"Бессмертный пал". Великая битва двух легендарных тафгаев НХЛ
ДРУГАЯ ЛИГА
Никто не учил меня как или когда нужно драться. Я просто знал... Всегда знал. Чувствовал, что и когда делать.
В общей сложности я провел в НХЛ 333 боя. И это еще не считая выступлений в юниорских лигах, предсезонных матчах или даже участия уличных драк. Это рекордный показатель в истории НХЛ. И, учитывая, в каком направлении развивается игра сейчас, складывается ощущение, что этот рекорд вряд ли кто-то побьет в обозримом будущем. Не могу сказать, что я горжусь этим, просто анализирую и оперирую фактами.
Когда я был молод, мой отец не хотел, чтобы я был тафгаем. Более того, он не хотел, чтобы я вообще был хоккеистом. Когда я только начинал свою карьеру, он твердил мне: "Лучше тебе заняться чем-то другим, потому что в хоккее ты надолго не задержишься".
В то время, когда я пробился в Национальную хоккейную лигу, отношение к дракам разительно отличалось от того, как на это смотрят сейчас. В составе каждой команды был минимум один энфорсер. В сезоне-1991/92 за 42 матча я провел 16 боев, что может показаться очень внушительной цифрой. Я бился с такими монстрами, как Джино Оджик, Крэйг Беруби, Кен Баумгарнтер, Марти Максорли и Роб Рэй. Они были гораздо опытнее меня. И они не считались просто вышибалами – проводили на льду гораздо больше времени, чем я. Испытывал к ним огромное уважение.
В начале 90-х НХЛ мало чем отличалась от себя самой эпохи сумасшедшей команды "Филадельфии" 70-х. Когда я был маленьким, то "Разбойники с большой дороги" внушали страх в сердца соперников. В сезоне-1974/75 игроки "Флайерз" участвовали в драках 77 раз! Постепенно, чтобы хоть как-то обуздать "Филли", каждая команда стала приглашать в состав настоящего тяжеловеса, который вставал на защиту звездных партнеров. Мне кто-то говорил, что в сезоне-1996/97 было выписано 907 удалений за драки. Эти цифры кажутся правдоподобными, потому что только я дрался 26 раз! И мой показатель даже не был первым в лиге. Лидировал Пол Лаус из "Флориды", на счету которого набралось 39 поединков. Ныне тафгай может провести 10-15 боев за сезон, хотя и это кажется завышенной цифрой. И современные энфорсеры не могут сравниться с теми парнями, с которыми приходилось скрещивать кулаки мне.
Как я говорил, в то время это была другая лига. Сейчас та работа, которую выполнял я, больше не востребована. Из 333 боев в 99 процентах случаев я дрался ради команды, чтобы защитить партнеров, особенно ведущих игроков. Тех парней, которые давали результат. Когда я выступал за "Торонто", то любой знал, что, если он притронется к Матсу Сундину, то я оторву обидчику голову. Некоторые драки должны были задать тон игре. В других случаях нужно было постараться переломить ход встречи. Но в каждой игре я должен был быть готов к тому, что мне нужно немедленно отреагировать. В любой момент я должен был забыть о своих интересах и выполнить свою работу. Моя обязанность – защищать ближних. Это была моя работа на хоккейном льду. Я смотрел на это не как на драки, а как на восстановление справедливости. И я горжусь тем, что действительно мог всегда защитить партнера. Я могу посмотреть каждому из них в глаза и не солгать, сказав, что никогда не отступал, когда кому-то грозила опасность. В такой момент я был готов на все. И если бы это значило, что мне нужно провести еще один бой, то я согласился бы на это без каких-либо сомнений. Потому что для меня партнеры были ценнее победы. Интересы команды превыше всего.
БОЕЦ И ХОККЕИСТ
Но было одно исключение из правил. Бой, в котором я намеревался сделать себе имя в НХЛ, в котором я собирался заявить о себе. Бой, которого я всегда ждал.
9 февраля 1992 года в гости к моим "Рейнджерс" приехал "Детройт". Боб Проберт на "Мэдисон Сквер Гарден". Проберт был самым опасным тафгаем своего времени. Чертов король в супертяжелом весе. В год, когда меня выбрали на драфте, Боб провел 23 боя и не потерпел ни одного поражения. И он не просто побеждал соперников – он уничтожал их. Подобные монстры существовали и прежде: Джон Фергюсон-старший в 60-х, Дэйв Шульц и Тайгер Уильямс в 70-х. Они были сильнее и злее своих соперников. Но в конце 80-х и начале 90-х в лиге царил Проберт. Огромного роста, за 100 кг веса... Это был настоящий король, истинный воин. Но Боб Проберт был не только прославленным бойцом, он также был чертовски хорошим хоккеистом. Вся лига боялась его.
В расцвете лет и сил Боб, пожалуй, был одним из лучших игроков "Детройта". Он забивал больше 20 голов за сезон. Когда же одновременно с ним на льду появлялся Стив Айзерман, лучший игрок "Ред Уингз" получал огромное количество свободы. Потому что соперники страшились Проберта, старались держаться от него как можно дальше. И я пыталась научиться этому бесценному навыку у Боба.
Он был тем человеком, которого я мечтал победить. Точнее, я сам хотел когда-нибудь стать новым Пробертом. Безусловно, я уважал Боба, но он не вселял в меня страх, пусть я и был меньше его раза в два. В НХЛ меня вообще никто не пугал, я даже не знал этого чувства. Я рос на улицах. И наше поколение научилось никого не бояться. Иначе было не выжить. Никаких уловок или оправданий: если ты чего-то хочешь, то придется потрудиться, чтобы этого добиться. Я понимал, на какой риск иду, но до сих пор перспектива получить удар кулаком по улицу не беспокоила меня. Так почему же я должен бояться драки? Адам Грэйвз часто удивлялся, как я могу держать себя в руках? Он шутил, что в моем словаре отсутствует слово "страх". Не могу объяснить, почему так вышло, но я действительно не испытывал испуга перед тем, как выйти на лед. Что бы там меня не ждало.
Я несколько раз пытался подраться с Пробертом. Но каждый раз он отказывался. Пусть его все боялись в лиге, но он не собирался доказывать это каждому первому встречному. Это был настоящий энфорсер, который чтил кодекс и уважал своих соперников. Так что не стоило бояться, что он может схватить тебя ни с того ни с сего и размозжить тебе голову. Я уважал его за это и старался брать с него пример.
Мне долго пришлось упрашивать его обратить на меня внимание. Я мог рассчитывать на бой с кем-то уровня Проберта только в том случае, если бы соперник пожелал этого сам. Я сам был не из числа тех, кто может атаковать человека просто так. Оставалось лишь подъехать к потенциальному сопернику и заявить о своих намерениях, а окончательное решение зависело уже от него.
Но тем февральским вечером 1992 года я чувствовал, что настало мое время. Вот он мой шанс! Кажется, мои партнеры по "Рейнджерс" нервничали даже больше меня самого. Стресс перед большим боем – это непростое испытание. И я должен был найти способ отвлечься. У меня была одна привычка: я любил брать стул и усаживаться в коридоре рядом с раздевалкой. Вместо того, чтобы находиться в окружении партнеров, я предпочитал уединиться. Когда я был в раздевалке, слушал все эти разговоры, то мои мысли были связаны только с игрой. А, значит, я думал и о предстоящей схватке. Но в коридоре я мог отвлечься, поговорить с кем-то из охранников, из обслуживающего персонала. Это помогало мне расслабиться и переключить свое внимание на нечто иное.
БИТВА
В день игры с "Детройтом" я особенно сильно старался сохранять спокойствие. Не хотел думать о бое, чтобы заранее не перегореть. Это была моя основная задача перед игрой или боем: сохранить спокойствие. Чем расслабленнее я себя чувствовал, тем лучше. Я был слишком мал, чтобы позволить себе потерять самообладание. Если бы к своим ограниченным физическим данным я бы еще демонстрировал нерешительность, то просто не выжил бы в НХЛ. На протяжении всей игровой карьеры я должен был использовать каждую капельку своего таланта, чтобы нивелировать недостаток роста и физики. Должен был быть спокойнее и хитрее. И всегда должен был внушать себе: "Этот бой ты выиграешь. Никто не сможет побить тебя".
Кажется, напряжение витало в воздухе в тот вечер. Даже фанаты чувствовали, что должно произойти нечто грандиозное. И они разразились громким ревом, когда я в первый раз вышел на смену. Тем более, в этот момент Проби уже был на льду. Потом Марк Мессье шутил, что это было похоже на противостояние Али и Фрэйзера. Каждый, кто был в тот вечер на "Мэдисон Сквер Гарден", ожидал боя. Так что атмосфера была наэлектризованной.
Во время вбрасывания я подъехал к Бобу. Вся арена забурлила. Я наклонился к нему и сказал: "Давай, Проби, дай мне шанс. Позволь сразиться за титул". Он даже ухом не повел. Просто бросил в мою сторону: "Проваливай, пацан", – и умчался за шайбой.
Но я не собирался так легко сдаваться. При каждой возможности я донимал его своими просьбами. И вот в очередной раз я оказываюсь перед ним: "Давай, Проби. Погнали!" В конце концов, он больше не мог этого выносить.
В этот раз речь не шла об интересах команды или о защите партнера. Это был мой шанс сделать себе имя в НХЛ. Но сделать это я мог только победив. Как бы ни был страшен Проберт, я знал, что могу справиться с ним. И у меня была выработана стратегия.
Он был выше меня чуть ли не на полметра, так что я должен был держать близкую дистанцию, чтобы лишить его преимущества длинны рук. Также мне шла на пользу моя память. Так получалось, что я быстро замечал и запоминал самые мелкие детали. Я видел прошлые бои Проберта, знал, как он любит бить и про его сокрушающую правую. Я же мог бить с обеих рук, что давало мне определенное преимущество. Перед началом поединка я делал вид, что буду атаковать одной рукой, а потом, неожиданно, переключался на другую. Я вставал в стойку, которая заставляла соперника думать, что я буду работать левой, но в последний момент подключал правую руку, что ставило многих оппонентов в тупик.
Когда мы сошлись с Пробертом и побросали клюшки на лед, я лишь мог еще раз подивиться его богатырскому телосложению. Настоящий великан. Я должен был использовать все, что знаю, чтобы противостоять ему.
Фанаты повскакивали на ноги, когда мы кружили в центральном круге. И мы не заставили их долго ждать. Как только наши перчатки оказались на льду, мы вцепились друг в друга. Мне пришлось постараться, но я все же смог накрепко ухватиться за его свитер. Трибуны неистовствовали, но я должен был сохранять спокойствие. Затем мы начали обмениваться ударами. Проберт постарался сокрушить меня несколькими ударами сверху. Я выждал момент и начало отвечать с левой. С каждым ударом трибуны ревели все сильнее.
Через несколько секунд у Проберта слетел шлем, тогда как мой все еще оставался на моей здоровой башке. Я начал кружить вокруг Боба, все время пригибаясь и ища возможности для контратаки. Я очень любил использовать этот прием, при котором пригибался во время удара соперника. Каждый соперник был выше и крупнее меня, но, когда я нагибался, то мне хватало сил тянуть их за собой вниз, чтобы они потеряли баланс. Пока соперник пытался восстановить равновесие после промаха, у меня было время провести свою атаку. Пригнуться, дернуть вниз и ударить – все в одном движении. Если мне удавалось подловить соперника, то это практически всегда означало мою победу.
Первую часть боя я атаковал слева. Все это время Проберт обрушивал сверху на меня свои молоты. В какой-то момент мой конек проскользил и я потерял равновесие. Но я твердо стоял на ногах, так что быстро вернулся в боевую позицию. Я не позволю моему шансу ускользнуть (в прямом смысле слова) так просто! Мне кажется, в этот момент Проберт подумал, что все близится к концу. Но я лишь разогревался. Когда я вновь ринулся в бой, то заметил удивление на лице Боба. Это придало мне дополнительную энергию. Вновь стал бить с левой, при этом каждый раз дергая Проби за свитер. Я так сильно вцепился в его джерси, что порвал ее в лоскуты.
Наконец, где-то через минуту после начала боя, я подловил Боба. Мой удар пришелся точно в цель, и у него пошла кровь. В этот момент я поменял руки и пару раз приложил его с правой. В конце концов, лайнсмен был вынужден вмешаться и разнять нас. Как-то недавно я наткнулся на сайт, где говорилось, что в том поединке мы нанесли 40 ударов. Обычно, за одну драку я не носил больше 10-15 ударов. Но в тот вечер каждый из нас по 20 раз врезал сопернику.
Неудивительно, что к концу поединка трибуны сходили с ума. Вообще, сложно описать те эмоции, которые ты испытываешь в такой момент. По дороге на скамейку я на мгновение забыл те слова Марка Мессье, которые он произнес за пару недель до этого, когда учил меня уважению к соперникам. Для меня в этот момент речь не шла о команде или партнерах. Для меня бой с Пробертом – это было личное дело. Так что по дороге на скамейку я стал показывать жесты, будто примериваю чемпионский пояс, начал махать руками, показывать различные жесты пальцами, прикладывать ладонь к уху, еще больше раззадоривая толпу!
После окончания боя я услышал, как Джо Сирелла закричал: "Ни фига себе, он только что побил Проберта!"
Пока лайнсмен сопровождал меня на скамейку, Джо подъехал ко мне и добавил: "Просто обалдеть, Тай!" Но ситуация на этом не успокоилась. Я не успел усесться на скамейку, а на льду уже разразилась массовая драка. Сирелла схватился со Стивом Чейссоном, Жеррар Галлан начал драться с Полом Бротеном. Никого из этих парней нельзя было причислить к классу настоящих бойцов. Мне оставалось только со стороны наблюдать за представлением. Шлемы, краги, клюшки – все летало по площадке, пока судьи пытались всех утихомирить.
Пока я сидел на скамейке, то пристально следил за игроками "Детройта". Было видно, что некоторые из них потрясены произошедшем. Помню, что как-то позже бывший форвард "Ред Уингз" Кит Примо признавался, что в тот момент он не поверил своим глазам: "Бессмертный пал. Не думаю, что кто-то из нас ожидал увидеть, как Боб проигрывает бой. Мы считали его непобедимым".
РЕВАНШ
Я – не боксер. Но я прекрасно знаю, что существует множество боксеров, которые не дрались и в половину так часто, как я. Не могу сосчитать, сколько раз мне приходилось пускать в дело кулаки на льду и вне ледовой арены. Но несмотря на все бои, рассечения и синяки, я никогда не принимал болеутоляющие. Один из врачей как-то признавался мне, что никогда не встречал человека с таким высоким порогом боли. Не знаю, откуда это во мне... Таким просто уродился. Я могу получить удар кулаком, клюшкой, но все равно идти вперед.
И мне не нужны были никакие препараты после матчей. И не потому, что их было сложно достать. Многие мои партнеры принимали "Тарадол", чтобы справиться с последствиями травмы, заблокированного броска или драки. Но мне этого не требовалось. Когда мне накладывали швы, я не разрешал докторам давать мне какие-то болеутоляющие перед процедурой. И не потому, что хотел показать, какой я крутой – просто до паники боялся иголок и не любил вида крови. Вместо этого я закрывал глаза и заставлял себя сидеть смирно, пока врачи колдовали надо мной. И я чувствовал каждое движение иглы.
После того боя с Пробертом количество моих драк возросло. С того момента, как я схлестнулся с Бобом, и до конца моей карьеры каждый хотел показать мне свой лучший удар. Во всяком случае, пытался. Они хотели оторвать мне голову. Не самая лучшая работа, которой ты не будешь хвастаться пред детьми, но такова была моя жизнь, которую меня никто не заставлял выбирать.
После первого поединка с Проби, все задавались вопросом, когда же состоится реванш? Что же, через 10 месяцев "Детройт" вновь приехал на "Мэдисон Сквер Гарден". Конечно, все: СМИ, фанаты, даже игроки – ожидали, что настало время второго раунда. Даже глава лиги Гил Стайн так был озабочен этой ситуацией, что накануне игры пригласил нас с Пробертом к себе в офис. Он предупредил, что, если мы снова подеремся, то оба будем дисквалифицированы на 20 матчей и получим внушительные штрафы.
Но, когда мы вышли на первую смену, то трибуны уже жаждали крови. Проби подъехал ко мне и сказал: "Тай, давай поскорее с этим закончим". – "Проби, разве ты не помнишь нашу вчерашнюю встречу с президентом?" – "Неа, давай решим все вопросы".
Как только шайба была введена в игру, Проберт обрушил на меня град ударов. Наверное, предыдущее поражение не на шутку его задело, потому что в этот раз он подошел к бою со всей ответственностью. По началу, я просто отбивался, как мог. Но после нескольких ударов, поймал свой ритм и стал отвечать с левой. Бой продолжался, пока я не упал на лед. Но меня свалил не один из ударов Проберта, я просто был так измотан, что уже с трудом мог держаться на ногах. Все-таки он был просто огромен. Потом мне говорили, что невозможно было сосчитать, сколько раз Боб врезал мне... С такой силой и остервенением он колотил меня. Люди сбивались на числе 40.
На протяжении наших карьер мы с Пробертом дрались 15 раз. Но, мне кажется, что именно во втором бою Боб понял, что не сможет сломать меня. Он бился отчаянно, но даже этого было недостаточно.
ДРУЗЬЯ
Пусть мы провели вместе в НХЛ 11 лет, но у нас было мало возможностей поговорить в нормальной обстановке. Только много лет спустя, когда Боб попал на программу "Танцы со звездами", у нас появился шанс спокойно пообщаться.
Когда создатели шоу впервые пригласили меня на программу, я заявил им, что дам свое согласие только в том случае, если они пригласят на передачу и Проберта. Сначала они не хотели этого делать из-за скандалов, связанных с Бобом в прошлом. Но я действительно хотел хоть как-то помочь человеку, который когда-то открыл мне дорогу в НХЛ. Я хотел отплатить услугой за услугу. Поэтому я настаивал на своем и, в конце концов, продюсеры сдались. Когда они согласились пригласить Боба, я сразу же подписал все бумаги.
Мы много общались в тот период, вспоминали наши игровые дни. И оба были предельно честны. Проберт клялся, что я был самым тяжелым противником в его карьере. Что мои удары наносили ему больше всего урона. Я верю его словам, потому что он говорил мне это в лицо. И когда тебя хвалит такой человек, то ты испытываешь чувство гордости и глубокой признательности.
После завершения шоу мы сохранили близкий контакт. Я быстро осознал, какой человечище это был. Тогда я понял, почему все партнеры так его любили: он был похож на огромного плюшевого медведя. И у него был просто заразительный хохот. Я познакомил Проби с моими друзьями, семьей, даже моим парикмахером – Сантино. Он особенно полюбил Боба. Таким Проби был человеком. Любой, кто общался с ним в обычной жизни, просто влюблялся в его натуру.
Одно из моих любимых воспоминаний о Бобе – это наш совместный поход на концерт группы U2. Я пригласил всех участников шоу "Танцы со звездами", и нас даже провели за кулисы. В тот вечер Боб был похож на маленького ребенка. Он постоянно висел на телефоне и подносил аппарат поближе к сцене, чтобы семья могла услышать концерт. Жена и дети были для него всем в этом мире. Поверьте мне, я хорошо узнал Боба лично. И что бы люди не говорили или не думали о нем, это был человек, которого я безмерно уважал. У каждого может быть свое мнение, но я был впечатлен его человеческими качествами. Понимаю, что он не был идеальным, но кто из нас не без греха? Все мы совершаем ошибки. Но он сполна заплатил за свои. А жизнь он посвятил тому, чтобы защищать свою семью и партнеров на льду.
Я был шокирован, когда узнал о смерти Проберта. Он умер в июле 2010 года, отдыхая на озере со своей семьей. Вспоминая его сейчас, я также вспоминаю всех тех энфорсеров, что были до него или пришли после. Мы все выполняли одну работу, все подвергались одинаковому риску, каждый вечер выходя на лед.
Я благодарен судьбе, что она познакомила меня с Бобом Пробертом, позволила узнать его. Это был хороший человек. Наши судьбы с Проби теперь навсегда переплетены. Когда-то он дал мне шанс стать настоящим игроком НХЛ, за что я всегда буду ему благодарен. Он дал мне шанс состояться в жизни. Я никогда не забуду наши схватки на льду и то время, что мы провели вместе вне ледовой арены. Но больше всего я благодарен судьбе за то, что она свела меня с таким Человеком с большой буквы.
