию, нареканий не вызывал. А тут вдруг сигнал тревожный из города на Неве поступил, конкретно - от корреспондента городской газеты “Смена” (от 8 марта) В. Михайлова. Что там стряслось? Ничего страшного. Как оказалось, на стадионе имени С.М. Кирова, одном из крупнейших в стране, до тех пор не установили ни электронного табло, ни осветительных мачт, чтобы трудовой народ имел возможность в будни, в вечерние часы, после работы на стадион заглянуть, футбол посмотреть, культурно отдохнуть. Вы понимаете, о чем это я.

Первую проблему, по словам журналиста, решат, причем сразу на двух аренах: “В этом году нас с вами, дорогие ленинградцы, ждут два чудесных сюрприза - новые электротабло на двух лучших стадионах города”, - радостно сообщил В.Михайлов. Срок не указан. Через полтора месяца, 25 апреля, в день первого матча в Ленинграде, туманные контуры попытался очертить коллега Михайлова из “Ленинградской правды”: “Электротабло вступит в строй ГДЕ-ТО (выделено мной. - Прим. А.В.) в середине лета”.

Вторая проблема и вовсе оказалась неподъемной: “Жаль только, что по-прежнему на нашем восьмидесятитысячном гиганте (в случае необходимости он был способен и сто тысяч посетителей разместить. - Прим. А.В.) можно будет играть лишь в светлое время суток. Из-за затянувшихся споров архитекторов так и не начаты работы по электрическому освещению стадиона им. С.М. Кирова” (“Смена”).

На многих советских спортивных объектах уже давно установили искусственное освещение, предмет гордости директоров. Они, так казалось, заочно соревновались друг с другом - у кого мачты выше, числом побольше, лампы осветительные ярче… Культурная столица в этом деле явно оплошала.

Орджоникидзе

Третий объект - стадион “Спартак”. Впервые на его поле состоятся игры союзного первенства в высшем классе. Как там стадион подготовили? Судя по материалу “Социалистической Осетии” (от 24 марта), очень даже неплохо. Во всяком случае, к качеству поля претензий ни у гостей, “зенитчиков” из Ленинграда, ни тем более у хозяев быть не должно. Цитирую: “Дирекция стадиона подготовила поле отлично”. Даже хлынувшему накануне игры дождю испортить его не удалось: группа вертолетов сработала оперативно и качественно - футболисты затруднений на высушенной поляне не испытали.

Украсило праздник выступление на торжественной церемонии председателя президиума автономной республики Северная Осетия товарища Т.С. Хетагурова, похожее на тост, в чем вы можете убедиться, ознакомившись с коротенькими из него фрагментами: “…Сегодня у нас - дорогие гости, наши друзья из города, носящего имя Ленина… Разрешите, товарищи, от вашего имени сердечно приветствовать наших дорогих ленинградских гостей и пожелать им доброго здоровья и больших спортивных успехов!.. Мы все надеемся, что футболисты Северной Осетии при всех условиях будут вести борьбу самоотверженно и честно. Мы уверены, что они оправдают лучшие надежды своих многочисленных болельщиков и почитателей.

Теплые слова хочется сказать в адрес наших строителей, которые в короткий срокпровели большую работу по реконструкции стадиона. Счастливого старта, дорогие друзья и товарищи!”

В заключительной части речи-тоста содержится информация на затронутую нами тему, давшая пищу для умозаключений. Сезон начался необычайно рано, в первой половине марта. В связи с чем в течение марта и части апреля игры проходили на стадионах Закавказья, Средней Азии и Сочи. Погодные условия позволяли назначить встречу дебютанта с киевлянами во Владикавказе. Видимо, реконструкция, о которой упомянул товарищ Хетагуров, затянулась, строители в обозначенный срок не уложились, в связи с чем домашний матч с киевским “Динамо” организаторы первенства в спешном порядке перенесли в Сочи.

“НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ”

Попытки избежать разговора о навязшем в зубах, проникшем в печенку и во все жизненно важные органы календаре, истощавшем нервную систему не только людям, имевшим к нему непосредственное касательство (его жертвам), но и сторонним наблюдателям, разбиваются самим календарем. Ведет себя вызывающе, провоцирует… Люди ведь не железные, дают слабину, поддаются на провокации. Поддавшись, в эмоциональном запале говорят и пишут все, что о нем думают. Автор этих строк не исключение.

Раньше я несправедливо высказывался о его (календаря) анонимных создателях. Имена их долгие годы, как и “засекреченных” ученых, от народа скрывали. Как только “засветились”, поведали о своей черной, неблагодарной работе, огромном давлении тренеров, клубных руководителей, чиновников. Стало их по-человечески жаль. Лично я проникся к ним сочувствием, зауважал и даже симпатией проникся. Осознав вину, приношу им извинения за не всегда тактичные словесные выпады. Да, календарь уродлив, необуздан, взбалмошен. Не вина в том родителей, производили его на свет чистым и непорочным, портила среда, в какой был вынужден вращаться.

Родителей нашего “героя” я представил вам 24 июля сего года в “СЭ”. Напомню их имена: А. Реуэль, член СТК Федерации футбола СССР, дипломированный инженер, и В. Архипов, судья всесоюзной категории. В преддверии прошлого сезона Реуэль устроил для неосведомленных граждан небольшую экскурсию по сложным лабиринтам своей лаборатории. В январе 1970-го к нему, уже рассекреченному, обратился бакинский журналист Н. Коганов с просьбой рассказать о работе над новым расписанием. Автор кое-какие завесы приоткрыл, предварительно предупредив - “не для печати”. Делиться секретом с журналистом то же, что с женщиной, вмиг разнесут по секрету всему свету. 22 января Коганов полученную из первых рук информацию растиражировал через бакинскую газету “Спорт”. Много лет спустя и ваш покорный слуга прочитал только что названный номер этой газеты (и все остальные) и, не обремененный, в отличие от бакинского коллеги, никакими перед Реуэлем обязательствами, поделюсь полученной информацией с вами, уважаемые читатели.

Работал инженер над своим детищем согласно спущенной сверху рекомендации: главное - интересы сборной. “Исходя из этого, - выдал “секрет” Реуэль, - календарь будет построен таким образом, чтобы участники сборной как можно лучше и продуктивней смогли использовать время до начала чемпионата мира… Старший тренер Г.Качалин просил при составлении календаря учесть ранние сроки начала мирового первенства. В связи с этим он рекомендовал провести в марте-апреле не менее семи туров союзного чемпионата.

Если учесть вместе с этим пожеланием интересы тренеров клубных команд, прислушаться к которым мы просто обязаны, то станет ясным, что мне вместе с судьей всесоюзной категории В.Архиповым выпала очень трудная задача. Первые наметки календаря будут отданы на “суд” Г.Качалину. И лишь после того, как он даст “добро”, календарь будет передан на обсуждение в Федерацию футбола СССР”.

ЛОМКА КАЛЕНДАРЯ НАЧАЛАСЬ ЕЩЕ ДО НАЧАЛА СЕЗОНА

Сработали товарищи чиновники совместно с Гавриилом Качалиным оперативно, и уже в середине февраля, за месяц до начала чемпионата, центральные спортивные издания представили читателям готовый продукт. Не скажу, что при виде его гурманы истекли слюной, но казался он вполне съедобным. Однако те самые чиновники, буквально тремя днями ранее одобрившие работу “кулинаров”, поменяли время и место нескольких встреч. Игру “Зари” с минчанами, запланированную в Ворошиловграде, перенесли в Грозный. Как до дела дошло, послали команды в Сочи. Матч московского “Динамо” с “Черноморцем”, запланированный на 21 марта в Самарканде, состоялся 6 мая в Москве. Изменения коснулись не только весенних, но и осенних игр.

В этот раз пертурбации начались не во время, а до открытия занавеса. Когда календарь приступил к исполнению прямых своих обязанностей, его работу по старой недоброй традиции время от времени начальники корректировали. Буду объективен - не так часто, как, к примеру, в прошедшем сезоне, когда молодого, привлекательного, уверенно смотрящего в будущее превратили в глубокого старика. На исходе 1970-го расписание, естественно, изменилось, время никого не щадит, но все же было узнаваемо.

В год чемпионата мира (турниру в Мексике мы уделим пристальное внимание и достойное на страницах “Летописи” место) некоторые внутренние соревнования корректировались спортивным и футбольным начальством, когда это было нужно сборной. Вот и мне пришлось перестраиваться, все темы, связанные с предсезонными хлопотами и проблемами, наступая на горло собственной песне, “упаковал” в две главы. Посему не вижу препятствий уже в следующий раз приступить непосредственно к торжественному открытию сезона и мгновенно за ним последовавшим послепраздничным будням.