«Жену поменять можно, но любимую команду — никогда». Памяти Александра Ширвиндта
Признаюсь, не думал, что когда-нибудь придется писать по столь печальному поводу. Не верил, что это может случиться с человеком, полным мудрости жизни, воспринимающим ее с тонкой иронией и добрым юмором. Ну не должны такие умирать. Не должны! И хотя в подобных случаях, тяжело вздохнув, говорят, что Господь забирает к себе лучших, смириться с этим невозможно. А надо — деваться-то все равно некуда. Потому, когда в пятницу вечером из теленовостей узнал, что не стало народного, великого, золотой души Ширвиндта, опрокинул рюмку и просто помянул его. А потом еще долго смотрел, как мелькали на экране фрагменты фильмов и спектаклей, где Александр Анатольевич был веселым и грустным, молодым и не очень. Тем, каким все его знали и каким будут помнить.
Теперь уже навсегда...
Мне посчастливилось дружить с этим удивительным человеком, обладавшим невероятной способностью всегда оставаться самим собой — на сцене, экране, в жизни. Слушать его можно было часами. При этом каждый раз удивляясь тому, что даже истории, вызывавшие оглушительный смех, он рассказывал с серьезным, порой даже мрачным лицом и подчеркнуто спокойным голосом. А уж говорить о футболе он мог до бесконечности. Частенько сравнивал игру с театром, в шутку замечал, что разница между ними только... в зарплатах. Хотя когда я однажды спросил Александра Анатольевича, не считает ли он, что футболистам слишком много платят, он, затянувшись любимой трубкой, просто огорошил ответом.
— Не поверишь, но именно наши ребята убедили меня, что для них деньги не имеют значения. В свое время говорили, что если им будут платить, как за границей, то они заиграют. А на деле ничего не получилось. Вот и выходит, что в футбол не деньги играют. Потому с огромным уважением отношусь к Саше Кержакову, который в свое время уезжал из «Зенита» в «Севилью» на меньшую зарплату, но выиграл с ней Кубок УЕФА, доказав всем и себе, что он Игрок. Вот это настоящий мужик, который пошел на все, чтобы поиграть в хорошем театре с хорошей режиссурой.
— А вы на меньшие деньги откуда-то уходили? — поинтересовался я.
— По молодости — конечно. Для меня поработать в спектакле с Анатолием Эфросом было значительно важнее, чем получить роль в каком-то денежном фильме. Но однажды я все-таки пожалел о том, что отказался сняться у Рязанова в «Гараже», поскольку в театре ставил спектакль с Татьяной Васильевой. Так и упустил написанную для меня роль, которую прекрасно сыграл Валя Гафт.
Тема сравнения футбола с делом, которому Ширвиндт посвятил всю свою яркую жизнь, частенько всплывала в наших с ним разговорах. И случалось, что в своих ответах он был достаточно резок.
— Знаешь, что мне не нравится в сегодняшнем российском футболе? — неожиданно спросил меня как-то Александр Анатольевич. — Выражение лиц игроков. Очень редко вижу у них одухотворенную радость, артистизм. А вот тяжелую монотонную работу — гораздо чаще. Как будто думают: «Скорее бы уж закончить, сколько там еще осталось?»
— Кого из футболистов считаете самым лучшим актером?
— Валеру Воронина. Вот кто выглядел Сильвестром Сталлоне, натуральным киноартистом Голливуда. Очень артистичным был Лев Яшин. Сейчас это знаковая фигура, знамя футбола, а ведь как его у нас после чемпионата мира в Чили травили... Эдик Стрельцов был очень интересным человеком. Полон артистизма и интеллигентности был Игорь Нетто, с которым мы плотно общались, поскольку он как муж актрисы Ольги Яковлевой состоял в родстве с нашим Ленкомом. Можно вспомнить массу совершенно удивительных фигур. Я же видел, как еще Костя Бесков играл...
— А из более позднего поколения кого бы назвали?
— Пожалуй, вратаря Сергея Овчинникова. Это же настоящий актер! Его эскапады шли не от хулиганства, а от эмоций. А как только благодаря этому возникал кураж, игра, контакт со зрителями, получалось искусство!
— А про тренеров что скажете? В Хиддинке артиста не чувствовали?
— Что-то просматривалось западного разлива — не больше. Хотя бронза на Евро-2008 доказала, что он — профессионал. Вообще иностранные тренеры мне были совершенно неинтересны. Как говорится, не наш менталитет. Вот Романцев — фигура! Толя Бышовец — тоже. У Газзаева потрясающая аура — специалист! Юра Семин из таких. А вот Капелло делал акцент на «дрессуру». И пролетел — в России применять «дрессуру» ой как трудно. При нашем-то характере. Потому и провалил мировой чемпионат в Бразилии с позором.
— А что нужно при нашем характере?
— Известно что — выпили, поплакали, набили друг другу морду, а утром сошлись.
...Несмотря на некоторую резкость суждений, сам Ширвиндт всегда относил себя к категории футбольных оптимистов, частенько повторяя, что иначе он не был бы преданным болельщиком «Торпедо». При этом вспоминая, что любовь к команде вспыхнула после того, как ее центрфорвард и сосед по квартире Александр Пономарев мальчишкой привел его на «Динамо». И до последнего дня не переставал говорить, что для него это прежде всего клуб Стрельцова и Иванова.
Правда, в последнее время я стал замечать, что когда речь заходила о любимой игре, глаза Александра Анатольевича грустнели. Понять можно — его «Торпедо», с которым он прошагал столько долгих и разных лет, нынче барахтается в первой лиге. Уже нет гиганта ЗИЛа, родившего команду Пономарева, Гомеса, Стрельцова, Иванова, Воронина, Шустикова и еще многих звезд советских времен, выкуплен олигархом стадион на Восточной улице, собиравший отчаянных заводских трудяг, продана под застройку база в Мячково. Похоже, занавес легендарного клуба опущен. Но как истинный торпедовец и безнадежный оптимист Мастер не хотел с этим смириться. А потому при случае вспоминал автора книги «Футбольная лихорадка» Ника Хорнби, с юмором считавшего, что «жену поменять можно, но любимую команду — никогда!». Как не мог смириться до последних минут матча, когда его любимцы проигрывали, что они уступят. Это было в его характере — никому и ни в чем уступать.
Обычно в такие моменты, вопреки всему, Александр Анатольевич спокойно откидывался в кресле, доставал любимую трубку и, затягиваясь, с улыбкой произносил: «Главное — верить».
Таким и остался в памяти. Теперь уже навсегда...
