Владимир Перетурин. Последнее интервью
Перетурин долгое время был комментатором на центральном телевидении, вел передачу "Футбольное обозрение". Журналист перенес два инсульта и был прикован к постели.
В ноябре 2016-го обозреватель "СЭ" Юрий Голышак навестил известного телекомментатора. Предлагаем вспомнить то интервью.
– Кто-то из телевизионных людей рассказывал мне, почему случился инсульт у Владимира Маслаченко. Духота в Останкино.
– Да нет там никакой духоты, ерунда это. Но вот меня схватило – и все… Никто не может объяснить, почему. После первого я долго восстанавливался – но ничего, встал. Еще года три поработал. Пока второй не хлопнул. Голова болит страшно, кружится… Врач приехал – сразу определил.
– На первом этаже видел инвалидную коляску. Не ваша?
– Нет, моя вон, у вас за спиной. Изредка меня вывозят. Когда погода нормальная.
– Не встаете вообще?
– Лежачий больной! Еще не умер – но не встаю…
– Главное неудобство в нынешнем положении?
– Отсутствие денег. Никто не дает!
– Пенсия у вас какая?
– Маленькая совсем. Государство отстегнуло 15 тысяч, что ли… Или 12? Надо у жены спросить. Один человек помог, больше никто.
– Это кто же?
– Коля Толстых узнал, что я лежу – позвонил, пригласил жену. Передал ей 50 тысяч рублей. Я был поражен!
– Я тоже. Передал от себя лично?
– Не знаю, где он взял… С работы копейки никто не передал. Вот такой человек – Коля. А негодяи сейчас набросились на него.
– Телевидение не помогает?
– Не-е-т… Ребята иногда дозваниваются. Из Питера с камерой приезжали, снимали меня. С Украины. Какой-то фильм снимают. Интервью записали – и уехали. Недавно журналист один пришел, книгу обо мне хочет писать. Фотографии просил. Книжку подарил о Дымарском. Надо б прочитать.
– Неподалеку живет Анна Дмитриева.
– Через два дома!
– Она тоже не заглядывала?
– Даже не позвонила ни разу. Не знаю, почему. Вот недавно заходил парень из какой-то газеты. Не помню уже, какой. Друзья мои или уехали, или поумирали. Женя Рубин жил на Ленинских горах. Жена его, Жанна, фотограф. В Америке теперь…
– Вы никогда об эмиграции не думали?
– Ни разу в жизни.
***
– Сколько после каждого "Футбольного обозрения" приходило писем?
– Мешками – никогда. Но штук десять бывало. Особо народ не возмущался.
– Хоть какое-то письмо запомнилось?
– Да, из Чехословакии! Девушка написала – она меня где-то услышала, просила ответить ей. Звали ее Зденка Яванопольска.
– Влюбилась, что ли?
– Понятия не имею. Я ответил, что-то написал… Все хочу пересмотреть, у меня записи "Футбольного обозрения" остались. Хорошая была передача ко дню рождения Озерова, кажется. Много интересных людей собрали.
– Сегодня ваши коллеги ведут корпоративы, зарабатывают нормальные деньги. Вы застали это время?
– Нет, к сожалению. Но я бы вел, мне в радость.
– До программы "Время" вы так и не добрались?
– Нет. И не хотел.
– Почему?
– А я не люблю эту программу. Кто-то туда рвался, это было модно. Телевизионному человеку это давало другой статус. Но мне и так было неплохо. Хотя на телевидении много негодяев. Анонимки на меня писали. Спортом командовал Иваницкий – тот футбол вообще не понимал.
– Что еще вспоминаете?
– Всю-всю жизнь прокручиваю в памяти. Как в Кирове играл. Я вообще непьющий – большая редкость для футбольного человека. Играл там со мной Юра Вшивцев, будущий нападающий московского "Динамо". Тоже ни капли не пил. Один поэт из "Спартака" написал: "В нападенье Вшивцев Юра, а в защите – Перетура…"
– Это произведение восхитительное.
– Детство помню почему-то отчетливо. Товарищей своих. Один из Мюнхена звонил как-то. Вот, вспомнил еще – в школе приятелю своему нос разбил!
– Господи. За что?
– Что-то он сказал не то…
– Я смотрю, отчаянный вы человек, Владимир Иванович.
– Я не очень смелый. Хотя когда Останкинская башня горела, многие разбежались. А я домой не ушел, пережидал прямо там. Вообще никакого страха не было.
– А говорите, не смелый. Уверяю – вы человек героический.
– Сказать честно гадость негодяю – это очень смело, я считаю. Но вот это у меня нечасто получалось. Хотя один раз прорвалось!
– Расскажите же скорее.
– Главным редактором спортивных программ был Мелик-Пашаев. Вот ему высказал все. Что-то он мне начал говорить, а я – ему! Это действительно надо было смелости набраться – Мелик-Пашаев мог многое!
– Телевизор у вас включен постоянно. Самый интересный для вас сегодня человек из этого мира – не спортивный?
– Он тоже умер. Аркадий Арканов. Мы с ним вместе ездили, выступали по городам. Во Владимире, помню, были. Какой-то футбольный турнир – а потом мы с Аркадием выступали… Потом меня в гости пригласил. Квартира у него была в старом-старом доме на Сивцевом Вражеке.
– Хороший был человек?
– Порядочный!
***
– Вижу, с Тарасовым у вас фотография. Общались?
– Как-то вместе вели репортаж из студии. Наши играли в Канаде – а мы оставались в Москве. Но он мужик был хреновый.
– Почему?
– Злой, расправлялся с людьми в две секунды. Харламова отправил в Чебаркуль…
– Лобановского вы в 80-х мягко попрекали договорными матчами. Мог ведь и раздавить вас – как корреспондента Галинского.
– С Лобановским нормально общались. Но меня возмущало – даже "Днепр" вынужден был отдавать им очки. Такая команда, могла обыграть кого угодно – вдруг приезжает в Киев, спокойно пропускает гол, второй… Никакой борьбы! Вообще-то в Киеве меня никто особенно не любил.
– Где любили?
– В Запорожье, Донецке я свой человек был. В Днепропетровске вообще обожали! "Чайку" за мной на вокзал не присылали, но встречали и провожали всегда. Жиздик и Емец – это мои друзья.
– Юрий Гаврилов мне рассказывал – Жиздик не глядя отсчитывал единственной рукой деньги во внутреннем кармане. Можно было не пересчитывать – точно до рубля.
– А знаете, где он руку-то потерял? На фронте, в танке. Причем, думал, он один из всего экипажа выжил. Я об этом рассказал – комментировал матч "Днепра" со "Спартаком". Одна из последних игр сезона. Вскоре новость из Алма-Аты – жив еще один танкист! "Днепру" медали вручали – так привезли этого старика в Днепропетровск, с внуками приехал…
– Говорите, в Киеве вас не любили. Еще где?
– В Ленинграде всегда ругали, еще Набутов был жив. Как только меня не бранили: "Что ты нам претензии предъявляешь? "Зенит" – блестящая команда!"
– Если Лобановского вспоминаете – в каком возрасте? В каких обстоятельствах?
– Поехал я то ли со сборной, то ли с киевским "Динамо" в Исландию. После матча улетаем – прямо в аэропорту Лобановский идет в буфет, покупает огромную бутылку водки.
– Что такого?
– Дарит мне! Я упираюсь: "Валерий Васильевич, не надо, я не пью!" – "Бери, бери…" Так и всучил.
– Пришлось выпить?
– Нет, долго стояла в шкафу. Несколько лет. Может, до сих пор стоит.
***
– Бесков так мог бы?
– Нет! Бесков был жмот. Прижимистый. Я к нему домой заезжал, на Маяковской жил. Дочку его помню. А самое памятное интервью записывали в Гаграх. Мне было лет тридцать. Вон фотография на стеклом, видите? У меня еще целый альбом, потом покажу…
– Еще кто-то из больших футбольных людей выпить вам предлагал?
– Старостин. Только не помню, Андрей или Николай.
– Что за история?
– А я скажу! Летели мы из Испании. Старостин с администратором сидел на первом ряду, я на десятом, вся команда – в хвосте. Администратор каждые пять минут наливал Старостину стопку.
– Видимо, все-таки Андрей Петрович.
– Так Старостин поворачивался – и эту рюмку тянул мне. А я – не брал! Показываю руками: "Не пью". Только тогда он сам выпивал. Таких людей, как братья Старостины, больше нет. Честные, совестливые.
– Английская The Times признала Ринуса Михелса лучшим тренером ХХ века. Вы кого назвали бы?
– Лобановского! Может, Якушина. Он на втором месте. Хотя Бесков не слабее, тоже светило. А самый лучший человек – Качалин.
***
– Из тренеров второго ряда – кто для вас лучший?
– Зонин Герман Семеныч – прекрасный тренер! В Ленинграде я у него в гостях не бывал, а в Ворошиловград ездил. Мы в приятельских отношениях. Хороший мужик! Живой он?
– 90 лет отметил. Бегать по утрам перестал, но бодр.
– Откуда вы знаете?
– Недавно заглядывал к нему.
– Привет передавайте! Только обязательно передайте!
– Обещаю. Герман Семеныч настаивает на том, что "Заря" в год чемпионства не сыграла ни одного договорного матча.
– Это ложь. Очки им отдавали. Обычная украинская система.
– У каждого в жизни есть упущенные шансы. Что вы могли сделать, было по силам – но не сделали?
– Здесь неподалеку, через три дома, жил дядя Коля Озеров. Вот я не подружился с ним как следует!
– Вы же работали на телевидении, когда его оттуда выставили…
– Его не выставляли!
– Как же это случилось?
– Он сам ушел.
– Уходил с огромной обидой.
– Его не выставляли. Это я точно могу сказать. Помню, были мы вместе на Олимпиаде в Канаде. Обо всем на свете разговаривали. Он мужик-то хороший! Лучше многих. С ним мог сравниться только Виктор Набутов. Ленинградский комментатор, бывший вратарь. Но он умер молодым намного раньше Озерова. А знаете, как умер? Шашлыком подавился!
– Озеров был человек хороший?
– Хороший. Заступался за многих. Но тоже прижимистый.
– В чем это выражалось?
– Помню, я, Озеров и Майоров поехали на хоккейный чемпионат мира в Швейцарию. Еду взял я один. Жили в одном номере. Я резал колбасу, Майоров укладывал ее на хлеб – а Озеров все съедал. Ни копейки не дал.
– Еще какую ошибку в жизни исправили бы?
– (Долго молчит.) Я бы два раза не женился!
– Первая семья в Москве?
– В Питере. Первая жена там, сын. Разошлись потому, что в Москву она не хотела переезжать.
