С первого участия сборной СССР в олимпийском хоккейном турнире (1956) и до последнего (1988) она выигрывала медали. Почти всегда они были золотыми, только в 1960-м и 1980-м советской команде доставались «лишь» бронза и серебро.
В 1992 году ожидать золота от сборной, которую по инерции называли советской, было сложно. Практически все ведущие игроки выступали в НХЛ, но благодаря Вячеславу Быкову, Андрею Хомутову и целой плеяде молодых игроков, впоследствии ставших звездами (Зубов, Юшкевич, Житник, Ковалев, Каспарайтис, Жамнов, Коваленко и другие), снова удалось занять первое место. Уже тогда было ясно, что дальше побеждать на зимних Играх будет труднее, но мало кто мог предположить, что следующего золота придется ждать 26 лет.
В1994 году в Лиллехаммере состав практически целиком состоял из игроков внутреннего чемпионата. Тогда это была Межнациональная хоккейная лига. Федерация хоккея России переживала раскол. Чтобы рассказать о нем, потребуется не одна статья, а целая серия. Перед турниром существовало две сборные: олимпийская и первая. Одну возглавлял Борис Михайлов, другую — Виктор Тихонов. Обе выступили на турнире «Приз «Известий», где встретились в финале, и именно из них была составлена команда, отправившаяся в Норвегию. Легионерами в окончательном составе были лишь Александр Смирнов, Павел Торгаев (оба — ТПС, Финляндия), защитник Сергей Шенделев выступал в Германии, а Алексей Кудашов — в АХЛ. Героев Альбервилля-1992 Быкова и Хомутова не отпустил швейцарский «Фрибур».
— Формировалась сборная очень странно, — вспоминает чемпион мира-1993, финалист Кубка Стэнли-1998 Андрей Николишин. — Состав поехал далеко не сильнейший.
Стране было в целом не до хоккея, развал в котором был логичным фрагментом общей неприглядной картины. Из тех немногих средств массовой информации, что тогда существовали, транслировалась единственная мысль: ждем первого провала. Обычно цикл подготовки к Олимпиаде занимает четыре года, но Международный олимпийский комитет решил развести зимние Игры с летними, и Лиллехаммер-1994 стартовал уже через два года после Альбервилля.
Тренером был Виктор Тихонов, трижды приводивший сборную к золоту. Но, по признанию очевидцев, пребывал тогда не в лучшей физической и психологической форме.
— Виктор Васильевич был не в лучших кондициях, — говорит Николишин. — Может быть, у него был какой-то кризис. Мне сложно сказать, так как я не работал с Тихоновым раньше. Но в тот момент он многое забывал, собрания были очень длинными, минут по сорок. После говорил, например, «обыграем французов», хотя игра у нас была с немцами. Он мог опоздать на собрание, проспать его. Благо помощники Дмитриев и Юрзинов подхватывали его обязанности, часто вели игру.
Первый матч россияне провели с норвежцами. Слухи о слабости бывшей советской сборной разносились по всему свету, и хозяева турнира всерьез рассчитывали на победу, которой, впрочем, не случилось (5:1).
Затем было поражение от Финляндии. При равной в целом игре поднимавшиеся на хоккейный олимп финны с Саку Койву, Миккой Кипрусоффом, Йере Лехтиненом и Вилле Пелтоненом оставили нашу команду ни с чем — 5:0.
— С финнами мы тогда играли очень тяжело, — рассказывает Николишин. — Юрзинов к тому моменту их тренировал уже два года. У них выработалась определенная система игры, и они били нас нещадно практически постоянно. Причем как на клубном уровне, так и на уровне сборных. Если посмотреть первый матч с ними на Олимпиаде-1994, то кажется, что порой шла равная игра. Но у нас возникали в основном «дешевые» моменты, а у соперника была система. Со шведами и словаками мы играли еще более-менее нормально, а с финнами вообще не могли показывать наш хоккей. Куда ни сунься — везде они. Никак не могли сломать их оборону.
С «Динамо» мы проиграли в финале Кубка европейских чемпионов ТПС, который возглавлял Юрзинов. Мы много контактировали с финнами, постоянно встречались на предсезонке, которая начиналась тогда в конце июня. Проводили от 25 до 30 игр. С «Динамо» колесили по Финляндии все лето. Хоккей у наших соседей шагнул широко. Появилась плеяда классных игроков, работало много наших тренеров: Юрзинов, Борис Майоров, Анатолий Богданов. Сами финны очень работоспособные. В стране построили множество крытых катков, куда пошло заниматься немало детей.
Дальше были закономерная победа на Австрией (9:1) и, как тогда считалось, сенсационное поражение от немцев (2:4). Хотя счет был абсолютно по игре. Тот проигрыш стал символом подъема европейского хоккея и начала тяжелейшего периода для хоккея российского.
Из двух групп по шесть командв плей-офф выходило по четыре. В заключительном матче первого этапа россиянам пришлось биться с чехами (4:3) за выход в плей-офф, а в игры на вылет мы вышли с четвертого места на словаков, неожиданно, как тогда казалось, занявших первое место в группе В.
— В один из дней мы приехали на стадион, а словаки обыгрывали шведов, — говорит Николишин. — Они закончили 4:4, тогда еще были ничьи. В тот момент мы не представляли, что собой представляет их сборная, ведь всегда основной силой Чехословакии были чехи. В той словацкой команде играли Петер Штястны и очень сильная, никому тогда неизвестная молодежь — Шатан, Палффи и другие ребята. Мне очень понравилась их сборная — это были добротные сильные мужички.
В четвертьфинале я постоянно играл на вбрасывании против Штястны. Настоящий монстр — с ним было очень тяжело бороться.
Равная и нервная игра перетекла в овертайм. В одной из контратак исход встречи решил бросок Александра Виноградова.
— Помню этот момент хорошо, — говорит Николишин. — Два защитника откатывались к воротам. Я понял, что мне не пройти. На замахе ушел влево и ногами стал оббегать защитника. Тот начал преграждать мне путь к воротам. Вратарь выкатился на меня, я показал бросок. Краем глаза увидел, что на дальнюю бежит Виноград. Удачно получилось — пас прошел прямо на клюшку, и он забил в пустой угол.
В полуфинал Россия попала на шведов, считавшихся одними из главных фаворитов Олимпиады. Слово Андрею Васильевичу:
— Мы знали, что две команды будут очень сильными — это шведы и канадцы. Видели их на Кубке Глобена в Стокгольме. У канадцев были Кария, Недвед,у шведов —Форсберг и Нэслунд. Все мы одного года, до этого уже не раз пересекались на юниорских турнирах.
По ходу встречи уступали, пару голов они забили в большинстве. При всем уважении к голкиперам у нас не было первого номера. Все три вратаря — Зуев, Абрамов и Иванников — играли, была чехарда. И надежности на последнем рубеже так и не появилось. В концовке Равиль Гусманов попал в штангу. Играть со шведами было можно: несмотря на их силу, мы часто их побеждали. Игра была равная, и поражение вышло очень обидным.
В матче за третье место Россия вновь уступила финнам. В отличие от игры в группе поражение было по всем статьям.
Не только результат, но и сама игра нашей сборной оставляла гнетущее впечатление. Это сейчас стиль «бей-беги» даже в исполнении национальной сборной не кажется чем-то чуждым. В 1994-м после советского хоккея, кружевных позиционок вокруг ворот, забеганий, оставлений при входе в зону и прочих эстетических радостей от хоккея нового образца ныло сердце.
— Вообще играли мы безобразно, — Николишин говорит прямо. — В команде не было лидера. Почему до последнего ждали Быкова и Хомутова? Потому что настоящего международного опыта не было ни у кого. Сашка Смирнов был самый возрастной, но он был ведомым.
По-своем, все игроки были талантливыми и амбициозными, но не было человека, кто связал бы всех воедино. Нас несколько парней из «Динамо», но, например, было много ребят из провинциальных клубов, которые приезжали в сборную совсем с другим отношением. Постоянно где-то что-то хотели урвать, спрашивали: «А нам это выдадут? То выдадут?» Какой там результат! Им нафиг ничего не было нужно! И таких игроков было достаточно.
— На той Олимпиаде я понял, почему Тихонов и Юрзинов в советские времена редко брали ребят с периферии, — продолжает Андрей Васильевич. — Два звена из ЦСКА, по одному из «Динамо» или «Спартака». Редко кто попадал из других клубов. Потому что ребята, которые никогда не выступали на международных турнирах, сразу терялись. Они не знали, как выигрывать медали. Играя за команды из маленьких городов, они привыкли делить матчи — сегодня мы вас, завтра вернем. Во флагманских командах всегда воспитывался дух максималиста, победителя, нас учили вырывать победы на зубах, а у этих ребят такого умения не было. И вот именно в 1994 году мы с этим столкнулись. Пацаны говорили: «Не получилось? Ладно, в следующий раз получится».
Но следующего раза-то не будет! С такой психологией мы ничего не смогли бы выиграть. Но это не вина ребят. Это следствие развала хоккея, того, что гегемония московских клубов закончилась. Наверх выбрались команды, у которых было финансирование, но к тому моменту они еще не имели победных традиций. Хоккеисты получали зарплату и премиальные, и им больше ничего не надо было. Если взять всю сборную, то ребята, попавшие в нее из провинциальных клубов, никогда ничего не выигрывали ни на каких уровнях.
Вновь, как и в предыдущие годы, наша сборная оправдала ожидания. Только на этот раз они были заниженными, и результат вышел соответствующий.
— Сейчас я больше переживаю, чем тогда, — признается Николишин. — В те дни я ходил в эйфории, что играю на Олимпиаде, живу в Олимпийской деревне. Моей мечтой было даже не выиграть турнир, а просто попасть на него! Понятно, что хотел выиграть, стремился, но тогда не совсем отдавал отчет, что это может произойти.
После олимпийского турнира болельщиков нашей сборной охватило гнетущее чувство. Стало ясно, что давно предсказываемые плохие времена в российском хоккее не наступают, а уже наступили. Просвета видно не было. Тогда еще никто не предполагал, что Олимпиада на какое-то время станет турниром всех сильнейших игроков планеты, а герой нашего материала Андрей Николишин — бронзовым призером Игр с участием хоккеистов из НХЛ. Но до 1998-го, пяти голов Павла Буре и тем более до 2002-го года было далеко.
— В 1994-м нам задерживали зарплату, денег не было. Я калымил на машине. Женился, но есть моей молодой семье было нечего! Только за счет игры за сборную нам платили какие-то деньги. Плюс в «Динамо» выплачивали каждому по 1000 долларов за уехавших в НХЛ. Тольятти, Магнитка тогда уже жили хорошо. Зарплаты в тех командах были хорошие, ребята ездили на джипах «Чероки», что по тем временам было немыслимо. Так что Олимпиада им была по фигу, люди порой думали только о своем благосостоянии, и за это их осуждать ни в коем случае нельзя. Я не хочу обижать парней, они были нормальными хоккеистами, но из грязи поднялись в князи, а занять элитную нишу — это не просто бегать с клюшкой по льду. Нужно соответствовать определенному уровню, своему статусу, уметь общаться с прессой, держать себя. Тем более когда речь идет о национальной сборной и на тебя смотрит весь мир. А они были простыми пацанами из глубинки, и им было сложно всему этому соответствовать. Не потому, что они не хотели, а просто потому, что попали на такой турнир в первый раз.
Тот результат так и остался слабейшим в истории нашей сборной на турнирах без участия энхаэловцев. Будем надеяться, что навсегда. «Внеплановая» Олимпиада завершилась красивой серией буллитов, где Петер Форсберг продемонстрировал всем «буллит Форсберга», который еще раньше то и дело забивал Алексей Жамнов за «Виннипег». А еще она осталась в архивах в виде странного шлема у героя нашего материала.
— Покойный сервисмен Владимир Александрович Меринов сказал: «Андрюха, мы играем в красных шлемах, твоя маска белая — так нельзя по регламенту». И он обмотал ее мне красной лентой. Она и так была тяжелая и неудобная, перевешивала шлем!
Я сломал челюсть перед Новым годом и пропустил из-за этого Кубок европейских чемпионов. Поехал на него, но не играл. И мне сказали, что в ближайшие два-тримесяца если тебе попадут в челюсть, то не избежать повторного перелома, так как ничего еще не срастется. Пришлось играть в этой маске. Сказали — либо в ней, либо вообще не будешь играть. Но впереди была Олимпиада — мне хоть в чем было выходить на лед, пусть даже в рыцарском шлеме.