— Вы провели первый полноценный сезон в НХЛ. Стали ли лучше как вратарь?
— Форма красивей. Но если серьезно, то мне трудно сказать, стал ли я лучше по игровым аспектам, выросло ли качество моего хоккея. По одному сезону делать выводы невозможно. Для объективной оценки нужно провести в Северной Америке два-три года. Это как минимум, ведь какие-то успешные действия в первом чемпионате можно списать на эмоции, на состояние эйфории. Но истинный класс игрока определяет стабильность действий на протяжении длительного времени.
— Поставлю вопрос чуть иначе. Илья Сорокин в КХЛ и в НХЛ — это два разных голкипера?
— Задачи у меня не поменялись. Нужно давать шанс своим партнерам добыть победу. Не могу сказать, что что-то кардинально поменялось. Что в ЦСКА, что в «Айлендерс» требования в плане результата высокие. Мне было проще привыкать в плане психологии, ничего не изменилось после переезда.
— А на вас как-то сказалось то, что вы просидели на трибуне в первом плей-офф, который проходил в канадском «пузыре»?
— Не могу сказать, что это как-то сильно повлияло на меня в отрицательном смысле. Были ведь и хорошие моменты.
— Какие?
— У меня появилось время спокойно подготовиться, познакомиться с ребятами, адаптироваться. Но я и понимал, что полноценное знакомство с НХЛ произойдет только через игры. Да, посмотреть хоккей с трибуны — это опыт. Но он ничего не значит без практики. Потому и начало нынешнего чемпионата было таким скомканным. Я долго не играл до этого, этот фактор нельзя сбрасывать со счетов. У нас же и предсезонных матчей не было, подготовка шла через двусторонки. Но это все немного не то. Хорошо, что мне дали шанс в «Айлендерс», хотя я и начал с трех поражений.
— Когда вы уезжали за океан, то сразу сказали, что спокойно отнесетесь к решению клуба отправить вас в фарм-клуб для адаптации. Этого не случилось, но был ли момент, когда были близки к поездке в «Бриджпорт»?
— Не знаю, о чем беседовали в тренерской. Возможно, какие-то разговоры на эту тему и существовали. Но я решил не волноваться о тех вещах, которые не могу проконтролировать. Если бы отправили — поехал.
— Что для вас было самым трудным в этом сезоне?
— В НХЛ — расписание, которое отличается от нашего. Первую половину дня проводишь на стадионе, но вторую предоставлен сам себе. А учитывая пандемию и рекомендации для хоккеистов, получается, что сидишь один дома и никуда не можешь выйти. Когда находишься в одиночестве, то много думаешь, а если еще что-то не получается на работе, то начинаешь загоняться. Это было самое непростое время. К счастью, во время сезона времени на это меньше, ты постоянно занят.
— Михаил Мальцев оказался в похожей ситуации в «Бингхэмптоне», да еще и город маленький, русских ребят нет. В итоге теперь здорово научился играть в приставку. Вы тоже стали специалистом по компьютерным играм?
— Не могу играть в компьютерные игры, так как очень сильно устают глаза, а это потом сказывается на основной работе. Даже книги трудно читать по этой же причине. Но открыл для себя аудиокниги. Причем я понял, что в это время никак нельзя отвлекаться. Раньше мог что-то одновременно делать, но потом поймал себя на том, что вообще не помнил, о чем шла речь. Сейчас сажусь за прослушивание, ни на что не отвлекаясь.
— Что понравилось из последнего?
— Задавал себе вопрос: а под чем был Михаил Булгаков, когда писал «Мастера и Маргариту»?
— Не понравилось?
— Понравилось, но очень необычно. Когда они там на метлах полетели, я еще подумал, что это такое слушаю вообще. Но затем пришло приятное послевкусие от книги.
— Вернемся к хоккею. Вы начали свою карьеру в НХЛ с трех поражений. Знаю, что вы переживаете неудачи. Как перенесли это время?
— Не могу сказать, что это стало ударом, а я сильно загонялся по этому поводу. Но не о таком дебюте мечтал. Вы же помните, какие игры были? С «Рейнджерс» я вообще не должен был выходить на площадку, все изменилось во время раскатки за 20 минут до вбрасывания. Затем была неудача против «Нью-Джерси», хотя наша команда их до этого победила. Хороший матч был с «Филадельфией», но мы уступили в овертайме. Далее наступила пауза. Вот это был непростой период, проскакивала мысль, что надо бы возвращаться в КХЛ. Опять же не скажу, что эти мысли меня поглощали, все было мимолетно, но факт в том, что думал об этом. Конечно, никуда я не собирался, прекрасно понимал, что одна победа изменит мое настроение.
— Ее пришлось дожидаться целый месяц после дебюта. Ловили ли вы в это время на себе косые взгляды? Мол, кого привезли-то, ничего вытащить не может?
— Может быть, за спиной где-то и говорили на эту тему, но я не слышал. Впрочем, это нормальная ситуация. Но одноклубники меня поддерживали. Все понимали, в каком я положении: дебютант, о котором говорили как о звезде КХЛ, начинает с трех неудач. Но парни мне после каждого поражения говорили примерно следующее: «Не переживай, это не из-за тебя, мы недоработали». Наверное, сказалось и то, что за два месяца в «пузыре», когда я вообще не выходил на лед, мы со всеми познакомились. Когда ты варишься в коллективе, живешь долгое время в одном отеле, это сближает.
— Хотел бы вернуться к вашему дебюту против «Рейнджерс». Предполагалось, что играть будет Семен Варламов, но он получает травму на раскатке. Вы наверняка уже разложили на скамейке бутерброды, взяли книжку, подготовили плейлист в плеере, чтобы спокойно провести пару часов. И тут...
— Ко мне после раскатки приходит тренер вратарей и говорит: «Сейчас играешь, ты в порядке, ты готов». Ну, думаю, раз он говорит, значит, готов. Оказалось, что не очень. Первую шайбу я пропустил вторым броском от Павла Бучневича, затем от всех убежал Артемий Панарин. Да, думаю, отлично я готов к дебюту.
— Павел Бучневич потом говорил, что ему хорошие советы дал ваш близкий друг Игорь Шестеркин.
— Да-да, я видел. И в тот же вечер Шестеркин мне написал, мол, я ничего ему не подсказывал, просто сказал бросать верхом.
— Неужели вас тогда колотить не начало, когда сказали, что вы в стартовом составе?
— Легкий стресс был, я же живой человек. Но тряски не было. Помогло и то, что матчи проходили без зрителей. Если бы был полный стадион, а болельщики после двух шайб за семь минут загудели, то я бы, наверное, потек. А так... Игра-то неплохая была. Да, я где-то не успевал, но уже говорил, что к этому надо было отнестись с пониманием. Без практики иначе и быть не могло. Если до игры еще были какие-то иллюзии, что тренировки все компенсируют, то матч их развеял.
— Не боялись идти в раздевалку после 0:6?
— Нет, все было нормально. Не скажу, что я был потухший — наоборот, улыбался. Для меня было важно, что я сыграл. Кроме того, в моей голове результат встречи особого значения не имеет, гораздо важней, какие ощущения от работы. Можно проиграть, но быть довольным своими действиями. И наоборот.
— Вы в России работаете с Сергеем Наумовым, которого всегда выделяли среди своих тренеров в ЦСКА. Мне посчастливилось побывать на вашем совместном занятии, и я многое узнал. Например, услышал фразу, что вам за океаном «подняли ловушку». Это получается, что в НХЛ вас стали переделывать?
— Да, ловушку действительно подняли, посоветовали держать руку повыше, но это было сделано на основе анализа после первых матчей. Мне слишком много верхом заходило. Но я бы не сказал, что мне поменяли стиль. Хочешь не хочешь, но какие-то корректировки в зависимости от лиги делать надо. Надо подстраиваться под новый хоккей, под других игроков. Когда мы говорили про ловушку, то отмечал, что начали побаливать другие мышцы. И это нормально, так и должно быть.
— С Наумовым работаете по привычке?
— Он высококлассный специалист, один из лучших в России. Но, кроме того, его стиль работы очень похож на тот, что предлагали мне в «Айлендерс» Мич Корн и Пьеро Греко. Совсем небольшой разрыв между тем, что я делал в России. Нет такого, что тебя там учат одному, а здесь — другому. К сожалению, с Наумовым у меня не получится летом работать плотно, ведь у него контракт с ЦСКА. Пару занятий проведем очно, а затем только дистанционные консультации.
— То есть не было такого в Америке, чтобы вам говорили: «Это не делай, про это забудь»?
— Кардинальных изменений не было, лишь мелкие детали. Другим вратарем меня не делали.
— Игорю Шестеркину в первый год сказали в клубе, что он жирный, и заставили сесть на диету.
— У меня 8 процентов жира — это отличный показатель.
— Речь даже не о весе. Но, может быть, сказали что-то изменить, что нехарактерно для НХЛ.
— Не помню такого. Разве только в зале я подходил и спрашивал, над чем надо поработать. В клубах проходят тесты, где изучают все, могут, например, сказать, что левая нога развита хуже, чем правая. И надо сделать на этом акцент. Так, собственно, со мной и было.
— У вас было три поражения подряд, но потом вы начали устанавливать какие-то рекорды для новичков клуба. Длительная серия побед, успешный дебют в плей-офф. Это ведь тоже давит?
— Но мне уже не 19 лет, так что даже к хвалебным словам я отношусь гораздо проще. У меня акцент на работу, на повседневный процесс, который приносит результат. Но ведь и в стороне от этих разговоров тоже не останешься, как бы ни пытался отстраниться. Вы же помните, что я и с вами разговор перенес на лето, старался не читать ничего в СМИ, отказался от Instagram, удалив приложение с телефона, так как это отнимало время. Но не помогало.
— Радовало?
— Было приятно, но не могу сказать, что уж прямо бегал от счастья.
— Вас нечасто звали на пресс-конференции после игры, но я заметил, что вы всегда отвечали на английском. Причем на максимально простом английском.
— Зачем решать сложные задачи, если не знаешь таблицы умножения? Клуб мне нанял преподавателя, с которым я занимался по три раза в неделю несколько месяцев. Иногда было совсем тяжело. Вроде бы проводишь хорошую тренировку на льду, идешь в зал, а потом уже вспоминаешь, что у тебя английский. Но в итоге это было очень полезно.
— Что вы изучали?
— А все с самого начала. Да, я изучал английский в школе, но к этому времени многое забыл. Главное — нужна практика. Но я находился в англоязычной стране, у меня была постоянная возможность практиковаться. И все равно я пока не очень хорош в английском. Иногда совершенно не понимаю, о чем говорят в раздевалке. Тебе что-то говорят, а ты просто киваешь и улыбаешься, мол, да-да, все классно. Но все стало гораздо легче. Есть же какие-то вопросы, которые нужно решить моментально, не бегать же постоянно за переводчиком.
— Можно не изучать английский, как Артемий Панарин.
— А мне кажется, что правильно изучать язык той страны, в которой ты работаешь. Это же касается и легионеров, выступающих в КХЛ. Никто не заставляет знать язык идеально, но хотя бы базовые вещи заучить обязан.
— За КХЛ вы не следили?
— Так и не понял, почему приложение КХЛ блокирует трансляцию матчей в США. Для меня это очень странно. Из-за этого и смотреть ничего не получалось. Но я был на связи с ребятами, узнавал новости.
— Удивлены отставкой Игоря Никитина?
— Очень. Надеюсь, что такой специалист долго без работы не просидит.
— Вы работаете в клубе, где генеральный менеджер — Лу Ламорелло, человек старой школы. Никите Зайцеву он запретил играть белой клюшкой, кому-то настоятельно порекомендовал использовать исключительно традиционные шнурки на коньках.
— У нас строго-настрого запрещалось носить бороду. Я бриться ненавижу, но иного выхода не было. Сначала пытался оставлять щетину, пользовался триммером, но мне сказали, что это неприемлемо, пришлось ходить гладковыбритым. Еще был случай. Выхожу из раздевалки, а у меня галстук в кармане. Лу увидел это, подошел и показал пальцем, что галстук надо срочно надеть. В день игры у нас все строго — до и после матча ты должен выглядеть идеально.
— Костюм пошили?
— А у меня есть два, которые выдавали в сборной. Обошелся ими. Но говорят, что у кого-то из ребят по пять-шесть костюмов. Я пока покупать не планирую — двух хватит.
— Как вам жизнь в Нью-Йорке?
— Важно понимать, что я живу в Лонг-Айленде, а это не совсем Нью-Йорк. Мы далеко от Манхэттена, от делового города. Меня все устраивает. Там чисто, комфортно, аккуратно. Рядом океан с хорошей набережной, где ты можешь провести время, погулять. По кафе я не особо ходил, больше заказывал домой. Мне больше всего нравится, что от дома до тренировочной арены — 4 минуты на машине. До стадиона — 7 минут, сейчас чуть больше будет из-за новой арены, но ненамного. Кому-то покажется, что это скучновато, но я и в Москве особенно не веселился.
— Дорогая квартира?
— Первое время я жил в отеле — думал, что так дешевле. Но через пару месяцев понял, что мне очень не хватает домашнего комфорта, отель не мог дать этого чувства. В итоге решил снять квартиру, купил цветок, повесил картины, и это создало чувство уюта. Я мог приходить и отдыхать. Цены же зависят от срока аренды. Поскольку я снимал всего на семь месяцев, то мне обходилось все в 3000 долларов. Не вздрагивайте, это нормальная цена. Мои одноклубники отдавали за аренду в два-три раза больше.
— У вас закончился контракт. Какие ключевые моменты вы обсуждаете на переговорах?
— Есть определенные моменты, которые нуждаются в обсуждении, но ничего критичного. В ближайшие пару недель, надеюсь, обо всем договоримся.
— Вы же не разыгрываете «русскую карту»?
— Типа, если что — вернусь в КХЛ? Ну все же понимают, что такого не будет. Не уверен, что на это сейчас вообще кто-то клюнет, и потому когда я вижу новости о Кирилле Капризове, то смеюсь.
— Вы не верите, что он вернется?
— Вряд ли вернется. Может быть, я чего-то не знаю, так что заранее извиняюсь перед Кириллом.
— У вас есть право на арбитраж в случае, если клуб предложит слабые условия.
— Не хочу обращаться в арбитраж, зачем портить отношения с руководством?
— Это бизнес. Если вас обменяют, то клуб не будет думать об отношениях.
— Согласен, но мне кажется, что вопрос по контракту можно решить по-человечески.
— Я заметил, что Барри Тротц не делит игроков на полевых и вратарей. Если голкипер выглядит слабо, то так и говорит. И вы свое получили за один матч против «Питтсбурга». Не расстроились?
— Ой, да ладно вам. Я прошел школу российских тренеров, мне это совсем не страшно. Да, я помню ту игру, те слова Барри. Ничего обидного, я был с ним согласен — сыграл плохо, не мой день. Но завтра будет другой.
— А еще вы совместно с Семеном Варламовым уступили «Тампе» в плей-офф со счетом 0:8. Что было тогда?
— Соперник очень хорошо реализовывал моменты. Вы посмотрите тот матч еще раз. У них все заходило. После той встречи не было опущенных голов в раздевалке. Все понимали, что «Тампа» в этот день была в порядке, но и нам не было за что стыдиться.
— Какой матч вам лично не понравился?
— Первая игра с «Вашингтоном», когда мы уступили 3:6. И, конечно, игра с «Питтсбургом», о которой вы сказали.
— Вы были тогда не готовы к матчам?
— Так сказать нельзя. Но были моменты, когда стоило действовать чуть расслабленней, слишком не загружать голову.
— Лучший матч?
— Пусть будет с «Баффало», моя первая победа в НХЛ. Она была переломной в психологическом плане. До этого было три поражения, и надо было побеждать. Я тогда вышел максимально собранным и нацеленным на результат.
— Мне было смешно, когда вы проигрывали «Баффало». «Клинки» в этом сезоне были разобранными, устраивали рекордные серии из поражений.
— Один матч мы проиграли им, когда они позвали вратаря из Ист-коста. За два матча он отразил 86 бросков. Мы потом еще в раздевалке сидели и не понимали, как могли проиграть.
— После первой победы с «Баффало» вы стали первой звездой дня в НХЛ. Что-то полагается за это?
— Нет, ничего. Назвали и назвали.
— Полевые хоккеисты отмечают, что в НХЛ нет простых смен, ты не имеешь права просто появиться на льду и не стараться. Как вратарь видит ту лигу?
— Броски сильней, точней, с большим IQ.
— Не было ли обидно, что вам не дали сыграть в важнейшем матче плей-офф против «Тампы»?
— Знаете, я вообще не был уверен, что проведу в плей-офф хотя бы одну игру. И я бы понял тренеров. У меня первый сезон, не было опыта. А я сыграл всю серию против «Питтсбурга». Так что полностью доволен.
— Когда едете в Америку?
— Визу сначала надо получить. Клуб посылает меня получать визу в Доминиканскую Республику. Ближе никак.