«Лобановский приглашал в Киев. Но я уже Козьмичу слово дал и перешел в «Торпедо». Истории Валерия Петракова
Юное поколение болельщиков прекрасно знает его уже как тренера. Валерий Петраков возглавлял «Томь» и «Москву», «Аланию» и «Химки», «Торпедо» и «Луч»...
Но у Петракова и игровая карьера получилась хоть куда. С юниорской сборной СССР стал чемпионом мира, с молодежной выиграл первенство Европы. Более ста матчей провел сначала за «Локомотив», а потом за «Торпедо», с которым в 1986-м завоевал Кубок страны. Дальше был отъезд за границу, немецкие и шведские клубы...
В 34 он играть закончил, но расставаться со Швецией не спешил. Там же тренировать начал. А потом один звонок из Москвы — и Петраков вернулся. О том, кто подтолкнул его к возвращению в Россию, а также о самых ярких моментах карьеры Валерий Юрьевич в 2016 году рассказал в «Разговоре по пятницам».
Сборная
— Вы на заре карьеры выигрывали все что можно. Юниорский чемпионат мира-1977, молодежный чемпионат Европы-1980...
— Если от молодежки какие-то кадры могли сохраниться, то Тунис-1977 — сильно сомневаюсь. С тех пор ничего не видел. Зато все помню!
— Для нас это главное.
— Нам было по 18 лет, все удивляло. Спонсировала чемпионат «Кока-Кола», завезли холодильник размером с комнату. Забит банками! Мы накинулись, тренеры оттаскивают: «После матча...»
А жара — градусов сорок. Помню ощущение: в матче с Парагваем бегу — и не понимаю куда. Все плывет перед глазами. И в голове тот холодильник.
Команда была настолько дружная! Мы же постоянно встречались на турнирах в Союзе. Баль и Бессонов играли за сборную Украины. Мы с Хидей и Валерой Глушаковым — за Россию. Перед вылетом в Тунис собрались своей компанией, посидели от души. Понятно, не с колой. Явились под утро.
— Кто особенно «тяжелый» был по итогам вечеринки?
— Мы с Андрюхой Балем. Могли бы и отчислить за такие дела — но сборной вот-вот улетать.
— Кто считался гением в той команде?
— Бессонов! Причем был атакующим хавом. В Тунисе его признали лучшим футболистом турнира.
— Зачем из Бессонова Лобановский сделал защитника?
— Сейчас как тренер пытаюсь размышлять — пожалуй, Бессонов был хорош в отборе. Давал громадный объем работы. Игра у Киева специфическая, фланги в постоянном движении. Бес здорово в эту модель вписывался.
— Многие из той сборной пропали для большого футбола?
— Интересный был защитник — Сережка Игумин. Роберт Халайджян потерялся, достоин был лучшей карьеры. Сашка Новиков, вратарь из Смоленска, погиб. Автобус «Искры» попал в аварию, несколько человек насмерть. Новиков за пару минут до трагедии подсел вперед к главному тренеру Силагадзе. Недавно я был в Смоленске, встречался с его дочерью, сходили на кладбище...
— По вашим ощущениям, «переписанные» в вашей команде были?
— Даже мысли не возникало, что такие есть. Хотя штука распространенная. На турнирах в Союзе пересекались с грузинами, жили в одних гостиницах. Команда 1959 года рождения — а у тех татуировка на руке: «1955».
— Сильно.
— Спрашиваем: «Это что?» — «В честь брата наколол». Они махровые все были, брились! Черные, могучие. А мы на их фоне с Балем и Бессоновым как дети выглядели. Но на поле против нас все равно у них шансов не было.
— Баль рассказывал, как вы его раздели в шашки перед двумя камерами — CNN и BBC...
— Так я с чемпионом мира Вячеславом Щеголевым вничью играл. Он приезжал в «Локомотив», давал сеанс. Я один устоял, клянусь вам!
— В шашках возможна ничья?
— Еще как возможна! Необязательно, чтобы по одной шашке осталось. Можно и по три. Есть так называемый треугольник Петрова...
— Вот это глубина проникновения в предмет.
— Я в кружке занимался. Был в Брянске парень постарше — нас обучал теннису и шашкам. Ни в «Локомотиве», ни в сборной со мной никто играть не мог. Да и в «Торпедо» всех чесал.
— Баль огорчался: «Я-то играть не умел, а Петраков выучил одну комбинацию, какую-то хитрую ловушку».
— Ага, под углы. Иностранцы стоят рядом, снимают его позор. С Андрюшкой у нас были очень близкие отношения...
Нагрузки
— Что ж при такой дружбе с киевлянами вы в «Динамо» не оказались?
— Андрюха предупредил: «Тебе собирается Лобановский звонить. Будь готов».
— Звонил?
— Ага. Но я уже Козьмичу слово дал. Тот прямо ко мне домой приехал. Иванов для меня — человек особенный, Папой его звали. Он такой был... Эмоциональный... Но быстро отходил...
— Киевские нагрузки вы потянули бы?
— Думаете, мы меньше бегали в «Торпедо»?!
— Разве кто-то мог сравниться в этом смысле с Киевом?
— Уф-ф... Я вас умоляю! Мы бегали больше! Газзаев к нам собирался переходить из «Динамо», а у них случилась задержка рейса в Адлере. Ребята пошли на рынок, заглянули на стадион — а там «Торпедо» тренировалось. Валерий Георгиевич увидел, сколько мы бегаем: «Не-е-т, я в «Торпедо» не пойду...»
— Это ведь Козьмич придумал «двойного Купера»?
— Нет. Был у нас Боря Александров, тренер по физподготовке. Его идея.
— Издевательство, а не тренировка.
— А тест Лобановского: 400, 800, 1200, 1600, 2000 — и в обратную сторону? Это — не издевательство? Иванов нам однажды такой дал. Валерий Васильевич с Козьмичом в хороших отношениях были. Встречаемся на сборах в Адлере, так они закрывались после игры — и сидели двое суток!
— Обсуждали нагрузки?
— Потом выходят — черные, обросшие... В этих обсуждениях такие тесты и рождались. После ничего уже не хотелось, ни в какой футбол играть. Лобановский еще на кроссы налегал. Баль поражался: «Ладно нам дает. Так он сам первым бежит!»
— Вам не только Лобановский звонил. Вся высшая лига хотела Петракова.
— Сижу вечером дома, звонок в дверь. На пороге Лев Яшин. Я обомлел, конечно: «Проходите, Лев Иванович, чаю попьем...» Посидели — уехал. Между прочим, из Брянска я когда-то в московское «Динамо» приезжал, тренировался с ними в Гаграх. Но там состав ломовой был. 1976-й, последнее их чемпионство. Одолжили меня «Локомотиву» на год — а вернуть уже не смогли.
— Но стремились вы в «Торпедо».
— Из-за отца, который рано умер. Мне 14 лет было. Я болел за киевское «Динамо», а он — страстно за «Торпедо»! Говорил ему: «Смотри, Киев всех обыгрывает!» — «Да какая это команда? Вот «Торпедо» — да, там игра...» Помню, как «Торпедо» на халтуру приезжало в Брянск. Отец меня брал с собой. Вот поэтому и рвался в «Торпедо». Папе было бы приятно.
Иванов
— Хоть раз пожалели, что дали слово Козьмичу?
— Нет! Футбол — одно, а то, что было после футбола... Кто это заменит? Как Кузьма помогал мне в жизни! Как справляли дни рождения, на дачу к нему ездил! Даже когда он совсем старенький был, продолжали общаться. Вот это трудно зачеркнуть. Не будь такого — я бы и тренером не стал...
Играть закончил в Швеции. Там закон — если не работаешь, учиться не разрешается. Хозяин «Лулео» пошел навстречу, назначил меня тренером. Представьте: бросили в омут — и я не знаю, что делать!
— Звонили Иванову в Москву?
— Постоянно! По два часа висел на телефоне! То мне нормально объяснял, то срывался. Потом сам стал дозваниваться: «Как сыграли? Сколько до следующей игры?» — «Неделя». — «Так, составляем план, регулируем нагрузку...» Я понятия не имел, как это делается! Когда в отпуск приехал — сразу к нему. Козьмич вытащил свои тетради, сели разбираться.
— Ему в радость были эти беседы, как полагаете?
— Если он меня вскоре в «Торпедо» пригласил, помощником к себе? В 1996-м звонок: «Заканчивай шведскую эпопею. Возвращайся в команду!» — «Кем?» — «Нам нужно работать вместе, в России». Претендентов на место ассистента у Козьмича было столько — вы не представляете!
— Вам не обрадовались?
— Да они обомлели, когда я «без очереди» проник. Но так решил Иванов.
Звонок
— Был же случай, когда обвинял вас в самом страшном.
— Кстати, после этого не говорил мне никогда и ничего на такие темы. Хотя люди в окружении дули в уши. В каждой команде такие персонажи есть.
— Так что стряслось?
— В Москве матч с «Араратом». Тот под вылетом. Ну и начали названивать мне домой, на базу. В Мячково был один телефон на всех. Первый аппарат в холле для ребят, второй — в комнате у Козьмича. Запараллелены. Он может трубку снять — и слышать все, о чем футболист говорит.
— Как остроумно.
— А до меня Хорик Оганесян дозвонился: «Помогите!» — «Ты обалдел? Чем я тебе помогу?» — «Не выходите с Суслопаровым на игру. Скажите, что заболели. Поговори с Сусликом...»
— Не согласились?
— Нет, конечно. Я, отвечаю, такого делать не буду. Кузьма то ли разговор подслушал, то ли додумал — понес на меня: «Сутки до игры! Что за звонки?! Смотрите, я вас предупреждаю...» Потом — продолжение. Приезжаем на игру — верите ли, боюсь выходить из автобуса. Как чувствовал — выхожу, и Хорик стоит!
— С теми же пожеланиями?
— Поздоровались, обнялись. Козьмич увидел — и заново: «Ты продал матч, ты не хочешь играть...» Насилу успокоил: «Перестаньте, что вы!» — «Давай-давай, я посмотрю». В первом тайме у меня два сумасшедших момента! Один на один выскакиваю — штанга. 0:0 к перерыву, прихожу в раздевалку. Ка-а-к попер на меня!
— Валентин Козьмич умел.
— Орет: «Продал игру!» Тут уж я психанул — бутсы кидаю на пол и в душ. Пять минут Иванов дожидался, не выдержал. Заглядывает ко мне: «Одевайся!» — «Нет!» — «Одевайся, я сказал!»
— Что было дальше?
— Выхожу и забиваю два гола. Нелепейших! Какие-то рикошеты, отскоки... С того дня Козьмич мне ни слова не говорил на тему «сдал, продал». Но я вот что думаю: а если бы сложилось иначе? Если бы проиграли — что было бы?
— Выгнать мог.
— Сто процентов!
— Кто часто Козьмичу подсказывал — а не продали ли матч?
— Боря Александров, администратор Жендарев. Людям хотелось себя с интересной стороны преподнести. Ходили рассказывали, что мы делаем, как...
