Как Шевченко не пускали в ночные клубы, а Глеб убежал от нагрузок Лобановского через три дня. Интервью Алексея Герасименко
13 мая 2002 года, 19 лет назад, в возрасте всего 63 лет не стало великого тренера Валерия Лобановского. В его киевском «Динамо» разных времен, где собирался весь цвет футбольной Украины, играло не так много россиян — так, из золотого состава 70-х годов вспоминается лишь капитан обладателей Кубка кубков и Суперкубка Европы 1975 года Виктор Колотов из Татарстана. В команде, бравшей Кубок кубков в 1986-м, игроков из России не было вовсе.
А в «Динамо» второй половины 90-х и стыка веков, когда Лобановский создал свою последнюю грандиозную команду, дошедшую до полуфинала Лиги чемпионов, самую заметную роль из российских игроков сыграл Алексей Герасименко, продержавшийся там дольше соотечественников — Кормильцева, Яшкина, Серебренникова, Мамедова, Филимонова. Звездный футболист «Ростсельмаша», составивший блестящий треугольник с Дмитрием Лоськовым и Александром Масловым, отыграл в Киеве четыре года, четырежды стал чемпионом Украины и провел 23 матча в Лиге чемпионов. А после окончания карьеры много лет работал в системе «Динамо».
Мы встретились в Краснодаре, где сейчас живет Герасименко, и говорили, конечно, не только о Лобановском. Карьера у уроженца Таганрога и игрока сборной России (пусть в ней на его счету всего семь матчей и один гол), которому в прошлом декабре исполнилось 50, получилась пестрой и помимо Киева: Краснодар, Волгоград, Ростов, Ярославль... Но прежде всего, конечно, речь шла о киевском «Динамо» и ее тренере. На глазах Герасименко превращался в будущую звезду «Милана» Андрей Шевченко, сам он был ценим Лобановским за то, что без потери качества мог играть на четырех позициях, что и делал даже в ЛЧ. И о чем с удовольствием рассказал.
Звали в «Спартак», предлагали космические условия в «Шахтере». Но авторитет Лобановского перевесил
— Как вас из Ростова уже спустя шесть лет после развала СССР занесло в киевское «Динамо» к Валерию Лобановскому? — спрашиваю Герасименко.
— Валерий Васильевич много лет работал и дружил с Юрием Морозовым, который в тот момент работал на одной из руководящих должностей в «Зените». Именно от Морозова, знаю, пошли первые рекомендации насчет меня. Весь сезон 1997 года меня просматривал спортивный отдел киевского «Динамо». Алексей Михайличенко, помню, прилетал. В конце года позвали на переговоры в Киев, а команда уже улетела в Англию на последнюю игру в группе Лиги чемпионов с «Ньюкаслом».
Григорий Суркис при мне позвонил в Англию Лобановскому, передал трубку. Разговор был короткий, но очень конкретный: «Тебя зовут в клуб мирового масштаба, плюс приглашаю лично я. Что тебя еще смущает?» Впечатлило, что такой тренер лично хотел видеть меня в команде — и даже пригласил меня в Ньюкасл на игру. Тогда полететь не удалось, но уже через три недели я был в его распоряжении на сборах. После таких слов смутить не могло уже ничто.
— А что смущало прежде?
— Буквально перед Киевом я ездил разговаривать в донецкий «Шахтер», и вот там предложили действительно космические условия. В «Динамо» тоже было хорошо, но в два раза меньше. А до этого еще в «Спартак»...
— И красно-белые звали?
— Да, и я очень хотел в «Спартак». Но смысл был даже не в том, что там давали еще меньше денег, чем в Киеве. Каким-то не совсем профессиональным был подход со стороны московского клуба. Некоторые детали меня насторожили. Хотя мы с Григорием Есауленко приезжали в Тарасовку к Олегу Романцеву, общались. Интерес ко мне был, но, в отличие от «Шахтера» и киевского «Динамо», разговор был довольно расплывчатый, без конкретики.
— Не из-за этого потом Романцев не вызывал вас в сборную?
— Не думаю. Там одних только нападающих на место в команде претендовало человек десять. Олегу Ивановичу было из кого выбирать.
— Со «Спартаком» понятно, но почему вы в «Шахтер» не пошли? Только из-за Лобановского?
— Не надо забывать, что это был «Шахтер» старого образца — ни «Донбасс-Арены», ни базы. А в Киеве все уже было — плюс это столица, что немаловажно. Плюс Лобановский, плюс ежегодная игра «Динамо» в Лиге чемпионов, о которой я в Ростове мог только мечтать. «Шахтер» же на тот момент только выстраивался. Ринат Ахметов говорил со мной дважды.
Каладзе выбрасывал киевские таблетки в унитаз
— Тяжело ли было привыкнуть к знаменитым нагрузкам Лобановского? Будущий обладатель «Золотого мяча» Игорь Беланов рассказывал мне, что после прихода из одесского «Черноморца» на первом тесте Купера финишировал на круг позже остальных и думал, что его сразу выгонят.
— Поначалу было тяжело. Помню первый сбор в одном из его любимых мест подготовки, немецком Руйте. Готовились к четвертьфиналу Лиги чемпионов с «Ювентусом». В день — по три тренировки. В шесть утра нас будили на зарядку, еще темно было. В 6.30 с тренерами, бывшими знаменитыми игроками Анатолием Демьяненко и Алексеем Михайличенко, выходили на кросс. Вторая тренировка начиналась в 10.30. А вечером — либо третья, либо игра. Ощущение было, что тренируешься круглосуточно.
Одно время закрадывались мысли, что это не мое и надо идти куда-то в другое место попроще. Но, подумав и стиснув зубы, продолжил работать. И это принесло плоды — все сезоны у Лобановского чувствовал себя очень хорошо и практически не уставал. В чемпионате Украины вообще мог играть три тайма. Ко всему привыкаешь!
Кто-то, конечно, не выдерживал. Помню, как в Киев приехал Александр Глеб, пробыл три дня и свалился так, что его поднять не могли. После чего уехал. Ему тогда было лет 18-19, и он просто физически не смог. И блевали люди, и в снег, помню, Каха Каладзе падал. 2 января бежали тест Купера, у него закружилась голова, и он упал в снег.
— И что было дальше?
— Его чуть протерли — и дальше побежал. Выдержал, поиграл в Киеве и уехал в «Милан» Лигу чемпионов выигрывать. Оно того стоило. Отбор у Лобановского был жесточайший. На первые сборы приезжало 50-60 человек, три поля были заняты, все бегали-прыгали. Кто-то выдерживал, другие уходили.
— Много разговоров ходило про киевскую фармакологию. Но никто никогда не попадался.
— Даже не хочу скрывать — мы пили таблетки. Бывало, меня от них на тренировках почему-то тошнило. Но раз пять-шесть после них я был на допинг-контроле, и он ничего не показывал. Наверное, это была какая-то витаминизация. У нас было по три игры в неделю, надо было восстанавливаться, и без этого было сложно.
— Вы постоянно принимали эти таблетки?
— Иногда да, иногда нет — мне они не очень, как сейчас говорят, заходили. А некоторые, наоборот, «сидели» на них. Но факт в том, что ни один допинг-контроль ничего не показал.
— Были в команде люди, которые эти таблетки втайне выбрасывали в унитаз?
— Каладзе. Мы жили в одном номере, и я видел, как они там плавали, почему-то не смывались. Видимо, он был такой не один. У нас было три тренера по физподготовке, и как-то раз, помню, они говорят: «Ребята, просим вас — не выбрасывайте эти таблетки. Они очень дорогие, мы их в Германии покупаем. Не хотите их пить — отдавайте нам». После этого мы с Кахой стали поступать именно так. Не было такого, чтобы кто-то засовывал их тебе в рот. Считалось, что это твое восстановление, и никто не заставлял их употреблять.
— С Каладзе, видным грузинским политиком, отношения поддерживаете?
— Последний раз виделись, когда играли за ветеранов киевского «Динамо». Он был тогда еще не мэром Тбилиси, а вице-премьером грузинского правительства. Мы в хороших отношениях, но Каха сейчас в таком статусе, что, наверное, не всегда ему можно позвонить и пообщаться. Да и неудобно — понимаешь, насколько занятой человек.
Невозмутимость у Лобановского была только внешней
— Меня поражала степень невозмутимости Лобановского. Например, в решающем матче второго группового этапа ЛЧ-1999/2000 c «Реалом» на «Бернабеу» Деметрадзе делает счет 2:1 — так на лице тренера не дрогнул ни один мускул!
— Мне кажется, эта невозмутимость была внешней. Внутренне он все время кипел, и из-за этого у него на лице краснота выступала. Просто Лобановский был человеком такого самообладания, что этих эмоций не показывал. Но переживал очень сильно, и мы это видели. Он и сам как-то в интервью сказал, что, если у человека нет переживаний, ему надо заканчивать с этой работой.
— Киевляне предыдущих поколений говорили, что сильно боялись Лобановского, при этом большинство считало его человеком хоть строгим, но справедливым. А у вас страх перед ним тоже был?
— Абсолютно нет. Я сам по себе был таким игроком, который перед тренерами не трепетал. К тому же с Лобановским мы общались, конечно, не через день, но много. Он вызывал к себе и много разговаривал индивидуально — причем не только со мной, а со всеми. И человеком был очень адекватным.
Если бы с его стороны в мой адрес прозвучала грубость, то я просто развернулся и ушел бы, поскольку такого отношения не переносил. Но ни разу такого не было! И мы на каждую игру выходили с запредельным настроем, сражались и за тренера, и за клуб. В киевском «Динамо» тогда были мотивированы все без исключения, и клуб был большой дружной семьей. Не раз ловил себя на ощущении, что посторонних людей там просто не могло быть. Вернее, они появлялись, но быстро уходили в сторону.
— Схитрить Лобановский мог?
— Когда это нужно было для дела — да. Как-то раз после контрольной игры на сборах между киевским и московским «Динамо» меня пригласил Георгий Ярцев, который тренировал российских бело-голубых. Я был согласен ехать. Пошел отпрашиваться к Лобановскому. Мы спокойно поговорили, пожали руки, вроде бы попрощались. В конце он как бы невзначай говорит: «Ну, ты зайди к президенту клуба, поговори с ним».
А пока я шел к Григорию Суркису, он успел ему позвонить и сказать, что никуда меня отпускать нельзя. Валерий Васильевич хотел продолжать со мной работать, и президент нашел слова, которые убедили меня остаться. Я снова зашел к Лобановскому, и дальше мы работали без проблем.
— А почему хотели уехать?
— В состав далеко не всегда проходил. После Ростова, где я был одним из лидеров, мне оказалось сложно воспринимать, что сегодня ты сидишь в запасе или выходишь на замену за первую команду «Динамо», а завтра летишь в какую-то тьмутаракань играть за вторую. Тем более тогда у меня родился второй ребенок, и психологически все время находиться вне дома было сложно. Но после разговора с Лобановским все встало на свои места.
— Семья не протестовала?
— Она прекрасно понимала, ради чего мы туда приехали. Тем более что в «Динамо» все было поставлено очень серьезно, и никто, включая членов семьи, не нуждался ни в чем. Административный штаб работал так, что и жены, и дети всегда были у них на виду, и все проблемы решались моментально.
Болельщики в Киеве были феноменальные, они полностью соответствовали уровню одной из лучших команд в Европе. В каком-то году играли финал Кубка Украины с киевским ЦСКА — и на матч пришли 73 тысячи зрителей! Понимаю, если бы соперником был, допустим, «Шахтер», но такое... И зрители гнали нас вперед, и сама команда всегда была готова на высшем уровне, и клуб находился в очень хорошем финансовом состоянии, и база фантастическая: семь этажей, три из них — только для медицины.
— Главный тренер «Шинника» Александр Побегалов, у которого вы играли после Киева, в «Разговоре по пятницам» говорил: «Валерий Васильевич очень уважал Герасименко». Вы это чувствовали?
— В принципе, Лобановский ко всем относился одинаково — разве что чуть большие симпатии к Шевченко и Лужному чувствовались. А меня он, может быть, внутренне уважал за то, что я мог без потери качества сыграть на разных позициях. Так что это касалось скорее футбола, чем каких-то жизненных ситуаций.
— Он любил универсалов — еще со времен Владимира Бессонова, а то и раньше.
— Сто процентов! Я при Лобановском сыграл на четырех позициях. До Киева был нападающим, а там — Шевченко, Ребров. В полузащите меня попробовал, но и там конкуренция — Калитвинцев, Максимов, Белькевич... Но, раз пригласили, надо было найти мне место.
— Пришли вы в Киев нападающим, а стали — центральным защитником. Да еще по диковинной схеме с двумя либеро, внедренной поздним Лобановским. Что это было?
— Как-то он вызвал меня поговорить: мол, в чемпионате Украины все против киевского «Динамо» наглухо закрываются, играют низко, и если эту оборону не взломать в начале игры, то пробить ее очень тяжело. Задумка с двумя либеро на самом деле при обороне была игрой в линию, которую уже чуть позже стали использовать все. Но Лобановский, как обычно, все предвидел.
А объяснял он всегда так, что люди все понимали и не нервничали. Бывали и другие тренеры, у которых происходило по-другому, — фамилий называть не хочу, поскольку сам пришел в эту профессию и корректной такую критику коллег не считаю. Но у Лобановского команде все было ясно от «А» до «Я». Он не нагнетал обстановку, а очень доходчиво объяснял всем и каждому, что нужно делать на поле в конкретный день.
Важным в этой идее были мои подключения из глубины. Соперник сидит низко, все вроде бы перекрыты — и тут я врываюсь, кого-то на себя вытягиваю, и нам становится легче на каком-то участке разыграть лишнего. Защитников в этот момент оставалось трое, а при потере я опускался — и снова было четверо. Попробовали, кажется, в Запорожье, Лобановскому понравилось — я схватил идею на лету, мне не надо было долго объяснять. И потом много раз прибегали к этому варианту. Центральных защитников для такой модели у нас было трое — играл либо с Головко, либо с Ващуком.
— Трудно было заставить себя перейти в защиту после атаки?
— Абсолютно нет. После какого-то периода в «Динамо» я уже находился в таком состоянии, что мог сыграть на любой позиции. Тренировочный процесс у Лобановского был выстроен так, что ты независимо от позиции, на которую тебя ставят, выполнял определенные требования. Не могло быть такого, что, допустим, скажут: «Герасименко, сегодня сыграешь опорного», — и ты за голову хватаешься.
— Но как Лобановскому это удавалось?
— Есть великие люди, которые что-то предвидят.
— Для этого даже слово придумали — визионеры.
— Да. Он, наверное, из их числа. В атаке позволял импровизировать, хотя если ты схватил мяч и побежал всех обыгрывать — это было непозволительно. Но разве это мешало Шевченко, Реброву, Белькевичу забивать красивейшие голы? А в обороне должен был быть строгий порядок, и каждый в команде знал свой маневр.
— Бывали случаи, когда Лобановский орал?
— Максимум — был громкий подсказ. Вообще же одной из отличительных черт Валерия Васильевича было то, что он никогда не орал и не грубил. С теми, с кем не хотел работать, он просто спокойно прощался. Вызывал, пожимали друг другу руки — и все. А его индивидуальные беседы в мое время были разговорами старшего товарища с младшим.
На Кубок Содружества пригоняли из Киева автобус, в гостинице «Украина» выставляли охрану
— Когда-то Лобановский был подтянутым, кроссы во главе команды бегал. Но в ваше время это был уже грузный человек с подорванным на Ближнем Востоке здоровьем. Тем не менее ему удалось создать последнюю свою гениальную команду.
— Когда я пришел, он еще чувствовал себя нормально. На тренировки выходил, правда, уже изредка — либо на базе с балкона наблюдал, либо из специальной будки. На поле же работали Пузач, Михайличенко и Демьяненко. Но перед занятием мы собирались в зале, и Лобановский все нам разжевывал по тренировочному процессу. Выходили на поле, четко понимая, чем будем заниматься.
— Ходили легенды, будто в последние годы жизни ему сделали над полем специальную пристройку, откуда он смотрел тренировки, попивая французский коньяк.
— Этого не знаю, не видел. Помню, в Конча-Заспе было пять полей. Если мы работали на первом, он смотрел с балкона. Около других для него были построены стеклянные будки — на случай непогоды, поскольку у него, видимо, уже были проблемы со здоровьем. Но в хорошую погоду Лобановский спокойно садился на кресло возле поля и наблюдал за работой.
— Останавливал тренировки, если был чем-то или кем-то недоволен?
— Нет. Перед вечерней тренировкой мог высказать замечания по первому занятию. Но остановок не было, поскольку все было расписано по минутам. То, что сейчас делают статистические компании, у него вручную обсчитывали сотрудники комплексной научной группы. И результаты первого занятия были вывешены в зале перед началом второго. Все всё видели, и это Лобановскому здорово помогало.
— Он когда-нибудь сидел с игроками в неформальной обстановке?
— Нет, такого ни разу не было. Он, глыба, был сам по себе. Понимал, что мы собираемся, — думаю, у него была вся информация. Коллектив в Киеве сложился великолепный, и неважно, Лужный ли с Западной Украины, Каладзе из Грузии, Белькевич и Хацкевич из Белоруссии, я из России, — в «Динамо» мы были одной большой семьей. На рыбалку вместе ездили куда угодно. И никаких коалиций!
— Выпивали часто вместе?
— Иногда собирались с женами и детьми. Но делать это часто не было ни времени, ни сил. В основном составе было 98% сборников. Чемпионат, Кубок, Лига чемпионов, сборные — там расслабиться некогда. Все было строго. После домашних матчей Лиги чемпионов на ночь заезжали на базу...
— Нынешним такое скажи — с ума сойдут.
— Даже после окончания первой части чемпионата 11-12 декабря мы собирались уже 26-го на ежегодный турнир по мини-футболу, посвященный Лобановскому. На отпуск было буквально две недели.
Полноценный выходной в течение недели максимум был один — это если ты проводишь все игры в основном составе. Если же находишься в ротации, то выходных не было вообще. Не играл в основе за первую команду? На следующий день летишь куда-то со второй — график в первой украинской лиге был выстроен так.
— В конце девяностых — начале нулевых в киевском «Динамо», помимо вас, появилась целая группа россиян.
— Я в 1997-м был первым. В 1998-м пришли Яшкин, Кормильцев, Серебрянников. Еще позже — Мамедов, с которым мы плотно общались и дружили семьями, Филимонов...
— Последние двое — спартаковцы. Как Лобановский их воспринимал, не подначивал ли с учетом взаимоотношений между клубами в советские времена?
— Если и подначивал, то доброжелательно. Соперничество-то у киевлян и спартаковцев было чисто спортивное, а за пределами поля, как все рассказывают, они дружили. Помню, когда мы приезжали на Кубок Содружества, который каждый год проходил в спорткомплексе «Олимпийский» и манеже ЦСКА, на финалы «Спартак» — «Динамо» (Киев) собирался полный зал, и в прессе эти матчи освещались не слабее еврокубковых. Тот накал страстей хорошо помню — два раза в таких матчах участвовал.
— Лобановский относился к Кубку Содружества не как к товарищеским матчам?
— Нет, очень серьезно! Поэтому из Киева в Москву на время Кубка перегоняли наш фирменный клубный автобус. У нас были свои секьюрити, которые охраняли «Динамо» в гостинице «Украина», где мы всегда останавливались. Один из этажей был полностью за нами, и он находился под постоянным контролем. Как и все, начиная от питания и заканчивая выходами в город.
«Милан» присылал Барези посмотреть на молодого Шеву даже в Тернополь
— Как Лобановский работал с молодым Андреем Шевченко, чтобы он стал мировой звездой?
— Сказать, что он прямо с ним персонально работал, не могу. Скорее, объяснял в индивидуальных беседах, как надо вести себя на поле и в быту, чтобы его купил серьезный клуб.
«Милан» его точно «вел» два года, а может, даже и три. Его представители приезжали посмотреть Андрея не только в Киев и на матчи Лиги чемпионов, но и на игры чемпионата Украины, причем на периферию. Тогда сразу после окончания карьеры игрока в «Милане» работал Франко Барези — так однажды его заметили на нашем матче в Тернополе. Все были, мягко говоря, сильно удивлены.
В «Динамо» тоже понимали, что на кону стоят серьезные деньги, каких в клубе еще не видели. Поэтому и охрана от клуба с ним ходила, и в тренажерном зале с ним индивидуально занимались, готовили к отъезду. В последний год в Киеве у него в контракте было жестко и четко прописано, чтобы он не появлялся в ночных клубах, на вечеринках. Называя вещи своими именами — за Шевой следили. И в итоге продали за 25 миллионов долларов.
— Братья Суркисы — люди серьезные. А надо было следить?
— Шевченко и так был парнем серьезным, но тут уже совсем не позволял себе каких-то вольностей, которые могли быть до этого. И клуб, и он сам серьезно отнеслись к возможности такого трансфера.
— Как Шевченко в «Динамо» вел себя по отношению к другим игрокам, в том числе к вам? Звезду не поймал?
— Вообще нет. Вел себя спокойно и скромно. Да и после того, как стал в «Милане» большой величиной, тоже. Давно не виделись — но никто из ребят, которые многого достигли, будь то Шевченко, Ребров или кто-то еще, не ставил себя выше других. Мы все одной крови.
— У вас есть телефоны Шевченко и Реброва? Можете позвонить им, написать?
— На данный момент нет. Но, если будет надо, спокойно узнаю, позвоню — и мы без вопросов пообщаемся на любую тему.
— Уверены были, что Шевченко в «Милане» заиграет?
— Скажу честно — не думал. Мы вместе тренировались каждый день, и не сказал бы, чтобы Андрей выглядел на голову выше всех. Да, молодой, мощный, бежал, топтал... Но по технике его невозможно было сравнить с тем же Белькевичем. Шева — большой молодец. Вытащил себя на фантастический уровень, что делает ему честь.
В последний год в Киеве он очень сильно хотел уехать, у него просто горели глаза. Некоторые в таких ситуациях бросают играть в своем клубе, а он, наоборот, стремился делать это еще сильнее. Он знал, кто его «ведет». Но вы же понимаете — в футболе все бывает. Того же Витю Леоненко «Астон Вилла» должна была покупать, но в последний момент все сорвалось — и человек, по сути, закончил с футболом.
— А почему сорвалось?
— Он должен был уже ехать в Англию на медосмотр, но тут Шевченко получил, кажется, травму мениска на Кубке Содружества. И Леоненко придержали буквально на месяц-два, не отпустили — а потом все покатилось в обратную сторону. Когда мы с Витей общались, он все время этот момент вспоминал — как не дали ему попробовать себя за границей. Думаю, у него бы получилось — он тогда на серьезном ходу был.
— «Спартак» в Киеве в Лиге чемпионов-1994/95 фактически в одиночку обыграл.
— Большой был мастер, не зря три года подряд признавался лучшим футболистом Украины. Характер у него был не совсем покладистый, поэтому с Лобановским они не сошлись. Уважение было, но где-то мог повести себя не так, как другие. В какой-то момент Валерий Васильевич отправил его в «Динамо-2», и Леоненко решил заканчивать.
— Тренерская работа у Шевченко началась на ура.
— Да, но не забудем, что в первом цикле он на ЧМ-2018 не вышел. Но хорошо, что имя позволило ему продолжить работу, и он сделал выводы, проведя отличный отборочный турнир Евро. Мне нравится, что Андрей пригласил помогать итальянских специалистов, и это содружество приносит плоды. Думаю, в дальнейшем ему дадут поработать с клубом из топ-лиг — может, с «Миланом», может, с каким-то хорошим клубом АПЛ. В какой-то момент наверняка он возглавит и родное киевское «Динамо».
— Чего ждете на Евро от сборной Украины?
— Хорошая команда. Смотрел последние игры, и парни Шевы показывают современный футбол — бегут, накрывают. Все молодые, энергии много. Как и легионеры из ведущих чемпионатов во главе с Зинченко и Малиновским, которым интересуются уже многие серьезные клубы. Украинцы могут преподнести сюрприз.
— Если бы сегодня Россия сыграла с Украиной, по-вашему, чем бы дело закончилось?
— Может, они и встретятся в плей-офф Евро. Мне кажется, была бы серьезная, жесткая и очень равная игра с непредсказуемым исходом.
Забей Косовский при 3:1 — это было бы похоронное бюро для «Баварии»
— Вы рассказывали, как с трудом осваивались в Киеве зимой при подготовке к четвертьфиналам ЛЧ с «Ювентусом». Но в итоге-то Лобановский поставил вас на оба.
— Да. Справа в полузащите. Подо мной был Лужный. А против меня играл Давидс. Рядом с тем — Зидан. «Ювентус» тогда был просто сумасшедший, как и темп игры. Представляете — после «Ростсельмаша»?
Но могли пройти — 1:1 сыграли на выезде. Но дома провалились — 1:4, и, кажется, три гола со стандартов от Филиппо Индзаги получили. Юра Дмитрулин персонально играл с ним при штрафных и угловых, и без подколок со стороны ребят в его адрес не обошлось.
— Вот выходит на вас на поле Зидан. Какой он?
— Машина! Когда смотрел на него по телевизору, мне он не казался особо крепким. Вблизи — вообще другое впечатление. Корпус ставил так, что просто не подобраться. Про мышление не говорю. Давидс — очень резкий. Бросает мимо тебя мяч на два метра — ищи ветра в поле. В полузащите пара будущих серьезных тренеров — Дешам, Конте. А впереди, кроме Индзаги, еще и Дель Пьеро.
— Мама дорогая.
— Они в тот год до финала дошли, где «Реалу» 0:1 проиграли.
— В следующем году была легендарная ЛЧ, в которой «Динамо» дошло до полуфинала и там по ходу первого матча вело у «Баварии» — 3:1. Но упустило победу.
— Там я в запасе сидел. Команда была на очень серьезном уровне, и, если бы мы попали в финал, то поборолись бы там и с «МЮ». Но в том матче от нас отвернулся футбольный бог. При 3:1 Виталик Косовский не забил в пустые ворота. Забей он — это было бы похоронное бюро для «Баварии». При 4:1 мы бы сто процентов проскочили в финал. И по футбольным меркам, и психологически команда была однозначно готова выиграть Лигу чемпионов.
— Фантастика, как Лобановскому удалось построить такую команду без иностранцев из дальнего зарубежья уже во времена «закона Босмана», когда в топ-клубах было нелимитированное число европейцев.
— Вот и я о том же думаю. Иногда размышляешь: кто там был, по сути дела? Украинцы, пара-тройка россиян, белорусов, грузин... А сейчас в наших клубах куча иностранцев из любой страны — но попробуй не то что до полуфинала долезь, а из группы выйди.
— Когда на следующий год Киеву надо было выигрывать на «Бернабеу», гости в потрясающем матче вели 2:1, но закончили 2:2, вы при 0:0 сфолили в штрафной на Морьентесе. Критики за тот пенальти было много?
— Нет, жесткого разговора не было ни со мной, ни с Головко, который нарушил правила при еще одном 11-метровом. Просто разбор, что именно произошло. Когда ты играешь против футболистов такого класса, пенальти может заработать любой.
А почему так случилось? Все-таки сказывалась разница скоростей между чемпионатом Украины и Лигой чемпионов. Готовили-то нас на уровень Лиги, но каждые выходные мы играли в домашнем первенстве, и сразу перестроиться удавалось не всегда. Много раз смотрел тот эпизод. Морьентес качнул меня так, что я чуть не выбежал на трибуну.
В той Лиге мы тоже сыграли здорово — вышли во второй групповой турнир и там набрали одинаковое количество очков с «Реалом», занявшим второе место. По дополнительным показателям в плей-офф вышел Мадрид, который потом ЛЧ и выиграл. И если годом ранее я в основном был в запасе, то теперь провел весь турнир в основе центральным защитником.
— Невозможно поверить, что двух партнеров по тому «Динамо», Белькевича и Андрея Гусина, уже нет в живых.
— Когда Валик умер, а Андрей разбился на мотоцикле, я был в Киеве и ходил на их похороны. Мы же с Белькевичем в тот момент вместе работали в системе «Динамо». Он тренировал U-21, я — U-19. Он умер после того, как нас убрали и перевели в академию, а наши места заняли испанцы. Буквально недели через две. Валентин очень переживал, и уверен, что-то увольнение сказалось на том, что произошло.
С Гусиным другая история. Он любил погонять на мотоцикле. В тот раз просто поехал в магазин и по пути решил сделать круг. Даже шлем надел, не застегнув. Такая нелепая смерть... И сам парень был классный, и семью его замечательную очень жалко. Примерно тогда же еще Андрей Баль умер, тоже все очень переживали. Череда трагедий.
— С кем-то из того «Динамо» поддерживаете отношения?
— Иногда переписываемся с Хацкевичем. На 50-летие многие ребята поздравляли — тот же Хацкевич, Шацких, Косовский, Калитвинцев. Клуб на сайте и во всех соцсетях опубликовал поздравление, и это было очень приятно. «Динамо» вообще каждый год поздравляет, причем всех, независимо от того, двести игр ты сыграл за клуб или одну. Каждого! Что лишний раз доказывает: «Динамо» Киев — это большая семья.
То, что Калитвинцев проводил тренировки в «Динамо» на украинском, — бред
— Калитвинцева несколько лет назад атаковал телеведущий Владимир Соловьев, заявивший в пору работы Юрия во главе московского «Динамо», что тот проводит тренировки на украинском языке.
— Бред какой-то. Калитва из Волгограда — с чего бы ему проводить тренировки в России на украинском? Видел я его занятия на сборах «Динамо», Юрий Ковтун ему помогал. Никакого украинского языка там и близко не было. Может, какую-нибудь фразу ради шутки и мог бросить, но не более того. А потом это раздули.
— Вы как человек, для которого много значат и Россия, и Украина, сильно переживаете то, что происходит в последние годы между двумя странами?
— Еще бы. Особенно больно, что погибают обычные люди, мирные жители. У меня в Киеве до сих пор квартира и вид на жительство, но уже три года там не был. Учился тренерской профессии в столице Украины, ездил туда на переаттестацию. Последнюю мы с Толей Тимощуком проходили онлайн. С удовольствием съездил бы в Киев. Мне очень нравится этот город, у меня там много друзей. Не хочу рассуждать о политике, хочу только, чтобы был мир и мы, как раньше, спокойно могли ездить друг к другу.
— Жизнь в Киеве и Краснодаре чем-то принципиально отличается друг от друга?
— Не сказал бы. Тем более что в годы моей игры за «Динамо» и работы в клубе все в Киеве разговаривали на русском. Да и когда приезжал туда три года назад, никаких проблем из-за языка не было.
— Ваш второй отъезд из Киева в 2015 году не был связан с политическими событиями 2014-го?
— Абсолютно нет. В первом случае, в 2010-м, меня позвал помогать спортивный директор «Краснодара» Станислав Лысенко. Во втором, как я уже говорил, нас с Белькевичем перевели соответственно из U-19 и U-21 в академию. Это было понижение, к которому я оказался не готов. До того год или полтора помогал Хацкевичу в дубле, потом возглавлял команду 19-летних.
— Как-то поддерживаете контакт с Суркисами?
— Нет, все-таки они птицы высокого полета. Но, когда видимся, тепло жмем друг другу руки. Они каждого футболиста, который за все эти годы играл за киевское «Динамо», помнят в лицо. Два раза я уходил из «Динамо» и дважды снова туда приезжал — и сначала Григорий, а потом и Игорь снова брали меня на работу. Это дорогого стоит.
— Поразились, когда они перед этим сезоном взяли тренировать «Динамо» Мирчу Луческу?
— Поразился — это не то слово. В страшном сне не мог подумать, что такое произойдет! С точки зрения болельщиков это было не совсем красиво, но с профессиональных позиций руководство «Динамо» сработало сильно. Вы же видите, какие плоды дало это содружество, — чемпионский титул, Кубок и Суперкубок, первый за несколько лет выход в группу Лиги чемпионов, приличное выступление в плей-офф Лиги Европы...
С Лобановским мне было легче и понятнее, чем с Бышовцем
— Чем больше всего гордитесь за то время, которое провели в Киеве? И если бы можно было что-то из того времени вернуть и поступить иначе, что бы это было?
— Ничем не горжусь. Мне просто приятно, что я вообще оказался в этой команде и выиграл с ней столько титулов. Повезло, выпал счастливый билет. А что бы вернул — серьезнее относился бы к делу, к футболу. Бывали моменты, когда вел себя не совсем профессионально, расхлябанно относился к тренировочному процессу.
— У Лобановского такое было возможно?
— Вроде бы нет, и теперь-то я понимаю, что он все видел. Может, из-за этого я и не был твердым игроком основного состава. Относился бы серьезнее — играл бы все матчи, а может, и уехал бы из Киева за границу в хороший клуб.
А так вариант за все время был один — греческий АЕК уже году в 2000-м. Но порвал ахилл на Кубке Содружества, и даже этот отъезд сорвался. После той моей травмы покрытие в «Олимпийском» поменяли. Но мне от этого было не легче, поскольку случился полный разрыв ахилла, я восстанавливался больше года. Там был бетон, а прямо на нем лежал ковер. Бетон уже сыпался, и я как раз попал ногой в яму. На следующий день меня прооперировали в Киеве.
— Из Киева вас и в сборную России звали Борис Игнатьев и Анатолий Бышовец. Правда, все ограничилось семью матчами и одним голом.
— Выбор был огромный, всех не поставишь. Даже Олега Веретенникова не брали! Борис Петрович (Игнатьев, — Прим. И.Р.) мне доверял, у нас с ним по сей день отличные отношения. Его убрали после поражения в товарищеском матче с Польшей, когда я забил свой единственный мяч за сборную. Помню, в обратном самолете он меня подозвал и давал теплые наставления, говорил, что я смогу стать постоянным игроком сборной. Но вернулись в Москву — и ему сообщили об отставке. Серьезный специалист и очень хороший человек.
— Вы играли в ничейном матче на Кипре, после которого Игнатьев ни разу не вызвал в сборную Александра Мостового и Валерия Карпина. В чем было дело?
— По-моему, была какая-то перепалка после игры, маленький скандальчик в раздевалке. Но деталей не помню. Зато помню, как весной того же 1998-го под руководством Игнатьева мы на «Динамо» обыграли 1:0 французов, которые через несколько месяцев стали чемпионами мира. С капитаном Дешамом, Джоркаеффом, Десайи, Тюрамом, Карамбе... А нас на том первенстве вообще не было. Обидно!
Последний матч за сборную сыграл осенью того же года уже при Бышовце дома против той же Франции — только уже в отборочном матче Евро. Вышел на замену на 20 минут, помню тяжелое поле. Проиграли — 2:3. Анатолия Федоровича после следующего поражения, в Исландии, уволили, а Романцев меня уже не приглашал.
— Бышовец и Лобановский ненавидели друг друга. На вас это не срикошетило?
— Нет. Но хорошо помню мой первый приезд в сборную к Бышовцу. Прилетел в обед, разместился, отдохнул. Перед тренировкой вызывает Анатолий Федорович: «Алексей, как дела? На какой позиции в Киеве играешь? Знаю, тебя на разных используют». Я ему все объяснил, и вдруг он говорит: «Хорошо. У меня была задача с тобой познакомиться. Можешь улетать». — «Как улетать?» Тут тренер и говорит, что использовать меня в игре в тот приезд не планировал и просто хотел посмотреть на меня, пообщаться.
На следующее утро вернулся в Киев. Меня сразу вызвал Лобановский, спросил, что произошло, и после моего рассказа просто начал смеяться. Ничего не объясняя. Может, воспринял мою отправку назад как какой-то посыл Бышовца ему. Но потом ведь меня вызвали и даже выпустили на матч с Францией. Выходит, не забраковал.
— Не все футболисты понимают художественный язык Бышовца, которым лично я наслаждаюсь.
— Да, с ним было сложнее, чем с Лобановским, у которого все было понятно. Бышовец объяснил именно художественно — точное слово вы подобрали. Чересчур замысловато, как по мне. Но, может, это только мое видение, а другие понимали его с полуслова — недаром же человек выиграл Олимпиаду и вывел сборную СССР в финальную часть Евро, пройдя Италию. Но мне легче и понятнее было с Лобановским.
— Валерий Васильевич умер фактически на тренерской скамейке — скорая забрала его с инсультом прямо во время матча в Запорожье, и вскоре его не стало. На похороны в мае 2002-го не ездили?
— Нет, поскольку тогда перешел в аренду «Шинник», и в России в разгаре был сезон. Полететь не было никакой возможности.
— Вот что такое роль личности в истории — после этого Киев резко перестал выигрывать чемпионат Украины, на вершине которого надолго воцарился «Шахтер». При том что состав у киевлян особо не изменился.
— Зато он изменился в Донецке. «Шахтер» серьезно работал с Бразилией, у него там пять агентов было прямо на зарплатах. Клубу целенаправленно искали перспективных ребят, затем на них приезжал посмотреть спортивный отдел. Отсюда вся эта плеяда — Матузалем, Виллиан, Луиз Адриану...
— Побегалов рассказывал, что переговоры с Григорием Суркисом о вашей аренде пришлось вести лично ему — президент клуба Николай Тонков отдал эту тему ему на откуп. И уговорить президента «Динамо» тренеру удалось лишь с третьей попытки.
— Да. Предварительно Суркисы со мной переговорили, узнали мою позицию. И, когда он перезвонил им в третий раз, сказали: «Наберите Герасименко. Если он готов ехать — отпущу». Закрывалось трансферное окно, и вопрос решили быстро. Уже утром я был в Ярославле, а через пару дней в снегу и грязи уже вышел против «Сатурна», за который играл Витя Онопко.
— В Киев после аренды в Ярославль вернуться уже не могли?
— А я туда приехал. Подошел к Алексею Михайличенко, руководившему командой, спросил о своих перспективах. Он прямо сказал: «Рассчитываю на других». После чего я спокойно улетел и подписал контракт с «Кубанью».
Пистолеты на столе в Ростове, крысы на базе в Ярославле
— В Киев вы попали благодаря своей игре за «Ростсельмаш». А там как оказались в 1996-м?
— За мной в Краснодар приезжал начальник «Ростсельмаша» Василий Мазнев, серьезный мужчина. Но из «Кубани» отпускать не хотели. Вопрос решался на уровне губернаторов. Руководители Краснодарского края и Ростовской области решили вопрос, если не ошибаюсь, за комбайны.
— Правду ли говорили, что несколько ресторанов на левом берегу Дона жили на деньги Прудиуса, Бондаря и Герасименко?
— Несколько раздуто. После матчей все действительно расслаблялись на левом берегу, там много ресторанов было. Но то, что просаживали там все деньги, — преувеличение. Надо же было еще и в футбол играть, а это мы делали неплохо. Иначе Лоськова не взяли бы в «Локомотив», а меня — в киевское «Динамо», правда?
— Какие с вами на левом берегу случались памятные истории?
— Их было достаточно. Девяностые! Мы хорошо общались и с людьми, которые тогда наводили шороху в Ростове-на-Дону, и с людьми высокого уровня из милиции. Футбол любили все. Попадали в разные истории. Раньше ни смартфонов, ни камер видеонаблюдения не было, и такие случаи, как у Кокорина с Мамаевым, были везде и всегда. И они не заканчивались никаким выносом наружу и тем более последствиями. Ни до чего серьезного не доходило.
Бывало, сидели за столом с серьезными ребятами, которые контролировали много заведений в Ростове. На столе лежали пистолеты. Для развлечения ребята подбрасывали тарелки и стреляли в них. Тарелки разлетались вдребезги. В общем, красиво отдыхали!
— Правда, что украинец Прудиус после забитых голов танцевал гопак?
— Правда. Поворачивался к трибуне, где сидели губернатор и все руководство, — и выплясывал. Была у нас такая изюминка! Кто-то другой выглядел бы на его месте глупо, а ему это шло. Мы и сейчас поддерживаем отношения.
— С годами тренеры стали доверять вам досуг команды. Побегалов рассказывал, что вы в «Шиннике» ему говорили: «Поедем сегодня всей командой в «Асторию» ужинать. Михалыч, не переживай, стакан сливянки максимум. И на Герасименко в этом плане можно было рассчитывать — не подведет».
— В Ярославле у нас был дружный коллектив — мы не только тренировались и играли, но и отдыхали все вместе. Причем без перебора. Город маленький, два ресторана, все друг о друге все знали. Если что-то происходило, руководство тут же было в курсе. Поэтому мы вели себя культурно. Плюс нельзя было подводить Побегалова. Когда тренер к вам так относится и доверяет, ему нельзя садиться на шею.
Мы это понимали, тем более что состав был серьезный и ответственный — Кечинов, Клюев, Хомуха, Гришин, Кульчий, Скоков. Добрались до седьмого места в РПЛ и претендовали даже на еврокубки. С такими партнерами никакой дополнительной мотивации после Киева не надо было искать. Вначале были мысли: Ярославль — что это такое? Но это была не какая-то выженная земля. И тренер отличный, и молодой президент, Николай Тонков, очень болел за дело. При нем появилась новая база.
— Ха! О вас и Тонкове в «Разговоре по пятницам» рассказывал Побегалов. Претендовали, мол, на медали, и Тонков устроил духоподъемное собрание. Спросил, есть ли просьбы, пожелания. И встали вы: «Николай Иванович, хотелось бы, чтобы подушки на базе заменили, а то перья в уши лезут». Такое приземление темы Тонкову сильно не понравилось, и в тот же вечер он потребовал, чтобы Герасименко на следующий сезон в команде не было.
— Может, тут и есть преувеличение, но старая база у «Шинника» была такая, что и вспоминать не хочется. Помню свою комнату — полтора на два метра, кровать занимает все пространство. Ты заходил и сразу ложился, потому что другого выбора не было. По инфраструктуре клуб не был готов к еврокубкам, и если я что-то говорил, то имел в виду именно это. Не предъявлял претензии, а говорил правду, все как есть.
— Крысы по той базе бегали. Видимо, готовились к еврокубкам.
— Если честно, да. Кто там только не бегал! Там даже нельзя было сделать ремонт. Это был большой деревянный дом — да, внешне все выглядело красиво, в лесу, но внутри... Тонкову я все это говорил с юмором. Может, он не понял. Убрали, думаю, не из-за этого — сказались другие моменты. Я же был в аренде, а не на контракте. В итоге вернулся в Киев, откуда уехал уже в Краснодар.
— Побегалов говорил: «Герасименко — это независимость, способность говорить правду в глаза, а не каждому начальнику такое понравится».
— Делал это не потому, что был в киевском «Динамо» и хотел остальных жизни поучить. Просто говорил реальные вещи, которые все видели, но другие не хотели озвучивать руководству. После Киева, где все было четко расставлено и расписано и нам оставалось думать только о футболе, контраст был разительным. Но о людях в Ярославле вспоминаю с большим удовольствием.
Два года общался с Галицким каждый день. Он горел футболом
— А о главном тренере «Кубани» Софербии Ешугове, который, по рассказу Владимира Бесчастных, увидел ветеранов команды перед кубковой игрой в Питере с «Зенитом» и засмеялся: «Ну что, обосрались? Не бойтесь, я здесь уже выигрывал»?
— Момента этого не помню, но Ешугов мог такое сказать, не сомневаюсь. Вот только кому? Я туда поехал под задачу — выйти в премьер-лигу. Тогда компания у нас в Краснодаре собралась серьезная — Бесчастных, Минько, Варламов, Соломатин, Корнаухов. Не с улицы люди пришли. А к таким словам тренера надо относиться спокойно. Не всем же быть Лобановскими.
— Нынешнюю «Кубань», выступающую во второй лиге, считаете правопреемницей той, за которую в разные периоды карьеры выступали вы?
— Нет, конечно. Посмотрите на одну эмблему — что это вообще такое? Полное безобразие, что такой клуб с огромной историей развалился. Не осталось ни логотипа, ни болельщиков. А как хочется, чтобы вернулись времена кубанского дерби, когда Сергей Галицкий только строил «Краснодар» и играл первые сезоны в премьер-лиге. Город гудел!
— Вы же ухитрились перейти в «Кубань», выступавшую во второй лиге, из «Ротора», в составе которого взяли серебро чемпионата России в 1993-м.
— Да, и у его президента Владимира Горюнова, который лично меня туда пригласил из той же «Кубани» после матча наших команд, все было на топ-уровне. Но играл я мало — может, из-за своей расхлябанности. И тут предложили вернуться в «Кубань» на роль лидера, сделали на меня ставку. Не хотелось оставаться на вторых ролях, даже в таком клубе.
— Постойте, а как же разница в деньгах между высшим и вторым дивизионами?
— В то время она была не такой существенной. Тем более что в Краснодаре мне дали квартиру. В остальном же думал тогда только о футболе и хотел играть. Во второй лиге забил 30 голов за сезон, мы легко вышли в первую, а еще через год меня позвали в Ростов.
— Как работалось с Галицким в селекционном отделе «быков» в 2010-2011 годах?
— Отлично. Два сезона общались с Сергеем Николаевичем каждый день. Он ехал с основной работы, мы собирались в офисе и обсуждали сотни футболистов. По телефону, бывало, говорили и по несколько раз на дню. Он просто горел футболом — так ему хотелось все построить по высшему разряду!
Два года пролетели на одном дыхании. Мы брали игроков для первого сезона в РПЛ — Амисулашвили, Тубича, Анджелковича, — всего за то время, что я работал в «Краснодаре», 15-16 человек. У нас была хорошая база данных, объездили, например, все Балканы.
Конечно, тогда сложно было представить, что скачок произойдет так быстро, но перед Галицким можно только снять шляпу. Жаль, что с такими стадионом, базой, академией, вообще условиями сейчас там как-то застопорилось. Имея подобные возможности, «Краснодар» должен брать титулы. Может, при Гончаренко все и сдвинется с мертвой точки.
— Почему оттуда вернулись работать в Киев?
— Мы были неудобны тогдашнему главному тренеру Славолюбу Муслину. Помню, у Егора Титова был прощальный матч на «Локомотиве», ветераны «Спартака» играли против ветеранов киевского «Динамо» во главе с Михайличенко. Я туда слетал, и Алексей — тогда спортивный директор киевлян — уже выразил заинтересованность. Я еще работал в «Краснодаре», но, вернувшись туда, узнал, что меня убирают. И сразу улетел в Киев.
Весь наш отдел вызвали к Владимиру Хашигу, он сказал: «Ребята, дальше двигаемся без вас». Объяснений не было, но причины были очевидны: у спортивного отдела начались разногласия с главным тренером. Галицкий принял сторону Муслина. Сам Сергей Николаевич был в отъезде в Италии, и разговор был с генеральным директором. Мы сразу подписали все бумаги и ушли в тот же день. А с Галицким позже общались, и не раз.
— В прошлом году вы работали главным тренером в родном Таганроге.
— Да, в частном клубе ПФЛ «Форте». Бизнесмены из Таганрога, создавшие одноименный серьезный холдинг, его открыли. Эта команда напоминает мне начальные времена «Краснодара». Уверен, что, по меньшей мере, в ФНЛ она будет играть, — а может, и выше. По настроению руководства холдинга и президента клуба Александра Денисова видно, что люди хотят видеть в Таганроге большой футбол. Сейчас главным тренером там Андрей Гордеев.
— А вас почему попросили на выход?
— Мы шли на восьмом месте, и результат не устроил, хотя команда создавалась с нуля. Я ее лично вместе с тренерским штабом набирал — там ни одного человека не было. Приехал, подписал контракт, когда в команде было ноль игроков! Это было непросто делать — тем более во время пандемии.
Хочу работать тренером и вижу в себе потенциал. У меня категория Pro, я работал в дубле и с юношами киевского «Динамо», прошел как тренер весь путь от детско-юношеского до взрослого футбола. У меня огромное желание добиться успехов в этом деле.
— Чем занимаетесь сейчас?
— Работаю главным тренером команды Кубанского государственного университета. Играем в Национальной студенческой футбольной лиге, готовимся к европейским соревнованиям. Ректор КубГУ Михаил Астапов фанатично относится к футболу. Эта команда — трижды чемпион Европы среди студентов, идет в европейском рейтинге на первом месте.
Сейчас строится новая команда, и в университете есть все возможности — поле, бассейн, тренажерный зал. Всем бы профессиональным клубам такое отношение руководства, как со стороны ректора КубГУ. Мне эта работа интересна, поэтому и пошел.
— Это здорово, но после четырех лет игры у Лобановского и работы тренером в системе киевского «Динамо», надо думать, вы как тренер рассчитываете на большее.
— Буду работать, чтобы это большее заслужить! Я и как игрок мог бы добиться большего — и в Европе поиграть, и в сборной не просто мелькнуть. Сам виноват, что этого не случилось. Надеюсь, что в нынешней профессии эти уроки учту.
