«Бесков как тренер выше Лобановского. Посмотрите, какой состав был у одного и у второго?»
Отблеск фиксы
Чем дальше от этих встреч, тем лучше осознаешь собственное везение: это с какими же людьми успел пообщаться!
Еще недавно казалось — все это в порядке вещей. Помню, как решали с Сашей Кружковым, к кому из олимпийских чемпионов 1956 года отправиться на интервью. Живых было, кажется, трое. Выбрали Бориса Разинского. Не прогадали!
Так славно посидели в каком-то кафе у метро, выпили пивка. Разошлись друзьями. На прощание славный вратарь Разинский припомнил еще что-то недосказанное про Галю Брежневу, блеснув озорно золотым зубом. На том и попрощались.
Разинский еще в 70 время от времени вставал в ворота, мелькая в ветеранских матчах. Это было в прошлом — но довольно недавнем. С выправкой, подтянутый — глядя на таких, и самому стареть не страшно!
Разинский пожал руки так крепко, со значением, что мы порадовались силе духа этого чудо-богатыря. Казалось, жить да жить.
Прошло месяца три-четыре — Разинского не стало. Может, через полгода.
Шли годы — и попадалось время от времени то в телевизоре, то в книжках что-то такое о нашем герое, что мы с Кружковым брались за голову: вот это повезло нам поговорить. Вот это человек. Одна только история, как молодой Борис Давидович в 62-м году стоял в воротах киевского «Динамо», чего стоит. Матч со «Спартаком». Игорь Нетто бьет издали — отбивает у мяча ниппель. Тот, сдувшись в полете, планирует под перекладину. Залетает в ворота.
Разинский берет эту тряпочку, показывает судье: «Как быть-то?» Судья долго не думал: «Мяч заменить, гол засчитан!»
Все это кажется небылицей. Но ведь случилось же.
Такими байками сыпал Разинский часа четыре. Мы выдохлись, он — нет.
Довольно скоро жизнь дала понять, какие мы везучие.
Помню, Разинский смеялся так заразительно, не желая расставаться, что я не утерпел. Тайком, не глядя, нащупал затвор на фотоаппарате. Упустишь секунду — и все, пропал кадр!
Резко вскинув объектив, щелкнул. Раз, другой, третий! Борис Давидович на 79-м году жизни, к моей радости, реакцией не блеснул. Не успел подбочениться, напустить серьезность. Так и остался смеющимся, поблескивающим той самой золотой фиксой. Приветом из 60-х. Седой пацан. Это было здорово.
Может, это вообще его последний снимок. Хотя вроде ветераны открывали какую-то доску время спустя — но там на всех снимках они величавые. С тяжелой печалью в глазах. Никакой жизни в тех карточках.
А вот в моей — совсем другое дело.
Столик Качалина
Мы шли к Валерию Маслову, толком не осознавая масштаб фигуры. Ну, ветеран и ветеран. Славный — так они все славные!
Чуть прояснило мозги изучение досье: да, человек-то легендарный. Но по-настоящему, сердцем еще не осознавали.
Все поняли даже не в момент, когда разнеслась новость о его кончине летом 2017-го, а время спустя. Когда ветеранами стали люди, в подметки этим дедам не годящиеся. А целое поколение незаметно сошло.
28 апреля Валерию Маслову, игравшему за сборные в двух видах спорта, исполнилось бы 84. Я узнаю мимоходом, заглянул в какой-то футбольный календарь, — и замираю. Сажусь, вспоминаю.
Мне почему-то кажется, что Валерий Павлович Маслов, великий динамовец, принимал нас на стадионе «Локомотив». Но вот начинаю перебирать в памяти детали — да нет, вроде на старом еще «Динамо», где при манежике была сотня кабинетиков.
Помню, какая была теснота. Мы втроем едва помещались — я, корреспондент Кружков да легенда.
Казенный стол с облупленными краями. Какой-то гомон за окошком, перестук мячей — не мешавший говорить, нет. Даже подбадривающий. Все ж жизнь.
Точно — это было «Динамо»!
В этом манеже прощались с Яшиным — мне вспомнилось, как я отстоял недлинную, но очередь. А годы спустя приезжал в гости к великому Качалину — его кабинетик был на первом этаже. За соседним столиком сидел, отделял бумаги от скрепок, Юрий Кузнецов. Другая легенда. Один из самых одаренных футболистов за всю историю советского футбола. Говорили — сильнее Блохина. Эх, запустить бы «Разговор по пятницам» уже тогда!
Легенды уходили сначала просто на покой, потом на покой вечный. Прощались в этом же манеже.
А на их кабинетиках не появлялось табличек, как на гримерках больших артистов. Буднично въезжал кто-то другой — может, и не вспоминая, что за этим самым столом сидел Качалин.
«Так пил я много, ребята»
Итак, Маслов!
...Пожалуй, это был один из самых озорных «Разговоров» — и не будь Маслов фигурой такого масштаба, сами ветераны всплеснули бы руками, разобиделись: «Это что ж такое?!»
Но Маслов был в ветеранской среде среди первых вельмож — и все проглотили. Только покачивали головой от тех откровений, ни слова не говоря. Если и решались — лишь на короткое, через вздох: «Ну, Валерий Палыч...»
Это еще самые бойкие куски вымарал тогдашний заместитель главного редактора «СЭ». Расширив глаза:
— Ну, такое печатать нельзя...
Странное дело! Все это бойкое из памяти как-то выветрилось. Может, перечитаю — вспомню.
Но вот то, как говорил Маслов о футболе, — это было о-го-го! Чуть пододвинув локти к нам, перейдя на громкий шепот. Ни секунды не сомневаясь, что мы — знатоки. Ой, как это было здорово.
Но все равно прорывалось то самое озорство. Которое с годами у великих динамовцев не выветривалось. Владимир Петрович Кесарев, отложив кепочку и прищелкнув по могучему животу подтяжечками, мог наговорить такого, что ненадолго и не совсем всерьез обижались вдовы самых значимых динамовских покойников:
— Петрович, опять ты наговорил! Зачем?!
Вот и Маслов был такой же.
— Мы-то думали, в «Динамо» вы не вернетесь, — поддевали мы Валерия Павловича. — Обронили в интервью, что с Виктором Царевым у вас напряги.
— Так пил я много, ребята, — спокойно произносил Маслов.
Я, непьющий, закашлялся от услышанного. Кружков, способный без ущерба для психики выдуть хоть ведро, обрадованно пододвинулся ближе. В голосе его мелькнули нотки знатока — чей интерес не подделать:
— Вам это мешало?
— Поначалу — нет. Старая плеяда тренеров вообще странно к этому делу относилась. Пономарев подзывает: «Ты сколько принял, Валера?» — «Да грамм двести». — «Пошел вон». Либо не пей, либо пей так, чтоб тебя под руки волокли. И Бесков такой же.
— Константин Иванович, сколько бы ни выпил — держался на ногах.
— Две бутылки мог перед игрой выдуть, и не определишь по нему. Хоть я-то понимал, в чем секрет. Он, когда игроком был, с Лерой ходил по театрам, там пригубит шампанского, и все. Бочка у него не была заполнена. Это уж потом поддавать начал. Но всегда аккуратненький, с проборчиком. Как-то в Чили смотрю — выпивает. Я к ребятам: «Тренировки точно не будет!»
— И что?
— Видим — шагает бодрячком. Помылся, побрился. Костюм, галстук и белая рубашечка. Гонял нас как никогда. Ребята шипят на бегу: «Маслов, а ты говорил — не будет...» Для меня Бесков — тренер номер один. От Бога. Где-то следом Михей (Якушин. — Прим. «СЭ») и Валерка (Лобановский. — Прим. «СЭ»). А пить или не пить — это еще вопрос!
Для меня в тот момент вопроса уже не было. Но к дискуссии был готов.
— Что ж хорошего в этих пьянках? — вставил неприязненно. Так, что коллега Кружков толкнул меня в бок острым локтем.
Маслов злобных интонаций, к счастью, не заметил. Сразу перешел к сути. Всякое слово падало словно козырь:
— Совместная выпивка очень команду сплачивает.
Тут я ничего сказать не мог. ЦСКА в 91-м это практиковал прямо на берегу водоема в Строгине, кажется. Да и «Зенит» в 84-м был хорош. Павел Федорович Садырин, накрыв команду за тайным распитием, пересчитал по головам присутствующих:
— Кого нет? Двоих? Будут оштрафованы!
Я и вымолвить ничего не успел, как Маслов опередил с прекрасными воспоминаниями. Выяснилось, что общекомандная гульба — старая армейская традиция:
— В ЦДКА пили все, причем вместе. За два дня до матча Федотов говорил: «Все, братцы, теперь за работу». Натянут по два шерстяных свитера — и на поле. К игре как огурчики. Очень дружная была команда. А в «Динамо» пятеро гудят, остальные — нет. Трофимов зарплату получит — и неделю на «Динамо» в каморке у чистильщика обуви спит, пока все деньги не пропьет. Лишь после женитьбы, благодаря Оксане, взял себя в руки. Она пивом торговала, подобрала его и привела в порядок. А Михаил Семичастный, например, к алкоголю не притрагивался. Но умер рано — и какого только рака у него не нашли.
— Уф, — выдохнул я, качая головой. Такого опытного человека не переспорить.
На помощь уже спешил Кружков, поправивший указательным пальцем очки и сверившийся с блокнотом.
А в блокноте был выведен вопрос:
— Бесков выше Лобановского?
— Конечно! — обрадовался Маслов. — Бесков-то с дерьмом работал, а у Лобана какой состав? Блоха (Блохин. — Прим. «СЭ») — уникум. Хмель (Хмельницкий. — Прим. «СЭ») — под которого как под бронепоезд броситься. Буряк будто рукой мяч забрасывал куда угодно. А Коньков? Сабо, Медведь даже в сборную ездить не хотели!
— Почему?
— У Киева в воскресенье официальный матч, за него 160 платили. А на неделе дважды проедутся по колхозам. 250 рублей за каждую игру. Улавливаете?
— Нет.
— От сборной какие доходы? Товарищеская игра — 100 рублей. Но еще победить надо. За официальную — 300. К тому же в Киеве сорок человек. Медведь уехал в сборную, вернулся — а на его месте Мунька (Мунтян. — Прим. «СЭ») заиграл. Против Муньки разве попрешь? Так что у Лобановского во все времена народу на две команды было — могли в чемпионате СССР первое и второе место занять.
Бесков чем силен был? Интуицией. Игроков чувствовал. Бывало, с утра вскочишь, хочется побегать, но он едва взглянет: «В лес, погуляйте». Или от мяча уже тошнит — а Бесков тренировку на час дает. В день игры! Зато после нее летаешь. Была, правда, у него слабость.
— Какая?
— Перед игрой мандраж начинался. Трясло. В «Динамо» все замены за Бескова Голодец делал. Удивительная пара, словно Боженька их друг для друга создал. А в «Спартаке» Бесков с Андреем Старостиным сидел, сам замену сделать не мог. Запаренный.
Детектив-1970
В одной главке Маслов рассказал то, чего ни в одной книжке о футболе не вычитаешь. А это мы толком говорить еще не начали.
Про Валерия Маслова книжки написаны. Есть парадные — с описанием лучших матчей. Тут и там мелькает выражение, популярное в газетах 70-х — «человек с двумя сердцами».
Маслов, слыша все это, едва заметно морщился. Как человек, чувствительный к фальши. Да и к пафосу.
Есть еще и книжка Бескова — в которой Константин Иванович открыто говорит: ведущие игроки «Динамо» Маслов, Аничкин и Еврюжихин продали ташкентскую переигровку 1970-го за чемпионство неким картежникам. Поставившим на ЦСКА.
Все это очень странно. Как странен и сюжет того матча — ну разве так продают? За 20 минут до конца «Динамо» вело 3:1!
Самое удивительное — все трое после в «Динамо» остались. Как играли до этого, так и продолжили. Да и Бесков никуда не ушел. Просто какая-то нелепица.
Ни один футболист «Динамо» версию Бескова не подтверждал. Кто-то даже смеялся в голос, как вратарь Пильгуй. Но вот отыскали мы недавно капитана той команды Валерия Зыкова — и он выдал:
— Мне кажется, действительно продали.
Мы оторопели. А он начал раскладывать по полочкам, по моментам — как сыграл один, как сыграл другой. Кто упустил, кто сделал пенальти на ровном месте. Якобы не услышав подсказ.
Подытожив:
— Не было в то время команды, которая отыгралась бы у «Динамо» с 1:3 за 20 минут до конца.
Помолчал и добавил:
— Да продали, я не сомневаюсь.
— Подозрения Бескова пошли с чего? — робко припомнили мы. — Будто бы увидел, как перед матчем Маслов разговаривал с Аликом Тохтахуновым.
— Вот вам и ответ на все вопросы.
— Маслов говорил — «ну, просто подошел».
— Конечно, подошел — что ему? Ко мне-то не подошел! А к Маслову подошел, ха!
— Значит, кроме Бескова, никто этой троице обвинение в лицо не бросил?
— Нет. Только я Анюте сказал: «Я ж тебе кричал, что страхую!» — «Я не слышал...» Как можно не услышать? Я прямо за тобой! Я тот мяч точно или выбивал бы, или отдавал Пильгую. Никакой нужды сбивать. Кстати, Маслов с Аничкиным — два друга.
— После матча в раздевалке разборок не было?
— Мертвая тишина. Все сидели, плевали в пол. Как пришибленные. Тихонечко этот стол сворачивали на наших глазах. Тот же корреспондент, который про сигарету в самолете написал, еще сочинил — мол, я схватил с того стола бутылку шампанского и выпил в один глоток. Еще добавил — «не почувствовав вкуса». Вот, смотрите, я сохранил программку. Читайте!
— Ага. «В таком состоянии безысходности я находился. Думаю, мои товарищи по команде тоже». Ловко. Значит, не было шампанского?
— Вы смеетесь? Я не пил и не курил! Да и как буду хватать со стола? Сразу в автобус — и в аэропорт.
Мы не знали, что и думать. Да и сейчас не знаем. Кто разберет?
Лева Кавказский и Гурам Хромой
Наше счастье, что успели задать самому Маслову все эти вопросы. Потому что за 42 года с момента золотого матча не спрашивал для печати, как выяснилось, никто. Всем хватало пересудов.
Маслов усмехнулся — никакой злобы к Бескову не чувствуя за те страницы в книжке. Даже сочувствуя — как занедужившему:
— Я Бескову сколько говорил: «Тайвань (Алимжан Тохтахунов. — Прим. «СЭ») до сих пор живой — спросите у него, продали мы матч или нет».
— Тайванчик был в той компании?
— Да. А меня Бесков заподозрил, потому что сестра моей жены замужем была за лучшим картежником в той компании, Левой Кавказским. Конечно, я этих ребят знал. Это ж не шулера какие-то — высшая лига!
— Как не шулера?
— Нет. Не путайте с теми, кто по поездам туза из рукава вытаскивал. Это люди с математическим образованием.
— Самая экзотическая фигура среди них?
— Был такой Гурам Хромой из Кропоткина. Картежники бильярд любили, здорово играли. Так его, безногого, привозили на каталке — поднимали на специальную подставку. А руки — железные. Никто так шары не гонял.
— Бесков тоже был знаком с теми картежниками?
— Конечно. Футбол они любили, часто на матчах бывали. Кстати, однажды Бесков на моей «Волге» куда-то поехал, по дороге колесо спустило. А колпаки у меня были интересные, специально заказывал в Баку. Он не знал, как отвернуть. Стоит в растерянности. Мимо знакомые картежники едут. Но не «высшая лига», а «вторая», — они в аэропорту работали. Потом рассказывают: «Валерка, смотрим — твоя машина. И Константин Иванович с колесом мучается. Сразу остановились, помогли поменять».
— Аничкина с Еврюжихиным он в Ташкенте обвинил?
— Нет, уже в Москве придумал, что продали матч. В ташкентской раздевалке только на меня набросился. Понимаете, Бесков из поколения, воспитанного Михеем (Михаилом Якушиным. — Прим. «СЭ»). Это своеобразные люди. Если что-то вбили в голову, переубеждать бесполезно. И Трофимов такой же. Вот заявил мне: «Ты был в Москве!» — «Да в Вологде я был! Играли там, легко проверить». — «Нет, ты от меня спрятался». — «Да чего мне прятаться? Мы что с тобой, Василий Дмитриевич, не пили вместе?!» Все равно не поверил.
— Бескова всегда отличала подозрительность.
— В наше время — еще не так сильно, как позже в «Спартаке». Гаврилов мне говорил: «Какая-то шиза у Константина Иваныча пошла». Бесков даже его в сдаче матча однажды обвинил, представляете? И группировки какие-то ему вечно мерещились. То ли возраст начал сказываться, то ли бочка заполнилась. Все ж таки пил Бесков немало, почти каждый день.
Комбикорм
Я не знаю, почему истории из прошлого ворошить куда интереснее, чем сегодняшние. Все сегодня мельче, все скучнее. Какой-то комбикорм.
Игрок «Рубина» Безруков несмешно шутит — так сделайте же вид, что не расслышали. Из этого делать событие? Выпускать релизы?
Складно, но не ярко излагал матом в прямом эфире Корнеев. Малость забывшись. Ну и что? В чем сюжет? Слышал я матерщину и поинтереснее. Послушайте, как приправляет свои байки матерком в каком-то заведении Юрий Гаврилов. В YouTube есть. Заслушаешься!
Плюнуть — да забыть. Африканца из Нижнего назвал Корнеев «черным». А он что — белый?
Люди ХХ века были другими. В проказах тоньше и интереснее. Вот там было настоящее гусарство. Их истории можно слушать часами — как слушали мы Разинского, Гаврилова и всех-всех-всех. Даже Сергей Дмитриевич Шавло в нашем разговоре расцветал. Открывался с новых сторон. Мы как-то сидели словно заколдованные, честное слово.
— А можно личную просьбу? — на прощание произнес я.
— Да? — сразу помрачнел Шавло. В ту пору — генеральный директор «Спартака».
Я легко представил, какие просьбы обычно звучат в директорском кабинете. Моя была проще и изящнее.
— Можно прикоснуться? Потрогать?
Я робко указал пальцем за спину Шавло. Сергей Дмитриевич обернулся — будто позабыв, что за чудо стоит на полочке.
Кубок СССР! Тот самый, с бронзовым футболистом на крышечке!
— А! — выдохнул директор облегченно. — Пожалуйста, пожалуйста...
Я подошел, погладил кубок. Чуть приподнял — но не за ножку, а взяв с двух сторон. Он тяжелый!
Сразу вспомнилось, как вырезал в детстве из «Советского спорта» фотографии капитанов команд с этим кубком. Наклеивал в какую-то тетрадь. Лучшие руки нашего футбола держали эту чашу — и в памяти моей промелькнули за секунду все эти мужественные, неулыбчивые лица: Михаил Соколовский из «Шахтера», Антон Шох из «Днепра»... Вот поднимает высоко на руках этот кубок Виктор Аничкин в 1970-м — а за спиной у него Лев Яшин...
Я держал этот кубок — и казалось, пожимаю руки им всем. Ощущения непередаваемые.
Вспоминаешь лица — и сразу истории, истории, связанные с каждым. Правдивые и выдуманные.
Вспомнился и Валерий Маслов с фотографии — еще худенький, с чудесной улыбкой. Стоит в спортивном костюме, прижимает этот самый кубок к себе бережно, словно ребенка.
Я счастлив, что к нему мы успели. Потому что Валерий Маслов — человек особенный. Сегодня таких нет.
