Мария Агапова (10-4) пришла в UFC 23-летней девочкой и в первом бою так ярко подралась, что получила бонус за Выступление вечера.
От уроженки казахстанского Павлодара сразу повеяло какой-то свежестью — острый бойцовский стиль, абсолютная непосредственность в поведении, парадоксальные заявления в интервью. Ну вот вам пример даже из нашей сегодняшней беседы: «Я никогда не буду рожать, потому что у меня плохая наследственность. Мама была холодным человеком, я жестокая, значит, сын может быть каким-то маньяком». В этой чудной реплике вся Агапова.
В UFC Маша уже три года, ее непосредственность и запутанность характера никуда не делись, но пропали победы — вот что плохо. После яркого старта соперницы решили с ней бороться — и здорово в этом преуспели. Сначала ее заваляла и забила Шейна Добсон, потом забороли и задушили Марина Мороз и Джиллиан Робертсон. В промежутке между этими проигрышами был еще один блесткий финиш с послематчевым бонусом, но обсуждали люди совсем не его, а скандальное видео из Флориды, на котором Агапова, находящаяся явно не в самом ясном состоянии ума, прикапывается к какому-то мужчине, да так, что ему пришлось вызвать полицию. Прибывшие офицеры сразу поняли, что с девушкой что-то не то, и даже спросили, не забыла ли она принять сегодня свои таблетки. Агапова ответила им, что ей нужна помощь, и добавила что-то про индику (подвид каннабиса).
Затем было скандальное интервью партнера Марии по залу, Марины Мороз, в котором та рассказала много интересного. Оказывается, Агапова — заядлая любительница наркотиков и под их влиянием способна на опасное для окружающих поведение. Казахстанку в итоге выгнали из зала American Top Team, а с Мороз у них состоялся реванш, о результате которого мы упомянули чуть выше.
После поражения Робертсон Мария оказалась в сложной ситуации. Тяжелая травма колена, которая не давала ей выступать, и безденежье. С этими проблемами изменчивая эмэмашная публика предпочла оставить ее наедине, и почти на целый год про Агапову все забыли.
Мы решили созвониться с ней и узнать, как она сопротивляется болячкам, безденежью и чудовищной дороговизне американской жизни, но главное — своему запутанному и никому не понятному характеру.
***
— Вы ушли с радаров после поражения от Джиллиан Робертсон в сентябре прошлого года. Что случилось?
— Я готовилась к бою с Ким... забыла ее фамилию, извиняюсь за это. Готовилась к бою с ней и во время тренировки порвала связку. Такое уже было в моей жизни, в 2020 году я рвала связку. И я решила сделать то же самое, что я делала, — я решила подраться без связки, чтобы заработать себе на бесплатную операцию (чтобы UFC оплатил расходы. - Прим. «СЭ»). Я подралась без связки, это повлияло на мою уверенность. UFC все оплатил, они оплачивают, если ты в бою травмировался, или если они знают, что ты до боя травмировался. Спасибо им, потому что операция очень дорогая, я не представляю, как бы я себе сама ее оплачивала.
У меня порвалась ACL (передняя крестообразная связка. - Прим. «СЭ»), потом надорвался мениск, потом еще была контузия костей. А еще, когда они прооперировали и наложили швы, у меня началась аллергическая реакция. Им пришлось открыть ногу, достать эти нитки и зашить другими. Из-за этого у меня шрам большой, болит, колют мне сейчас gel, должны второй уколоть, и потом можно будет драться.
— А сколько стоит операция, если самому оплачивать?
— Насколько я слышала, где-то 14 000 долларов плюс реабилитация. Сколько стоила реабилитация, не знаю, это тоже все UFC оплачивал, спасибо им. На следующей неделе меня должны выписать, но все равно это колено то распухает, то обратно сдувается, я не понимаю, что происходит. Они должны были меня отпустить еще пару месяцев назад, но из-за аллергии, то, что появился большой шрам, у меня болит колено. И врачи говорят, что шрам пролегает глубоко, где мышцы, слои кожи какие-то. Поэтому они сделали мне укол, жду второй. Я уже где-то год не спарринговала — ни спарринговать, ни бороться нельзя. В стойке ногой ударю — она распухает, нельзя мне ей бить.
— Вас исключили в свое время из American Top Team, потом вы ушли и из MMA Masters. Почему?
— Ну как бы так получилось в прошлом году, меня попросили уйти оттуда. Плюс замес был с одноклубниками, я воевала с ними постоянно. Из-за этого тоже они попросили меня уйти.
— А почему воевали?
— Ну потому что это логично, потому что в одном зале тренируется пять человек на один и тот же вес с UFC. Говорят — ой, мы одна семья-команда, но какая семья-команда? Мы все из одного веса, понятное дело, что там никакой семьи и никакой команды не будет. Там все исподтишка подставляют, пытаются че-то делать. Я после того опыта в ATT как-то вообще большие команды не люблю. Мне надо, чтобы приватно, чтобы меньше людей видели, как я тренируюсь. Сейчас я в MMA Science у Роджера. Он изначально сам тренировал в ATT, пять лет пробыл и потом ушел, открыл свой зал. Роджер очень много дает индивидуального внимания. У него только я, Ронни, Чарльз Роса, Аманда, но она ушла уже из боев. В общем, у него немного бойцов, он прям занимается нами, дает персональное внимание. А многие тренеры забивают, просто берут и уезжают во время твоей подготовки.
— Какой у вас сейчас вес?
— У меня сейчас проблемы с аппетитом, я вешу 140 паундов (63,5 кг). Максимум поднимается до 145 и опускается до 136.
— А проблемы с аппетитом почему?
— Из-за войны, которая была в 2022 году в Казахстане (январские протесты. - Прим. «СЭ»). Ничего особенного лично для меня тогда не случилось, я не потеряла ни друзей, ни родных, слава богу, но там просто отключили интернет. Я видела, как стреляют, захватывают аэропорт, убивают копов на улице. Это было страшно. Я из-за этого сильно стрессанула, не могла есть, не могла спать. И до сих пор это все осталось. И я мало ем, один раз в день ем. Если я раньше ела постоянно, у меня даже были компульсивные переедания, то сейчас я мало ем. У меня живот сжат, и я не могу засунуть в себя ничего иногда. Из-за этого я на медикаментах, они помогают.
— После поражений и травм ни разу не возникало желания нахимичиться? Стероиды там и прочее.
— Нет-нет. У меня подруга была из Казахстана, она сидела на стероидах. И она рассказывала, что ты, во-первых, злой становишься, агрессивный, у нее с этим были проблемы. Во-вторых, она поколола, была в теле, но потом бросила, и ей все лицо обсыпало прыщами. Она не знает, как с ними бороться, и эти прыщи гормональные, они прут и прут. Это потому что стероиды нарушили гормональную систему, я никому не советую их принимать, я с этим не играюсь. Стероиды — это как кредит: занимаешь и отдаешь вдвойне больше, они забирают все здоровье.
— Недавно вы завязали с вегетарианством после пяти лет воздержания от мяса. Как чувствует себя организм на мясе?
— Я как стала вегетарианкой... я познакомилась со своей будущей подругой, она была в секте какой-то вегетарианской. Это же секта — вегетарианство. И эти секты говорят, что, вот, вегетарианство очищает сознание, а мясо убивает, мясо разлагается в организме. И там целые секты, они разных направлений, но все это секты. И следом за своей подругой я попала в такую вегетарианскую секту. Поначалу, когда я перестала есть мясо, я постоянно чувствовала себя голодной, что я не наедаюсь. Думала: ну ладно, наверное, это пройдет. Все эти веганы 10-го левела говорили, что это вначале так, а потом пройдет.
Но потом я уже на весогонках начала падать в обмороки. И после весогонки я могла поесть, и у меня силы не прибавилось. Но я продолжала [не есть мясо] и в итоге первую связку порвала в 2020 году, потом вторую порвала меньше чем за год, нос сломала. Три операции у меня было, каждые полгода что-то случалось, и после того как вторую связку порвала, я пошла и наелась мяса. И сразу почувствовала тепло в теле, до этого я всегда чувствовала холод.
У меня прошли головокружения: раньше вставала резко — и штормило. У меня такое было год, а тут прошло. И я начала большие веса поднимать, я недавно подняла 45 паундов одной рукой. Я никогда раньше такие веса не поднимала. Настроение стало стабильным, раньше из-за недостатка минералов и витаминов, видимо, кукушка ехала. Даже внешность стала лучше. В общем, все встало на место, я очень жалею, что пять лет своей жизни потратила на эту секту. Видимо, нужно было их потратить, чтобы сделать свои выводы.
— Вы говорили, что финансовые проблемы начались еще до боя с Джиллиан Робертсон. А куда так быстро улетел бонус в $ 50 000 за финиш с Сабиной Мазо?
— Ну тут только аренда 1000 долларов в месяц стоит, вы не знали? (Смеется.) Бензин по 40-50 долларов раз в три дня. Еда тоже, сходишь в супермаркет — это 200 долларов в неделю. Страховка за машину — 300 долларов. Я стараюсь брать страховку подешевле, но иногда они заряжают очень большие суммы. Тут очень высокий уровень жизни, и за него надо платить. Допустим, я тут недавно починила зуб и отдала за него 3000 долларов. У меня был конъюнктивит, я за него 200 долларов отдала. Приходишь к врачу — 100 долларов, потом идешь в аптеку по рецепту — еще 100 долларов.
— Как получилось, что вы начали делать татуировки?
— Я же много рисовала картины за деньги, и я знала много художников, они мне говорили, что невозможно на картинах зарабатывать на жизнь, по-любому нужно что-то еще. И все мои знакомые художники были еще и татуировщики, я решила, что и мне нужно делать татуировки, но пока не знала, где буду обучаться и как. И я тогда уже работала на охране, и мне мой босс там разрешал рисовать. У нас клуб работал с 22.00, но в это время еще никого не было, люди приходили только в 23.00, 00.00 — и начиналась тусовка. И час я сидела с 22.00 и рисовала. И вот как-то в один день, когда рисовала, ко мне подходит девчонка, причем она в том тату-шопе не работает, но именно в тот момент, когда я стояла на охране, она оказалась там. Мой босс в тату-шопе сейчас — Лео — набил ей татуировку, а у нее не было денег заплатить, поэтому она отрабатывала в его салоне администратором, записывала людей. И она пришла ко мне в бар, увидела меня и говорит: «Ого, а ты хочешь стать татуировщиком?» — «Конечно!»
И она меня познакомила, а там этот клуб и тату-шоп в одном районе, очень близко. Я пришла, познакомилась с Лео, сказала, что хочу научиться татуировкам. И вот так я освоила эту профессию на реабилитации. Еще одна причина — я очень хотела уйти из охраны, потому что в охране тяжело. Там пьяные люди, под кокаином, а еще на бой готовилась, у меня три тренировки, потом я туда — и сижу там до трех часов ночи. Сижу и думаю: «Блин, только не трогайте меня никто, оставьте меня в покое». Но люди постоянно: «О-о-о, ты боец UFC?! А-а-а!» - и начинают, е-мое. Меня это просто раздражало, я не люблю пьяных, они очень приставучие, у них память отключается, могут 10 раз один и тот же вопрос задать. Мне все это надоело и захотелось каких-то адекватных клиентов. И вот так стала татуировать, плюс еще пирсинг делаю. Пирсинг я вообще еще в 15 лет начала колоть. Я проколола себе нос и уши и потом делала пирсинг на улице моим 15-летним друзьям. (Смеется.) Так что опыт у меня какой-никакой есть. И я поехала, получила сначала лицензию на пирсинг, начала этим заниматься и постепенно на этом фоне научилась татуировать. Вначале у меня был очень маленький доход в пирсинге, потому что я... (смеется) криво проколола клиентам, из-за этого Лео мне сделал цену 30 долларов. Изначально я колола за 60 долларов, но тут криво проколола шести клиентам, и он снизил мне цену. Мне кажется, за то, что я проколола криво шести людям, меня любой мог бы выгнать, а он снизил цену, разрешил мне остаться, спасибо Лео и его шопу.
Мне также подписчик один отправил денег, спасибо ему. И где-то спустя четыре месяца, в марте, я начала уже татуировать. У меня вообще не было денег, я не знала, что делать, и начала татуировать. Вначале это тоже были копейки: 20 долларов за любое тату любой сложности. И так потихоньку-потихоньку я набила руку, тату у меня стали уже хорошие, и в пирсинге тоже набила руку, теперь Лео мне платит уже 50 долларов, и на татуировки приходит все больше людей. Лео теперь стал 50% забирать с моих татух. Теперь мне нужно больше спрашивать с людей. Профессиональный татуировщик, тот же Лео, может зарабатывать по 300-500 долларов в день. Даже моя коллега, которая под процент работает, может 300 долларов в день зарабатывать. У меня выходит 100-200 долларов в день, где-то 1500-2000 в месяц. И то — я не профессионал, я только ученик.
Но тут большие возможности в Майами по тату, здесь цены очень высокие, есть шопы очень изысканные, куда ходят всякие рэперы, селебрити, и там очень большие цены. У меня коллега ушел в такой шоп и сейчас зарабатывает 1000 долларов в день. Очень большие возможности здесь есть по татуировкам. Я сейчас пытаюсь стать профессионалом, потому что сейчас тех клиентов, которые приходят в салон и хотят сделать тату, я не могу татуировать. Я должна находить своих клиентов, приводить их и татуировать. А когда я буду профессионалом, то уже всех клиентов, которые зайдут, я смогу татуировать. Сейчас я ушла из охраны, это приятная новость, я хотела стать татуировщиком и пирсером, чтобы уйти оттуда, спать по ночам.
А так я на четырех работах работала — охрана, я тренировала, татуировки, и плюс место, где я живу, Airbnb, тут аренда 1000 долларов в месяц, у меня нет таких денег. И мужик, который сдавал мне жилье, сказал, что за клининг я могу тут оставаться. И я к нему приехала, все рассказала о себе, он сказал, что я и так много работаю, он не хочет, чтобы я еще уборкой занималась, поэтому я просто покупаю какие-то продукты, мыло, туалетную бумагу, собираю деньги с жильцов, на его bank account закидываю. Я это считаю второй работой, потому что он меня иногда реально напрягает. Там один клиент у него обнюхался, окно выбил, все разрушил, короче, и он меня попросил там остаться, следить за дисциплиной, чтобы люди не бушевали. Сейчас я у него живу, он сдает мне комнату.
— У каждого человека, который долго работал в охране, есть хотя бы одна история про безумного посетителя.
— У меня есть один безумный клиент, это персонаж, я его называю «старичок-крэковичок». (Смеется.) Это такой персонаж, он сидит на крэке. Я как с ним познакомилась — у меня смена начинается в 22.00, я встаю, и он танцует на улице: «У-у-у-у-у!», танцует, отжигает. В 00.00 он все так же танцует (смеется), я думаю: «Ну ничего себе, какой веселый чувак». А потом я узнала, что он на крэке, я такая: «Оп, понятно». (Смеется.) И после этого я дала ему погоняло «старичок-крэковичок». Всегда, когда его вижу, он все время танцует: «А-а-а-а-а!» У него еще зубов нету, он такой улыбается, и у него три зуба торчат. Старичок-крэковичок, вечно на движе, постоянно в том клубе тусовался. Я иногда думаю: если жизнь — компьютерная игра, то почему тебе попадаются такие странные второстепенные персонажи? (Смеется.)
— А какая-то драка эпичная на ваших глазах разгоралась?
— Там была драка одна такая мощная, я спину забрала, руки завязала, другой большой охранник подошел, и мы его вытащили на улицу. Потом его кто-то другой на улице вырубил. Ну такая чисто картина, очень на Казахстан похожа (смеется), я там тоже в охране работала, там очень много такого было.
— Вы же вроде новый контракт с UFC подписали, было 10 000 + 10 000, а теперь 50 000 + 50 000?
— Нет, 25 + 25. Этой суммы не хватает для Америки, тут все очень дорого. Аренда минимум 1000 долларов, а если хочешь по отдельности жить, это минимум 2000-3000. Здесь аренда — это большой стресс.
— Не возникало за этот трудный период желания вернуться в Казахстан или переехать в страну, где жизнь дешевле?
— Нет-нет. Тут медицина очень хорошая, даже те медикаменты, которые я получаю, которые дают мне аппетит, — у нас таких медикаментов нет. Операция на колене. которую мне сделали, — мне подруге делали точно такую же и испортили колено [в Казахстане].
— Хотел спросить о вашей сестре Александре. Она правда стала профессиональной моделью?
— Да. Она работает сейчас на израильскую компанию переводчиком, она по образованию переводчик, ей платят хорошо. Она там работает, и если есть какие-то показы моделью, идет туда. У нее есть шанс построить серьезную карьеру в модельном бизнесе. Модель — это больше о стандартах, чем о красоте. Там не должно быть татуировок, перманентного мейкапа, у нее все это есть. Она очень хочет себе тату, но не делает этого, потому что работа этого не позволяет.
— Мы с вами пару лет назад общались, вы сказали, что замужество вас вообще не интересует. Мнение не поменялось?
— Нет, не поменялось, все то же самое. У меня еще была какая-то мысль, что, возможно, я замуж выйду, но теперь сто процентов нет. (Смеется.)
— Почему?
— Потому что веры нет никому.
— Ну есть же хорошие мужчины.
— Ну не знаю... хорошие мужчины уже женаты, наверное, все. (Смеется.)
— На сайтах знакомств не сидите?
— На сайтах знакомств — нет. Там, мне кажется, вообще сидят... У меня на работе есть такое хобби — я смотрю разные криминальные сводки. И там есть про сайты знакомств, там иногда так разворачивается, что люди и убивают потом. Там сидят такие люди, которым сложно найти отношения в реальной жизни, любой человек с этого сайта может оказаться маньяком и убийцей. Я таких историй очень много слышала. Думаю, люди успешные не сидят на сайтах знакомств, потому что и в жизни есть с кем познакомиться.
— А если говорить только о рождении ребенка, не хотите просто родить для себя?
— Ну, я думаю, я усыновлю, удочерю, когда мне будет 40-50, когда у меня будет своя недвижимость, свой бизнес, стабильный доход. Вот тогда я усыновлю, когда я сама нагуляюсь, наживусь, когда будет жизненный опыт.
— А самой рожать — нет?
— Нет, сама я рожать не хочу. (Смеется.)
— Почему?
— У меня наследственность плохая. Мне кажется, мама... она была каким-то холодным и жестоким человеком. Холодной она была однозначно, не сказать, что жестокой, но холодной. Но во мне уже точно чувствуется жестокость. Если моя мама была бухгалтером, а я уже бью людей за деньги... Если будет у меня ребенок, он будет каким-то маньяком или кем-то еще.
— Интересная логика.
— Мне кажется, у меня передается какая-то травма из поколения в поколение. Бабушка у меня сирота, у дедушки родители тоже рано умерли. Они поженились, родили маму, мама тоже травмированный человек в какой-то степени. Родила меня, а я конкретно супертравмированный человек. (Смеется.) Рожать кого-то — ты должен быть со здоровой психикой, со здоровым телом, чтобы ребенок был сто процентов здоровый. А мой, я не думаю, что он будет сто процентов здоровый.
— Вы говорите, что травмированный человек. Есть такая жизненная идеология, которая помогает травмированным, — религия называется. Не было желания там себя поискать? Например, ваш соотечественник Сергей Морозов принял ислам в прошлом году.
— Ну я была религиозной, но из-за вот этих подстав, кидалов меня все это вернуло в реальность, я начала больше верить в себя, чем в Бога. У меня уже было такое — религиозность, вот, помоги ближнему, прощай и все такое. Я помогала, прощала, в конце концов случилось то, что случилось. В итоге я себя сейчас на первое место ставлю. В Бога верить, конечно, хорошо, но прям жертвовать собой не стоит. Вот что я поняла. Так не надо делать. (Смеется.) Сейчас я по-прежнему верю в Бога, но у меня нет такого фанатичного желания кому-то помочь.
— Не боитесь стать слишком черствой и прагматичной?
— Да мне кажется, я уже такой стала. (Смеется.) Но что поделать...
— У вас есть выходные?
— Нет.
— Не устали?
— Не знаю...устала, но остановиться я не могу, потому что денег не будет.
— С Мариной Мороз у вас была сложная история, настоящий конфликт. После боя как-то общались, пересекались?
— Нет. Я очень сильно хочу реванш, и я сделаю все, чтобы выиграть свои бои и ее реваншнуть.
— Что вам в том бою не хватило (Мороз победила удушающим во 2-м раунде. - Прим. «СЭ»)?
— У меня нос был сломан, кость вот так боком стояла, я могу вам рентген скинуть. Я еще до этого выдохлась конкретно в бою с Шейной Добсон в 2020-м. Такое первый раз случилось. В бою с Сабиной Мазо я тоже выдохлась жестко, но я тогда смогла бой закончить. А с Мариной Мороз у меня прям там кислородное голодание началось, во втором раунде видно, что я пытаюсь бить, но у меня руки вот так болтаются. В итоге она меня задушила. Плюс мне еще кажется, это вегетарианство, почему этот нос сломался — потому что организм был слабый. Сейчас я и нос починила, и мясо начала есть, думаю, все будет нормально.
— Вы знакомы с Шавкатом Рахмоновым?
— Нет-нет.
— А бои его смотрите вообще?
— Я бои не смотрю, я только отрывки вижу, что постят. Я смотрю только своих друзей некоторых, которых хочу, и своих соперников. Полностью эти ивенты я не смотрю. Я не люблю бои смотреть, если бы я драться могла, то перед спаррингами еще можно было посмотреть. А так... мне драться нельзя, смотреть, как другие дерутся, — мне от этого плохо как-то.
— Жалгас Жумагулов рассказывал, что его как-то обступили в опасном черном районе ребята. Вас хоть раз брали на гоп-стоп тут?
— У меня была ситуация, что я нечаянно подрезала чувачков. Они парканулись перед моей машиной, вышли, и там было три черных парня, и один из них был в маске. Я вышла из машины, думала, раз они выходят, то хотят рамсануть. И я тоже вышла, и они этого вообще не ожидали. Я вышла: «Че? Че надо?» — «У тебя какие-то проблемы?» — «Нет, у тебя проблемы?» И они уехали. (Смеется.) Мне кажется, они меня хотели то ли напугать, то ли что думали, я какая-то девочка. Думали, что я буду сидеть в машине, запрусь, буду звонить в полицию, плакать там. (Смеется.) А я вышла, они уехали. В основном все эти люди, которые на улице нападают, — если ты им показываешь агрессию, они видят, что ты готов драться, они уже не хотят никаких дел иметь.
— Если бы у вас сейчас было 5 миллионов долларов, где бы вы жили — в Алма-Ате или во Флориде?
— Думаю, во Флориде. Опять же, чисто из-за медицины — тут медицина намного лучше, чем в Казахстане. Хотелось бы, чтобы в Казахстане была такая же. Если бы у нас медицину подняли, конечно, я бы переехала в Алма-Ату. Но медицина у нас такая себе, поэтому для безопасности жизни своей мне лучше оставаться здесь.