«У меня один «недостаток» — был непьющим. И до сих пор остаюсь». Анатолию Штейнбоку исполнилось 85 лет
В России не так много тренеров, которые в день своего 85-летия крайне морозным утром сопровождают команду на тренировку. Сколько тысяч таких тренировок было в жизни Анатолия Иосифовича Штейнбока, могут сказать тысячи его воспитанников, которые наверняка разъехались по тысячам спортивных школ, сотням СДЮСШОР, десяткам профессиональных команд и национальных сборных. Традиционный маршрут Анатолия Штейбнока — УОР №1 имени Кондрашина — спортзал и обратно — вот уже более 60 лет обрастает легендами и медалями разного достоинства. «СЭ» поговорил с юбиляром о его детстве, первых шагах в качестве тренера и жизненных принципах.
Отец сказал, что если родится мальчик, то назовите его Зенитом
— Очень надеюсь, что мы продолжим общение, когда вам будет 90, 95, 100 лет. Но в 85 что бы вы назвали своим главным достижением?
— Главное достижение состоит в том, что я продолжаю работать с детьми и готовить резерв для российского баскетбола. Да, активно уже не тренирую, не позволяет здоровье, но еще могу выступать в роли «перевозчика» (смеется). Мне постоянно звонят: «Анатолий Иосифович тут есть такой мальчик, посмотрите, пожалуйста». Я еду и смотрю, даже если он в другом городе. Хочу, чтобы талантливые ребята не пропадали, а реализовывали свое призвание. Мне всегда казалось, что мы в России можем раскрывать таланты не хуже, чем в так называемых баскетбольных странах — США, Сербии, Франции... Мне претит, что мы привозим «отставных» иностранцев, которые уже не нужны в НБА и других лигах, а своим ребятам почти не даем даже шансов себя показать. Но это тема для другого разговора.
— Согласен. Думал, что вы назовете какой-то трофей со «Спартаком» или фамилию кого-то из своих многочисленных воспитанников?
— Поймите, я не могу сравнивать подготовку мальчика, который стал олимпийским чемпионом, с мальчиком, который стал хорошим специалистом в своей отрасли. Мне ценны все мои ученики, которые стали порядочными людьми.
— Есть благодарные воспитанники? Кто регулярно звонит, интересуется вашими делами?
— К сожалению, это не олимпийские чемпионы. У них хлопот полон рот, как в басне Крылова. Из известных игроков часто звонят братья Пашутины, Андрей Фетисов.
— Современные дети вас больше радуют или расстраивают?
— Нынешнее поколение по-другому воспитано. Есть такое выражение «Иваны, родства не помнящие» — так принято называть тех, кто не знает и не желает знать своей истории, культуры, своих предков... Они привыкли нажать несколько кнопок в смартфоне и получить информацию. Им слишком все легко дается. А когда так происходит, то полученные знания, информация очень быстро забываются. Плюс они избалованы вниманием. Их привозят на тренировки, забирают, покупают форму, кроссовки, которые нравятся. И им кажется, что так и должно быть. Они не понимают цену денег. Не все, конечно, но львиная доля.
— Ваша семья пережила блокаду Ленинграда. Вам было 3-4 года, помните те страшные события?
— Моя семья переживала эти годы полегче других. Мой отец был командиром отдельного автомотобатальона, который обслуживал «Дорогу жизни» (во время ВОВ единственная транспортная магистраль через Ладожское озеро. — «СЭ»). До это был директором автомотоклуба, создавал великий «Зенит». Когда маму везли в больницу, то он сказал, что если родится мальчик, то назовите его Зенитом. И его долго уговаривали, что все-таки так делать не стоит (смеется). Мама работала воспитательницей в детском саду. Конечно, голод коснулся всех, но, повторюсь, нам было полегче.
— Что было самое тяжелое?
— Было тяжело от непредсказуемости. Никто не был готов к такому развитию событий. Но люди тогда относились друг к другу иначе. Не было посторонних. Все старались помогать, прийти на выручку. И это считалось обычным делом, а не каким-то подвигом.
— Ваш отец был спортивным чиновником. Чем он занимался?
— После войны папа заканчивал службу в Ленинграде, затем был начальником транспортного отдела в Академии связи и только потом перешел на должность директора гребного клуба при институте физкультуры. Сделал его лучшим в СССР. У него выросли многие олимпийские чемпионы. Папа был очень добросовестным человеком, за что бы он ни брался, то доводил дело до конца.
— Что из себя представляло детство в послевоенном Ленинграде?
— Меня отправили в школу в шесть лет. Сказали: ничего страшного, останешься на второй год, будешь учиться с нормальными детьми (смеется). Это было в эвакуации, мы тогда оказались в Соликамском районе (Пермский край). Школы того времени не были похожие на современные. У нас в классе было очень много детей: 40-50 человек. Когда вернулся в Петербург, то пошел в обычную школу. Там я тоже был самый младший и ко мне относились довольно хорошо. И так шло почти всю жизнь. В институте физкультуры я был в группе, где были ребята, которые уже прошли военную службу. А мне было 16 лет, я только окончил школу. Я был студентом, но еще играл в детско-спортивной школе.
— Было ли у вас какое-то прозвище?
— Часто называли просто Штейн. Любя, дразниловки не было. Мне везло на людей, что в жизни, что в спорте. Да, были некоторые неприятности из-за фамилии, много лет был невыездным, но что поделать. Такие были порядки.
— Вы учились на спортивном факультете Университета имени Лесгафта?
— Нет, на педагогическом. И очень счастлив, что так получилось. Там я получил всестороннее образование. Мог потом ребятам преподавать разные дисциплины. Натаскивать их не только в спорте, но и обучать каким-то базовым вещам.
В первом моем наборе была Светлана Светличная
— Почему вы выбрали баскетбол? Был ли какой-то поворотный момент?
— В двух школах, где я учился, были баскетбольные кольца. Мы постоянно бросали в них мяч на переменах. Потом появилась секция для всех желающих, и я был в первых рядах. На самой первой тренировке нам дали пробивать штрафные. Никто не попадал. Я встал на линию и попал один из пяти. Меня сразу начали называть снайпер. А это было просто везение, нормально бросать я тогда точно не умел. Да, и сильным игроком я стать не мог — все-таки слишком низкий рост. Но я был предан баскетболу. Когда мои коллеги шли в театр или к семье, я проводил очередную вечернюю тренировку. Пятую-шестую за день.
— Вспомните свои первые годы работы тренером?
— Раньше после университета всех выпускников распределяли. И меня распределили в Калининград. Потрясающее место. Этот город построен из отдельных районов, и каждый из них был автономен. В каждом районе своя хлебопекарня, свое производство на случай бомбежки. То есть жизнь в городе не заканчивалась, если бы пострадали, например, коммуникации в центре. Это к слову. Так вот, приехал я в Калининград и мне там сказали, что не нуждаются в моих услугах. Я обрадовался. Подумал, сейчас вернусь в Ленинград, где у меня уже были кое-какие договоренности, но, когда я уже паковал чемоданы, ко мне пришел один из руководителей спорткомитета Советска (город в 118 км от Калининграда) и предложил поработать у них.
— Могли отказаться?
— Он мне сказал так: день пробудешь у нас, если не понравится, то поедешь в родной город. Я остался. Хотя у меня было всего три мяча, а на весь город четыре общеобразовательные школы. Зато сам мог все попробовать, учиться на своих ошибках. Мне надо было набрать секцию с нуля. Как набирать мальчиков, я еще примерно понимал. А девочек? Ну, отобрал самых красивых (смеется). Кстати, в первом наборе была Светлана Светличная, впоследствии ставшая знаменитой актрисой. Она пришла на две тренировки, потом бросила. Как и многие другие. Когда поняли, что вокруг все красивые, а баскетбол не такая и простая игра. Честно, я не был готов работать, но я учился вместе с ними. Верили в свою систему, которая была построена на доверии, кропотливой работе и вере в талант.
— Были комичные случаи в первые годы?
— Очень много. Помню, принимал нормы ГТО. Девочка бросала гранату, но кинула ее в другую сторону... и выбила мне пару зубов. Смех и грех. Все испугались, а я попытался сохранить лицо. Мол, что вы остановились, продолжайте. А у меня зубы сыплются в ладонь.
— Страшно...
— Зато есть чего вспомнить. Плюс мне повезло. В Советске базировалась вторая команда СКА (Рига). Я ходил на их тренировки и, по сути, учился у них именно профессиональному баскетболу. Те тренировки дали мне очень многое.
— Рижский СКА 13 лет тренировал Александр Гомельский. В прошлом году мы записывали с вами интервью о вашей многолетней работе с Владимиром Кондрашиным. А какие отношения у вас были с Александром Гомельским?
— Со всеми Гомельскими у меня были великолепные отношения.
— А именно с Александром Яковлевичем?
— Он нормально ко мне относился. Во-первых, я ничего у него не просил. Во-вторых, делить нам было нечего, он не видел во мне конкурента. В-третьих, Александр Яковлевич знал, как я работаю. А отношение к профессии — это самое важное. Еще важно, кидаешь ты подлянки или нет.
— Вспомните какой-нибудь забавный случай с Гомельским?
— Я тренировал юношескую сборную СССР, и у нас был сбор в УСК ЦСКА. Александр Яковлевич тогда был в опале. И я краем глаза вижу, что он сейчас зайдет в зал. И в этот момент кричу ребятам: «Смирно. Поздоровайтесь с Александром Яковлевичем». Гомельский заулыбался и говорит мне: «Смотри-ка, ты не боишься. Я ведь теперь никто». Смех и грех.
Могу сказать, что уважал его. Гомельский сделал себя сам. Он не баскетбольного роста. Никогда не играл на высоком уровне, в отличии от того же Кондрашина, но это не помешало ему стать великим тренером.
— Можно то же самое сказать про чету Тржескал?
— Это фанатики своего дела в хорошем смысле этого слова. Кира ногами проходила все школы Петербурга. Не пропускала ни одной. Боялась упустить девочку, которая сможет заиграть на высоком уровне. Кстати, она была в хороших отношениях с Кондрашиным. Петрович ценил ее, ставил в пример.
Владимир старше Киры. Он был учителем физкультуры, многому ее научил. При этом Кира очень честолюбивая, добросовестная, целеустремленная. У меня такого нет. Могу сказать, что у них очень хороший тандем. Любому бы пожелал попасть к таким наставникам.
— Слышал даже от топовых советских баскетболистов, что самым гениальным баскетбольным тренером в СССР был Анатолий Блик. Согласны с этим?
— Блик, кстати, из Калининграда. Я его хорошо знаю. Он очень одаренный человек, при этом еще и упорный. В эпоху дефицита информации всегда старался узнать что-то новое. Пытался выписывать какие-то журналы, выучил английский, чтобы читать профильную литературу про баскетбол. Он хотел быть новатором, хотел сделать так, чтобы мы играли как американцы.
— Но стать главным в сборной было нереально?
— Нет. Сами понимаете, что тогда выбор делался между двумя людьми.
— А у вас были шансы когда-нибудь возглавить первую сборную?
— Там и разговоров не было. Вот юношеские — да. Молодым со мной было удобно работать. Нам как-то удавалось находить общий язык. Плюс я не гнушался базовых вещей, не перекладывал их на помощников. Отбой, подъем, зарядка, разминка...
Помню один из чемпионатов Европы U-18, который выиграли литовцы. И после победы они купались в фонтане рядом с гостиницей, хотя было довольно прохладно. Я подумал, как хорошо, что мы не выиграли (смеется).
— В Советском Союзе у россиян с литовцами были хорошие отношения?
— Да. Были спартакиады школьников. По ним все тренеры знали другу друга. По возможности предлагали провести совместные сборы. В том числе и в Литве. У меня были отличные отношения со многими литовскими тренерами. А когда проводишь сборы, то общаешься, перенимаешь опыт.
Правда, у меня один «недостаток» — был непьющий. И до сих пор остаюсь. Поэтому не всегда мог поддержать компанию в неформальной обстановке. Зато на меня всегда можно было положиться. Провести утреннюю тренировку, съездить куда-то.
— Почему решили никогда не употреблять алкоголь?
— Родители так воспитали: 24 часа в сутки ты должен прийти на выручку своему ребенку. Мало ли что случится.
Кириленко, Швед, Тараканов, Белостенный
— Давайте вспомним истории про ваших самых ярких учеников. Начнем с Сергея Тараканова.
— Сергей Николаевич попал в сборную СССР, когда еще учился у нас в интернате. И на первенстве Европы набрал 20 очков в одном из решающих матчей. Гомельский позвал его в ЦСКА. Он приехал ко мне: «Анатолий Иосифович, не знаю, что делать. Гомельский предлагает переехать в Москву, но я же понимаю, что Кондрашин за это снимет вас с работы». Я ему ответил: «Сережа, я найду какую-нибудь работу, а тебя второй раз в ЦСКА и сборную могут не позвать». «Ну раз вы разрешаете — я поеду».
— Был нагоняй от Кондрашина?
— Действительно, он хотел снять меня с должности, но потом передумал.
— Александр Белостенный.
— Саша был развитым не по годам. По возрасту был юношей, но на вид — уже состоявшимся мужчина. Был с ним такой случай. Он вернулся со сборов в Таллине. Вроде бы все в штатном режиме. И вот посреди ночи мне звонит дежурный из интерната. Приехали пьяные девицы и кричат: «Саша, Саша». Не можем их успокоить. Хотим милицию вызывать. Я приехал, хотя тогда жил довольно далеко. Действительно, стоят три девицы. Я говорю: «Вы чего здесь делаете, это же детское учреждение». Они мне отвечают: «Мужик, ты в своем уме. Тут живет Саша, наш большой друг. Не может до него докричаться». Еле-еле их выпроводили, а Белостенный в это время спал крепким сном.
— Сергей Панов.
— У Сергея Юрьевича отец тренер, человек старой закалки. Он безумно любил сына и дал ему очень многое. И физически, и технически. Плюс Панов от природы очень одаренный и хитрый. А хитрость — это второй ум. У нас хорошие отношения по сей день.
— Андрей Фетисов. Кажется, вы называли его самым талантливым среди своих учеников.
— Могу только повторить это. Андрея воспитывала бабушка — директор общеобразовательной школы. Фетисов всегда был очень начитанным, эрудированным, интересным собеседником. Если говорить про талант, то, на мой взгляд, он бы мог спокойно играть в НБА. Но не хватило характера. По юности его могли обмануть, провести, втянуть в какую-то нехорошую историю.
— Евгений Пашутин.
— Все знают историю, когда Женя сильно порезал руку, разбив окно в спортзале, когда тянулся за мячом. Но меня поразила другое. Я встречал ту команду, и тренер просто сказал мне, что Пашутин в больнице. У него порезаны сухожилия, врачи пытаются что-то сделать. То есть он привез команду, а оставил парня в больнице одного. У меня это в голове не укладывалось. Я взял жену, и мы поехали к Жене. Проводили с ним много времени. Правая рука у него так и не восстановилась.Она у него прямая как лопата. Когда будете здороваться с ним, то обратите на это внимание. И с такой рукой он пробился в сборную, стал одним из лучших игроков страны своего поколения.
— Алексей Швед.
— У Леши великолепные гены. В его семье все занимались баскетболом. Отец тоже очень многим пожертвовал, чтобы он заиграл. Про него могу сказать, что он всегда впечатлял меня своей самостоятельностью. В интернате чувствовал себя как рыба в воде. А там же жили не только баскетболисты. И вот один раз он чуть из окошка не выпрыгнул. Когда боялся, что его застукают за нарушение режима. После отбоя был на другом этаже. Еле удержали. Представляете, ради сохранения чести был готов выпрыгнуть из окна.
— Антон Понкрашов.
— Антон — поздний ребенок. Его папа гребец, который безумно влюблен в баскетбол. Он насколько хотел, чтобы сын стал великим, что не пропустил ни одной его тренировки. Постоянно был рядом, поддерживал, покрикивал, когда Понкрашов делал что-то не так. Антон его боялся, очень не хотел разочаровать.
— Владимир Арзамасков.
— Кондрашин считал, что если кто-то из игроков не пришел за пять минут до прихода поезда, то надо идти и сдавать его билет. Мы ехали в Таллин, и Арзамасков опоздал. Это был ночной поезд. Приезжаем утром на вокзал, и там уже стоит Володя. Прилетел на самолете. Говорит, я специально приехал сюда, чтобы вас встретить. Кондрашин зло посмотрел на него, но ведь получается, что он ничего не нарушил.
— Кто ваш самый невезучий ученик?
— Однозначно Денис Ершов. Парень ростом 220 см и с размахом рук 230 см. При этом он был достаточно легким. Мог играть на любой позиции, делать с мячом невероятные вещи. Денис тоже мог попасть в НБА. Он высоко котировался в США, но агент в последний момент решил снять его с драфта. Позвонил мне: «Мы решили, что в НБА ему пока рано, найду ему другую команду». И что в итоге? Да, Ершов поиграл в «Химках», а сейчас работает учителем физкультуры в школе. А что бы было, если бы они пошли на драфт? Думаю, он бы построил отличную карьеру за океаном, а потом до 40 лет феерил в Лиге ВТБ.
— Кто был его агентом?
— Не буду называть фамилию, этот человек по-прежнему работает. Да и не думаю, что он намеренно сделал ту ошибку. Банально не хватило опыта. А Денис настолько неиспорченный, чистый человек... Помню, ему дали трехкомнатную квартиру в Химках. Сергей Елевич поспособствовал. Он звонит мне: «Анатолий Иосифович, у меня проблема. Мне дали квартиру, но она трехкомнатая. А нас двое: я и мама. Может быть, вы скажите, чтобы нам дали двухкомнатную?» С трудом отговорил его.
— Через пять лет вы продолжите также активно следить за баскетболом?
— Будет день — будет пища.
— Правда, что РФБ выплатила вам на юбилей премию?
— Да, 300 тысяч рублей. Если честно, то я не ожидал такого. Не понимаю за что. Но как говорится: дают — бери, бьют — беги. Большое спасибо всем причастным и Андрею Кириленко.
— Он же тоже ваш воспитанник...
— Он попал ко мне случайно. Катаясь на велосипеде, он сломал руку. Она неправильно срасталась, и папа Андрея привел его на баскетбол, чтобы мы помогли выправить руку. Геннадий Иванович был тренером в женском футболе и держал сына в «тонусе». Его никогда не баловали в детстве. Помню, приезжает его отец однажды на тренировку: «Андрею сегодня нужна баня. Я тренер, чувствую это». Мне оставалось только развести руками. В итоге Андрей стал великим игроком и президентом федерации.
