Жизнь и работа в Китае. Как Винер спасла от смерти. И причем тут квадроберы? Огромное интервью Анастасии Близнюк
Популярность
— Если бы ты шла по парку в Китае, какая на тебя была бы реакция? В Москве пока тебя никто не узнает.
— Сейчас, конечно, после Олимпийских игр огромный бум случился на меня, на мою нестандартную внешность для китайцев. Они все подбегают, во всех торговых центрах. Просто идешь по улице, они все бегут, узнают. Это и приятно, и немножко странно и непривычно. Проходишь паспортный контроль, пограничники встают со своих мест. До этого со мной не в Пекине, наверное, в Шанхае и других провинциях фотографировались из-за нестандартной внешности.
— Потому что блондинка?
— Да. Сейчас они все знают. Подходят: «Это вы!» Показывают фотографию, начинают фотографироваться. Либо просто тебя фотографируют, и ты «ну, ладно». Это не очень приятный момент, когда они вот так фотографируют и делают вид, что они делают селфи.
— Исподтишка?
— Да. Когда подходят, я всегда очень рада. Сфотографироваться очень приятно, но, когда так, не очень. Причем я уже маску надевала, кепку, волосы сложу. Они все равно меня узнавали.
— То есть ты как голливудская звезда — шифруешься?
— В их соцсети «Красная книга» несколько моих фотографий в популярном и фото Анджелины Джоли. Как-то в один день после Олимпийских игр проснулась знаменитой.
— Это дает тебе какие-то бонусы?
— Максимум из бизнес-класса приносили водичку: «Я вас знаю». А так начали писать и предлагать какие-то рекламы и сотрудничества, но пока я ни с кем не подписала контракт и ничего пока не снимала. Но уже в Китае со мной две передачи сняли.
Животные
— Часто ли ты бываешь у себя дома в Москве?
— Когда тренировалась, не всегда удавалось приехать домой. Это были сборы, и квартира стояла. Но раз в неделю, когда отпускали, получалось приехать. Сейчас, разумеется, нет, потому что я все время в Китае.
— Расскажи про дом, где ты родилась.
— Я родилась в городе Запорожье в большой семье. Вообще нас три ребенка в семье. Старшая сестра, я средняя, и у меня есть младший братик. Бабушка, мы всегда жили с бабушкой, папа, мама, дедушка. Когда я уже помню, скажем так, у нас было две квартиры. В одной квартире мы все вместе, а в другой прям рядышком дедушка жил отдельно от всех. А бабушка прям с нами жила. Очень много всегда было домашних животных. Три кошки, две собаки, у дедушки еще кошка и собака, шиншилла. То есть всегда у нас было много животных. Была большая собака. Либо это была кавказская овчарка, либо немецкая овчарка, кошка лысая. Все так разнопланово было.
— Ты сейчас не можешь завести животное, потому что все время в разъездах. А вообще хотелось бы?
— Я мечтаю о большой собаке. О ретривере. С самого детства, потому что я смотрела мультики и фильмы про собак и вообще бегала на четырех лапах, на четвереньках.
— Сейчас же очень модно строить из себя животных. Вроде это называется квадробингом.
— Я бегала. Я искренне верила в то, что я собака. Я пристегивала от маминой сумочки цепочку-ошейник и бежала как в упряжке. Представляла, что я собака. Каждое утро, когда я просыпалась, я включала мультик либо фильм про собак. Там был один из моих любимых фильмов Fluke про собаку. Если я сейчас его поставлю, то я буду плакать, естественно. А когда маленький, ты наслаждаешься. Это моя большая мечта. Пока несбыточная, потому что я очень ответственно к этому отношусь. Потому что собаке нужно место, много места. И постоянное внимание. Поэтому пока, к сожалению, не удается завести. Кто следит за моими соцсетями, знает, что у меня есть две маленькие крыски.
— Ты их еще в Китае завела?
— Да. У меня они живут в Китае. Я завела в Китае.
— Как зовут?
— В переводе — Сладкий Пончик и Печенье.
Язык
— Ты завела аккаунт в Красной книге?
— Да, я завела. Я сначала думала, не буду, а потом — что я теряю? Завела. У меня буквально за сутки 20 тысяч. Потом уже за 50-60 тысяч. Притом что я только три фотографии выложила. «Здравствуйте, это я. Теперь я буду вести блог». И выставила еще одно селфи. Планирую плотно взяться за это дело и, возможно, еще где-то зарегистрируюсь у них.
— Как ты общаешься со спортсменками и со своими фанатами?
— Если пишут, я, конечно, ничего не понимаю. Какие-то элементарные иероглифы понимаю, как «спасибо», «пожалуйста», «я люблю тебя», «ты мне нравишься», «скучаю». У меня всегда есть переводчик, и могу написать сама «спасибо» или thank you. Либо лайк поставить. А с командой на тренировке уже выучила очень много слов на китайском языке. И, наверное, мне этого достаточно. Но если мне что-то нужно про психологию, то, конечно, это нужно на английском языке. И девочки уже лучше понимают английский, многие занимаются с учителями. Плюс тренер понимает английский язык, и, если что, она переводит им на китайский. Если мы сидим и у нас собрание, мы пытаемся их мотивировать, успокоить перед стартом. Очень много работы в Китае у нас было с головой на поддержку детей. Наверное, это отличалось от моей команды. Тебе могли рассказать в рабочем процессе какую-то историю, и ты тренируешься, делаешь. В Китае, помимо того что они работали достаточно много, примерно так же, как мы, мы еще с ними разговаривали. Были дни, когда мы переключались, с головой работали.
— Тренировка длится восемь часов. Могли час или два посвятить психологическому состоянию?
— Примерно. Это могла быть какая-то разгрузочная тренировка. Например, по средам одна тренировка, и она отличалась от одной тренировки, допустим, когда я тренировалась. У нас одна тренировка, мы должны быстро сделать прогоны и закончить. У них по средам всегда powershaning, силовые нагрузки. Утром просто переброски, какие-то маленькие части, и дальше мы могли с ними долго разговаривать. Или мы очень много смотрели разные соревнования. Идет Кубок мира — мы все смотрим этот Кубок мира. Анализируем, считаем, у кого какой набор. Соответственно, либо меняем программу, либо говорим: «Смотри. Она здесь хорошо делает». Плюсы находили. Смотрели своих соперников. В России нет такого, что ты сядешь и будешь смотреть.
Папа
— Расскажи про своего папу.
— Да, когда начинают говорить про моих родителей, в данный момент про моего папу, мне очень приятно. Я совсем маленькая была, я говорила: «У меня папа футболист! Он вратарь! Он два метра!» То есть гордилась и всем рассказывала. Возможно, улавливать мяч — это гены. (Смеется.) Когда я была совсем маленькая, мы с мамой ездили за папой в разные команды, когда папу продавали в разные команды. И я путешествовала все время с мамой и с папой. То есть моя сестра могла остаться с бабушкой, но меня брали всегда с собой.
— Какие самые запоминающиеся моменты из переездов с родителями?
— Я всегда очень любила ребят из папиной команды. Я всегда дружила со всеми. Меня знала вся команда.
— Это уже были взрослые мужчины, а ты ребенок.
— Я думала: «Я вырасту, вот этот мне ничего». То есть я уже присматривалась. Они любили со мной играться. Я была веселой, чересчур веселой. Я юморила. Могла начать говорить в компании, меня действительно все слушали, уделяли мне внимание. Все прямо в слезы смеялись, потому что я немножко юморила. Мой папа по восточному гороскопу Бык. Я сидела и говорила: «Моя мама принцесса Калла. Это львица». Все — «ха-ха-ха». Я говорила: «А мой папа Бык!» И все еще больше! Такие тонкие моменты, молодые ребята, им было по 22-25 лет. Такой возраст, когда все вместе тусовались.
— Тем более тогда на сборах не было такого количества развлечений, как сейчас.
— Наверное, 1998 год, 1999-й.
— Мужским вниманием ты в детстве была не обделена?
— Да.
— Где сейчас твой папа живет?
— Мой папа живет в Запорожье. У нас с ним хорошие отношения. Как раз сейчас он мне написал, спрашивает: «Как дела?» Сегодня какой-то православный праздник, я еще не открывала сообщения. Папа очень много мне передал в плане верить в себя, никогда не сдаваться. Всегда с самого детства, когда я попала в Москву, он мне говорил: «Давай, покажи, что ты Близнюк! Заслужи свою фамилию!» Я всегда думала: «Надо заслужить свою фамилию. А если я подведу?» У меня была такая цель, чтобы знали, кто такая Близнюк.
— Что папа сказал, когда ты стала олимпийской чемпионкой и великой спортсменкой в художественной гимнастике?
— Наверное, как раз, когда первую Олимпиаду выиграла, он сказал, что я заслужила свою фамилию. Когда была маленькая, мне не особо нравилась моя фамилия. Но сейчас мне нравится, что не на каждом углу ее услышишь. Поэтому иногда скажут «Близнюк» — плюс-минус в футбол или в гимнастику попадут, понятно, наверное. Конечно, много есть однофамильцев, но я, чтобы так встретиться и начать разговаривать, не встречалась.
— Ты думала над тем, будешь ли ты менять фамилию, если выйдешь замуж?
— Всегда хотела, но сейчас очень сложно переделать документы. Поэтому — нет. А так вообще не против этого, конечно.
— Твои родители разошлись, но осталось ли вот это сплочение, о котором ты рассказывала?
— У меня хорошие отношения со всей семьей. Мама с папой общаются, но редко. Если это какие-то важные дела и касается здоровья кого-то из семьи. Я — середина. С мамой очень хорошо, с папой хорошо.
— Ты мостик между ними?
— Да. Просто с мамой я могу быть каждый день на связи. С папой, конечно, не каждый день, но на связи.
— Остальные родственники сейчас где живут?
— Все там живут.
— В Запорожье?
— Да. К сожалению, после Олимпийских игр как раз 12 августа не стало моего дедушки. Поэтому я все равно думала, что это часть моей победы. Конечно, выиграли девочки, они молодцы, но я подумала, что дедушке тоже посвящается эта победа. То есть бабушка рассказывает, что они показывали дедушке 11-го числа новости. Он читал все, что написали. Была статься «Легенды России». Он читал, гордился. Да, к сожалению, 12-го числа его не стало.
— Как здорово, что он увидел, что внучка — тренер олимпийских чемпионов.
Как попала в Поднебесную
— Как ты попала тренером в Китай?
— В один день, когда я травмировалась, у меня сильно заболели бедра. Я начала серьезное лечение. Сначала одно, потом из-за того, что я упиралась и берегла при ходьбе травмированную ногу, другая тоже заболела.
— Это уже после Токио?
— Да, это после Токио, после чемпионата мира, когда пришел новый тренер в команду. Вообще специфика упражнений поменялась. Всю жизнь я никогда не надевала грузы в своей карьере на себя. А тут мне и грузы на ноги надели, и резину дали. Я думаю, что, скорее всего, из-за этого. У меня никогда не было проблем с растяжкой. Меня позови — я всегда размята и ногу заброшу в разные стороны. Я, может быть, не такая гибкая, но растяжка, особенно боковая, у меня природная очень хорошая. Меня начали закачивать, что в какой-то прекрасный период моей жизни я не смогла стоять на двух ногах и просто рисовать ленточкой. Чувствую, что у меня уже просто ноги подгибаются. Просто не знаю, на какую ногу встать. Я подошла и сказала: «Извините. Я больше не могу». Мне сказали: «Ладно. Иди к врачу». Ну и мы договорились, что я пойду на МРТ. Потом начали лечение. Я сидела дома. Не могла спать и перевернуться. Мне нужно было обязательно подушку между ног положить. Я очень плохо спала какое-то время, ходила еле-еле. Слава богу, в жизни сейчас это не беспокоит. Но после лечения осталось, что как будто я поднимаю ногу и здесь, в бедре, у меня стоп. Я сидела дома с мамой. И в этот момент позвонил какой-то номер. Я в принципе никогда незнакомые номера не беру, но почему-то этот взяла. И мне говорят: «Здравствуй, Настя! Это Паша Занозин». Я думаю: «О, здорово! Здравствуйте, Паша!» Он говорит: «Китай сейчас собирает тренеров, спортсменов в китайские сборные. Ты бы не хотела попробовать?» Я говорю: «Я бы хотела, но мне нужно все равно спросить разрешения у Ирины Александровны (Винер. — Прим. «СЭ»)». Он сказал: «Я другим девочкам предлагал, они сказали, не будут спрашивать разрешения«. Я сказала: «Они не действующие спортсмены, а я еще действующий спортсмен, просто в данный момент я травмирована». Он говорит: «Делай как хочешь». Я позвонила Ирине Александровне, попросилась приехать. Она как-то добро на приезд не давала. Она, может быть, боялась в этот момент, что я как раз приеду и скажу, что, скорее всего, я все. И в один прекрасный день я купила цветы, села за руль, приехала. Звоню ей. Она: «Настенька, привет!» Я говорю: «Ирина Александровна, я к вам приехала. Пустите?» Она говорит: «Что? Уже приехала?» Я говорю: «Да». — «Заходи».
— Ты прям домой к ней приехала? Или на базу?
— Да, прям домой.
— Как снег на голову свалилась!
— Она мне говорит: «Ну, что ты мне скажешь?» А я: «А что вы мне скажете?» Она говорит: «Я тебе ничего не скажу. Сейчас, скорее всего, соревнований не будет». Я села. Мне сделали чай. Я говорю: «Ирина Александровна, мне предлагают поехать в Китай. Можно мне, пожалуйста, попробовать?» Она: «В Китай? Я думала, ты поедешь к маме в Австралию». Я говорю: «Пригласили в Китай. Я бы хотела попробовать». — «Ну, езжай попробуй». Ну и все. В принципе мы хорошо посидели. В жизни она вообще открытая, другой человек. Добрая, отзывчивая. Мы с ней хорошо пообщались. И все. Я села в машину и уехала. Связалась с ними онлайн, поговорила. Был звонок с тренерами.
— Был же звонок с министром спорта Китая?
— Там была большая делегация.
— Это все в Zoom было?
— Да.
— Расскажи об этом. Как это все происходило?
— Тогда у меня был переводчик. Они мне задавали вопросы: был ли у меня до этого опыт тренерский.
— А у тебя же был.
— Да. Я заканчивала гимнастику и тренировала сборную Бразилии, полгода второй состав сборной России. Молодежную сборную России тоже полгода. Я все им это начала рассказывать. И они мне начали какие-то перебивки. Сколько вы тренировались в день? Я говорю: «15 часов». Они говорят: «Нет. Сколько вы тренировались в день?» Они услышали тот же ответ. У меня было такое, что перед Токио мы тренировались 15,5 часа в день. И тогда они: «Вау!» Вопрос был такой: «Вы согласны, если команда будет тренироваться целый день? Это 8-9 часов в зале». Я ответила им про 15 часов, на что они подумали: «Может быть, это в неделю?»
— Ты не думала о том, что тебе предлагают меньше работать?
— Кстати говоря, когда я вернулась второй раз в спорт, после завершения карьеры, я не помню, чтобы у меня были какие-то травмы, которые мне на 100 процентов мешали тренироваться. Конечно, мы спортсмены, у нас каждый день то колено, то спина, то стопа. Это нормально для нас. Но не было, чтобы у меня была травма, что я не могу идти или все. Было такое, что просыпаешься — и у тебя вот такая нога. Тебе страшно, но ты идешь тренироваться. Мне кажется, из-за того, что у меня уже вот этот переходный возраст прошел, наверное, кости были крепкие. Поэтому по дороге к олимпийскому сезону очень много девочек, особенно юных, переломалось. Потому что мы вроде в начале сезона и не так много делали. Обычный тренировочный день нормальный был. Самый стандартный. То есть не с утра до вечера. Девочек становилось меньше и меньше, потому что многие не выдерживали.
— Не было мысли, что если китайцы тренируются по девять часов, то и хорошо? Ты просто правдивый человек?
— Я просто рассказала, как у меня было. Еще было интересно то, что, когда я приехала, начала с девочками общаться, они говорят: «Зачем ты это сказала? Зачем ты это рассказала?» Я говорю: «Ой, не подумала. Извините». Но мы не тренировались 15 часов в Китае, конечно.
Болезнь
— Можно ли было избежать ситуации, когда у тебя отказали почки? Это одна из самых трагичных историй в твоей жизни.
— Я поехала в Анапу на мастер-класс на четыре дня. Это геморрагическая лихорадка, хантавирус. Болезнь грызунов. Где-то по банке пробежалась крыска, мышка, и потом ты потрогал или вдохнул даже. И ты можешь заболеть.
— Можно даже воздушно-капельным путем заразиться?
— Да, вдохнуть. Если у тебя сильный иммунитет, у тебя идет две недели инкубация, может температура подняться, и все. И ты нормально перенес. Видимо, у меня был очень ослабленный организм, что мне дало на почки. И у меня отказали почки.
— Сколько тебе тогда лет было?
— В 2014-м — 20 лет.
— Насколько он был ослаблен, что у тебя почки не выдержали? У тебя же раньше не было проблем с почками?
— Да, не было. Мне кажется, потому что я резко закончила спорт. Вчера была на чемпионате мира, и дальше я физически нагрузку не продолжала. Вообще без спорта в своей жизни. Мне кажется, это тоже свою роль сыграло. Все поменялось. Да, я заболела. Сначала лежала несколько дней. Я думала, что это обычная ОРВИ, простуда. Сначала почувствовала себя нехорошо. Ехала в поезде обратно с мастер-класса, чувствую, мне нехорошо. Чувствовала: температура. На следующий день вроде нормально. К вечеру опять: смотрю — 37. Вечером — 38. Выпила «Колдрекс», побежала. Потом где-то к четвертому дню просыпаюсь утром, уже странный был сон. Беру градусник, у меня 40 с лишним. Притом что я недолго держала градусник и прижимала не сильно к себе. Возможно, там все 41, я не знаю. Я позвала тетю, я как раз тогда у нее жила. Она вызвала скорую. Скорая приехала и сказали: «Ничего страшного. Это ОРВИ. Мы не можем взять ее в больницу», потому что тогда я переделывала паспорт. Они сказали: «У нее нет паспорта». Сказали: «Ничего страшного». Укол сделали и уехали. Потом я позвонила уже Ирине Александровне и спросила каких-то врачей, куда можно обратиться. Мне не к кому обратиться в Москве, я не знаю ничего. Мне дали врача, и этот врач меня консультировала по телефону. Нужно сдать анализы, ничего страшного. Я говорю: «Когда я сажусь на кровать, у меня в ушах звенит. Когда лежу — нормально. Когда сажусь, опять звенит». Все нормально, туда-сюда. Пока сделаете анализы. Пока эта женщина себя так вела, я написала врачу, который был у нас в сборной. Как раз когда я была. Зинченко Леонид Иванович. Он приехал ко мне в тот же день, поставил мне капельницу. На самом деле слава богу, что он ко мне приехал. Потому что он, когда меня увидел, сказал моей тете, что, возможно, она очень тяжелая. Он боялся вообще, что я до утра не дотяну. Он как раз договорился с ФМБА. Сам позвонил в ФМБА, и меня уже на следующий день приняли и уже сразу положили. И к вечеру мне начали делать капельницы.
— Как он понял? Что-то начало меняться в твоем облике?
— Да. Наверное, я уже тогда отекла и меня рвало. Это были большие пакеты. У меня уже интоксикация пошла. Как трава все было ярко-зеленое. Я не могла даже до туалета дойти, шатало.
— Какой кошмар.
— Из-за того, что меня очень много выворачивало, у меня полопались капилляры в глазах. Кровяные глаза были, красные полностью. В больнице ФМБА меня положили на капельницу, и к вечеру меня уже забрали в Боткина, ночью. Я, честно говоря, не понимала, что со мной происходит. Я по сей день думала, что я просто отравилась. Все нормально. Сейчас я тут пролежу пару деньков и выйду.
— Ты показывала фотографии оттуда. Ты везде там улыбалась.
— Это я уже в Германии показывала. Поступила сразу в Боткина. Врачи подходят: «Звонила ваш тренер Ирина». Я думаю: «Откуда она знает, что я здесь?»
— Мама сказала?
— Наверное, да. Я к этому вообще спокойно относилась. У меня в палате было три человека помимо меня. Потом девушку вывезли, и нас стало всего трое. Больной был дедушка и женщина, которая поступила ночью с отравлением. Я думала: «Скоро выйду». И когда ко мне пришла мама, заходит в слезах, я говорю: «Ты чего ноешь? Все нормально. Не надо здесь ныть». Хотя я с мамой очень близко общаюсь. Я думала, что со мной ничего страшного, а она там панику нагоняет. Потом я смотрю — папа заходит. Я думаю: «Папа прилетел. Папа-то что здесь делает?» У меня сестра попала в кому в 2011 году. Была авария, машина перевернулась несколько раз. Она сидела на заднем сиденье и головой билась.
— Сейчас с сестрой все хорошо?
— Слава богу, она абсолютно нормальная. Она лечилась тоже в Израиле. Папины команды собирали деньги, сделали самолет и так далее.
— «Ростов»?
— Разные команды. Когда я увидела папу, я подумала, что они собрались вместе опять, когда что-то случилось. Со мной же ничего страшного.
— У тебя не было жутких мыслей, что семья с тобой прощается?
— Я думала: «Что они все? Ну и попала в больницу. Завтра выйду. Вы чего?» Мне кажется, мне это помогло, это состояние оптимизма, что со мной все нормально. Я не думала, что что-то плохое случилось.
— Меня восхищает твой оптимизм.
— Да. Ко мне ночью приезжает Ирина Александровна. А я в принципе на спине не могу спать, раньше особенно. У меня еще датчики, я вообще перевернуться не могу. Это нельзя назвать сном. Я скорее ждала, чтобы прошла ночь. Ко мне подходят, говорят: «Извините». Я глаза открываю. «К вам приехали. Можно впустить?» Спрашиваю: «Кто?» — «Ваш тренер Ирина Александровна. Можно впустить?» — «Да». Просто я даже не поверила, как она может. Я смотрю на часы. У меня зрение — 100 процентов, а я смотрю и не вижу эту стрелку. Потом мне мама уже в Германии рассказала, что осложнение дает, можно не видеть при этой болезни тоже, помимо отказа почек. Я же не поверила, что в четыре часа утра ко мне заходит Ирина Александровна. В маске, и у нее накрашенные глаза. Я думаю: «Ничего себе! И вы пришли!» Она мне говорит: «Моя любимая, моя хорошая Настенька». «Мамочка» она мне говорит. Она говорит о том, что, когда человек болеет, нужно много говорить «мама». Это слово лечит. Она говорит: «Ты так прекрасно выглядишь! Не знаю, что там твоя мама сказала, все хорошо». Я думаю: «Мама накручивает. Я отлично выгляжу». Для меня это еще на самом деле психологический момент. Она меня приподняла. И говорит: «Я бы сейчас тебя расцеловала, но не могу. Правила такие. Ну ладно, отдыхай». Постояла и ушла. И в этот момент они как раз решали вопрос. Вызывали лучших врачей Москвы, чтобы понять, могу ли я лететь.
— Ты летела отдельным бортом?
— ФМБА дало борт. Я прям лежа, с врачами. Три или четыре врача. Мама тоже была.
— Почему решили, что тебя нужно лечить в Германии?
— Это было желание мамы. Ирина Александровна тогда была не в Москве. Она как раз в этот день прилетала. И мама попросила, чтобы ее как-то состыковали с Ириной Александровной. У моей мамы же не такие близкие отношения, чтобы написать сообщения Ирине Александровне. Люди помогли очень сильно, мой друг, по сей день общаемся. И мама ее встречала. И когда сказали, Ирина Александровна же вся шла красивая, на каблуках с дня рождения. Спрашивает: «Настя Близнюк. Что с ней?» И все заплакали. Она в больнице, в реанимации. Тетя, мамина сестра, которая жила в Москве, она начала объяснять эту ситуацию, что так случилось. Они сразу начали договариваться, звонить. Ирина Александровна сняла с себя эти каблуки, ей дали тапки. Она сразу погрузилась в это все. Огромное спасибо ей и также Алишеру Бурхановичу (Усманову. — Прим. «СЭ»), который помогал очень сильно в Германии, чтобы мама там была, жила.
— Что тебе помогло выкарабкаться? У тебя сильный ангел-хранитель?
— Я думаю, что, конечно, это все вместе. Начиная от лечения, когда мы приехали в Германию. Четко погрузили сразу в скорую помощь. Мне сразу начали диализ. Сказали, что им все равно на результаты анализов, которые сделали в Москве. Они будут делать все анализы по новой. Это было очень ответственно. Конечно, врачи. Конечно, это мамина поддержка, Ирины Александровны, Алишера Бурхановича. Он тоже помогал, хочу его тоже выделить. Ирина Александровна постоянно каждый день звонила, спрашивала, как я, как анализы все. Когда как раз я поступила в больницу после перелета, анализы ухудшились, стали еще хуже. Ирина Александровна боялась меня в принципе отпускать, хотела, чтобы врачи прилетели. Но моя мама как раз в аэропорту умоляла, чтобы меня увезли. И когда она позвонила и спросила, как я, мама сказала, что анализы хуже. Ирина Александровна обиделась и сказала: «Я так и знала». Это мне уже рассказывают девочки, что в этот день она зашла в зал и сказала, собрала весь зал, всех тренеров и сказала: «Дорогие друзья. Настя Близнюк умирает». И в зале стоял рев. Но, слава богу, и ангел-хранитель, и вера в Бога, и все. Я сильная, и все в совокупности так сложилось, что я продолжила жить, слава богу.
— Как сейчас твое здоровье? Ты сталкивалась с традиционной китайской медициной?
— Да, у меня как раз, когда я приехала, была история с бедром. Мне помогали врачи команды. Тоже иголки и процедуры какие-то делали. Сейчас, слава богу, все нормально на сегодняшний день. Не обращаюсь и вообще стесняюсь лишний раз подойти в команде к врачам. Сильно голова болит — мне могут делать массаж шеи. У меня позвонок вылетает, они мне раз поправят — у меня ясность в глазах.
— Почему стесняешься?
— Не знаю. Как-то к своим легче подойти. Мне кажется, человек занят. Не мой врач, скажем так. Но я, если честно, вот это все люблю, все неординарное, иголки. Хоть и страшно, но все равно. Все это очень люблю.
— Ты пиявки ставила? Что-то необычное делала?
— Нет. Такого боюсь.
Экзотика
— Ты в Китае сейчас очень популярный человек? Где ты там сейчас живешь? В замке, как и положено звездам?
— Сборная команда для меня просто снимает номер на базе.
— То есть как в Новогорске спортивная база?
— Нет. Это обычный университет, и в университете есть здание для спортсменов. Тут прыжки на батуте, гимнастика и еще какой-нибудь вид спорта. Бадминтон, например. И просто на этой территории есть наш зал.
— Есть же какой-то ЖК, где тебе снимают квартиру?
— Хотелось бы, но нет.
— Но суперпопулярным людям в Китае делают же все условия. Витас, например.
— Я не такая популярная, как Витас. Во-вторых, я сама себе сняла квартиру после года того, как я находилась на базе, и там иногда остаюсь.
— Что самое экзотическое ты пробовала в Китае?
— Когда приехала, девочка меня пригласила на день рождения и сказала, что все это едят и нужно это попробовать. Выглядело это, конечно, странно.
— Как?
— Как мозги. Это был мозг, но она сказала, что все это едят. Это нужно попробовать. Я кусочек попробовала, но, когда мне сказали, что это был свиной мозг, мне было не очень хорошо. Как-то ем что-то острое, и мне сказали, что это кишки. Это была случайность. Это было не намеренно.
— А специально ты никогда не хотела что-то такое попробовать?
— Нет. И не мечтаю об этом. Вообще нет. И змей они едят некоторые. Допустим, тренер и девочка одна в команде все это любят. Я говорю, что нет. Я не собираюсь.
Без премий и подарков
— Китайский спорт довольно закрытый. Тебе удалось что-то европейское и русское в него привнести?
— Да, ты права. У них все строго. Нельзя снимать свой тренировочный процесс, выставлять. Сразу это обговаривали. Я человек, который немного выставляет, поэтому я даже не планировала. У меня нет необходимости выставить и пропиариться, что мы вот такое делаем. Конечно, на этом можно собрать много подписчиков, но у меня нет такой цели. А так, конечно, мы начали использовать другие предметы. Я говорила: «Давайте разукрасим как-то наши бедные ленты».
— Хотя известный китайский шелк, фарфор. А ты говоришь, бедный цвет.
— Ну, цвет у нас был неоригинальный, хотя это бренд художественной гимнастики. Просто он не такой special. Мы специально под Олимпиаду красили ленты. Мы заказали купальники здесь, в Blesk. Один комплект — два купальника мы сделали у китайского мастера и один комплект — два купальника мы сделали здесь. Про музыку рассказывала, что не надо брать два китайских мотива. Послушали тоже. Что нужно со всеми стараться общаться на соревнованиях.
— Нужно легкое общение. Китайцы часто закрытые.
— Да, нужно общаться. Иногда кто-то проходит, можно спросить: «Вам понравилось?» Могла пройти тренер, который тоже параллельно с тобой тренирует другую команду и сказать: «Ой, мне понравилось». То есть как-то стараться коммуницировать друг с другом. Я думаю, что они в этом плане намного лучше стали.
— Какие слова ты нашла для своих спортсменок перед важным выходом?
— Мы закончили пятыми в квалификации. Притом что мы не делали никаких потерь. Мы открывали соревнования, были первыми. Конечно, я понимала, что судьи будут строго относиться, но, когда мы закончили пятыми, я, конечно, подудивилась. Потому что кто-то терял и получал оценку выше, чем мы без потерь. Мы даже на первый вид программы подали протест. Хотя мы все время вставали, потому что нам не была видна раскладка, какая бригада сколько нам поставила. Мы подходили именно к столику, где подают протест. Многие думали, что мы после каждой программы подавали протест четыре раза, но это не так. Мы только после первых обручей подали протест. Его отклонили, потому что у нас в художественной гимнастике только на DA и DB можно подать протест. У нас как раз DB и DA были хорошие оценки, а вот артистика почему-то была низкая.
— Это субъективный вид спорта. Кому-то понравилось, кому-то нет.
— Мы сразу же с конца соревнований надеялись, что попадем в восьмерку. Мы реально надеялись, что надо войти в восемь. Я на самом деле в первый день сказала, что сегодня самое главное, я такого никогда не говорю, — нужно держать предмет в руках. Как хотите, держите предмет в руках, не роняйте. Это ваша задача всегда, потому что я им говорю: «Ловите все в одну руку». Лучше потеряйте, но сделайте так. Здесь, в квалификации, я понимала все — Олимпиада, и говорила: «Ловите. Если хотите, ловите в две руки, но главное — держите предмет». Мы приехали в Олимпийскую деревню. После того как мы поели, у нас было собрание. Я очень оптимистично сказала: «Смотрите, если мы пятые, то мы завтра пятыми выходим. Если мы шестые, то мы выходим завтра последними». Там ротация происходила, и она уже была известна месяца за два. Какое ты место займешь, под таким номером ты выступаешь. Они говорят: «Пожалуйста, пятые». Я говорю: «Хорошо. Сейчас будет». И сейчас соревнования, они остаются под пятым номером. И говорю: «Смотрите, как все хорошо. Мы закончили пятыми. Пять олимпийских колец, вас пять. Все будет хорошо. Я в вас уверена, вы столько тренировались, но завтра уже просто словить этого недостаточно. То есть завтра вы должны выполнять свою программу на все 100, показать свою красоту и все, чему вы научились. Я в вас верю». Вся поддержка и мотивация, чтобы им было не страшно. Я говорю: «Вы уже были на опробовании, два раза вышли сюда, то есть три. И завтра как раз будет пять раз, когда вы вышли сюда».
— Ты все подвела под эту пятерку, которую они хотели?
— Да. Я все им рассказала, успокоила. Говорила: «Не надо бояться. Мы с вами. Мы же вместе на ковре. Вы каждый день вместе на ковре. Та же музыка, те же предметы. Те же самые упражнения».
— Продумывала ли то, что скажешь им, если они провалятся?
— Думаю, я не продумывала, честно говоря. Это бы пришло как-то само. Конечно, ни в коем случае не стала бы ругаться. И вообще, когда у нас были какие-то соревнования, они допускали потери, в Китае такого нет, что они тебя ругают. Мне это очень нравится. То есть мы сразу анализируем ошибку, почему так произошло. Потому что вот это повлекло за собой вот эту ошибку. То есть мы сразу разбираем, и вообще на тренировках мне нравится то, что мы разбирали абсолютно каждую ситуацию, если бы произошла ошибка. Если вот это произошло, что дальше? Ты берешь вот этот предмет, делаешь дальше. Когда ты совершаешь ошибку, многие спортсменки теряются и не знают, как продолжить. То есть мы даже разбирали, что если даже обруч улетел за площадку, то ты берешь запасной.
— Чтобы ступора не было?
— Мы старались всегда это обговорить и обыграть.
— Почему тебя не пригласили на церемонию чествования с председателем КНР?
— Честно говоря, для меня это тоже вопрос. Я не знаю всей правды. Возможно, не узнаю. Изначально я думала, что иностранцев, скорее всего, не приглашают. Потом мне сказали, что в другом виде спорта был иностранец. Не в курсе, насколько это верная информация. Не знаю, кто там был другой иностранец. Мне ничего не сказали. Хотя у меня было национальное платье, туфельки. Все для похода туда, но не позвали.
— Многие думают, что тебя осыпали золотом в Китае в плане денег. Что из этого правда?
— Золотые медали есть. На сегодняшний день мне, правда, ничего не подарили. Никакой премии пока не было. Возможно, ее и не будет. Как будто Олимпийских игр не было на самом деле.
— У нас принято чествовать спортсменов и тренеров.
— Да. На сегодняшний день мне не говорили, что что-то будет. Как-то так. Так что никаких золотых апартаментов нет.
— Тебе сказали спасибо?
— Да, сказали спасибо.
Золотые медали Олимпиад
— Ты рассказывала, что золотая медаль Лондона в сейфе у бабушки.
— До сих пор в сейфе. Я хотела, если честно, на нее посмотреть, почернела она или нет. Потому что я видела у Насти Назаренко, она как-то принесла свою медаль, показывала. Она у нее очень сильно почернела. Мне стало интересно. Я попросила бабушку сходить к сейфу. Бабушка, если документ положит, она может через пять лет найти. Хотя будет где-то на полочке.
— У твоей бабушки все надежно.
— Это точно. То ключик от этого сейфа потеряет, потом найдет и так далее. В общем, я так понимаю, что она не дошла до сейфа и не посмотрела. Но мне было интересно посмотреть, все ли в порядке, как выглядит медаль.
— Ты подарила золотую медаль Рио Ирине Александровне. Расскажи про это и про реакцию тренера.
— Когда мы стояли на пьедестале в Рио-де-Жанейро, наверное, незадолго до этого момента я почувствовала, что вошла в форму. После того как раз я завершила карьеру. Когда надевали на меня медаль, я подумала, что это не моя медаль, в этот момент. Это медаль Ирины Александровны. Я не знаю, почему я так подумала. Потому что, во-первых, она мне, конечно, дала шанс. Она мне спасла жизнь после моей тяжелой болезни. И почему-то я подумала, что у меня вторая медаль, а у нее столько спортсменов, столько чемпионов, а нет олимпийской медали. Я захотела ей ее подарить. Тогда мы пошли все на награждение, и первый раз нас наградили орденами. Я сняла с себя медаль.
— Это уже в Кремле было?
— Да. Я сняла с себя медаль и пыталась ей ее подарить, но она сказала: «Нет-нет-нет. Ты что? Это твоя медаль. Ты ее заработала. Она должна быть у тебя». В следующий раз мы поехали отдыхать, и был праздник для нас. Я уже сочинила текст, письмо. У нас был номер с девочками, танец спортивный танцевали. И после номера я взяла микрофон, зачитала речь и попыталась вручить медаль Ирине Александровне, на что она приняла ее только до конца вечера потанцевать. Потанцевала и говорит: «Это твоя медаль. Ты ее заработала. Она должна быть у тебя». И вернула мне обратно. Я уже начала немножко нервничать. И потом она сделала на Восьмое марта для всех тренеров большой праздник. Пели звезды, тоже много тренеров было, гимнасток. И вот тогда я уже попробовала в третий раз. Зачитала текст. И тогда она подошла и сказала: «Вы не представляете. Она уже который раз это делает, пытается мне подарить. Если ты так хочешь, я возьму». Мне кажется, теперь в каждом интервью она пытается мне вернуть эту медаль. А я говорю: «Ирина Александровна, если вы мне вернете эту медаль, я просто не приеду. Мне не нужна медаль». Я ее от всего сердца подарила, и я счастлива, что я так сделала. Что не была сделана запасная медаль, а именно олимпийская. В общем, я ни одной секунды не пожалела. Наоборот, я думаю, она смотрит — и ей приятно. Возможно, она гордится, какие-то эмоции испытывает. Если бы медаль была у меня, она лежала бы на полочке в тумбочке. Я бы ее не видела. Раз в год посмотрела бы на нее — и она пылится. И что?
— Ты мечтаешь продать свою серебряную медаль и помочь на эти деньги больному ребенку. Ты все еще идешь к этому?
— Я бы хотела, и даже не одну свою медаль. Допустим, лондонскую.
— У бабушки забрать и продать?
— Да.
— Бабушку пожалей. Пусть у нее будет.
— Не знаю, каким образом я могу достать на сегодняшний момент эту медаль, которая у бабушки. Понимаешь, я так рассуждаю. Я добилась этого. Эта медаль у меня есть. У меня ее никто не отнимет. Но со временем она будет лежать здесь, пока моим внукам, дай бог я жива буду. Потом они все равно ее выбросят либо перепродадут.
— А если будет семейная реликвия, которая будет передаваться из поколения в поколение?
— Я не верю в это. Поэтому я бы хотела сделать доброе дело. В первый момент это вообще было так актуально. Я говорила Ирине Александровне: «Вы мне помогли, вы мне спасли жизнь. Теперь я хочу это сделать». Я не нашла того человека, который оценил эту медаль, чтобы тяжелое лечение оплатить. Поэтому у меня это дело не получилось. У меня эта медаль здесь, на полке, со мной пока. Возможно, когда-то я смогу осуществить эту мечту.
— В медали столько всего вложено.
— Если говорить об этом, это совсем другое. Для меня, наверное, самая тяжелая была токийская Олимпиада. Поэтому, возможно, она такая дорогая для меня. Я считаю, что ни в коем случае не надо обесценивать медаль. Многие из этого трагедию делают, потому что кто-то был первым номером, а он стал четвертым на Олимпийских играх. Или вообще никогда не попал. Шел к Олимпиаде и не попал. Просто на Олимпиаде выступить — это заветная мечта каждого спортсмена, мне кажется.
— Те, кто поехал от России в Париж, предатели? Или нет?
— Нет. А почему они предатели? Они шли к своей цели, тренировались с утра до ночи. Что здесь плохого? Они выступали так же и представляли в какой-то степени нашу страну. Бились за страну и за себя. Я, наоборот, очень рада за тех спортсменов, у которых был шанс поехать и возможность. Потому что многим же отказали. Это сложная тема, но я всегда поддерживаю выступления, если есть возможность. Потому что это мотивация. Плюс ко всем своим травмам, возможно, я бы вылечилась, но я не нашла бы мотивации без Олимпиады.
— Что вам сказали тренеры после серебра Токио?
— Все хвалили, все были очень рады — прямо с первых секунд. Ирина Зеновка находилась рядом. Вы супер! Молодцы! Вы бойцы! А потом уже, когда после всех интервью, допинг-контроля мы пришли все в номер и сели все на одну кровать, у нас был онлайн-звонок с Ириной Александровной. И когда она сказала, что «я вами горжусь, вы молодцы», когда она сказала эти слова, я ехала на допинг-контроль, меня тогда взяли. Я совсем это забыла, мне это мама недавно напомнила. Я с ней по телефону разговаривала. Все супер! Все эту волну поймали, и я подумала: «Да, действительно, мы не потеряли, сделали все, что могли». Честно, я не раз говорила, что я горжусь своей серебряной медалью и я бы ничего не хотела бы поменять. Мне эта серебряная медаль дала большой толчок и веру. Я действительно прямо горжусь, что у меня серебряная медаль.
— Ты считаешь, что справедливо наградили сестер Авериных?
— Не мне судить, наверное. Если правительство посчитало это нужным, наверное, это правильно. Решили поддержать.
— Почему вас тогда не наградили как за первое место?
— Я считаю, что у меня второе место и меня не надо награждать за другое какое-то. С одной стороны, я очень рада за них. Искренне их поддерживаю, уважительно отношусь к девочкам. Но, с другой стороны, если в плавании или ты прибежал бы четвертым на вот такую долю...
— У нас было много таких ребят на токийской Олимпиаде, кто проиграл совсем чуть-чуть.
— Да. По отношению к этим спортсменам мне очень обидно.
— Ты считаешь, что вас тогда засудили в Токио?
— Опять же, я не судья.
— Но ты сейчас тренер уже.
— Не возьмусь вообще о том, что происходило там, говорить. Могу тебе сказать, что была составлена программа на баллы выше, чем у других команд. С расчетом на потерю мы могли выиграть золото. Но так случилось, что уже в квалификации, когда мы вышли, и так же было на следующий день, мы просто сделали очень хорошо мячи, и у нас оценка была уже на балл или на балл с лишним ниже. Я уже сидела и понимала, что мы не будем первыми. Я сидела, понимала все. Это было непонятно, потому что на всех соревнованиях у нас была оценка выше, за 46-47. Плюс после последних соревнований мы еще подняли на два балла. Даже не на каких-то крупных стартах мы получали оценку 50. Понятно, что мы бы не получили оценку 50 на Олимпийских играх, но 46-48 — это было реально. Когда нам поставили 43-44, я просто смотрела в экран. Для меня было счастье, что я не потеряла и не подвела команду. Это самое первое. Если бы я подвела команду, я не знаю, что бы со мной было. Это был бы для меня большой психологический крах. Я не знаю, как бы я себя вела и вообще осталась бы жива. Если бы другой человек, член команды, сделал бы потерю и что-то бы произошло, я это пережила бы спокойно, потому что мы не роботы и может всякое произойти. У нас было только 0,2 за недокрут. Они вообще не решали, когда мы после первого вида больше балла проигрывали. Считаю, что из-за того, что мы быстро делали, судьи недосчитались.
— Тогда вопрос: что за судьи у нас на Олимпиаде?
— Я думаю: «Что все всё время возвращаются к этому Токио? Что ворошить? Уже прошло три года». А кажется, как будто 10 лет, если честно. Для меня кажется, это все так давно, и зачем ворошить прошлое, когда его не изменить? Я в общем довольна результатом. Я хочу это подытожить и чтобы вообще ни в одном интервью никогда не возвращались к этому. Конечно, я буду продолжать отвечать, если меня спросят эти вопросы. Но мне бы хотелось, чтобы это Токио наконец закрыли. Пожалуйста, захлопнем эту дверь.
— Какие у тебя были мысли, когда ты осознавала происходящее в Токио?
— Да, мы пошли спокойно готовиться на следующий предмет. Честно говоря, я тогда еще какую-то лихорадку подхватила. Мне было настолько плохо, у меня температура 38, руки-ноги сводило. При этом меня еще выворачивало. Я надевала купальник, и меня рвало.
— Я вообще не знаю, как ты тогда выступала. Как у тебя были силы?
— Честно говоря, это, наверное, первые соревнования, на которых у меня супермотивации не было. Я смотрела на время, все время поворачивалась. Думала: «Еще 30 минут, Настя, и это все закончится в твоей жизни навсегда. Еще 15 минут, потерпи». Есть фотографии, когда нас уже вызвали и мы идем по дорожке в Токио к выходу. И на всех фотографиях я когтями себя щипаю за ногу, за бедро, чтобы как-то чувствовать вообще.
— Что ты жива?
— Потому что я не чувствовала рук. Но перед выходом такая интересная была ситуация. Настя Татарева на меня посмотрела перед тем, как нам сказали: «Все, сейчас будем переходить на последнюю площадку». Она на меня посмотрела и спросила: «Настя, ну что?» Я ей сразу сказала: «Нет». Она меня взглядом спросила: получится у нас, сделаем мы? Я верила, что команда сделает. Я знала, что мы сделаем. Я даже не сомневалась. Никакого страха не было, потому что, видимо, была эта усталость, болезнь, и вообще уже как роботы делали это упражнение. Поэтому не было вообще страха. Вообще. Иногда говорят, это плохо, наверное. У меня не было страха соревновательного. Она меня глазами спросила. Я ей сказала: «Нет».
— Вы самые опытные были в команде?
— Настя Максимова еще была. Настя до сих пор не может принять эту медаль, мне кажется. Конечно, ей уже легче, как я понимаю, но очень трудно она справлялась. И когда только это произошло, мы сидели и ждали оценку. Она ко мне повернулась и сказала: «Все, я продолжаю. Надо еще на один сезон оставаться». Ее это, видимо, мотивировало. Она очень упорная. На самом деле у меня были мысли после того, как Ирина Александровна попросила меня остаться на чемпионат мира в Японию, который был через месяц. Его перенесли из-за ковида, все же сбилось. Поэтому мы поехали на чемпионат мира. Ирина Александровна сказала: «Было бы здорово, если бы ты там осталась». И через два месяца был чемпионат мира. Несмотря на то что команда сменилась, поменялось три члена команды. Одна девочка была молодая, которая никогда не стояла и не выступала в групповых упражнениях. Вернулась Мария Толкачева к нам. Маша тоже после долгой болезни не стояла в составе, не выступала год. И так случилось, что девочка маленькая за два дня до выезда просто делает элементарный подскок — и хруст на всю площадку. К сожалению, она сломала ногу. Это был, наверное, усталостный перелом. Тоже девочке 15 лет. Видимо, у нее скелет не сформирован. И в этот момент я думаю: «Так, лучше не ехать». (Смеется.) У меня уже такая паника. Если я сейчас после провала завершу свой спорт, это же вообще на мне будет клеймо какое-то. У меня небольшая паника. И Машу ставят во второй вид. Эта девочка — Полина Орлова. Их ставят во второй вид. Они вдвоем паникуют. Два дня, и мы вылетаем на чемпионат мира. Я тоже, но я в себе паникую.
— В синхронном плавании такое невозможно.
— Да. Когда нас тренировала Алина Макаренко, она тоже олимпийская чемпионка, сейчас она тоже тренер молодежной сборной. Я считаю, что она действительно хороший тренер. У нее это очень хорошо получается. Она чувствует, что нужно энергетику подать, поддержать или наоборот. У нее есть вот это чувство. Мне было абсолютно комфортно с ней работать. Плюс Ирина Александровна тогда очень поддерживала. Она поверила и сказала: «Все, надо ехать». Мы добирались очень долго, потому что ковид был как раз. У нас было три перелета. Мы прилетели в 11 часов вечера. Пошли в холле делать ОФП, хотя бы размяться, потому что мы сутки добирались, даже 27 часов, я не помню. И утром в 10 у нас уже начинался ковер на опробование. Я думала, что мы сейчас выйдем и будет что-то с чем-то. Но мы первый прогон сразу же сделали, обруч и булавы, и взяли мячи. Ирина Александровна говорит: «Давайте возьмем оранжевый цвет. Это как солнце». Мы встали. Сначала это в зале было. Мы попробовали все, и нам было действительно неудобно. Мне-то все равно. У меня, во-первых, большая рука для мяча и столько лет с мячом. Мне без разницы. Девочки начали просить: «Настя, пожалуйста, скажи, что нам неудобно». Я говорю: «Да, они немножко скользкие, потому что там блестками сделано напыление«. Говорят: «Пожалуйста, можешь сказать?» Я говорю: «Ну ладно». Я говорю: «Ирина Александровна, извините, но мячи скользкие». Она говорит: «Вставайте на прогон». Мы встаем на прогон, и у нас получается чистый прогон. И она говорит: «Ну что, скользкие мячи, Близнюк?» Она говорит: «Все, выступаем с этими мячами». Мы выходим на опробовании, и у нас эти мячи в разные стороны разлетаются. А я бегаю и просто подаю их девчонкам. У нас закончилось опробование. Мы так и не доделали чистый прогон. Закончилось время. Ирина Александровна подходит, говорит ошибки. Я последней подхожу и улыбаюсь. Она говорит: «А ты чего улыбаешься? И вообще смените эти мячи. Они здесь слились. Не подходят в цвет». Я думаю, что она поняла, что нам было неудобно, но не сказала. А сказала про цвет. Поэтому мы и сменили эти мячи, вышли с нашими удобными мячами. Наверное, никто не ожидал, что мы выступим хорошо. Во-первых, команда новая. Во-вторых, мы так опробовались.
— Все же это видели?
— Да, все видели. Все судьи сидели, и еще сидела команда Болгарии, которые олимпийские чемпионы. Они, к сожалению, снялись. У девочки что-то произошло с шеей, после этого у нее была операция. В общем, они не смогли выступить. Они смотрели наше опробование. Мы вышли. Потом многие судьи подходили и говорили, что супер, никто не ожидал. Все скопились, все пришли на выступление, потому что думали, что сейчас мы устроим шоу. Но сложилось. Девчонки молодцы, выдержали.
Выбор
— Сейчас семья выходит на первый план?
— Наверное, начинаю об этом задумываться. Не завтра чтобы у меня все это было, но в ближайшем будущем. Допустим, года через два-три чтобы у меня был супруг. Потихоньку начну над этим работать. Чтобы у меня как раз ребенок в этом районе. Мне бы хотелось года через три-четыре ребенка.
— Совместимы ли личная жизнь и спортивная карьера?
— Нет, несовместимы. Как раз мне кажется, нужно бросать спорт, профессиональный спорт, чтобы уделить время семье и быть с семьей. На самом деле я такой человек, что семья на первом месте. Если у меня будет ребенок, я поеду на мастер-класс или в клуб, чтобы не сидеть все время дома. Но на высшие достижения ты с утра до вечера должен находиться в зале. Это невозможно. Это брошенный ребенок. Относительно брошенный ребенок. Конечно, его можно отдать моей маме. Кто-то находит няню, но, наверное, я бы взяла паузу в спорте и вообще. Я не хотела быть тренером, но просто так обстоятельства складывались, что меня в эту сферу все время забрасывает. И в данный момент тоже. Но через год-два я бы хотела уйти и какое-то долгое количество времени не возвращаться. А возможно, больше никогда.
— Как тебе китайские мужчины?
— (Смеется.) Скажем так, не в моем вкусе. Во-первых, я сразу думаю: «Как мы будем общаться?»
— Язык любви.
— Конечно, можно на английском языке общаться и так далее. Я не говорю, что лучше, чем русский мужчина, европейцы. Я же не знаю.
— Ты не встречалась с китайцем?
— Нет, и я бы не хотела.
Мама
— Как ты приняла финальное решение переехать в Китай? Какое было отношение со стороны друзей и родственников?
— Честно говоря, уже не помню, как отнеслись многие друзья. Но кому я сказала из близких, они, наверное, все поддержали и говорили, что это очень интересно, давай. Возможно, кто-то и сказал: «Ой, тебе не страшно? Это совсем другая культура» и так далее. Конечно же, я не могу не упомянуть свою маму. Свою любимую маму, которая играет для меня огромную роль в моей жизни. И как раз она сидела со мной на кухне, когда позвонил Паша. Она сразу: «Давай-давай! Почему нет? Супер!» То есть это больше ее инициатива. «Давай-давай! Почему нет? Надо это делать! Ничего, сейчас полгодика быстро пролетят. Если захочешь что-то поменять, ты вылечишь бедра, ты можешь всегда вернуться. Езжай, попробуй». Наверное, мама дала больше такой пинок, толчок, за что, конечно, ей благодарна. И вообще много в моей жизни, когда мама говорила вот так, как надо. Либо я ее слушала, либо я ее не слушала, но так случалось.
— Ты говорила, что мама твой лучший друг. Но когда у мамы все плохо, у тебя хорошо, и наоборот. Что это за закономерность?
— Я не знаю. Я очень переживаю по этому поводу, потому что, когда что-то случается, особенно у меня что-то хорошее, сразу мама начеку. Проблемы могут быть. Потеряла телефон или где-то обманули на деньги. Когда у меня каждая победа, за все нужно платить. Ты получил олимпийскую медаль — ты должен заплатить. У меня была один раз болезнь, сейчас у меня, к сожалению, дедушка умер. Жизнь — она такая. Наверное, с мамой у нас все взаимосвязано, поэтому иногда у мамы все нормально, а у меня что-то там, проблемы какие-то.
— Что тебе было простить в жизни тяжелее всего?
— Не знаю. На самом деле я всегда все прощаю. Возможно, это не очень хорошо. Возможно, это хорошо. Здесь палка о двух концах. Были предательства, были большие предательства в жизни. Вообще непонимания, как человек так мог поступить. Просто ты перестаешь общаться с этим человеком очень близко. Вообще мне очень трудно человека впустить в свою жизнь и начать общаться. Я могу увидеться с тобой, пообщаться, но, если мне неинтересно, я тебе даже не напишу. Ты будешь проситься на встречу, я буду — «не могу, к сожалению» и так далее. Или один раз увиделась, и все. А что мне эта встреча даст? Раньше я старалась со всеми встретиться, а потом думаю: «Блин, я только трачу свое время. Все равно особо не интересно». А еще знаешь, что я не люблю? Когда ты выигрываешь Олимпиады, все сразу тебя вспоминают. «Давай увидимся, давно не виделись». Все сразу тебя вспоминают. Я на самом деле очень не люблю в какой-то степени этот момент. Наверное, боюсь его, потому что все сразу такие: «Ой, я так рад за тебя. Если бы я тебе не посоветовал ехать в Китай, ты бы не поехала. Ты помнишь, как я тебя поддержала?» Сразу столько друзей появляется. Конечно, мне приятно, что люди меня поздравили, но когда они начинают историю обозначать или в интервью говорить, что это они, благодаря им в какой-то степени, что они там меня поддержали... Кусок пирога пытаются все растащить для себя. Это для меня не очень приятно. Я еще не люблю людей, с которыми у меня не происходит обмен. Я реально стала быстро уставать и стала чувствовать, когда люди тащат энергию. Может быть, это странно звучит, но я люблю, когда у тебя энергия и я могу каждый день видеться и общаться, если мне приятно. Если ты мне не надоешь, то я буду только за. Но если ты либо в каких-то корыстных целях, либо не со всей душой ко мне, а особенно если с завистью, то мне очень тяжело общаться.
— Какое качество ты считаешь в себе главным как в человеке?
— Доброту. (Улыбается.)
