Анна Дмитриева: обед для Солженицына

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

У Анны Дмитриевой 10 декабря - юбилей.

Стоит ли говорить то, что и так все знают, - лучшая теннисистка Союза, человек телевидения. До недавних пор Анна Владимировна руководила всем спортом на "НТВ плюс".

Ее жизнь полна удивительных встреч. Мы слушали и поражались. Все это казалось волшебной повестью.

Но ведь было же.

***

- От каких предложений по проведению собственного юбилея успели отказаться?

- Никаких предложений не было, а сын попросил об одном: чтоб пригласила в ресторан самых близких людей, с которыми работала. Вот это сделаю обязательно. Больше ничего не будет.

- Вот и брат ваш, знаменитый телеведущий Владимир Молчанов, рассказывал в интервью, что вы не готовы к торжествам.

- Ох, терпеть не могу!

- Скромность - ваша черта?

- Это не скромность. Просто не люблю дни рождения. Чему радоваться? Я уже лет в двенадцать поняла: взрослеть неинтересно. Брат, которому в этом году исполнилось 60, тоже не отмечал.

- Шаляпину до самой старости казалось, что его жизнь не удалась. А ваша удалась, как считаете?

- Иногда думаю, что надо было чем-то другим заниматься, но меня ребенком отвели в теннис. В том возрасте, когда сам не выбираешь. А уж там все получилось настолько хорошо и быстро, что стало частью моей жизни. Люди в те годы действительно увлекались спортом, ничего же не было. Театр, спорт да бега.

- На бегах бывали?

- В детстве. Родители дружили с Яншиным, а тот обожал ипподром. Там я больше следила за ним. Все знали, что он очень темпераментно болеет. Страдает, когда проигрывает. И вот я помню: сидит Яншин, уже старый, толстый. Очень мрачный, весь мир ему не мил - а вокруг билеты.

- Москва вашего детства - какой она была?

- Снежной. Улицы, которые теперь поливают зимой какой-то пакостью, прежде всегда были белые-белые. Такое удовольствие - идешь по тротуару, и под каблучками снег скрипит.

- Кто-то из артистов сказал: "Для меня Москва - не Арбат, а бульвары". А для вас?

- Тоже бульвары! Я всю жизнь там гуляю, мы жили на Петровке. Всякие романтические истории проходили как раз там, возле сада Эрмитаж. И брат гулял там с няней. Даже сейчас, если зимним вечером никуда не тороплюсь, люблю прокатиться по бульварам.

- Совершали в юности необдуманные поступки?

- Когда жили в доме отдыха в Пестове, с сыном артиста Хмелева Алешей украли на огороде огурцы. Нас заметил мальчик постарше, так еще много лет я боялась встречаться с ним глазами. Казалось, сейчас все расскажет.

- Вас же в комсомол из-за тенниса не приняли?

- Да, и я очень переживала. Все получилось несправедливо. Учитель физкультуры сказал, что я эгоистка - сама играю в теннис, а в школе секцию не создала.

- Разве вы эгоистка?

- Чтобы преуспеть в спорте, нужно иметь долю эгоизма. Но я вообще этого не проявляю. Муж говорит, что ввожу людей в заблуждение.

- Комсомолкой-то в итоге стали?

- Конечно. Но это уже было не в радость. А когда не приняли, я так плакала, что какой-то мальчик начал за мной ухаживать. Так что была компенсация.

- Ваш муж - внук Корнея Чуковского. И очень на него похож, кстати.

- Вы полагаете? Чуковские - все высокие, у всех носы приличные. Только у моего Мити нос немножко получше, чем у Корнея Ивановича.

- Чей портрет у вас в комнате?

- Это папа, совсем молодой. Он был художник.

- Такой художник, что его картины продаются на аукционе "Сотбис".

- Там перепродавали картины, которые каким-то образом попали за границу. Может, через великую балерину Спесивцеву. У отца с ней был роман в 20-х. Потом она эмигрировала. А полотна эти купил Церетели, сейчас висят в его музее.

- Какую картину из вашего дома хотелось бы вернуть?

- Мне ничего возвращать не хочется, а сын мечтает вернуть одну. Она удивительная. Репин нарисовал Корнея Ивановича в день смерти Толстого. Картина стоит очень дорого. Сначала досталась Ростроповичу. А позже всю его коллекцию выкупил Усманов.

- Вокруг вас сейчас картин много.

- Это ранние работы отца. Того периода, когда он учился у Петрова-Водкина. Потом папа стал театральным художником. Вот эта, зимняя горка, мне особенно нравится… С настроением… Некоторые из этих работ в чудовищном состоянии хранились в Бахрушинском музее, были закатаны в рулоны. Митя их отреставрировал.

- Зато рамы скромные.

- Папа так любил.

- Могли бы у вас сохраниться и письма Булгакова. Но отдали каким-то собирателям.

- Не я отдала, а мама. К ней приходила Мариэтта Чудакова и что-то взяла насовсем. Дома все детство мне рассказывали про Булгакова. Например, как он читал "Мастера и Маргариту" моему отцу, а тот заснул. Уронил голову и опрокинул чернильницу. Но никто вокруг, в школе, Булгакова не знал. Так, сквозило что-то о "Белой гвардии". А потом весь мир начал интересоваться Булгаковым, "Мастером и Маргаритой" зачитывались. Это было для меня открытие - оказывается, родители не всегда говорят чепуху.

- В "Нехорошей квартире" бывали?

- Гуляла вокруг. Муж там снимал, он же делал первый фильм о Булгакове. Пару дней назад шли по Москве, вдруг - страшная гроза. Я Мите говорю: "А помнишь, что было с Булгаковым?" В день премьеры фильма, поздним ноябрем, над Москвой тоже разразилась гроза. Впрочем, я остерегаюсь мистических вещей. Стараюсь на эту тему не распространяться.

- Тем более кто-то писал, что именно в вас вселилась душа Михаила Афанасьевича.

- Эта история должна была остаться в семье, но один из любителей Булгакова ее раскопал. Не знаю, как. Мама гуляла с Булгаковым, когда тот был тяжело болен. Он сказал: "Вот умру, и моя душа переселится в вашего ребенка". Мама тогда даже не была беременной. Булгаков умер 10 марта - а ровно через девять месяцев родилась я. Но кто знает, сколько вызревает душа? Девять месяцев? Или больше?

***

- Отца каким вспоминаете?

- Помню - он рисует, и я рядом за маленьким мольбертом. Уверена была, что тоже стану художником. Но бросила рисовать, как только он умер. Мне было семь лет.

- С отчимом, композитором Кириллом Молчановым, ладили?

- Да. Этот человек меня сформировал. Был по отношению ко мне очень внимательным и трепетным. Его смерть в 82-м году стала настоящим потрясением. А моей крестной была Книппер-Чехова…

- Поразительно.

- Да-да. Я часто бывала в ее доме. Сын недавно кого-то крестил, говорит: "Я уже не первый раз крестный!" А я ответила: "Видишь, как мне повезло? Ольга Леонардовна, кроме меня, никого не крестила". Она серьезно относилась к своей миссии - папа умер рано, и Книппер-Чехова уделяла мне много внимания.

- Что это была за женщина?

- Она была центром, вокруг которого собирался определенный мир. Я присутствовала на вечерних приемах, меня мама брала с собой. Тогда было принято - чтоб дети запомнили. У Ольги Леонардовны всегда играл Рихтер - и мне казалось, что это нормально.

- Чуковский каким вспоминается?

- Мой первый муж - внук Алексея Толстого. Однажды говорит: "Поедем сегодня к Чуковскому". Я изумилась: он разве жив?! При знакомстве Корней Иванович сказал: "Вы второй в моей жизни спортсмен - после Уточкина…"

- Легендарного авиатора?

- Думаю, Чуковский его знал скорее как велосипедиста. В его представлении Уточкин был именно спортсменом. А когда вышла замуж за внука Корнея Ивановича, мы переехали к Чуковскому в Переделкино. До многих книг, с которыми меня познакомил Корней Иванович, я бы сама никогда не дошла.

- Например?

- Мемуары Панаева. Все, связанное с Некрасовым.

- Вам не кажется, что Чуковский во многом придумал Некрасова?

- Конечно. Особенно в первой книге - "Поэт и палач". Чуковский любил, чтоб ему на ночь читали. Потом мы пересказывали друг другу, как это обычно происходило: читаем-читаем, наконец видим, что Корней Иванович уснул. На цыпочках выходим из комнаты. И тут сзади абсолютно бодрый голос: "Как не стыдно? Неужели неинтересно узнать, что же будет дальше?"

- Вас в Переделкине окружали потрясающие люди.

- В первую очередь вспоминается Каверин. Все время заглядывал, а свекровь посмеивалась: "Будь внимательна, глаза у Вениамина Александровича что-то бегают…" Специально для меня Чуковский приглашал Андроникова: "Приходите, пусть Анечка послушает". Приезжал и Солженицын. Останавливался в маленькой комнатке внизу. Потом так же неожиданно исчезал.

- Вы понимали масштаб?

- Масштаб пришел позже. Тогда все ждали, что Солженицын разовьется в литературном направлении - а он стал скорее общественным деятелем.

- Его вроде Ростропович привез к Чуковскому?

- Нет, сам приехал. С Корнеем Ивановичем перезванивались, обменивались письмами. Он и раньше бывал у Чуковского.

- С вами разговаривал?

- Возможно, он смотрел сквозь меня - но я старалась с ним общаться. Подавала обед. Солженицын был очень обособленный, весь в себе. Но из вежливости что-то мне рассказывал про теннис. Дескать, по "Голосу Америки" слышал, кто-то кого-то обыграл. Говорил: "Вам, наверное, будет любопытно…"

- Даниил Гранин сокрушался в интервью - помимо обычной жизни у каждого человека есть и другая, упущенная: "В юности я беседовал с Паустовским, Луисом Арагоном, но лишь сейчас понимаю, о каких вещах их стоило расспросить".

- У меня то же самое. Годы спустя поняла, мимо чего прошла. Со многими надо было говорить о чем-то серьезном. Например, с Анной Васильевной Тимиревой.

- Женой Колчака?

- Ну да. Она приезжала к нам из Рыбинска регулярно. Мыться.

- ???

- Она же находилась в ссылке, там трудно было с горячей водой.

- Фильм "Адмирал" вам понравился?

- Нет. И особенно не понравилась главная героиня. Я помню Анну Васильевну - она была совершенно другой. Тимирева сложнейшая натура. Наверное, поэтому и Колчаку было с ней интересно.

- Ваш дом в Переделкине пионеры осаждали?

- Еще как! Однажды Корней Иванович меня опозорил. Едва выпроводили очередных пионеров, пообедали - и он отправился наверх спать. Сказал: "Если кто-то придет - я умер". Через полчаса на пороге опять школьники. Я говорю какую-то вежливую ерунду: "Знаете, Корней Иванович работает…" И вдруг грохот сверху: "Кто эта злая женщина, которая не допускает ко мне милых детей?!"

- Чуковский мог пожить дольше?

- Конечно. В больнице кололи, занесли инфекцию - и организм не справился с гепатитом. Для всех смерть была полной неожиданностью. Отправляли Чуковского в больницу на обследование довольно крепким. Я мыла ему голову, тут зашла в гости Рина Зеленая. Ей захотелось самой: "Ты иди, я домою…" Рина подыгрывала Корнею Ивановичу. А я наблюдала за их диалогами. Она настолько вросла в роль, свою специфическую манеру, что уже не разбирала - где жизнь, где сцена.

- Приезжаете в тот дом?

- Каждый год 28 октября - в день смерти Чуковского. Обязательно берем с собой внуков - и рассказываем о Корнее Ивановиче. Да, вы правильно сказали - мне очень везло на людей. Я вот вспомнила, как познакомилась с потрясающим человеком - востоковедом и археологом Петром Афанасьевичем Грязневичем. Произошло это в Йемене, куда отправилась в составе пропагандистской телевизионной группы. Там были экономист и политический обозреватель Вознесенский, международник Фесуненко, Капица, который рассказывал о научных достижениях, и я. Капица меня представил Грязневичу. О памятниках древности он рассказывал настолько талантливо, что, казалось, камни сейчас оживут. Грязневич подарил мне свою книгу - "В поисках затерянных городов". Хочу прочитать ее внуку.

***

- Ваш первый муж что-то рассказывал о своем дедушке - Алексее Толстом?

- Мы с Мишей были женаты всего три месяца.

- Занятно.

- А вот ухаживания были довольно долгие. Но вскоре после женитьбы я позорно бежала. Поняла, что мои родители оказались правы, когда были против этого брака. Хоть Миша очень способный человек. Был депутатом в ельцинские времена. Они все, Толстые, блестящие ораторы.

- Владимир Молчанов рассказывал - спустя неделю после того, как он родился, ваша мама-актриса вышла на сцену. В антракте курила "Беломор", роняя пепел на голову младенцу.

- В последнее время мама перешла на сигареты. Но привыкала с трудом, как все люди того поколения. Володька в память о маме долго курил только "Беломор". Правда, недавно бросил - какую-то трубку сосет. Придумал себе развлечение.

- В вашей жизни были сигареты?

- Я много курила! Бросила в 1997 году, когда летели в Австралию. На меня давил Алик Метревели. И вот в Париже вышли из кафе, затушила сигарету. Подумала про себя: последняя. До Австралии лететь долго, спустилась с трапа - и курить не захотелось.

- Молчанов был фантастически популярен в 90-е. А сейчас пропал.

- У него сложные взаимоотношения на телевидении. Кстати, в свое время его из-за меня не брали. Я уже работала, и Лапин сказал: "Вы что, обалдели? Зачем нам семейственность?!" Прошло время, Володька отправился в американскую поездку вместе с Леонидом Кравченко, который возглавил Гостелерадио. И очень ему понравился. Уже о "семейственности" никто не говорил, обошлось без идиотизма.

- Каким надо быть, чтоб задержаться на телевидении?

- Главное, чтоб тебе было все время интересно. Нельзя думать, когда ты дома, а когда на работе. Это беда нынешних 20-летних журналистов - они ходят на телевидение как на службу. А для предыдущего поколения это была их жизнь. Еще важно оставаться недовольным собой. Помнить, что всякая твоя глупость на виду. Важно понять, когда необходимо менять амплуа…

- Как сменили вы?

- Да. В какой-то момент сказала себе - в кадре работать прекращаю. Разве что на специфических вещах - вроде тенниса. Очень хотелось сделать это первой - чтоб не указали. А в августе приняла решение - уйти с поста руководителя. Чтоб меня не попросили, когда исполнится 70.

- Могли?

- А кто застрахован? Почему бы и не сказать, если старая тетка командует большим молодым коллективом? Меня саму в последнее время это угнетало.

- Вы как-то обмолвились о подводных течениях на телевидении. Вам в них уютно?

- Я их ощущаю - но не варюсь в этом. Мне очень некомфортно в конкуренции. В последнее время слышу: "У нас появился конкурент, "Россия-2". Они сделали то, это…" Отвечаю: ребята, не тратьте силы. Когда увлекаешься жизнью соперника - себя теряешь.

- У вас как у журналиста случались провалы?

- Я не уверена, были ли у меня взлеты… Вообще-то в программе "Время" каждый день ты был на грани. Закон такой: если что-то придумываешь, надо держать при себе как можно дольше, реализовывать в последнюю секунду. Однажды приготовила хороший выпуск, но режиссеры в эфире все перепутали. Получилась абракадабра. Технические работники начали кричать друг на друга - а я все приняла на себя. Мне, как ни странно, ничего не сделали.

- Помним, как-то Ческидов взмыленный прибежал в студию. Не мог отдышаться в прямом эфире.

- С Ческидовым еще эпизод связан. Мы вместе делали программу "Арена" и решили пригласить в прямой эфир председателя Госкомспорта Марата Грамова. Считали, что он человек не на месте. Так оно и было на самом деле. Бывший работник отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, в спорте он абсолютно не разбирался. Правда, от того, что его убрали, ничего не изменилось. А убрали Грамова при нашем непосредственном участии. Тогда, на заре перестройки, это было еще возможно.

- Как?

- После того эфира всем стало ясно, какой же Грамов убогий начальник. Не мог внятно ответить ни на один вопрос. Мало того что ничего не понимал в спорте, так и говорить не умел. Его беспомощность и некомпетентность были настолько на ладони, что Грамова сняли на следующий же день.

***

- Вы - 18-кратная чемпионка СССР. Записи с вашими играми сохранились?

- Очень мало.

- Смотрите кинохронику - что думаете?

- Я в ужасе. Прежде теннис не требовал такой физической подготовки. У меня было чутье, предвидение - и этого хватало. Сегодня с такой "физикой" ничего бы не добилась. Когда на Уимблдоне идет дождь и BBC крутит старые архивные кадры, мы с Метревели смеемся. Видим игроков, которые нас побеждали и думаем: "Боже, какой же был убогий теннис!"

- Почему?

- Играли деревянными ракетками, мяч летел медленно. Зато можно было все достать. Вот недавно с Аликом комментировали самый знаменитый матч Бьорн Борг - Витас Герулайтис. Считается, ничего лучше на Уимблдоне не было. Я ерзала в предвкушении этого матча, сказала, что мы увидим нечто невероятное. И - началось. Словно танцуют, бабочку какую-то гоняют.

- Были разочарованы?

- Когда вживаешься в игру, уходишь мыслью от современных скоростей, понимаешь - в таком теннисе своя прелесть. Но все равно выглядит примитивно.

- Последнее теннисное потрясение - уход Дементьевой. Лена вовремя завершила карьеру?

- Полагала, еще год продержится. Я Лене говорила: "Дотяни до Австралии". - "Нет, больше не могу". Дементьева не выиграла турнир "Большого шлема" - а очень хотела. Скоро она придет к нам на эфир, и я думаю: как оформить ее проводы? Сумею ли найти то, что будет ей интересно? Как отыскать картинку, которая будет уводить Лену в прошлое?

- В Шараповой вас что-нибудь поражает?

- Она очень хорошо воспитана. Зная ее папу - это удивительно. А вот как игрок Шарапова, к сожалению, стала прямолинейной. И у нее никаких перспектив, если дальше будет играть в такой теннис. Соперницы на корте уже ее "читают". Разнообразия нет, потому что Марии не хватает технического арсенала - к примеру, с лета играть она не умеет. А прямолинейность и безупречность - сочетание редкое. Нервы, нервы… Ей же не 17 лет, когда играешь и ни о чем не думаешь.

- Отец Шараповой умудрился разругаться со многими. С вами - тоже?

- Мы общались один-единственный раз. После победы Марии на турнире я увидела ее отца. Подошла поздравить. Но он внезапно отвернулся и руку протянул как-то странно, из-за спины. Больше с этим человеком я не разговаривала.

- Самая памятная ракетка в вашей жизни?

- Когда впервые очутилась на Западе, фирма "Шлезингер" подарила мне ракетки. С того момента играла исключительно "Шлезингером". В Союзе-то нам выдавали черт знает что. Советские ракетки были жуткие, а мячи - вообще катастрофа. За границей мы играли нормальными мячами, которыми можно управлять. А советские для этого были непригодны. Их называли "галоши". По ним только бьешь и все. Потому многие наши теннисисты и технику не совершенствовали. Они всю жизнь играли "галошами", где тонкость ни к чему.

- Вы даже открытый чемпионат Уганды выигрывали. Как туда занесло?

- Начнем с того, что мы редко выбирались за рубеж. Если на Уимблдон я ездила, то на "Ролан Гаррос" не посылали. Думаю, в воспитательных целях - чтоб жизнь медом не казалась. Я училась на французском отделении филфака МГУ и, конечно, мечтала посетить Париж. Бывало, за границей после удачных матчей мне говорили теннисистки: "Ты в чудесной форме. Скоро "Ролан Гаррос" - ты обязательно должна там сыграть". Я же отвечала с показным равнодушием: "Да что вы! У меня занятия в университете, мне учиться надо…" А вот когда турниры проходили в дружественных Советскому Союзу странах, в ЦК партии с радостью отряжали меня. Допустим, перестал быть Алжир французской колонией, к власти пришел Бен Белла. И я еду на местный турнир. Точно так же в Уганде оказалась. Ушли английские колонизаторы, страна получила независимость - и я отправляюсь играть. Правда, в Союзе были не в курсе, что проводили турнир именно "колонизаторы". Я и жила в английской семье, которая была одним из его организаторов.

- Забавно.

- Выяснилось, что теннисистов в Уганде нет вовсе. В полуфинале встречалась с женой индийского посла, которая на корте появилась в сари. А в финале - с тетушкой лет 45. Выиграла, сами понимаете, без проблем. Разумеется, к теннису все это имело несерьезное отношение. Но мои сверстники в это время сидели в Союзе и вообще никуда не могли выехать. А я посмотрела мир. В том же в Алжире побывала, когда зачитывалась Камю. И съездила в Оран, где происходит действие его романа "Чума". С сыном норвежского посла изучала достопримечательности.

- В Африке обошлось без происшествий?

- Слава богу. Хотя там мы передвигались на совершенно непотребных самолетах - маленьких, рассчитанных на три-четыре человека. И садились чуть ли не на огороде. Никакой взлетной полосы. Но страха не было. Наоборот, это воспринималось как приключение. А вот когда родились дети, к полетам стала относиться иначе. Однажды в Африке вышла из такого самолетика в мрачном настроении. Гляжу - кругом грязь, нищета. Женщины с открытой грудью. И я подумала: "Как ты можешь быть недовольна, что живешь в Советском Союзе?! Вот родилась бы здесь - и это было бы гораздо хуже…"

- В КГБ вас хоть раз вызывали?

- Да. Я еще играла в теннис. Пригласили поговорить, все было культурно, доброжелательно. Но я испугалась, обо всем рассказала отчиму. Он меня защитил.

- Как?

- Предупредил, чтоб не подходила к телефону. "Если снова позвонят, сам с ними поговорю. В крайнем случае - будешь невыездной", - сказал он. Когда раздался звонок, отчеканил в трубку: "Я вас прошу сюда больше не звонить".

- Неужели подействовало?

- Так ведь в КГБ силком ничего не делали. На этом все закончилось. И даже за границу я ездить не перестала.

***

- Писатель Александр Нилин, ваш переделкинский сосед, до сих пор ждет продолжения мемуаров. Что ответим Александру Павловичу?

- Какие еще мемуары?

- Ваша книжка 1972 года.

- Это Юра Зерчанинов просто вынул из меня какие-то воспоминания. Он меня научил, как журналиста, заглядывать внутрь, отыскивать вторые, третьи и пятые слои. Беда современных журналистов, - они слишком поверхностны. А началось все с нескольких листков, написанных мною для журнала "Юность". Там сменилась власть, Зерчанинов принял отдел. Наткнулся на мои рукописи, что-то его заинтересовало. У меня было двое маленьких детей, а Юра орал - мол, строю жизнь как простая кухарка. Которая только готовить умеет. При этом сам приходил под вечер, к ужину - чтоб перехватить что-то повкуснее.

- Вам смешно вспоминать, как начинали на телевидении?

- Мой первый репортаж был о чемпионате СССР по бадминтону. Об этом виде спорта я понятия не имела. Тогда пошла в Библиотеку иностранной литературы и прочитала о бадминтоне все, что было возможно. Я не знала, буду ли уверенно держаться перед микрофоном, поэтому написала себе огромный текст. Целый трактат! Наверное, до сих пор могла бы комментировать бадминтон, пользуясь этими бумажками. А репортаж длился 20 минут.

- На советском телевидении придерживались правила: приглашать комментаторами только тех, кто добился успеха в спорте. Это шло от Александра Иваницкого, руководителя главной редакции спортивных программ Гостелерадио, олимпийского чемпиона по вольной борьбе?

- Да. В чем-то он был прав. Другое дело, что среди спортсменов мало людей, которые обладают широкой эрудицией, способны свободно излагать свои мысли. И многие из тех, кого Иваницкий привлекал к работе, быстро исчезали с телевидения - гимнастка Лариса Петрик, конькобежка Людмила Титова... Вот сейчас на "НТВ плюс" есть Денис Панкратов. Он - идеальное сочетание. Знает предмет, разговорчив, в эфире чувствует себя как рыба в воде. Мне кажется, лучше него плавание никто в России не комментирует. Денис словно ныряет в бассейн вместе с пловцами и там ориентируется так, что слушать его одно наслаждение.

- Это же вы пригласили Панкратова на телевидение?

- Да. Но я не представляла, какая нас радость ждет. Денис был мне симпатичен, потому и позвала. А со временем стало ясно, что Панкратов на телевидении может все. Когда-то пригласила я и Лану Чен. Мне кажется, для канала это большая удача. Она хорошо говорит, обожает легкую атлетику. Ей без разницы, что комментировать - суперсобытие или средней значимости. Лане всё интересно. Думаю, отличный комментатор получится из Радиона Гатауллина. Пока привлекаем его в качестве эксперта. Мне нравится, как Гатауллин держится в кадре. Конечно, такие спортсмены для телевидения находка. А в иных случаях лучше, чтоб у микрофона находился журналист. Отсутствие тонкого понимания какого-то вида спорта он компенсирует другими достоинствами.

- Иваницкого, говорят, коллеги не любили.

- Я к нему нормально относилась. Недолюбливали Иваницкого в основном как начальника, который должен говорить людям то, что думает об их работе. Это не каждому по душе.

- Значит, и вас, пока оставались начальником на "НТВ плюс", недолюбливали?

- Допускаю. Хоть со всеми я старалась говорить ласково.

- Мы знали комментатора Озерова. Каким он был человеком?

- Очень добрым. Николай Николаевич помогал всем. Его без конца одолевали просьбами, которые он аккуратно записывал в блокнотик: одному пробить телефон в квартиру, другому достать путевку в санаторий, третьему помочь с пионерским лагерем для сына, четвертому - вернуть права из ГАИ… Озеров был настолько популярен, что мог решить любой вопрос. Когда сказала ему, что хочу попробовать силы на телевидении, Николай Николаевич обрадовался: "Здорово! Будешь вести теннис". - "А вы?" - "Мне хватает хоккея с футболом". Слушать мой первый репортаж - тот самый, о бадминтоне, - он приехал на телецентр. И потом обсуждал его со мной. Поднабравшись опыта, я работала у Озерова редактором на программе "Время", писала ему тексты. С ним всегда было уютно и хорошо. Помню, отправила дочку в пионерский лагерь в Софрино. Вскоре она позвонила: "Мама, здесь так холодно! Забери меня поскорее". Я в тот день не могла уйти с работы пораньше, так Николай Николаевич тут же предложил: "Давай съезжу за Маринкой". И поехал в Софрино, забрал дочь.

- Как жил Озеров последние годы - когда ампутировали правую ногу и передвигаться пришлось на коляске?

- Все это было очень грустно. Мы общались, дома у него установили спутниковую тарелку. Но разговоров по душам не вели. В памяти сохранилась картинка - Озеров на коляске в спартаковском костюме продает свою книжку, которую написал незадолго до смерти.

- Он даже завещал себя похоронить в этом костюме.

- Последние годы Николай Николаевич на публике все время появлялся в нем.

- Что с вами стряслось на последнем US Open в Нью-Йорке?

- По дороге в комментаторскую кабинку поскользнулась и неудачно упала. Разбила все лицо. Мы шли с Метревели открывать US Open. До эфира оставалось десять минут. Алик бросился мне на помощь, у него дрожали руки. Но я сразу сказала: "За меня не беспокойся. Иди в кабину. Вот-вот эфир начнется. А я - в медпункт".

- И когда вы вернулись к работе?

- На следующий день. К счастью, трудилась за кадром и никого своим видом напугать не могла.

- Вы встречали на телевидении гениальных журналистов?

- Мне кажется, гениальных журналистов не существует. Бывают способные, талантливые, большие профессионалы. Но гении занимаются чем угодно, только не журналистикой. Это сиюминутное занятие, предполагает суету. Журналист не должен быть суетливым, просто в его работе не обойтись без спешки и стремления постоянно находиться на острие ножа. Это, по-моему, противоестественно гению. Кроме того, гениальность подразумевает какие-то открытия. А откуда им взяться в нашей профессии?

- Ваша любимая неспортивная передача?

- Нет такой. Я нечасто включаю телевизор. Потому что прекрасно знаю, что могу там увидеть. Вчера без раздражения посматривала "Лед и пламень". Иногда слушаю глупости, которые несут ребята в "Прожекторперисхилтон". Честно говоря, смешного для меня там мало. А вот "Жди меня" не могу смотреть.

- Почему?

- Раньше Валя Леонтьева вела передачу "От всей души", в которой разыскивали пропавших в годы войны. Это была очень искренняя программа. Леонтьева вообще была не циничная. Чего не скажешь о нынешних ведущих.

- Вы были знакомы с Леонтьевой?

- Я знала всех дикторов советского телевидения. Мы в Останкине в одной парикмахерской делали прическу. До сих пор в хороших отношениях с Аней Шатиловой, славная женщина. Вера Шебеко - тоже очень симпатичный, ироничный человек. Всегда приятно общаться с Игорем Кирилловым. Он с нами в парикмахерской, естественно, не сидел, но на программе "Время" пересекались постоянно.

- Хоть один сериал досмотрели до конца?

- Да что вы! На это нет ни времени, ни желания.

- А на книги?

- Это святое. Меня с детства приучили читать перед сном. К тому же это отличное средство от бессонницы, которая периодически случается. В такие минуты, чтоб не раздражаться, я достаю книгу.

- Что сегодня читаете?

- "Литературную матрицу". Любопытная вещь. О классиках рассказывают не литературоведы, а современные писатели. Петрушевская написала о Пушкине, Битов - о Лермонтове, Кабаков - о Бунине. С книжками сейчас сложно. Классика давно прочитана, а новая литература дается тяжело, не захватывает.

- К Булгакову возвращаетесь время от времени?

- Да, но ни к "Мастеру и Маргарите", а "Белой гвардии". Еще - к Набокову. Ужасно жалею, что с ним не встретилась. Хотя Набоков был нелюдим, да и к людям из Советского Союза относился настороженно. Но пообщаться с ним было бы безумно интересно.

- Где же вы могли встретиться?

- В Париже. Мы были там в одно время. Ходили наверняка одними и теми же улицами, бывали в одних и тех же местах.

- К Набокову еще надо было набраться смелости подойти.

- Это точно. Вспоминаю, как в 1967 году в Париже с Аликом смотрели фильм Робера Оссейна "Я убил Распутина". Выйдя из кинотеатра, увидели князя Юсупова с женой. Фильму предшествует интервью с Юсуповым, который рассказывает об убийстве Распутина. Как же хотелось с ним познакомиться, поговорить! Он стоял рядом, в метре от меня - но я так и не решилась…

- Самый необычный комплимент, который получали в жизни?

- Когда играла в теннис, у меня был поклонник - Михаил Нестуров. Старенький профессор, занимался палеонтологией. После того как поступила в университет, он первый встретил меня с цветами. Ходил на все мои матчи. Никаких секьюрити на корте тогда не было. И профессор всегда шел за мной с цветком в руках, приговаривая: "Роза - розе". Я с большим юмором к нему относилась.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ