«Важно, что Сербия сыграет в России. В Европе много русофобов». Интервью Эмира Кустурицы
Эмир Кустурица — культовый режиссер, которого знают во всем мире. В конце февраля в рамках поездки с РФС в Белград в преддверии товарищеского матча нашей национальной команды против Сербии делегация журналистов имела возможность прикоснуться к истории.
Эмир прилетел из Афин в Белград и сразу же направился вместе с нами на аэродром, откуда обычно вылетает на личном вертолете в свою деревню Дрвенград, так же известную, как Мечавник. Сама резиденция Кустурицы находится в двух-трех часах езды от центра сербской столицы, поэтому такой вид транспорта для него самый актуальный.
Добравшись до своего воздушного судна, Эмир примерил футболку сборной России с номером 70 (именно столько ему исполнится в этом году), а после дал интервью «СЭ»: рассказал о текущих планах, а также поделился своим взглядом на современный футбол.
«Гимн России всегда давал нам силу перед концертами»
— Вы помните первый поход на футбол?
— Помню первый официальный матч, в котором играл. Это было на стадионе «Косево» за команду «Пионеры Сараева» против команды «Пионеры Олимпиакоса» из Греции. В том матче я отдал голевую передачу. Когда мяч влетел в ворота соперника с моего паса, я был самым счастливым человеком в мире.
Помощник тренера сказал мне, что я слабоват физически, надо вернуться через пару месяцев. Но я так и не вернулся. И играл за «Босну», команду, которая была ближе к дому.
— Почему родители запрещали вам играть в футбол и отправили на легкую атлетику?
— Думали, что у меня слабые ноги. Это правда было так. Со временем это поменялось. Я все равно всегда играл в футбол. Перестал только пять лет назад.
— Что для вас значит футбол? И что он в вас воспитал?
— Футбол — это команда и дружба. Учит выполнять свою функцию в команде и общаться. Поэтому немцы всегда выигрывают. Они были... как китайцы! Вообще, это очень интересно. Эту теорию можно доказать на немцах, правда, нельзя на китайцах.
— А как же бразильцы?
— Бразилия — это танец. Другая планета. Это не просто футбол. Месси — тоже. Это человек, который играет в футбол как будто танцуя.
Сербы и русские в этом плане тоже братья: наши клубы никогда не были лучшими в Европе («Црвена Звезда» — победитель Кубка европейских чемпионов-1991. — Прим. «СЭ»), потому что у нас недостаточно ответственности.
— Как вы думаете, можно ли это изменить?
— Можно. Если будет поколение, как в Греции в 2004-м. Но тут должно сойтись много элементов.
— Вы много общались с Марадоной.
— Марадона — самый успешный футболист среди людей, которые начинали на периферии и без денег. Он был последним таким. У Марадоны было все хорошее и все плохое, что есть у людей. Он был не ангелом, а человеком с улицы. Думаю, никогда не было футболиста, который бы так танцевал с мячом. Марадона делал с мячом то, что мужчина делает с женщиной в танце. Это невозможно. Он как маленький Будда.
Вокруг Марадоны была религия. Эту религию финансировал человек, который делал бизнес вокруг проституток. Каждый год была литургия с мячом вокруг Марадоны, правда, начиналась и заканчивалась она в баре с проститутками. Это многое говорит о том, каким Марадона был человеком.
— Почему таких личностей больше нет?
— Потому что надо быть успешным и не задавать вопросы. Дэвид Бекхэм никогда не задавался вопросом, хороший человек лорд Эдинбурга или нет. Его дело — не задавать вопросы. Это самое главное. Работать и надеяться, надеяться и работать.
— Как вы думаете, как бы он отреагировал, если бы увидел Месси чемпионом мира?
— У него была бы амбивалентная реакция. Он бы очень радовался [за Месси], но и расстраивался, что не он [выиграл]. Это был маленький человек с большой душой.
— Перед концертом в Париже в 2016 году ваша группа The No Smoking Orchestra исполнила гимн России. Почему?
— Я играл тысячи концертов, и перед началом всегда включал российский гимн. Никто не понимал, что это. Думали, что это, наверное, «Интернационал». Только один раз, где-то в Германии или Швейцарии, нам запретили. Гимн всегда давал нам такую силу. Получались хорошие концерты. Это большая и сильная композиция.
— Что вы думаете о предстоящем матче между сборными России и Сербии?
— Мне кажется очень важным, что Сербия будет играть у вас, в Москве. Думаю, наш президент работал над этим. В Европе это невозможно. Сейчас там много русофобов.
Вообще, думаю, скоро всё наладится. Это будет быстро, до конца года [должны] закончить. И тогда все изменится. Достоевский, Булгаков и Тургенев опять станут хорошими авторами. У вас так много хороших писателей! Думаю, это главная основа русской культуры. Как и православие.
— Вы часто ностальгируете по прошлому?
— Не могу сказать, что сейчас какая-то тяжелая жизнь. Сейчас она очень праздная. Мне 70 лет, я уже долго пожил, многое видел. Наверное, это рационально. Хотя Достоевский говорил, что хоть человек и всегда хочет быть рациональным, все, что он говорит, никогда не бывает полностью рациональным.
«Хочу работать в России. Это будет финальный этап моего творчества»
— Много новостей было о ваших съемках по роману Достоевского «Преступление и наказание». Вы говорили, что съемки будут проходить в Санкт-Петербурге и в Сибири. Будут ли еще локации?
— Снимать будем в Краснодарском крае. Думаю, это будет Сочи, потому что там есть мафиози, с которыми воюет мой герой. И в Питере, потому что там женщина пошла работать проституткой, чтобы погасить долги отца. Порфирий Петрович — не такой классический полицейский, как в романе. Он говорит герою, что тот хороший человек, и помогает не попасть в тюрьму.
Очень сложная история, но будет просто и понятно показана зрителю. Причем, мне кажется, тут может быть не только художественный, но и коммерческий успех.
Сейчас я хочу работать в России и на русском языке, и думаю, это будет финальный этап моего творчества. До конца можно снять еще три фильма и один сериал. Хочу сделать Водолазкина и «Мертвые души» Гоголя.
— Почему вы почти не смотрите современное кино?
— Все основано на успехе. Невозможно делать фильмы и говорить о душе и важных человеческих проблемах, если тебе нужно думать об успехе. Это квантификация. Сейчас фильмов надо делать много, как можно больше. Ну и качество [падает].
— А старые фильмы пересматриваете?
— Да-а! Я очень люблю советскую кинематографию: Пудовкина, Довженко. Это мои самые любимые режиссеры. Я учился в Праге в 70-х на их фильмах. Для меня это лучшие режиссеры. И потом, наверное, Тарковский и Феллини — огромные авторы.
Знаете, сейчас условия жизни и творчества не лучшие для авторов. [Кино] работает через продюсеров, а не авторов. Только несколько авторов в мире могут [что-то] сказать [самостоятельно]. Я тоже работал на Западе. И всегда зарабатывал деньги для Сербии. Но сейчас наша страна тоже изменилась. Фильмов много, но не таких, которые говорят о настоящих человеческих проблемах.
— Кто вам нравится? Кто может говорить о реальных проблемах?
— Много режиссеров в Бразилии. В Италии есть школа, работающая на основе неореализма: Паоло Соррентино, Маттео Гарроне. Очень хорошие авторы! Во Франции их уже не так много. Сейчас там тоже больше думают об успехе. Сейчас такая формула: если ты хочешь быть успешным, то сделаешь много компромиссов и не такой фильм, как хочешь. У каждого автора свое восприятие времени и пространства. Но если ты хочешь получить большой успех, то здесь нет места уникальности.
— Что вы читаете? Чем вдохновляетесь?
— Читаю много современных книг. Последний — Мишель Уэльбек, очень хороший французский автор. Из российских — Сальникова. Вообще, читал многих современных российских авторов — и Прилепина, и Пелевина. У вас очень сильная литература, особенно о периоде СССР. Она создает лучший и самый четкий образ этого времени.
