РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Его, героя первого чемпионата Европы, с того самого 1960-го расспрашивают о мяче в югославские ворота. Деликатный Виктор Владимирович рассказывает, не раздражаясь, - и пятому репортеру, и десятому. Гол обрастает едва видимой паутиной новых подробностей.
Мы говорили о другом.
* * *
- Борис Разинский в 70-летнем возрасте бегал кроссы, играл в футбол. История не про вас?
- С игрой за ветеранов завязал в пятьдесят с хвостиком, когда получил травму колена. До этого было две операции, и после третьей решил - хватит!
- Рассказывал нам коллега, как вы играли за ветеранов. В Гаграх, на базе тбилисского "Динамо", на спор три раза подряд с линии штрафной зарядили в перекладину. В цивильном костюме и туфлях.
- Помню тот спор - я часто в такие ввязывался. Володе Баркая говорю: "Трижды попаду в перекладину. На что спорим?" Неподалеку стояла его "Волга" - так он вынул из багажника огромную бутыль чачи. С кукурузной пробкой. Лучше первача в стране не было. Я заглянул - у него весь багажник в бутылках: "Любую выбирай!" Я уточнил: как бить? Босиком? Баркая отвечает: "Э-э, нет, босиком ты не промахнешься. Давай-ка в туфлях". Корреспондент, который видел три моих удара, глазам не поверил. А выигранную чачу распили с болельщиками, они толпами за нами ходили.
- Футболисты вашего поколения до преклонных лет редко доживали.
- Это страшно… Иногда просыпаюсь посередь ночи - начинаю думать, вспоминать. Сколько нас осталось от финала 1960-го? Я да Толя Крутиков. Валя Иванов был в тяжелейшем состоянии, вообще с кровати не вставал - и вот умер.
- Копаев обижался, что вы в больнице его не навещали.
- Я читал. Знаете, я на Алика никогда не сердился. Но с ним трудно было общаться. Вечерами мне звонил - а говорить не мог.
- Выпивший?
- Ну да. Остался бы он работать - до сих пор жил бы. Но рыбный магазин "Океан", где Алик много лет трудился, выкупили какие-то прощелыги из Владивостока - и всех поувольняли. Копаева в том числе. Когда человек при деле - он и выглядит иначе. Вы на Симоняна посмотрите. 85 лет исполнилось - так жена его увезла из Москвы в Карловы Вары. Чтоб не затерзали поздравлениями.
- У вас тоже скоро юбилей - 75.
- И я уеду. Может, в Ростов. А может, подальше. Не хочу никаких торжеств. Этот год для меня не самый удачный. Лежал в больнице, залечивал старые хвори. А потом на дачу укатил - только-только вернулся.
- Хорошая у вас дача?
- Главное, бассейн есть. Врачи говорят - ничего лучше для моих битых-перебитых ног не придумано. В Москве меня год было не поймать - зато в Ростов слетал дважды. Академия моего имени устроила шикарный турнир - киевское "Динамо" приехало, "Шахтер", "Рейнджерс". А за Академию спасибо Ивану Саввиди. Помогает.
- Это не Саввиди вам жеребца когда-то подарил?
- Одного коня мне подарил донской атаман, другого - Илюмжинов. Я к нему в Калмыкию ездил.
- Где держите?
- Первый в Новочеркасске, второй остался в Элисте. Я дружил со Святославом Федоровым. Как-то сказал ему: не знаю, мол, куда пристроить коней. А у него свои конюшни были. Каждый год на Дон отправлял специальные машины с прицепами за лошадями. Говорит мне: "Не волнуйся, привезем, поставим в Подмосковье. У тебя никаких забот не будет". Но погиб - и помочь не успел…
- Вы на лошади сидели хоть раз?
- Конечно! Я и в ночное с отцом ходил.
- Вы наверняка интересовались своими корнями - откуда такая фамилия?
- Мне прабабушка рассказала. Александр II крепостных распустил, в вольную надо было записать какую-то фамилию. Был понедельник. И поддавший писарь всем занес в графу "фамилия": Понедельник.
- Войну как пережили?
- Когда немцы подходили к Ростову, мы были дома, а отец в Москве. На рабфаке. Спас нас дядя. Он был заместителем директора авиационного завода. На своей "эмке" примчался: "Софья, хватай детей - и в машину!" Фашисты уже на мотоциклах въезжали в город. Стреляли беспорядочно, кучу народа положили. И вот мы в чем были сели на последний поезд. Ехали в Саратов под брезентом на платформе - а рядом запчасти для самолетов, станки какие-то. С воздуха постоянно ждали беды. Детей водили к паровозу и по очереди отогревали. Остановились под Харьковом. Взрослым сказали: можно сходить купить продукты. А мать словно почувствовала что-то, нас к себе прижала. Никуда, говорит, не пойду.
- Что дальше?
- Вдруг стрельба! Бомбежка! Поезд тихонечко сдвинулся с места - и поехал, никого не дожидаясь. Причем обратно, в сторону Ростова. Оказывается, прорвалась танковая дивизия СС.
- И куда вы направились?
- В Тбилиси. А там! Никакой светомаскировки, кругом музыка, раненые офицеры с девочками гуляют… Это была волшебная жизнь.
- Там и узнали, что такое футбол?
- Поселили в гостинце "Рустави" - совсем близко к стадиону "Динамо". Мы и сами гоняли мяч, и смотрели на настоящих футболистов. Динамовцев же в армию не брали, они играли товарищеские матчи. В Тбилиси по сей день считают меня своим. Я по-грузински говорил чисто.
- Как-то на сборах вы жили в избушке фельдмаршала Паулюса. Помните?
- Мы готовились к Кубку Европы. А у меня по весне приступы астмы. Так Качалин решил отселить от команды, поближе к озеру. В отдельный двухэтажный домик. Я понятия не имел, что в нем когда-то держали плененного Паулюса. А Лева Яшин даже на товарищеский матч очень тяжело настраивался. Уходил в себя, не улыбался. И Качалин говорил: "Вы оба - рыбаки. Давайте вместо зарядки - на озеро..."
- Ходили?
- Утром стук. Лев Иванович на пороге, в руке удочки: "Витя, пошли!" А Леве достаточно было крохотную рыбешку поймать, чтобы расцвести. На весь день отличное настроение. Везде находил место порыбачить.
На чилийском чемпионате мира поселили нас в Арике. К океану даже подойти страшно, волны гигантские, - чего там ловить? А Яшин подмигивает: "Не дрейфь". Крючки у него с собой были, редчайшая складная удочка тоже. По берегу много всякого мусора - смотрю, Лева щепку крепит на крючок. Закидывает. И сразу вытаскивает рыбу, да какую-то жуткую - горбатую, с зубищами...
- На кухню отнесли?
- Нет, отдали местным. Вот там, в Арике, я понял, что лучшее средство от астмы - смена климата. Нормальных лекарств не было, мне кололи хлористый кальций. Укольчик - и лежишь как идиот. Голова кружится, язык трескается. А тут полегчало безо всяких уколов. Сейчас для меня единственная проблема - тополиный пух.
- Поскольку живете вы на Плющихе, сразу вспоминаются три тополя.
- Когда фильм вышел, все искали эти три тополя, а еще шахту, в которой Хрущев работал. Не нашли.
- В 60-е прошелся по вам фельетонист - дескать, Понедельник в Ростове меняет квартиры и машины. И такого еще "Спартак" зовет! Так сколько квартир сменили в Ростове?
- Первую получил после свадьбы. Вторую, когда ребенок родился. Третью мне дал директор завода "Ростсельмаш" в своем доме. Тот считался лучшим в городе. В этой квартире была даже комната для прислуги. Что-то невероятное для Ростова. Потом поменял ее на двухкомнатную в Москве.
- Проезжаете то место в Ростове - сердце щемит?
- Еще бы! Кто меня на машине встречает - специально там притормаживает. А родился я в Богатяновском переулке. Неподалеку от самой знаменитой пивной в СССР. Уж эту-то блатную вы слышали: "На Дерибасовской открылася пивная…" Изначально слова были другие - "На Богатяновской..."
* * *
- У вас четыре книги. Писали сами?
- От первой до последней строчки. И новая книга уже готова. По ней собираются снимать художественный фильм, идет кастинг актеров. Не знаю, сложится ли.
- Какого актера особенно хотели бы в этом фильме видеть?
- Кирилла Лаврова. Но это невозможно.
- Были знакомы?
- Мы дружили. Дома у меня бывал.
- Прокурил вам всю квартиру?
- Прокурил, но это ерунда. Встретились в Доме кино, затем ко мне поехали. С нами был директор Ленфильма. Целую ночь провели за разговорами. Я достал альбомы с фотографиями, расстелил по полу. Лавров - человек невероятной теплоты и обаяния. А память была - феноменальная. Он помнил результаты матчей не только с участием любимого "Зенита", но и остальных команд. Знал по фамилиям всех футболистов. Меня ошарашил вопросом: "Хотите, назову состав ростовского СКА, который вышел против ЦСКА в первом круге 1959-го?"
- И что?
- Перечислил безошибочно, причем по линиям! Я благодаря Андрею Старостину знал многих актеров. Например, любили футбол Марк Бернес и Евгений Леонов.
Однажды вернулся из сборной в Ростов. Маслов на ближайший матч не поставил, решил дать отдохнуть. Но игра у СКА не заладилась, пропустили, трибуны ревут: "Понедельника на поле!" В перерыве Маслов мне бросает: "Переодевайся. А то меня народ побьет. Кстати, вон, гляди, кто около раздевалки - твой персональный болельщик". Поворачиваюсь - а там Бернес. Обнялись. Он говорит: "Витя, готовься, не буду мешать. После матча увидимся?" - "Конечно! Приглашаю вас домой. И Маслова позовем". Марк Наумович был изумительный человек. А вот его последняя супруга... Дамочка попалась скандальная, много пакостей ему делала. И у Леонова похожая история. Эх, такие артисты - а дома сложности…
- А что у Леонова?
- Супруга вечно была недовольна, скандалы закатывала. А он - мягкий, добрый, мухи не обидит. Сына Андрюшу обожал. Когда я стал главным редактором "Футбола-Хоккея", приглашал Леонова на творческие вечера в редакцию. Никто не верил, что придет - а он никогда не отказывал.
- Вы были знакомы и с Галиной Брежневой. Какой она была?
- Ее выставляют вздорной, распущенной, сильно пьющей. Вранье! Чудесная, умная женщина. Ни разу не видел ее пьяной. Мы пересекались в разных компаниях на даче и в ресторанах - Галина всегда держалась скромно. Я хорошо знал ее мужа Евгения Милаева - циркача, народного артиста СССР. Он из Ростова. Когда они получили пятикомнатную квартиру на Кутузовском, пригласили в гости. Я зашел и вздрогнул.
- Почему?
- Напротив двери портрет Леонида Ильича во весь рост, в вышитой украинской рубахе. Как живой. Галина заметила, рассмеялась: "Не ты один вздрагиваешь". Потом они развелись. Когда Милаев умер, по Москве ходили слухи, что его отравили. А у Галины начался роман с Володей Пересом, полковником Генштаба, сыном испанских эмигрантов. У него был черный "Мерседес", на котором и я гонял.
- Это как же?
- Володя звонил: "Мы с Галей за город едем. Если хочешь - бери на выходные машину". В полупустой по нынешним меркам Москве водить такой автомобиль было одно наслаждение. Я и на дачу на нем мотался. Как-то Володя предложил встретиться в Доме журналиста. Приехал без Галины. "Я уезжаю из Союза. Надолго. Какую работу мне предложили, сказать не могу…" Наверное, куда-то внедряли. Уговаривал меня забрать "Мерседес".
- Бесплатно?
- Да! А я думаю: гаража нет, где "Мерседес" хранить? Под окнами оставлять боязно - хулиганье сожжет или разберет по кусочкам. Да и водил я уже мало - в редакции был служебный автомобиль с шофером. Так и не решился.
- С Плисецкой кто вас познакомил?
- Николай Озеров. Потрясли слова Майи Михайловны: "Я болею за ЦСКА, но когда Понедельник играл против любимой команды, разрывалась на части". Услышав это от такой женщины, понял, что не зря связал жизнь с футболом. Сам я стеснялся звонить Плисецкой. Пока был жив ее брат Александр, балетмейстер, больше с ним общался. Обычно звонит: "Майя Михайловна приглашает в Большой. Оставила два билета на лучшие места". Я ведь к балету с детства неравнодушен - спасибо маме, которая привила к нему любовь. Брала меня с собой, когда в Ростов на гастроли приезжала труппа из Москвы и Ленинграда.
- А у Евтушенко на даче в Переделкино вы в футбол играли…
- Было дело. Вместе с Хомичем и Сальниковым. Против переделкинской шпаны. Играли семь на семь - троих местных нам добавили.
- Футболист из Евтушенко толковый?
- Он же за дубль московского "Динамо" несколько матчей провел. Старательный, скорость неплохая. Мы выиграли, и Женя всех пригласил на обед. Соперники поблагодарили, но от обеда отказались, а ребята, которые за нас играли, - пошли. В доме его жена, англичанка Джан, накрывала на стол. Повсюду стояли громадные бутылки в соломенной оплетке. Внутри какие-то кустики плавают. "Что это?" - спрашиваю Женю. "Моя настойка из черноплодной рябины. Вкус божественный, и для здоровья полезно". Разлили. Евтушенко произнес первый тост. Красиво, величаво - как умеет: "Вы не представляете, что сегодня совершили…" Сальников пожал плечами: "Да что особенного?"
- А поэт?
- "Вы положили всю шпану, и теперь я могу последней электричкой приезжать в Переделкино, спокойно идти пешком от станции - меня никто пальцем не тронет!"
- Евтушенко говорил нам: "Меня раздражает грубость и озлобленность к противнику. Есть в этом какой-то комплекс неполноценности. Именно поэтому мне несимпатичны такие футболисты, как Численко, Банишевский. При всем таланте, на поле они были форменной шпаной". В самом деле?
- Тут Женя не прав. Оба - большие игроки. Быстрые, резкие, жесткие. Просто что Численко, что Банишевский не прощали сопернику грубой игры. Каждый легко мог ответить - так воспитаны улицей. А я, к сожалению, воспитан по-другому. И когда меня лупцевали по ногам, в ответ никого не бил.
- Кто из судей прошлого сплавлял особенно нагло?
- Он еще жив, курилка. Всех пережил. Судил русский хоккей и футбол. Его управление футбола РСФСР целенаправленно назначало на матчи, которые надо было сыграть именно так. Когда приезжал в город, все знали: это поражение приехало.
- Вас тоже "убивал"?
- Кого угодно мог сплавить - только не нас. В "Ростсельмаше" начальником команды был его учитель, бывший судья Щелчков. Он работал на первых матчах сборной СССР против Турции. А однажды произошел конфуз. Назначают где-то в Виннице того арбитра - и весь первый тайм он нам до мяча дотронуться не дает. В перерыве посылаем Щелчкова в судейскую разбираться. Возвращается довольный: "Победа будет за нами" - "А что случилось-то?" - "Он майки перепутал…"
* * *
- Как же человек с вашим именем не смог "отмазать" сына от Афганистана?
- Ох, это целая история… Собрался Валя в Рязань, поступать в десантное училище. Оттуда прямая дорога в Афганистан. Сын в курсе, что я близко знаком с Епишевым, начальником Главного политуправления армии и флота. Говорит: "Если ты, отец, сделаешь так, чтоб меня завалили на экзаменах, - я тебя больше не знаю". Жену спрашиваю - как быть-то?
- Что решили?
- Раз хочет - придется поддержать. В Рязани Юра Севидов работал. Он помнил, как я его отцу помог, - и лично меня встречал. Свел с руководителями училища. Там конкурс - 25 человек на место. Меня эти офицеры потом в самолет взяли во время учений, предлагали с парашютом прыгнуть, но я глянул в люк - отказался наотрез. Ой, как жалею…
- Хлопнули бы коньяка стакан - страх бы прошел.
- Так мне начальник политуправления налил. Не помогло. Он говорит своему 13-летнему сыну: "Давай, покажи дяде Вите, как надо". Тот раз - и прыгнул. Я охнуть не успел.
- А ваш сын загремел в Кандагар.
- Только мы даже не догадывались, что он там. В самом пекле. С какого-то момента стали приходить письма. С военным штемпелем - но гражданскими марками. Это для того придумали, чтоб вводить в заблуждение родителей. Писал: "Служим в горах, здесь чудный климат. Купаемся в озере, вы не волнуйтесь…"
- Как выяснили правду?
- Случайно. Позвонил приятель: "Читал сегодняшний "Комсомолец"?" - "Нет" - "Посмотри первую полосу". А там фотография - наши войска выходят из Афганистана. На броне танка едет Валентин. И подпись: сын нашего прославленного футболиста.
- Ранений он избежал?
- Был контужен. Сын командовал взводом разведки. Я до сих пор не знаю, за что ему дали афганский орден, "Красную Звезду" и медаль "За отвагу". Наверное, не просто так. Но он не терпит разговоров про войну. Я спросил однажды: "Как вы вообще выживали?" Ответил: "Самое важное - найти общий язык с солдатами". Тогда было много случаев - свои же стреляли офицерам в спину.
- Вы обмолвились, что помогли отцу Юрия Севидова. Как?
- Сан Саныча отовсюду выгнали, он пришел ко мне в "Футбол-Хоккей", чуть не плачет: "Никто не берет на работу, перед женой стыдно. Может, сделаю для вас несколько материалов?" Дал ему в помощь корреспондента. Потом выписывал повышенный гонорар. Так же было и с Валеркой Ворониным.
- Какой-нибудь из тюремных рассказов Стрельцова вам запомнился?
- Он категорически не любил говорить на эту тему. В ветеранских поездках я старался оберегать Эдика от нашей банды во главе с Численко и Шестерневым. Они принимали по стакану в раздевалке, едва заканчивался матч. Даже переодеться не успевали. "Ребята, зачем? Вы же себя убиваете!" - говорил я.
- А они?
- Отмахнутся: "Да брось, Вить, на ужине закусим". Вот только к ужину чаще всего уже еле держались на ногах. Мы со Стрельцовым выпивали, конечно, но в меру. И Рае, его жене, которая работала завсекцией в ГУМе, об этом кто-то рассказал. Как у ветеранов очередной матч, звонит мне: "Поедете? С вами-то Эдик совершенно иначе себя ведет". Пока колено не замучило - всегда ездил с ними. Поддавший Эдик меня как-то в шутку приревновал: "И почему моя жена тебя так любит?!"
- Правда, что у Виктора Маслова было то ли два, то ли четыре класса образования?
- Знаю, он курсы какие-то закончил. Приезжая в новую команду, первым делом изгонял несколько "стариков". Когда принял киевское "Динамо", тут же отчислил Лобановского с Базилевичем. Маслов и в сегодняшнем футболе работал бы успешно.
- Без образования?
- У многих нынешних тренеров как раз с образованием беда. И у игроков. Недавно попалось интервью: "Какие книги читаете?" Парень с гордостью отвечает: "Ни одной не прочитал. Но пару книжек жена купила - вот-вот приступлю…"
- Вы много-много лет были невыездным. Почему?
- Все из-за поездки в Израиль в 1963-м. Нас там на руках носили. А потом до Москвы дошли газеты - мы с Маслаком на телевидении поем израильский гимн. И кто-то на меня настрочил "телегу" в ЦК.
- Стукачей было много?
- Я всю жизнь чувствовал присутствие такого человека неподалеку. Все время кто-то стоял за спиной. И в сборной такое было.
- Не вычислили - кто?
- "Пробил" стукача Яшин по динамовской линии, через свои связи в КГБ. Мы были поражены. Фамилию этого игрока не назову, она слишком известная. Но когда я стал невыездным журналистом, Андрей Старостин свел с Александром Яковлевым, будущим "конструктором перестройки". Тот обещал разобраться, время спустя приходит на меня командировка. Сборная играет в Швейцарии. В Спорткомитете получаю суточные, билеты. И вдруг звонок: "Для вас поездка отменяется". К тому моменту я сам стал членом выездной комиссии, членом бюро Калининского райкома партии. В нем на учете состояли все члены Политбюро. А я - невыездной! Уму непостижимо!
- Кто помог?
- Позвонил отец: "Я обратил внимание - все выезжают, только ты в Москве. Почему?" - "Да кто-то на меня написал…" А его старый товарищ занимал высокую должность в ЦК. По тем временам - полубог, для таких в Кремле отдельная столовая была. Отец ему пожаловался - пригласил поговорить. В кабинете штук двадцать телефонов. Включает громкую связь - и просит кого-то поднять мое дело. Вскоре звонок, адъютант что-то ему докладывает - и я слышу: "Витенька, можешь ехать на все четыре стороны". А у меня утром самолет в Швейцарию улетел.
- Обидно.
- Но я сориентировался. Набираю Лобановскому в Киев - а у того не голова, компьютер. Мгновенно рассчитал: "Ты живешь рядом с Киевским вокзалом, поезд в 21.20. Беги на него, утром здесь тебя встретит администратор. Полетишь с нами, на самолете сборной". Так и вышло. У Лобановского все было отлажено, в киевском аэропорту к игрокам таможенники даже не подходили. Он вообще был оригинальная личность. Кто-нибудь лезет с расспросами - сразу отсылает к начальнику команды Коману: "Вот как раз по этой теме у нас Михал Михалыч специалист, все расскажет". Интервью давать не любил.
Мало кто знает, что Лобановский в Эмираты поехал работать из-за дочки. Она болела, надо было везти в Америку. Мы семьями дружили. Помню, пригласил с командой в круиз на теплоходе по Дунаю. У меня денег особо не было - так Валера все оплатил. Вечером игроки шли на ужин, а все руководство и тренерский штаб - в маленький ресторанчик на корме. Каждый должен был прийти с новым тостом. Лобан за этим внимательно следил. А подытоживал одним и тем же: "Давайте выпьем за успех нашего безнадежного дела".
- Все пили?
- Кроме Комана. Тот рюмочку опрокинет - и сидит, слушает молча. Никто к нему не приставал.
- А футболисты?
- Пиво им на столы носили, думаю, было что-нибудь и покрепче. Но Лобановскому на глаза не попадались.
* * *
- Зато в вашем Ростове были лихачи.
- Не то слово. Порой Маслов среди ночи звонит: "Витя, что делаешь?" - "Как что? Сплю!" - "А спать не надо. Надо ехать выручать…" Оказывается, у нашего защитника Медведева подруга с балкона выпала. Парень в КПЗ.
- С какого этажа?
- Четвертого. Все переломала - но выжила. Знал я номер телефона - один звонок, и решался любой вопрос. Только наглеть не стоило. Был у нас Витя Гетманов, в нем Николай Морозов души не чаял, - в сборную взял на чемпионат мира-66. Так у него жена в туалете повесилась. Тоже пришлось вызволять тезку - могли на него списать.
Я на таких связях даже в легендарную новочеркасскую тюрьму проникал - навестить одного человека, а это тюрьма была расстрельная, туда лишь зайти можно. Но не выйти. А сколько раз Алик Копаев попадал! Слава богу, он не буйный. Кто-то выпьет и в драку кидается - но не Алик. Его и без меня отпускали.
А в сборной с Месхи смешной случай был. Утром на базу является злой Андрей Старостин: "После зарядки - собрание!" Что такое? Он объясняет: "Вчера был выходной. Месхи пошел в "Арагви", напился и устроил дебош. Отнял скрипку у музыканта, этой же скрипкой стал бить его по голове…" Яшин и Нетто от смеха со стульев сползли. Старостин взывает к порядку: "Угомонитесь, нам резолюцию надо писать в Спорткомитет!" А Миша сидит, голову руками обхватил и молчит.
- За что он скрипача-то?
- Поди разбери. Это же грузинский ресторан, музыканты - тоже грузины. Вот два горячих кавказских человека что-то не поделили. От Месхи такого ждали меньше всего. В сборной он был самый тихий и спокойный. Едва говорил по-русски, и трех слов от него не дождешься. У Славки Метревели с русским тоже было не ахти. Вот Гиви Чохели знал язык прекрасно.
- Чем кончилось?
- Команда вступилась за Месхи: "Посмотрите на Мишу - разве он способен кого-то ударить по голове, да еще скрипкой?" В итоге Старостин в Спорткомитете скандал замял. Когда вернулся, пригрозил Мише: "Смотри, больше ни-ни".
- А тот?
- Хотел сказать: "Спасибо, Андрей Петрович". Но у него не получилось, вместо этого произнес что-то нечленораздельное на смеси русского с грузинским. Чем снова всех насмешил…
Ах, какой это был игрок! Между прочим, финт Месхи до сих пор никто не в силах повторить. Вспоминаю, как в 1961-м наша сборная на выезде победила Аргентину - 2:1, я забил оба гола. Миша этим финтом обыграл защитника, который от неожиданности рухнул на колени и схватился за голову. А 110 тысяч болельщиков, собравшихся на стадионе, разом стихли. Они будто онемели. В полной тишине Месхи вырезал идеальную передачу в центр, и я внешней стороной стопы из-за штрафной засадил мяч в "девятку". Трибуны по-прежнему молчат. А через несколько секунд встали - и зааплодировали!
- Видеозапись сохранилась?
- В прошлом году, незадолго до смерти Володьки Маслаченко, мы наконец-то увидели фрагменты этого матча. Он у какого-то коллекционера отыскал запись, которую тот почему-то никому не показывает. Хотя мы знали, что пленка была у Озерова. Николай Николаевич ездил с ней по всему Союзу, крутил в кинотеатрах и сам комментировал. Неплохо на этом зарабатывал. А я, кстати, свой победный гол югославам в финале Кубка Европы впервые посмотрел в нормальном качестве лишь лет семь назад.
- Странно.
- Обычно он шел в кадрах кинохроники под чей-то гнусавый голос - но там это одно мгновение. А тут удалось разглядеть всю комбинацию, с другого ракурса. Мы спросили у парня, где достает эти записи, но он только усмехнулся: "Я - коллекционер, у меня свои секреты…"
- С Месхи в последние годы встречались?
- Да, приезжал к нему. Мише шикарный дом выстроили в Дигоми - в двух шагах от базы "Динамо". Разбили сад, какие-то диковинные цветы из Ташкента завезли. А на веранде прямо из стены бил родник, в котором он держал бутылки - от боржоми до вина. Вся эта красота Месхи ничего не стоила. Ни копейки.
- То есть?
- Ему выделили землю и спросили: "Где тебе построить дом?" Он ткнул пальцем - и все. Остальное была не его забота. Мишу в Грузии обожали. От первого брака у него был сын Михаил. Позже Месхи женился на девушке, которая окончила консерваторию, у них было пятеро детей. Очень музыкальные. Посиделкам с гостями всегда предшествовало первое отделение. Жена садилась за рояль, дети пели и плясали, а Миша рыдал навзрыд. От умиления. Нередко присоединялся к нам и Илюша Датунашвили.
- Тот, что забил за тайм пять мячей в ворота "Арарата"?
- Точно! 1966 год. Тбилисское "Динамо" победило 5:0, после чего Илюша стал национальным героем. Анекдот придумали. "Как считают в грузинской школе? Один, два, три, четыре, Датунашвили, шесть, семь…" Сейчас, слышал, у него со зрением проблемы. Давно в Москву не выбирался.
- Как умер Месхи?
- Во сне. Сердце… В какой-то момент ему предложили тренировать сборную глухонемых. Деньги платили хорошие, Миша согласился. С этой командой он выиграл чемпионат Европы среди глухонемых. Но пили ребята безбожно. Налегали на шампанское, которое в Грузии никакой выдержки на заводе не проходит. Отрава. А они все столы заставят шампанским и глушат. Сколько говорил Мише: "Не пей эту гадость, уж лучше коньяк или водку". - "Витя, я не могу их обидеть. Это такие парни!" И начинает рассказывать про каждого. А в Грузии к тому же любят напитки мешать. Как сядешь в ресторане, так начинают нести на стол все подряд - вино, коньяк, чачу. Угощают от души - какое сердце это выдержит?
- Яшина как-то поразило количество денег в руках Пушкаша. У вас такие потрясения случались?
- Нет. А с Пушкашем меня Лева и познакомил. В 1984-м поехали с ветеранами в Будапешт. Пушкашу лишь незадолго до этого разрешили въезд в родную страну. Когда в Испанию эмигрировал, даже на похороны матери не пустили. В ветеранском матче он вышел минут на десять.
- Пузатый?
- Да, и было ему уже под шестьдесят. Зато левой ногой работал, как ложкой. Больше ни у кого такой техники не видел. Что он вытворял! А потом подбросил на голову мяч, который к ней словно прилип, - и потрусил к воротам. Зрители стонали от восторга…
В конце жизни Пушкаш тяжело болел, ему, как и Яшину, ногу ампутировали. А с Левой беда именно в Будапеште приключилась. После игры был банкет, Лева нормально себя чувствовал. Утром просыпаюсь от шума. Санитарная машина, перепуганные врачи - оказывается, у Яшина оторвался тромб, закупорка сосудов, начинается гангрена. Позвонили Пушкашу, тот дал команду везти Яшина в аэропорт и первым же рейсом отправить в Москву. Прилетели - сразу в больницу, где Леве ампутировали ногу.
- Виктор Владимирович, почему вы неизменно в темных очках?
- Мне противопоказан яркий свет. Лет пятнадцать назад левый глаз перестал видеть. В клинике Федорова заменили хрусталик. Его дочка меня и оперировала. С тех пор приходится все время в таких очках ходить. Знали бы вы, сколько их у меня скопилось! Как у Майкла Джексона.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ