Четыре операции, 600 дней восстановления — цена дебюта в РПЛ. История Макса Барсова
В сезоне-2018/19 Максим Барсов забил 19 голов в ФНЛ, стал лучшим бомбардиром и затащил «Сочи» в РПЛ. За четыре тура до окончания чемпионата Макс порвал кресты. В прошлую субботу он дебютировал в премьер-лиге спустя 672 дня после травмы. Дальше — история 27-летнего футболиста от первого лица.
Тащил в ФНЛ
У меня получился хороший сезон, я был заряжен. В «Сочи» подобрался крутой коллектив, все хотели показать себя. У каждого стояли индивидуальные цели на сезон. Мы хорошо отыграли первую часть чемпионата, в начале 2019 года нам поставили задачу выхода в премьер-лигу.
Моя результативность, наверное, была связана с тем, что мои сильные качества подходили под игру команды: скорость, голевое чутье, игра на опережение. Рядом хорошие исполнители, полное взаимопонимание с тренерами. Мне было 25 лет, мой второй сезон в команде, к тому моменту уже набил шишки, был готов к стрельбе.
Просто забивал мячи: один, второй, третий... После седьмого-восьмого у тебя уходит волнение, появляется уверенность. Ты выходишь на поле и знаешь, что у тебя будет один-два момента, которые нужно реализовать, чтобы команда выиграла.
В последней игре перед травмой был матч против «Томи». Забил, мы победили. За полчаса до конца впервые в карьере удалили за атаку на вратаря. Матч был за четыре тура до окончания сезона, мы уже почти оформили выход в РПЛ.
Следующий матч я пропускал. Шла предыгровая тренировка, у меня не было никакой расхлябанности. В одном из моментов потянулся в воздухе к мячу, приземлился — и колено ушло в сторону. Почувствовал боль, услышал неприятный звук, понимал, что это что-то серьезное. На следующий день сделали снимки и сказали, что, скорее всего, нужна операция.
Оперировать должны были через две недели. Первые семь дней очень грузился. Жена еще не до конца все понимала: «Да ладно, нормально все будет, два месяца полечишься и вернешься». Только потом рассказала, что она просто старалась меня поддержать.
Тогда не знал точного диагноза, но понимал, что выбыл надолго. Карьера только пошла верх, оставался шаг до РПЛ. Я попал бы туда не случайно, а через серьезные усилия, оставалось пройти сборы и дебютировать на высшем уровне. Думал, что восстановлюсь к зиме и помогу «Сочи» во второй половине сезона-2019/20.
Клуб нашел хирурга из Германии — он приезжал в Питер на врачебную конференцию, показывал новый метод операции на крестах. Решили, что удобнее будет полететь в Питер, чем в Германию.
Пока договаривались об операции, связался с реабилитологом «Зенита» Марией Буровой, которую знаю по дублю «Локомотива». Я вообще не знал, с кем восстанавливаться, — Бурова посоветовала Павла Народовского, с которым мы быстро договорились.
Приехал в Питер, меня прооперировал тот немецкий хирург, операцию видели много врачей. После этого поехал восстанавливаться в Москву — тогда у «Сочи» еще не было своих реабилитологов, только доктор и массажит. Сейчас все организационные вопросы уже решены.
Восстановление и вторая операция
До травмы я ничего не знал о крестах. Слышал, что восстанавливаются полгода-год, но не представлял, насколько это трудно. Не знал, что после операции полностью атрофируется нога — ничего не чувствуешь, не можешь ею двигать. Только через два дня смог приподнять ногу сантиметров на пять. Почти как в фильме «Убить Билла», когда героиня Умы Турман пыталась пошевелить пальцами. Мозг посылает импульс мышцам, но ничего не происходит.
На следующее утро после операции пытался делать упражнения на закачку. Паша мне составил программу упражнений, которые я могу выполнять в клинике до приезда в Москву. Потом мы начали работать лично. После полутора-двух месяцев начал нормально ходить, но у меня постоянно отекало больное колено. Все говорили, что это нормально, так бывает.
Отек не проходил три месяца. Я показывал МРТ разным врачам, но никто не понимал, что не так. Шесть дней в неделю ездил в зал, занимался по четыре часа. Колено ныло, но у меня ни разу не было мысли все бросить, нужно было терпеть.
В колене скапливалась жидкость, поэтому мне сделали пункцию — выкачали миллилитров 40. После этого я поехал на тренировку — раздеваюсь, а колено уже отекало. На следующий день отек стал даже больше, чем сразу после операции. Немного позже мой реабилитолог Паша признался, что был в шоке, увидев, что случилось, но не подал виду, чтобы я не переживал.
Паша тоже не понимал, почему отек не уходил так долго. Посоветовал поехать к немецкому хирургу, поэтому я полетел одним днем в Германию. Врач не нашел ничего страшного и предложил сделать диагностическую артроскопию. То есть еще раз залезть в колено, чтобы просто посмотреть, если там что-то не так — исправить. Решили, что пока рано для еще одного вмешательства, что надо еще поработать, немного изменив программу. Полетел обратно.
Помню, пошел на матч первого тура РПЛ «Спартак» — «Сочи». Было безумно обидно, что не мог сыграть. Понимал, что мог быть на поле — вот этот момент. Потом еще первый домашний матч с «Зенитом» на «Фиште». Чувствовал, что был готов показать себя на уровне РПЛ. Я много играл в ФНЛ, и мне всегда говорили, что надо еще чуть-чуть, еще чуть-чуть. У нас в футболе обычно кто-нибудь забьет пять мячей, он уже звезда и его куда-то забирают. А мне где-то чего-то не хватало. И в тот момент, когда я уже сделал все, чтобы ни у кого не было ни одного вопроса, заслужил играть в команде РПЛ, случилось это.
Продолжил работать, спустя четыре месяца колено все так же было отекшее, постоянные боли. Прошло еще два месяца, ничего не меняется. Начал бегать, колено болело, было тяжело. Понимал, что что-то не так. Клуб отправил меня на диагностическую операцию.
Мне сделали артроскопию, это длилось минут 30. Хирург сказал, что все это время мениск был поврежден, так как он не сросся до конца. Он удалил эту маленькую часть мениска. Сказал, что теперь все будет нормально, через два-три месяца я буду готов играть.
Это было в конце ноября. Команда ушла в отпуск, я продолжал работать. «Сочи» поехал на первые сборы — сказал, что еще не готов. Со вторыми то же самое. Все равно чувствовал, что что-то не так. У меня продолжало болеть колено, но я думал, что нужно просто перетерпеть это, продолжал работать. Верил словам хирурга.
Через восемь с половиной месяцев колено продолжало болеть и отекать, а я еще даже на поле не вышел ни разу. Только работа в зале. Звоню хирургу, спрашиваю его, что не так, что мне делать. Он ответил, что не понимает, что происходит. У меня появилась дикая злость. Девять месяцев у меня каждый день болела нога, засыпал и просыпался с этим. Работал через боль. В секунду понял, что с ним больше нет смысла беседовать.
Еще две операции
Паша Народовский вместе с Марией Буровой договорились с доктором Кугатом из Испании. Клуб одобрил, поехал в Барселону с мыслями о том, что у меня небольшая проблема, которую можно решить мини-операцией и через месяц буду готов.
Доктор Кугат позвал весь свой штаб, мы несколько часов сидели в его кабинете. Они отсмотрели все снимки, во всех положениях проверили колено. Потом отправили меня позаниматься часик с физиотерапевтом Мики, который сейчас, кстати, работает в «Сочи». Мне сделали тест на колено, еще раз все проверили.
Иду к Кугату в кабинет, и он говорит, глядя на мой снимок, что все идеально, все стоит, где надо. Но по итогам тестов связка, которую мне поставили, растягивается в два с половиной раза больше, чем на другой ноге. Получается, связка есть, но не выполняет свои функции. Как он сказал, из-за этого мое колено плачет. Все надо переделывать.
Я, мягко говоря, в шоке. Выходит, я девять месяцев мучился просто так. Сутки об этом думал, но потом понял, что не могу сдаться после того, что уже прошел. Моя ситуация по-любому не самая жесткая. Хотелось доказать себе и другим людям со своими проблемами, что даже такое дерьмо можно пройти и справиться. Очень хотел в премьер-лигу, не мог себе позволить остановиться в шаге от нее.
Полетел в Москву, чтобы решить с клубом все моменты, через неделю вернулся в Барсу. Мне сделали очередную операцию. Переделывать кресты всегда тяжелее, не каждый хирург за это возьмется. Все прошло гораздо лучше, чем в первый раз. С первого же дня мог поднимать ногу.
Начал восстанавливаться с Мики, месяц жил в Барселоне, постоянно ездил в клинику. В день выписки мне делали полное обследование колена, чтобы проверить, что все в порядке. Уже вечером захожу в кабинет к Кугату, он опять созвал весь свой штаб, смотрит мои снимки. Показывает мне на планшете видео операции и говорит: «Дерьмо случается, за мою 50-летнюю карьеру это второй такой случай. Да, это плохо и неприятно, но хорошо, что мы узнали это сейчас. Потому что по ощущениям это стало бы заметно только на третьем-четвертом месяце». Получилось так, что штифт вышел из закрепленного креста.
Не мог поверить, что это происходит. Понял, что даже в тот момент, когда ты думаешь, что хуже уже не может быть, — всегда может быть хуже, всегда. Думал, это уже перебор, это какое-то фэнтези, руки опускались. Я просто спросил у Кугата, смогу ли я играть в футбол или нет. Он говорит: «Конечно, сможешь, в этом вообще нет ничего страшного. У тебя все будет нормально». Рассказал историю, как он спас болгарского вратаря. Там вообще стоял вопрос о сохранении не карьеры, а ноги. В итоге парню полностью пересобрали колено, и он вернулся на поле. Доктор мне даже видео показал, как тот кипер стоял на воротах, а ему бил пенальти нападающий, которому Кугат тоже делал операцию. Эта история дала мотивацию, чтобы не сдаваться.
У меня не было отчаяния, лишь злость. Я столько всего сделал, много работал, прошел огромный путь. Весь год я был максимальным профессионалом: только работа, ничего лишнего, ни грамма алкоголя, ничего себе не позволял даже в праздники. Мне было обидно, что я делаю все, но стою на месте.
В Испании недешевые операции, но отношение — топ. Кугат относился ко мне так, будто я его сын или сын его брата. Он и его дочь очень переживали за меня, постоянно звонили, писали, связывались с реабилитологом из «Сочи». Первые месяцев семь они звонили буквально каждую неделю. В Кугате я был изначально уверен на сто процентов. Он работал с игроками «Барселоны», «Сити». Думал, что он точно найдет то, в чем проблема.
Вместо того чтобы улетать, меня на следующий день оперативно положили на стол. Третью и четвертую операцию мне делали под местной анестезией с релаксантами. На третьей думаю: все, спать не буду. Мне вкололи релаксанты, не дождался начала и вырубился. Просыпаюсь в тот момент, когда мне молотком бьют по колену, а звук как будто по металлу: бам, бам, бам. Понятно, едем дальше. На четвертой операции уже был полностью спокоен, не спал. Хотел точно видеть, что мне там делают. В тот момент было шесть оперирующих хирургов в палате.
Закончилась операция, Кугат сказал, что теперь в моем колене уверен на 200 лет. Все закрепили, скрепили, сто раз перепроверили. Начал восстановление, четвертый раз начал учиться ходить. Провел в Испании еще неделю. Как раз в этот момент начиналась шумиха с коронавирусом. На следующий день после того, как меня прооперировали, я уже выезжал из палаты, потому что клинику закрывали на карантин и туда принимали заразившихся ковидом. Это было распоряжение для всех частных больниц. Мы с женой успели сесть в последний эвакуационный рейс. Кугат дал добро на отлет, потому что потом уже было непонятно, когда опять появятся билеты. Самолет был почти битком, но нам повезло, попали с женой вдвоем на три кресла, смог ногу вытянуть. А так не знаю, как бы я вообще долетел.
Опять восстановление
Долетели до Москвы, нас посадили на две недели карантина. Я к тому моменту уже прошаренный был, продолжил восстановление в домашних условиях. Вернулся в Сочи и продолжил восстановление с клубными реабилитологами — Хуаном из Испании и Ерланом из Казахстана. Начал работать с Хуаном, наверное, было самое тяжелое восстановление. Месяц тянулся за месяцем, становилось все лучше. Потом продолжил реабилитацию с Ерланом. На третий месяц я уже начал бегать, а на шестой — работать с командой: разминки, «квадраты».
Мог вернуться на поле раньше, но сейчас понимаю, правильно делал, что не форсировал. Думал, что восстановлюсь, пару раз побегаю, попинаю мячик и буду в форме — нет. С января этого года я тренировался с командой в полном объеме. Первые три недели было максимально тяжело. В голове все понимал, что и как я хочу сделать, но сами ноги мне просто не давали это осуществить. Очень злился из-за этого. Под конец второго сбора начал чувствовать, что организм просыпается.
Приходится быть более профессиональным. Не могу, как раньше, просто выйти на тренировку без разминки. Кто-то из футболистов говорил, что только после серьезной травмы ты становишься профессионалом. Теперь понимаю эту фразу. Перед игрой у меня целый ритуал: работаю в зале, перед выходом на поле активирую ногу, тянусь. Раньше не тратил на это столько времени. Понимаю, что не надо рисковать, лучше подготовиться.
Тяжелее всего было моей жене, ей все это время приходилось меня терпеть. Еще маме, всей семье и друзьям. Я вообще почти никому не рассказывал, что у меня четыре операции было, знает только человек пять. Тяжело отвечать болельщикам. Они пишут: «Макс, ты как? Когда выйдешь?» — а я лежу на третьей операции и думаю: «Ага, скоро выйду...»
Мой агент Дима Чельцов взял на себя все организационные моменты, он все решал с клубом, я мог даже не думать об этом. Он очень поддерживал. Мы с ним близкие друзья, еще со школы «Локомотива», там вместе учились. Я даже в какой-то момент жил не в интернате, а у него дома. Его семья приняла меня как родного.
Постоянно были перепады. В один день думаешь, сколько можно, что еще я должен сделать. А потом говоришь себе: «Да пошло все в жопу, я что, зря все это терпел? Я тверской, я просто так не сдамся!»
Много злился на того немецкого хирурга. Ладно ты сделал неправильно, но как ты мог второй раз туда залезть и не увидеть свою ошибку? Меня это бесило. Сейчас прошло время, остыл. Ты никогда не угадаешь, что будет. Тебе могут в России сделать идеальную операцию, а в Европе все запороть. Думаю, сыграло то, что он показывал операцию для других врачей, демонстрировал новый метод. Хотел все сделать идеально для тех, кто смотрел, и где-то не углядел или просто не рассчитал чуть.
Видимо, я должен был пройти такой путь. Просто обидно, что пройти его должен был именно я. Если бы у меня был выбор, я бы точно не взял на себя это испытание. Мыслей, чтобы прям закончить карьеру, никогда не было. Была злость. Я себе всегда говорил: «Не сдамся, делайте что хотите».
Помню, мне звонил режиссер какого-то сериала про футбол. Они хотели взять мою историю за основу, понять, что чувствует футболист в этот момент. Но это было только после второй операции, поэтому полных красок ему не дал. А сейчас уже полный букет.
Возвращение на поле
Сейчас все по новой. Я все еще в «Сочи», но как будто в новой команде: партнеры новые, тренер новый, тактика новая, я — новый, все новое. Я как молодой парень, который пришел в команду, и мне надо доказывать, что я заслуживаю тут находиться.
27 февраля в матче с «Арсеналом» впервые попал на скамейку. Мне кто-то крикнул: «Барсик!» — отвечаю: «Да, я тут», а мне: «Чего тут, снимай кофту, ты выходишь». Такая реакция была, хотя я думал об этом. Счет был уже 4:0, если не в этот момент, то когда?
Во время реабилитации всегда себе фантазировал, как выхожу на поле в премьер-лиге или забиваю, чтобы мотивировать себя. Наконец-то выхожу на поле и... Ну, вышел и вышел. Как будто это обычной матч, и ничего такого до него не было. Ноль волнения, может быть, из-за того, что счет уже был такой. Просто хотелось почувствовать этот мяч, это поле, а то уже забыл, как трава на «Фиште» пахнет. Я прошел этот путь, сделал это. Теперь работы еще больше. Нужно вернуть то, что я упустил за это время. Хочу погреметь в премьер-лиге.
У меня три месяца до конца контракта. Еще перед Новым годом я сказал себе, что на сборах должен работать на максимуме, рвать всех, выгрызать. Но когда началась работа на поле, мне было реально тяжело. Организм просто не выдерживал нагрузку, нужна была пауза — восполнить силы. Тогда я понял, что моя главная цель — просто работать каждый день и постепенно становиться лучше. Надо быть готовым и ждать своего шанса в матчах.
Понимаю, что сейчас «Сочи» играет хорошо, результат есть. Зачем что-то менять? Поэтому буду ждать свой шанс и доказывать на тренировках. Мне просто нужно время, уверен, я покажу себя.
Мы не из слабеньких. Мне в карьере ничего легко не давалось.
С каждым днем я становлюсь лучше. В какой-то момент я взорвусь и полечу вверх, в космос.
