«Музыку оценивать гораздо сложнее, чем спорт. У нас нельзя забить гол». Интервью дирижера Никифорчина
В 30 лет Иван Никифорчин — один из самых востребованных дирижеров России. График маэстро, выступающего на главных площадках страны практически в режиме нон-стоп, впечатляет. С Иваном мы познакомились на открытии шахматного турнира «Аэрофлот Опен» — 2025, но смогли договориться о беседе только спустя месяц. За это время Никифорчин был удостоен премии Президента РФ для молодых деятелей культуры (за вклад в развитие отечественной музыкальной культуры), получил приз Художественного театра в номинации «Опера» (за постановку спектакля «Снегурочка» в Большом театре) и был признан дирижером года по версии Международной музыкальной премии BraVo.
В интервью «СЭ» лауреат Первого международного конкурса имени Рахманинова и художественный руководитель Московского государственного академического симфонического оркестра рассказал о любви к волейболу, занятиях греблей на каноэ и своем идеальном выходном.
Много лет симпатизировал «Белогорью»
— Мы познакомились с вами на шахматном мероприятии. Ваше отношение к этой игре?
— Начну с того, что на открытии «Аэрофлот Опен» был отличный заход: история о том, что выдающиеся музыканты и композиторы, не только советские и российские, но и общепризнанные мировые, уделяли большое внимание и проявляли интерес к шахматам. Это действительно интеллектуально-эстетический вид спорта. Сам я не так часто двигаю фигуры из-за нехватки времени, но, думаю, что наступит момент, когда я погружусь в тонкости этой игры.
Если говорить в целом, то действительно многие музыканты увлекаются различными видами спорта. Мы много лет общаемся и выступаем совместно с Денисом Мацуевым. Все знают, что он заядлый болельщик футбольного «Спартака» с юных лет. Неоднократно был свидетелем того, как Денис Леонидович делает все, чтобы не пропускать матчи любимой команды. Даже если находится в аэропорту или в трансфере, то всегда включает трансляцию на телефоне.
— А вы серьезно занимались каким-то видом спорта?
— Когда я рассказываю людям о том, что занимался греблей на каноэ, то это всегда удивляет. Академическая гребля и гребля на байдарках более популярны. Каноэ долгое время занимались только мужчины. Определенных успехов я добился — был второй взрослый разряд. Занимался в секции «Юность Москвы» на Москве-реке. Каждое лето ездили на сборы на Селигер. Счастливое время. Безусловно, в моей жизни был и футбол. Как и многие мальчишки, я с утра до ночи играл во дворе. Но если говорить про игровые виды, то я отдаю предпочтение волейболу.
— Почему?
— Нравится динамичность, вариативность в комбинациях и в то же время эстетика в том отношении, что нет прямого контакта с соперником. И меня всегда это захватывало. Был период, когда я пристально следил за всеми событиями в мире волейбола. Переживал за отдельных игроков, за команды.
— Кто был в фаворитах?
— Из команд я много лет симпатизировал «Белогорью», а из игроков больше всего нравился Вадим Хамутцких (призер Олимпиады, экс-капитан сборной России скончался 31 декабря 2021 года. — Прим. «СЭ»). Он был связующим и делал гениальные скидки. Эти обманные движения, когда все ждали от него паса, в детстве производили на меня сумасшедший эффект.
— Самый запоминающийся матч, который вы видели?
— Конечно, это легендарный финал Олимпиады-2012 в Лондоне. Я был маленьким, но до сих пор хорошо помню ту игру и гениальное решение Владимира Алекно поменять местами Максима Михайлова и Дмитрия Мусэрского. Бразильцы оказались к этому не готовы. Гениальная игра. Не так давно пересматривал ее и еще раз убедился, что жизнь — лучший драматург.
— Сейчас как поддерживаете форму?
— В основном это тренажерный зал, хотя многие мои коллеги любят играть в бадминтон. Недавно познакомили меня с ним, и в процессе игры я осознал, насколько это сложный и интеллектуальный вид спорта. За счет грамотных ударов и скидок можно меньшими усилиями заставлять соперника двигаться. Это интересно.
Дирижер должен знать, чего хочет от каждого оркестранта
— Между тренером и дирижером можно поставить знак равенства?
— Часто размышляю об этом. Дирижер — тот человек, который должен легко вдохновлять людей вокруг себя. Не должно возникать чувства тщеславия. Мол, я руководитель, а вы — подчиненные. Нет, это все на тонком балансе, очень тонком восприятии и ощущении. С одной стороны — команды, с другой — паритета. Уважение к тренеру, дирижеру, руководителю. Это все достигается естественными факторами, и первый из них — это профессионализм. Убежден, что оркестранты сразу чувствуют, когда к ним выходит человек, что он от них хочет, в каком он состоянии.
Приведу аналогию из футбола. Когда в 2008 году Пеп Гвардиола пришел в «Барселону», то, возможно, он сотворил тренерскую революцию. В комбинационном плане, в игре, в стиле. Смотрел много фильмов о том периоде, когда игроки «Барсы» уже по прошествии многих лет рассказывали детали построения той знаменитой команды. Они говорили, что когда Пеп выходил на тренировку, то он 150 процентов знал, чего он хочет от каждого игрока. Тут прямая связь с дирижером. Дирижер на все 150 процентов должен знать, чего хочет от каждого оркестранта, от каждой группы, от каждого солиста. В этом, наверное, и есть залог успеха.
— В прошлом году разговаривали с вашим коллегой Фабио Мастранджело, и он сказал: если дирижер не интересен, то и оркестр не будет играть гармонично. Согласны?
— Естественно. Ты заряжаешь, вдохновляешь, объединяешь людей светлой чистой идеей. Благодаря дирижеру укладывается почерк и стиль игры. Говорю эти слова и понимаю, насколько это подходит под любой вид спорта. У нас есть свои традиции, своя культура, много тонких репетиционных моментов. Как музыканты ведут себя в том или ином оркестре. На репетициях, в общении друг с другом. Дирижер — олицетворение коллектива, его лицо. Представляя весь коллектив, он должен быть на определенной недосягаемой высоте. Если он, конечно, настроен на то, чтобы вести за собой этот корабль, команду единомышленников, людей, которые в него свято верят, готовы приходить вновь и вновь, чтобы полностью отдаваться своему делу и искусству.
Правда, это огромная вера в человека. Представьте. На сцене находятся порядка сотни музыкантов, и они готовы слушать и выполнять те вещи, которые дирижер им предлагает. Где-то это идет с чуть меньшим сопротивлением, где-то — с чуть большим. Это живой творческий процесс. Определенная доля императива, большая доля харизмы, яркости и прежде всего профессионализма. Это те неотъемлемые факторы, которые необходимы профессиональному дирижеру.
— Зачастую мы видим, что тренер может жестко прикрикнуть на своих подопечных. В музыкальном мире тоже происходят такие вещи?
— Абсолютно, но мы об этом чуть меньше говорим. Это рабочий момент, и это нормально. Для достижения цели бывают разные средства. Но тут бы я подчеркнул, что конкретно никогда не перегибаю палку, соблюдаю человеческий баланс. Всегда в первую очередь воспринимаю музыкантов как людей, у которых есть свои сложности, свои проблемы.
Бывают руководители ближе к тираническому образу, которого боятся. Мне ближе другое: общее воодушевление, единение. Это не так легко дается, но и нельзя всех по головке гладить. Так и не получится. Это утопическая модель мира, утопическая модель оркестра, в котором каждый оркестрант приходит сразу подготовленный, идеально всезнающий. Иногда бывают программы, где с первой репетиции все проходит на одном дыхании. Но чаще это тяжелый труд, где есть и кнут, и пряник.
— Не все понимают, что работа дирижера — это сильная физическая нагрузка. Бывает такое, что за выступление теряете по несколько килограммов?
— Могу это констатировать. После долгого репетиционного процесса, долгого концерта, долгого спектакля... А если это театр, то это серия спектаклей. Например, недавно я дирижировал «Свадьбу Фигаро» в Большом театре. Эта легендарная опера идет 3,5 часа, а за три дня мы дали пять спектаклей. Конечно, это не только эмоциональная нагрузка, но и физическая. Но физическая не в том смысле, что мышцы должны зажиматься. У дирижера это очень тонкий момент, когда нужно следить за тем, чтобы, наоборот, нигде не было зажимов, перегибов. Поэтому абсолютно нормально потерять определенное количество калорий. Я отношусь к этому крайне положительно, поскольку это позволяет держать себя в нормальной форме.
— Бывает такое, что за месяц вообще нет ни одного выходного?
— У меня — да. Но есть дирижеры, которые целенаправленно дирижируют мало концертов. Я же нахожусь в том прекрасном возрасте, у меня та творческая жизненная энергия, которая позволяет мне справляться с насыщенным графиком.
Помню, как однажды был период чуть более двух месяцев, когда у меня не было ни одного выходного. Обычно это происходит на стыке декабря и января, когда все жаждут посетить концерты и спектакли. В этот момент очень большая загруженность с абсолютно разными оркестрами в разных городах. В последние годы это обычное явление. Хотя понимаю, что к этому надо относиться очень осторожно.
Нужно контролировать свое эмоциональное состояние, чтобы не случилось никакого сбоя, при котором может пострадать то или иное исполнение. Это может повлечь за собой проблемы для всей большой команды музыкантов.
— Как вы восстанавливаетесь? Можете описать свой идеальный выходной?
— Обожаю поспать. С возрастом понимаю, что сон — гениальная вещь, которая восполняет физические силы и все, что необходимо. Потом — неспешный завтрак вместе с супругой, когда ты действительно можешь никуда не спешить. Если есть возможность и время, то стараюсь оказаться где-то на природе. У меня две крайности. Я обожаю мегаполис, энергию, ритм и темп Москвы. Но если есть возможность оказаться где-то в лесу, то это всегда действует на меня очень положительно. И в завершение дня — спокойное время с книгой. Той, которую давно хотел начать или продолжить. Подчеркну, что это идеальный выходной. Такие бывают крайне редко.
Профессиональное образование дирижера длится 20 лет
— Какой один концерт вы бы могли выделить как зритель?
— Концерт, которые произвел на меня неизгладимое впечатление? Назову сольный концерт Дениса Мацуева в Московской государственной консерватории имени Чайковского. Это был 2008 или 2009 год. Я еще учился в музыкальной школе. Тут все совпало. Это был первый концерт классической музыки, на котором я побывал, и его давал кумир детства, с которым впоследствии меня свела судьба. Спустя много лет, когда мы вместе выступаем на сцене, я это вспоминаю.
— Лучший концерт, который вы давали с дирижерского места?
— Не хотел бы выделять свое лучшее выступление. Все-таки у каждого концерта есть своя невероятная окраска, свои открытия. У нас такая профессия, где очень важно передать эмоции здесь и сейчас. Музыку оценивать гораздо сложнее, чем спорт. У нас нельзя забить гол или первым пробежать дистанцию 100 м. Просто один концерт может оказать на кого-то колоссальные впечатления, на кого-то чуть меньше. И это очень субъективно. Возможно, я достиг самых сильных эмоций на концертах с моим оркестром «Академия русской музыки». Поскольку это мое детище, коллектив, который я создал, можно сказать, с нуля, и каждое его достижение переживаю несколько более особенно.
— Помните момент, когда поняли, что гордитесь своей профессией?
— Сложный вопрос. Недавно был в Кремле, получая награду от Президента России. После церемонии мы общались с Владимиром Владимировичем, обсудили некоторые моменты. Одна из тем заключалась в том, что у нас, как у врачей, очень долгий путь ступеней профессионального образования. Он составляет 20 лет. Девять лет музыкальной школы, четыре года музыкального училища, пять лет консерватории и еще два года ассистентуры/аспирантуры. Такой огромный путь — и нет никакой гарантии, что ты останешься в профессии и будешь востребован. Многие люди сходят с дистанции на разных этапах.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что у меня появилось понимание, что это по-настоящему мое, в музыкальном училище. В музыкальной школе все-таки более общее образование. В музыкальном училище ты идешь целенаправленно и на конкретное отделение. Я был на дирижерско-хоровом отделении, постигая азы искусства. Плюс это самое продуктивное время, 16-20 лет, когда ты как губка впитываешь все, что происходит вокруг. Тогда во мне окончательно зародилась мысль, что я занимаюсь тем делом, которое люблю больше всего.
— Чем российская публика отличается от иностранной?
— Так получилось, что моя более активная творческая карьера началась в момент, когда случилась пандемия, а затем и СВО. Закрыты многие границы, поэтому мне не с чем сравнивать. Да, в январе этого года я выступал с Денисом Мацуевым в Бангкоке, а в феврале — в Абу-Даби, но нельзя сказать, что это культурно-музыкальные мировые столицы. Поэтому воздержусь от развернутого ответа. Нашу же публику очень люблю. Особенно обожаю, когда мы приезжаем в регионы, где для людей это огромное событие. Их воодушевление и любовь передаются артисту, и получается синтез энергии из оркестра в зал и из зала в оркестр. Это гениально. Эмоции, ради которых стоит жить.
— На вас сейчас как-то сказывается международная изоляция?
— Не ощущаю, что мне чего-то не хватает. Как раз говорил об этом Владимиру Путину, получая премию Президента РФ для молодых деятелей культуры. На моем примере можно понять, что для молодых в России есть абсолютно все возможности. Для профессионального образования и для любого творческого развития. У нас самые лучшие концертные залы, выдающиеся оркестры, выдающиеся солисты. Количество концертов гигантское. Честно говоря, не чувствую дискомфорта без возможности выступать в определенных странах.
— Вы несколько раз упомянули Дениса Мацуева. С кем из артистов вам бы еще хотелось поработать?
— Счастлив тому факту, что работал со всеми ведущими солистами страны. Например, с Ильдаром Абдразаковым, Хиблой Герзмавой, пианистом Николаем Луганским, скрипачом Вадимом Репиным, с виолончелистом Александром Раммом, со скрипачом Павлом Милюковым... Боюсь кого-то забыть. Очень рад, что у меня есть прекрасная возможность выступать как с самыми молодыми талантами, так и уже с самыми признанными метрами цеха, с которыми мы в прекрасных и творческих отношениях.
— Недавно в своих социальных сетях вы писали, насколько для вас важен процесс звукозаписи. Могли бы пояснить?
— Мы записали уже три диска. Первый, в 2019-м, с «Академией русской музыки», тогда мы все были еще совсем молодые ребята. Второй — в пандемию с хором «Академии русской музыки». Очень тяжелое время, когда альбом записывался в очень непростых условиях. И недавно записали диск со своим федеральным взрослым коллективом Московского государственного академического симфонического оркестра. В ближайшее время у нас запланирована запись еще двух альбомов. Считаю, что у звукозаписи важная просветительская миссия. Мы едем в метро и можем прослушать любой трек, записанный в середине XX века или год назад. В этом большая сила звукозаписи.
Плюс — это отражение результата, который был достигнут тем или иным дирижером, солистом вместе с коллективом за определенный творческий период. Я считаю, что это необходимо фиксировать. Земная жизнь подходит к концу, у кого-то раньше, у кого-то позже. А записи — это то, что останется после нас. И дело не в тщеславии. Самое главное — запечатлеть музыку в истории. Чтобы потомки и продолжатели нашего дела могли, в чем-то опираясь на нас, идти дальше. Это такой творческий телепорт, которым с легкостью можно управлять.
