Памяти Владимира Кучмия
Все это я помню, будто случилось вчера, – утро в Краснодаре, какие-то планы, не отвечающий отчего-то телефон коллеги… Тот перезвонил сам полчаса спустя. Не размениваясь на приветы, пригвоздил новостями: "Кучмий ночью умер".
Мы наспех собрались и полетели назад, в Москву. В редакцию съехались все-все-все. Отцы-основатели "Спорт-Экспресса" седые, но обычно бодрые как-то ссутулились. Кто-то примчался из-за границы – ходил туда-сюда редакционным коридором, не желая присаживаться. А кто-то сидел и смотрел в одну точку. Говорили вполголоса.
Впервые я услышал, как говорит шепотом Лев Россошик. За эти десять лет не стало и его. Помню заплаканные глаза ближайших друзей Кучмия. Спрашивал их тихонечко: "Как вы?" В ответ только пожимали плечами – начали бы говорить, наверняка расплакались бы. Я это почувствовал.
Заглянул в кабинет Кучмия, в приоткрытую дверь. Вот серебристая пепельница, вот фотография на синем фоне. Долетающий через приоткрытую форточку шум Садового кольца. Капель.
Все это казалось каким-то сном. Немыслимым. На лицах отцов-основателей читалась растерянность – как жить дальше? Что уж говорить про наши физиономии – тех, кто чуть моложе. Мы смотрели на них как на взрослых, чуть снизу, – но взрослые и сами потерялись в этот день…
***
Несколько лет спустя обидно было съезжать оттуда, из старого здания на улице Красина. Вот перегородка, на которую опирался Кучмий. Заглянул в наш с Кружковым закуток.
– Как вам Каспарайтис? – спросил я.
С Каспарайтисом поговорили только-только. Отписались – и ждали реакции. Вот-вот высветится номер 101 на телефоне.
Но ничего не высветилось, Кучмий зашел сам.
– Как вам? – спросил я.
Кучмий молча поднял большой палец.
Мне жаль эту ширмочку и этот закуток. Странные фотографии на стенах. Жаль коридор, по которому он шел в один из своих последних вечеров. Вдруг резко останавливался, поворачивался к Игорю Рабинеру, сидевшему у окошка. Тот написал чудесную заметку – и это требовало специальных слов.
Жаль переговорную с его креслом и даже высвечивающийся на телефоне номер 101. В сегодняшней редакции не так много людей, помнящих Кучмия. Зато есть музей, способный многое рассказать.
От него исходило такое спокойствие и уверенность, что корабль под названием "Спорт-Экспресс" утонуть никак не мог. При всех финансовых проблемах тогдашних времен. Как-то выплывали!
***
Заметки прежних лет вспоминаю исключительно так: а видел ли ее Кучмий? Успел ли? А что сказал?
Инерция, заданная Кучмием, была столько велика, что на ней и проскочили несколько следующих лет. Когда становится непросто – вспоминаю его интонацию. Взгляд поверх очков. Внезапную мягкость в разговоре, снисходительность усмешки.
К могучей фигуре главного редактора и "Паркер" прилагался с золотым перышком, и Range Rover. У Кучмия многому можно было научиться. Например – выглядеть.
Всякое его слово помнится, будто сегодня было сказано. Или выплывает вдруг откуда-то, из закоулков памяти. Это был настоящий король. Могучий человек.
***
А вот день на Ваганьково стараюсь из памяти вымарать. Мы стояли в талом снегу несколько часов, продрогнув до костей. Кто-то опирался на ограду у могилки Леонида Енгибарова. Кто-то присел на лавочку возле Олега Даля. Наш Владимир Михайлович сегодня в неплохой компании…
Лишь зайдя в церковь, понимали, что все это правда и надо как-то жить дальше. Предстоит договариваться с самим собой. Кучмия больше нет.
Эту пробоину в душе законопатить так и не удалось. Вспомнишь вдруг – и сердце заполняется тяжестью. Не отогнать лишние мысли – а как бы жилось, если б?..
Сегодня ему было бы всего 70 – что за возраст? Да пустяк! Какими были бы все мы, оставшиеся и ушедшие за десять лет? Десять лет, которые вместили целую жизнь…
Некому ответить.
