3 марта 2023, 11:00
В 80-е он считался одним из сильнейших защитников в советском футболе. Дважды выигрывал со «Спартаком» золотые медали. А со сборной СССР — серебро чемпионата Европы-1988. Причем все пять матчей там провел без замен.
Именно яркая игра на этом турнире, где наши дошли до финала, в котором уступили «летучим голландцам» во главе с ван Бастеном и Гуллитом, открыла для Вагиза границы в Европу. Летом 1988-го он подписал контракт с «Тулузой», став первым советским легионером в истории чемпионата Франции.
За 29-летнего защитника «Тулуза» заплатила 1 200 000 долларов. Зарплату Хидиятуллину положили солидную — 30 тысяч долларов в месяц. Правда, на руки он получал ровно тысячу. Остальное забирал «Совинтерспорт», объясняя это тем, что не может наш футболист зарабатывать больше посла. Такие были времена...
— Остался у вас дом в Тулузе? — спросили у Хидиятуллина в «Разговоре по пятницам» Юрий Голышак и Александр Кружков.
— Нет. Выстроил в районе, который в переводе на русский называется «Союз». Приехал из СССР, и французам такое совпадение казалось забавным. Отличное место, пригород Тулузы. Но со временем дом продал.
— Почему?
— Сдавал его в аренду, но меня обманывали. Говорили, все течет и ломается, деньги уходят на ремонт. Ни копейки не получал. Туда надо было постоянно ездить, сплошная головная боль.
— Говорят, вы французов поразили даже приездом — явились в костюме-тройке.
— Ерунда. Я прилетел в Париж рейсом Air France, а на взлетной полосе меня дожидался крохотный самолетик. Его специально за мной прислал Марсель Дельсоль, президент «Тулузы». Добрейший мужичок, к русским вообще сказочно относился — наши его из немецкого плена вытащили. Прямо в аэропорту надели на меня майку с пятым номером, сфотографировали — и вперед, в Тулузу.
— Какие футболки из игрового прошлого сохранили?
— Майку Марадоны с чемпионата мира-1990. Остальные пораздавал. Майка очень маленькая, тогда Диего толстяком еще не был. Сыновья по очереди ее носили. Эту футболку чуть не перехватил Миша Насибов, массажист сборной. Со свистком рванул к Марадоне, а тот руками разводит: «Нет-нет, я уже отдал».
— Еще какие реликвии сберегли?
— Журнал Onze с моим портретом на обложке. Сижу в кожаной куртке — и с балалайкой. Вскоре переводчик рассказал, какая под обложкой подпись.
— Какая?
— «Колхозник приехал окучивать Запад». Куртка символизировала этот самый Запад, а балалайка — колхоз. Один футболист «Тулузы» все меня доставал: то про медведей на улицах разговор затеет, то про водку. А как журнал увидел, совсем разозлил своими шуточками. Он не понимал, с кем связался.
— Что сделали?
— В тренажерном зале нос ему расквасил. Француз упал — а я взял блин от штанги, замахнулся. На пороге уже стоял Жак Сантини, наш тренер. Перепугался — думал, я парня действительно грохну. Схватил меня: «Вагиз, что творишь?!»
— Оштрафовал?
— Не мог — контракт «Тулуза» не со мной заключала, а с «Совинтерспортом». Я сам ситуацию сгладил, пригласил всю команду к себе домой. Включая побитого. Французы нализались так — страшно вспомнить. Красовались передо мной, что умеют пить. Лили в рот все подряд, как слепые лошади. Водку шампанским запивали. Жена наготовила, икра под водку отлично шла. На следующий день Сантини увидел последствия — и дал выходной. Понял, что это акция примирения. Зато на вторые сутки устроил такую тренировку, что некоторые решили с выпивкой завязать.
— Вы ведь во Франции не только с партнерами по команде дрались?
— Верно. В матче с «Сошо» убегал один на один с вратарем, а испанец Карраско со всей силы врезал локтем по зубам.
— Умышленно?
— Сто процентов. Понимал, что меня уже не догоняет. Но я в долгу не остался. Поднялся и без раздумий засадил Карраско в челюсть. После чего грянула драка стенка на стенку. Меня как зачинщика удалили. Через пару дней с этим Карраско столкнулись во Французском футбольном союзе, куда обоих вызвали для разбирательства. Испанец, едва заметив меня в дверях, развернулся и побежал в другую сторону. Хотя здоровый кабан, на голову выше меня.
— На поле вы всегда заводились с пол-оборота.
— Да, меня было легко спровоцировать. Мог и судью обложить матом. Однажды в матче «Спартак» — «Локомотив» из-за этого красную влепили, да еще на десять игр дисквалифицировали. Тоже веселая история. Началось все с Валеры Газзаева. Незадолго до матча сидели в ресторане «Белград» и поспорили, что не дам ему забить.
— На что спорили?
— На ужин в ресторане. В день игры подхожу к Бескову: «В «Локомотиве» самый опасный игрок — Газзаев. Может, персонально с ним сыграть?» Константин Иванович оживился: «А что, это идея!» И весь матч я от Газзаева ни на шаг не отходил. А минуте на 80-й арбитр не свистнул фол, я высказал ему все, что думаю по этому поводу, и получил красную. Бесков сразу выпустил Букиевского, другого защитника. Я, уходя, успел шепнуть: «Главное — Газика держи».
— Не забил Газзаев?
— Нет. 0:0 закончили. Но поляну он так и не накрыл. Через много лет при встрече напомнил ему о споре, Валера и бровью не повел: «Брехня. Не было такого». А Старостин на заседании КДК попытался меня «отмазать»: «Нужно учитывать, что Хидиятуллин из Ростова. У них же говор. Он арбитру кричит: «Глянь». А тому матерное слово послышалось. Не разобрался». Но члены КДК не поверили: «Какой «глянь»? Десять матчей за оскорбление судьи!»
— Николай Петрович каким запомнился?
— Потрясающая личность. На Сицилии несколько часов по памяти читал «Бориса Годунова». Вся команда затаила дыхание. Спрашиваем: «Откуда?» — «Я же два года в одиночке сидел. Ничего, кроме книг, мне не разрешали. А память хорошая — вот и выучил наизусть».
Познакомился с Николаем Петровичем при забавных обстоятельствах. Только-только перешел в «Спартак». Лежу в номере на базе, на полную громкость врубил пластинку Boney M, привезенную из первой зарубежной поездки. Внезапно в комнату заходит Старостин, вырывает шнур из розетки. На пластинке от иглы осталась царапина — мне это как нож под сердце. А Старостин говорит: «Молодой человек, вы в курсе, что от децибел собаки мрут?» Пока я соображал, что ответить, он продолжил: «Чем всякую дрянь слушать, лучше книгу возьми. «Принц и нищий» читал?» — «Нет». — «Завтра принесу». И на следующий день вручил Марка Твена.