Юрий ГОЛЫШАК
из Зигбурга
КРУТОВ И ИРБЕ
Сборная отыскала где-то под Кельном место, связанное с Советской армией. Поверьте – это было непросто. Через здешние края шли войска союзников, Красная армия наступала с другой стороны. Но кто-то подсказал – есть километрах в пятидесяти городок Зигбург. Там на крохотном кладбище лежит больше сотни советских солдатиков, погибших в концлагерях. Туда и отправились.
Мы же русские люди – организовала сборная автобус и для корреспондентов. Чтоб не пришлось добираться своим ходом. Встречались с утра пораньше у отеля Maritim. Памятном всем, кто был на чемпионате мира-2010. Под этой крышей принимали в Зал славы IIHF семь лет назад Артура Ирбе и Владимира Крутова.
– Спасибо большое, – произнес Владимир Евгеньевич, любимейший мой хоккеист. Передал микрофон тому, кто ближе стоял.
В зале молча обменялись взглядами. Дамы недовольно сверкнули бриллиантами, их кавалеры – запонками. Здесь принято говорить. Расшаркиваться. Но Крутов – особенный человек.
Следом вышел Артур Ирбе. Отобрал микрофон и не отдавал минут пятьдесят. Помянув добрым словом всех-всех-всех.
В зале кашлем пытались подавить смешок.
И вот мы снова здесь. Выходят из дверей весельчаки-итальянцы, накручивая кудри на палец.
– Вы как с Россией-то сыграли? – интересуется корреспондент Шевченко, наставив камеру на самого живописного.
Тот заиграл желваками.
УМАРК И ЮРЗИНОВ
Следом тянулись шведы. С клюшками для гольфа. Если сборная России собиралась 9 мая на поля сражений, то шведы – на совсем другие поля.
– Линус, Линус! – кричим мы, заметив щуплого Умарка.
Тот оборачивается.
– Привет вам от Вайсфельда!
Умарк улыбается – и на всякий случай убыстряет шаг. Пока не передали привет от Знарка.
Если днем раньше встретил я бывшего тренера "Атланта" Бенгта-Оке Густафссона, то сейчас проходит мимо его сменщик в подмосковном хоккее Янне Карлссон, тренер сборной Дании. Мытищи меня не отпускают. Напоминая даже так: скоро домой. Не расслабляйся, репортер.
– Янне 9 мая в России ни разу не застал. В конце марта сезон заканчивал, – подсказывают коллеги. – Расспрашивать не о чем.
А вот Владимир Юрзинов. Как не поговорить?
– Я ведь помню совсем молодыми людьми фронтовиков, играл вместе с Сологубовым. Тот с фронта вернулся без пальцев на ноге – такой был интересный человек, как бы описать… Сухой, ни грамма лишнего, мускулы… Человек прошел даже не спортивную подготовку, а фронтовую. Говорил скупо, но так, что всякий замолкал – как-то при мне Косте Локтеву вставил будь здоров. Тот собирался только на хорошие команды, со слабенькими мог дурака свалять.
– Самый колоритный фронтовик, с которым сталкивались?
– Михаил Тимофеевич Калашников! Познакомились в Ижевске, там Тарасов "Золотую шайбу" проводил… А с Витюшей Тихоновым мы все время к Большому театру ходили 9 мая.
Я собрался было расспросить Юрзинова обо всем на свете – но кто-то сбоку берет за локоть: "На такси будете добираться, автобус уходит". Эх.
"КОЕ-ГДЕ ПРОСТУПАЛИ РУССКИЕ БУКВЫ"
Зигбург оказывается городком столь крохотным, что автобусу не по силам развернуться на здешних улочках. Палисадники и черепичные крыши поджимают. Чудо, а не городок.
Сборную пришлось подождать. Бюргеры озираются на толпу с камерами и фотоаппаратами – такого нашествия здесь сроду не видели.
А вот и команда – у каждого цветы, огромный венок. Владимир Юрзинов держит столько роз, что не сосчитать. Штук сто.
Сергей Мозякин – капитан сборной – несет венок с ленточками. Я вглядываюсь в капитанскую походку. Все нормально – на ногу не припадает, шагает ровно. Кажется, Сережу не штормит, сотрясение не подтвердилось.
Час спустя мы будем расспрашивать Романа Ротенберга – тот сохранит тайну до последнего:
– Вы же сами писали, что решающее обследование будет 10 мая. Вы что, газетам не верите? Самим себе?
– Мы вам верим.
– Тогда подтверждаю – все решится 10 мая.
…Мы бредем по тропинкам на кладбищенскую окраину – дощечки с каждым шагом все древнее. Все больше мха на оградках. Вот набирает в лейку воды человек в инвалидном кресле – вдруг говорит что-то на русском женщине неподалеку. Через пять минут я узнаю, что этот-то человек и… Впрочем, обо всем по порядку. Секрет есть секрет.
Вот ряд дощечек – и русские имена. Один, второй, третий… Кажется, их сотня. Василий, Иван, Федор… Кто-то мог бы жить до сих пор.
Сергей Мозякин устанавливает венок, поправляет ленту. Подходит Антон Белов с дочкой Таисией. Девочка в пилотке и гимнастерке. Чудо-ребенок. Подтягиваются остальные ребята.
Олег Знарок среди первых. Кладет цвет, кланяется. Потом отходит чуть поодаль и долго стоит в одиночестве.
А в центре на коляске тот самый человек. Нам пока незнакомый.
– Я скажу? – вполголоса справляется у Знарка. Тот кивает.
– Сейчас давайте послушаем человека, благодаря которому и существует этот мемориал.
Сборная подходит ближе, встает в кольцо. Какие же они красавцы, эти ребята с георгиевскими ленточками.
– Я перебрался в Германию в 2001 году. Наткнулся случайно на этот мемориал, только выглядел он иначе. Столбики повалены, надписи не видны. На стеле трещины в два пальца толщиной. Обратились к бургомистру: "Непорядок!" А тот отвечает: "Эти столбики у нас не числятся как памятники". Но помог найти фирму, отреставрировали. С тех пор все русскоговорящие люди города Зигбурга ухаживают. 9 мая все здесь. Сегодня тоже соберемся. Хотя рабочий день – придет народа не так много как обычно. Человек двадцать от силы. Потом стали искать родственников – какой же это был труд, вы бы знали… Взяли у того же бургомистра списки всех захороненных здесь. Чтобы было за что зацепиться. Первой откликнулась внучка вот этого грузина, Валико Абашвили. Сняли фильм "9 дней одного года". Сегодня нашли 17 семей! Все они считали, что их отцы пропали без вести! О концлагере Зигбурга Константин Симонов написал повесть, приезжал сюда в марте 45-го. Погибло в лагере 550 человек.
Мальчишки-хоккеисты аплодировали. Сфотографировавшись вместе, побрели назад к автобусу. А я склонился над этим человеком в инвалидном кресле – чтоб хоть имя его узнать.
– Зовут меня Блюменфельд Виктор Михайлович, жил когда-то в Санкт-Петербурге, родился тоже там. Горный инженер. Работал на всех рудниках и карьерах Советского Союза. Нашел этот мемориал случайно. Были трехмесячные курсы немецкого языка, сюда приходили. Вот случайно увидели поваленные столбики – кое-где проступали русские буквы…
Около автобуса кипела жизнь – какие-то женщины преклонных годов обступили Артемия Панарина. Решив – раз больше всего камер около него, значит, он и есть главная русская звезда.
– Вы полузащитник? – спросила одна.
– Нападающий… – раскраснелся Артемий от такого внимания.
– А знаете, еще в Бонне есть огромное кладбище, наша миссия обычно туда ездит. Вы тоже заглядывайте.
Артемий кивнул. Обещал заехать при случае. Расписался всем и каждому. В двух шагах поодаль Олег Знарок пожимал тысячную ладонь за это утро – его-то в Германии знает всякий. Владимир Юрзинов говорил одновременно в камеры трех телеканалов.
– Спасибо нашим старикам, дедам… – донес ветер до меня слова Панарина.
На обратном пути все молчали. Оттаивая понемногу к Кельну ближе.
Это был прекрасный день.