***

– Вы, кажется, тянете какую-то ветеранскую команду?

– Называется "Столица". А еще полгода назад открылась футбольная академия моего имени.

– Сами тренируете?

– Мне 62. Есть ребята помоложе. Я же могу что-то подсказать, посоветовать. Мастер-класс провожу.

– Много сейчас ветеранских матчей?

– Почти не зовут. Это прежде было 30-35 игр в год. В конце сезона обязательно проводим матч "памяти ушедших". В 2012-м умер Астаповский, мой лучший друг Максименков, Кобзев, Разинский и Суслопаров. Да я сам едва выжил, на тот свет заглянул. Отыграли матч, потом банкет я устроил в гостинице "Советская". Якубик чуть не прослезился: "У меня здесь свадьба была…" Ильин с Исаевым подходят: "Как хорошо вышло! А то нас только на похороны зовут".

– В "Советской" у Игоря Численко был свой столик.

– Он и жил рядом! На этом доме мемориальную доску открывали. Стоят Черчесов, еще тренер "Динамо", Симонян, Мирзоян… Черчесов поворачивается к ним: "Правильно я сделал, что Денисова убрал?" Симонян в ответ: "Конечно, правильно! Ты молодец!"

– Вы же возглавляли сборную ветеранов России?

– Как-то собрали на Лужнецкой тренеров ветеранских команд. От ЦСКА – Копейкин, от "Торпедо" – Янец, от "Локомотива" – Перегонцев, от "Спартака" – Егорович… Решали, кто будет тренировать сборную. Назначили меня. Полгода проработал. 13 тысяч рублей платили.

– Почему ушли?

– Мирзоян говорит: "Со мной согласовывай, кого берешь". Отвечаю: "Сань, у меня есть своя команда, я там не завишу ни от кого…" Ребята едут расслабиться. В маленьких городах их по телевизору когда-то видели, банкет устраивают. В Нерюнгри, например, Маслаченко бужу, тот отмахивается: "Завтрак я пропускаю!" – "Никитич, это ужин…" Что я, докладывать должен о наших похождениях? Мы же не в КГБ. Вот и ушел.

– Еще какие поездки с ветеранами помнятся?

– В Ставрополе стадион был битком, 25 тысяч! Нам потом рассказали – в последний раз столько собралось, когда киевское "Динамо" Лобановского приехало на Кубок играть. Году в 1985-м.

В другом городе бандиты нас провожали, на джипах. Вещи забрали, в багаж все погрузили. В самолете вспомнил – я ж в сумку весь гонорар сунул, тысяч сто пятьдесят! Если украдут – что ребятам раздавать буду? С багажной ленты снял сумку, дрожащими руками открыл – фу-у, на месте…

– "Динамо" ветеранам помогает?

– Лет пять назад я у Кости Сарсания пробил-таки пенсию. Пришел и говорю: "Царев – 22 тысячи, Валентина Тимофеевна Яшина – тоже. Кому-то по 17 тысяч платят. А я двести с лишним матчей за "Динамо" сыграл, чемпион СССР, бронзовый призер Олимпиады. И – ничего!" Начали платить. А вот Андрею Якубику только с этого года.

– Возить ветеранские команды – дело рискованное. Кто-то прямо на поле умирал.

– Коля Абрамов на моих глазах умер, я был тренером сборной. Играли в Черкизове на синтетике, жара. Абрамов после какого-то дня рождения приехал, Валерке Зенкову пожаловался: "Что-то у меня ноги плохие. Слабость…" От поля парит, мы с Симоняном отошли под козырек. Коля в центральный круг вбежал – и вдруг пластом рухнул! Раза три дернулся и затих. Доктор был рядом, "скорая" примчалась – но что сделаешь, покойник уже. Разрыв сердца.

***

– Вы говорили, сами чуть на тот свет не отправились. Что стряслось?

– В 1989-м пригласили сыграть в Ждановском парке. Какой-то армянин метра под два собирается мяч выносить, я из-за спины выскакиваю. Он вместо мяча мне засадил. Гляжу: ступня осталась в бутсе – а кости торчат!

– Ого.

– Нога на коже держалась. В лефортовской больнице гипс наложили: "Вы бы дня три у нас полежали…" Нет, отвечаю. Домой поеду. Еще дочку в этот день засандалил.

– В смысле – родилась?

– Заделал я ее. Через девять месяцев появилась на свет – день в день.

– Вот это подробность. Вы просто эквилибрист. Как же удалось – с гипсом-то?

– А как мы в футбол играли? Морально-волевые включаешь. Перелом годы спустя мне аукнулся. Проверяли ногу, синеватая была в том месте, опухоль до паха. Врачи ужаснулись: "Срочная госпитализация! Тромб плавающий, пять сантиметров. В любую секунду можете улететь на тот свет…"

– Куда отвезли?

– В больницу на Калужской, нашли шикарного хирурга, который оперировал Симоняна и Валерия Золотухина. Лекарства мне кололи, чтоб тромб рассосался. Вроде полегчало. Но что врачи говорили – я не выполнял. У сестры жены умерла дочь, еще Новый год… Однажды утром стало плохо, вырубился на кухне. Счастье, дочка не успела на работу уйти. Вызвала "скорую", два здоровых бугая уложили меня в кухне на пол. Кардиограмму делают – ровная линия.

– То есть, вы покойник?

– Да. Мертвый, говорят. Начали сердце прокачивать. Как жена рассказала – 42 минуты меня запускали. Восемь дней в реанимации.

– Клиническая смерть – это что по ощущениям?

– Я вообще ничего не чувствовал. Снилась дочь сестры, покойница, ее похороны, родственники. Всё как во сне! Говорят, белый тоннель должен быть. Но не было… Потом просыпаюсь: где я? Что со мной? Пить охота страшно. А не дают. Смотрю на ноги – они, как у слона! Весил 102 килограмма!

– Обычно сколько?

– 73. Пришел ко мне в палату Витька Папаев. По глазам вижу – прощаться. Смеюсь: "Вить, расслабься! Все будет нормально. Лучше возьми диск, посмотри, как мы "Кельн" в 1975-м раздели…"

– Хороший матч?

– Невероятный! Немцы годом раньше чемпионами мира стали. Так у "Кельна" в составе человека четыре из сборной. А мы дома их 2:0 хлопнули и 1:0 на выезде. В одно касание начали играть, немцы поплыли от этих скоростей.

– Кто вам в палату диск принес?

– Дочка записала. Еще фильм принесла про Высоцкого, как тот клиническую смерть пережил.

– Похудели быстро?

– За десять дней. Как вода стала выходить – все вернулось. Спиртное мне запретили. Но я чуть-чуть позволяю. Вот газету купил, там про долгожителей. Одна дама ела много шоколада, запивала красным вином. Другой мужик всю жизнь курил крепкие сигары. Умерли в 115 лет!

– Что-то в вас после клинической смерти изменилось?

– Поначалу в Сретенский монастырь ходил. Потом чувствую – тяжеловато на утренней службе стоять. Учили нас атеизму, но я верую. Вот у меня на цепочке ангел-спаситель, крест. А рядом медальон с Высоцким.

– Высоцкий – рядом с крестом?

– Купил около Ваганьковского кладбища. А этот медальончик – Леонардо да Винчи. В 1973-м с юниорской сборной был в его имении, где уже в те века вертолеты изобретал. Эти медальоны прямо там штамповали. Ребята во все глаза смотрели – Володя Федоров, Саша Новиков, Самвел Петросян, забивший удивительный гол "Вест Хэму" в Ереване…

– Не он ли у вратаря из рук мяч выбил?

– Да! Вратарь берет мяч, судья в другую сторону смотрит. Петросян головой выбивает из рук – и закатывает. Судья поворачивается, мяч в воротах. На центр указывает – гол… А вот видите – брелок?

– Мадридский "Реал". Прекрасная штука.

– Подарок Яшина, когда в больнице навещал. Ему испанские журналисты таких целую кучу насыпали. Один Лев Иванович мне протянул: "Это тебе, Саша…"

– Он в Чапаевском переулке жил?

– Да. Беккенбауэр к Яшину заехал в 80-х, огляделся по сторонам: "Я думал, это весь твой дом…" Недавно там доску повесили.

– Яшин – что за человек?

– Скромный! Простой! Сколько были с ним в разных поездках – не сосчитать. В 1982-м полетели в Лондон. Вроде как повторение знаменитого турне 1945 года. Англичане предупредили: "Без Яшина не приезжайте!" "Челси" обыграли 4:2. Заработали по 270 долларов. Льву Ивановичу премиальные не положены – он же не играл. Мы скинулись, чтоб у Яшина тоже 270 долларов получилось.

– Справедливо.

– Не взял, представляете?! "Спасибо, ребята, не надо". В аэропорту купил жене в подарок банку английского чая – и всё.

Помню, как в поездках Лев Иванович соду ел – ложку за ложкой. От язвы помогает. Как просил для своих дочек музыку записать на диски. Я ж специалистом считался, меломаном. У меня их штук двести было.

– Главная гордость коллекции?

– В 1977-м с Маховиковым летим через Париж. Бродим по аэропорту, я сразу в магазин с музыкой. Рассматриваю Uriah Heep, Deep Purple, Иглесиас уже появился, Челентано… И обомлел – два диска Высоцкого! 12 долларов!

– Откуда?

– Оказывается, к Марине Влади ездил – и с оркестром записали. Всё солидно. "Баллада о детстве", "Где твои 17 лет"… Пара песен на французском.

– В жизни с ним встречались?

– Нет, к сожалению. Хотя на моей "Волге" его дважды привозили в Железнодорожный.

– В ваш родной город?

– Совершенно верно. Я тогда на сборах сидел. Высоцкий выступал на деревообрабатывающем комбинате. Расплачивались с ним вагонкой – он как раз дачу строил.

В сборной с Владимиром Семеновичем тоже не пересекся. Когда давал концерт на базе, меня в команде не было. Доктор Мышалов рассказывал, что Высоцкий чувствовал себя в тот вечер ужасно, трясло. Налил ему полстакана спирта – отпустило. Был еще шанс в Монреале познакомиться.

– В 1976-м?

– Да. Он прилетел на Олимпиаду с Мариной Влади. В универмаге с ними случайно столкнулись Блохин и Буряк. Разговорились, Высоцкий пригласил их в гостиницу. Играл на гитаре, кассеты свои подарил. Как же я ребятам завидовал!

***

– Ту Олимпиаду нам в красках описывал Виктор Звягинцев: Лобановский, дескать, ставил эксперименты на выживание для своих же футболистов…

– Я все выдержал – поэтому попал в Монреаль. Трехразовые тренировки. Все начиналось через час после завтрака – "музыкальная шкатулка". Надо пройти несколько тренажеров, на каждом секунд по тридцать с максимальным темпом. Затем переходишь к следующему, всего снарядов шесть. Звон от железа на всю округу. У Блохина и Ловчева завтрак еще не переварился – их от нагрузок тошнило. До обеда вторая тренировка в зале.

– А вечером?

– Кросс. Лобан придумывал – меня заставлял играть один в один против Степы Решко. Могли прессинг отрабатывать на чужой половине поля. Или, наоборот, на своей. Четко помню момент, после которого меня Лобан заценил.

– Что за момент?

– Кросс в Болгарии, среднегорье. Километров пять вниз по снегу и назад. Поблажек никому, хотя вратари у нас сильно курящие были. Что Володя Астаповский, что Женька Рудаков. Чтоб никто не срезал, на каждом повороте Лобановский наблюдателей расставил – здесь Зеленцов, там Базилевич, а в конце Юрий Морозов дежурил.

– Тоже яркая личность.

– Юрий Андреевич – замечательный мужик. Только дергался все время, почесывался… Ближе к финишу в лидерах держались Гладилин, Буряк и я. Спрашиваю: "Раз ребята отстали, дальше бежим вместе?" Буряк, ни слова не говоря, прибавляет скорость. Глаша за ним. А ну вас к черту, думаю. Дал так, что первый прибегаю. Лобановский смотрит: "Срезал?" – "Обижаете, Валерий Васильевич…" Вот тогда он меня признал.

Давал упражнения – "челноки". Пять углов надо пробежать. Никто в десять секунд уложиться не может, даже Блоха. Лобановский кричит: "Кто из десятки выбежит, тут же заканчиваем!" Р-раз – у меня 9,9.

– Что ж Лобановский вас в Киев не звал?

– Почему? Звал! На сборах вызывает в кабинет. Захожу. Сидят Лобановский, Базилевич. Валерий Васильевич пальцы расставил – характерный его жест: "Саша, хотим тебя пригласить". Я молча достаю красную книжицу – а там: "Оперуполномоченный Комитета государственной безопасности". Подпись – Андропов. Лобановский прочитал, протягивает обратно: "Вопросов нет". Разве попрет Щербицкий против Андропова?

– Нереально было перейти?

– Да я сам не хотел!

– До сих пор ходите с этой корочкой?

– Отобрали через полгода. Дали обычную – как у остальных футболистов "Динамо". А жаль – я по той корочке многое мог себе позволить.

– Например?

– Конькова не пускали в ресторан "Украина", у меня корочку взял – проходи куда угодно.

– Вскоре после Олимпиады киевское "Динамо" взбунтовалось против Лобановского. Чувствовалось напряжение?

– Да нет. Больше ненавидели Базилевича. Нос у него такой загнутый, так Вовка Федоров все шептал: "У-у, Базиль! Взять бы его за нос – и вдавить…"

– Чем Базилевич не угодил?

– Такой он, знаете… Хитренький. Лобан делает разбор. Он-то видел все. Буряку говорит: "Много ложной активности! Не надо этого!"

– Это что такое?

– Подходил к защитникам, получал пас. Вроде он с мячом, но отдает ближнему. Никакой борьбы. Вот ситуация – во Франции мы отыграли, Лобановский что-то сказал – и позволил Базилевичу выступить: "Сейчас Олег Петрович добавит". Тот начинает: "По Буряку. Опять много ложной активности!" Леня глаза вытаращил: "Я вообще-то не играл сегодня…"

– Вы говорите, Лобановский все замечал?

– Каждую мелочь. С "Миланом" сыграли, выдали каждому итальянские бутсы. Нечетко на ноге сидят. Но фирменные, жалко отказываться. Приезжаю в сборную – Лобановскому одного взгляда хватило: "Сними эти валенки, надень нормальные бутсы. Смотри, куда у тебя мячи летят…"

– В Монреале Лобановский издевался – двоих футболистов оставил без медалей. Кипиани плакал на балконе: "Никогда ему не прощу!"

– Да, выигрываем в матче за бронзу у Бразилии 2:0 – ну, выпусти за минуту до конца Прохорова и Кипиани! Медали получат, даже если секунду на поле проведут! Нет, не выпустил. А Кипиани отличный мужик. В Дигоми какой-то отборочный матч проводили – всем нам шикарный чай достал.

– Почему в полуфинале проиграли ГДР?

– В чем-то – из-за меня. Немец пробрасывает мяч Решко в "очко", я кидаюсь подстраховывать, забыв про своего. А тому пас, приближается к воротам – и Колотов бьет по ногам, пенальти. Астаповский почти взял, мяч по мокрой травме еле-еле вполз в ворота… Давили мы, давили, но проиграли 1:2.

В тоннеле Федоров на судью накинулся: "Ах ты, баран!" Тот раз, и желтую. К матчу за третье место Лобановский состав подбирает – смотрит-смотрит, понять не может: "Федоров, откуда у тебя карточка?" – "В тоннеле получил". Без него бразильцев обыгрывали.

– Кроме полуфинала с ГДР – самое обидное поражение?

– В 1977-м прилетает сборная в Салоники, встречает Хадзипанагис в аэропорту: "Обыграйте этих гадов, греков, такие вредные…" Коньков на замахе поймал – забивает! А судья показывает – где-то у углового Онищенко в офсайде стоит. Не засчитали. В конце от Папаиоанну пропускаем, проигрываем 0:1. Его Сеильда Байшаков из "Кайрата" держал.

– Мы такого и не помним.

– Зато мы помним. До этого в Венгрии Симонян Ольшанскому напихал: "Ты гол привез!" – "Я мяч потерял на чужой половине, до гола было как до луны…" В Греции вместо Ольшанского на матч Байшакова поставил. А Сеильда – лунатик. Жил с Федоровым в номере. Тот просыпается от шороха – это Байшаков бродит в темноте. Страшно жить с таким!

– У вас неординарные соседи случались?

– Разве что Максименков – жутко храпел. Как-то с ветеранской сборной поехали в Финляндию, все жили в спортзале. Так мужики, устав от храпа, его взяли, да на балкон вынесли. А меня Макс приучил на всю жизнь – одним ухом ложусь на подушку, другое затыкаю. Между прочим, если вечером играем – днем Севидов нам категорически запрещал спать: "Нельзя!" – "Сан Саныч, даже Пеле в раздевалке спал…"

– Почему запрещал?

– Считал – расслабляет. Новиков однажды выспался перед товарищеским матчем с Тбилиси – так из-под него три гола забили. Севидов палец поднял: "Вот видите – Саша расслабился, и получили". Один у Севидова любимец был – Шепель. Говорил: "Днем может спать лишь Толя Шепель, больше никто!" Тот на базе с женой жил.

– А кто-то из тренеров, наоборот, днем команду укладывал?

– Лобановский. "Можете не спать, но обязательно чтоб лежали в кровати! Все восстанавливаемся!"

– С ним общий язык вы нашли. А с Бесковым?

– Знал бы, что спросите – принес бы значок.

– Что за значок?

– Играем на выезде с исландцами. Те на своем корявом поле сборную ГДР только-только приложили. Бесков напутствует – соперник опасный. Вдруг лезет в карман, копошится – достает пластмассовый значок с иголкой, простенький: "Вот! "Космос" Нью-Йорк! В 1972-м я был в Америке…" Чуть ли не Пеле ему этот значок вручил, оказывается.

– Зачем показывал?

– "Лучшему игроку матча подарю!"

– Широкая душа.

– Я правого хава играю. Трошкин катит мяч, я простреливаю – попадаю в ногу защитнику. В ближний угол залетает. На табло пишут: "Минаев". Время проходит, Хадзипанагис навешивает. Мяч бьется в землю – я падаю на него, закрыв глаза. Клянусь, не вижу ничего! В меня мяч попадает – и в ворота, 2:0. Бесков заходит в раздевалку. Про значок не забыл: "Так! Я считаю, что лучшим игроком был Звягинцев. Но ведь газеты напишут – кто два гола забил, тот и лучший. Держи, Минаев!"

– Олег Протасов говорил – Лобановский умел быть и злым, и несправедливым.

– Мне кажется, Валерий Васильевич – справедливый. Все четко и ясно. Это из Эмиратов вернулся другим человеком. Рассказывали – брал микрофон и сидел на вышке. Как судья в теннисе.

– Блохин всегда с гонором был?

– Да. Лобановский его осаживал. У Блохи звездняк – как-никак признали лучшим в Европе. Чтоб ему Лобан ни сказал, на все оправдание: "Да шо, Васильич? Я это, я то…" – "Олег, слушай, что тебе говорят!"

Я приглашал Блохина в гости, по девчонкам ходили. Достал ему как-то билеты на Boney M. Те в толпу стали открытки бросать, давка началась. Похожая история была в спартаковском дворце, когда какая-то хоккейная команда из Канады стала жвачки разбрасывать, кучу народа передавили.

– Почти "Харлем".

– На "Харлем" мы с Александром Львовым ходили. Одни бараны ворота не открыли, другие снег не расчистили, третьи – ломанулись назад, когда Швецов забил. Что они увидеть хотели? Не было в то время повторов. А трупы потом к памятнику Ленину укладывали.

***

– С Добровольским вы когда-то дружили.

– Так в одном доме жили!

– Динамовском?

– Да. Кагэбэшный. Эта однокомнатная квартира из рук в руки переходила. Сначала в ней Гонтарь прописался, затем к Толстых перешла. Когда тот на Варшавку съехал, Добровольскому отдали. Вся олимпийская сборная там зависала. От Иванаускаса до Тищенко.

– Всё прокурено было?

– Абсолютно всё. Девчонок море. Как-то собрались у Добровольского, выпили. Сашка Смирнов по прозвищу Война выступать начал: "Я самый техничный!" Нашли мяч, начали жонглировать прям посреди квартиры.

– Кто оказался самым техничным?

– Самым трезвым был я. Больше всех начеканил, раз двадцать. Но смешнее всего, когда Добровольский в Европу уехал играть. Вручил ключи от квартиры приятелю, сыну директора магазина "Океан". Мы общались с Игорем, говорил: "С квартирой все нормально, за ней присматривают, платят…"

– Ну и что случилось?

– Лет через пять Добровольский решил наведаться в Москву. Заходит домой – балкон нараспашку, по комнате голуби шастают, всё загадили. Открывает холодильник – а там стоит бутылка терпкого красного вина, Игорь его любил. Как оставил, уезжая за границу, так и стоит.

– Сейчас-то появляется?

– Да продал давно. Пришел выписываться, женщина спрашивает: "Вы куда собрались-то?" – "В деревню". Мне казалось, он в Испанию вернется. У него же три девчонки – родились 11 июня, 11 июля и 11 августа. Как-то встречаю его в Москве: "Ты надолго?" – "Несколько дней – и назад…" Но взял, да и остался. У кого-то на Павелецкой зависал. Потом в Молдавию перебрался, там чуть ли не инфаркт случился.

– Он развелся?

– Наверное. Я слышал, в Москве у него сын есть. Парню под тридцать.

– Добровольский рассказывал – закончил играть из-за того, что боялся летать. С каждым годом все сильнее.

– Так можно понять! Знаете, сколько раз со мной рядом снаряд ложился? 1974-й год, я еще в "Спартаке". У Гладилина первый выезд – и чуть не стал последним. Молния в рыло бьет – искры летят!

– Ужас какой.

– Со сборной я летел в Братиславу, сели – гляжу в окно: черные ошметки! Шасси развалилось! Про эту Братиславу еще тяжелее воспоминания есть. С девчонками из молодежной сборной СССР по баскетболу ждем рейс в аэропорту. Они в Братиславу, я со "Спартаком" в ФРГ. Нам чуть дольше добираться, приземлились – и сразу новость: самолет с девчатами разбился. Разломился при посадке, почти все погибли. Кажется, две девчонки уцелели, которые впереди сидели.

– Советский самолет?

– Советский. Ну и что? Мы из Салоник с Симоняном добирались на "Боинге". Как начало швырять! Бедная стюардесса головой о потолок ударилась. Зато Никита Павлович сохранял полное спокойствие. А в 1972-м со "Спартаком" еле приземлились, кромешный туман. В эти же минуты Ил-62, который доставлял из Парижа в Союз прах композитора Глазунова, промахнулся мимо полосы – сел на высоковольтные провода. Никто не выжил.

– После всего этого поверишь в мистику. Сколько раз было близко – но вас не коснулось.

– В мистику поверишь, когда узнаешь о другом. Мишка Ан, капитан "Пахтакора", боялся летать. А знаете, почему? Цыганка в детстве нагадала – погибнет в воздухе. Но в тот день мог уцелеть. Из-за травмы в Минске все равно не играл бы. Пришел проводить команду, так уговорили сесть в самолет: "Поддержишь нас…" Вот и сошлись с другим бортом на высоте 8400.

– Друзья у вас в том самолете были?

– Вовка Федоров. Живы остались тренер Базилевич, который отправился к семье в Сочи, и три игрока. Сашка Яновский накануне с дублем улетел, Толя Могильный был травмирован. А Тулягана Исакова в первом круге Саша Новиков поломал. Потом Исаков ему говорил: "Ты мой крестный отец!"

– Как про гибель "Пахтакора" узнали?

– Мне 25 лет исполнялось. В этот день финал Кубка с Тбилиси. Один судья нас дважды сплавил – Сергиенко из Харькова. Директор таксомоторного парка. В ноябре 1976-го в Москве с "Араратом". Если б "Динамо" побеждало – "Арарат" вылетал. Поле – сплошной лед. Никулин с Новиковым насечки делали на титановых шипах, чтоб хоть как-то тормозить можно было. Мы сыграли 0:0 – все считали, что отдали матч…

– Не отдавали?

– Не думали даже! Нас в Новогорске заперли, чтоб никто денег не взял. "Арарат" привез очень много, 9 или 10 тысяч рублей. Что делать? Отдали судье. Чистый гол забиваем – не засчитывает!

И вот финал Кубка – Сергиенко уже на линии судит. Я метров с одиннадцати шведой бью, мяч от рук Габелия отлетает к Газзаеву, Валерка добивает. Гол – чище некуда. А Сергиенко стоит с поднятым флагом. Проиграли мы по пенальти. Последний никто бить не хотел, Газзаева вытолкали: "Ты все-таки нападающий…" Габелия потащил.

– Неприятно.

– А у меня дома полная ванна шампанского. Стол накрыт. Все-таки 25 лет! Приезжаю с Ловчевым и знаменитым хирургом Балакиревым. Как-то отметили. Наутро еду к родителям в Железнодорожный и узнаю – "Пахтакор" разбился. Сразу про Вовку Федорова подумал. Я ведь его чуть в московское "Динамо" не пристроил, водил к Сан Санычу Севидову.

– Не договорились?

– Федорова и Лобановский звал – Володя лишь усмехался: "Ну, нет…" Знаете, почему?

– Почему?

– Столько в Ташкенте платили! Играют с "Кайратом" каким-нибудь, матч считается принципиальным. Каждому за победу по 700 рублей. С московскими командами – по 500. Поэтому матчи назначали на 3 часа дня. Сами-то к жаре привыкли, а все приезжие расклеивались…

Как сейчас помню – идем со сборной в Большой театр на "Федора Иоанновича". Вовка в бок толкает: "В буфете шампанское дают, пошли, хлопнем…" Так доктор Мышалов потом застыдил: "Такой спектакль, а вы в буфете!"

– В самом деле.

– Еще вспоминаю, со свадьбы Папаева шли к метро. Федоров, я и девчонка одна, очень мне понравилась. У Вовки под мышкой бутылка шампанского. Какой-то парень прицепился, Федоров ему: "Да отвяжись!" – руку приподнял, и шампанское об асфальт.

***

– До "Динамо" вы сыграли не так мало за "Спартак" – 92 матча. Самые памятные?

– С "Зарей" в 1972-м – она уже решила вопрос с чемпионством. Киев обыграла 3:0. А "Спартак" занимал 13-е место. 0:1 проигрываем – и тут я забиваю. Увел этим голом с 13-го места на 11-е. Фотография осталась. Я под 8-м номером, моим любимым…

– Почему, кстати?

– Потому что Старшинова обожал. С детства болел за "Спартак". В школе учился – вся тетрадь была расписана: "Спартак" – чемпион!"

– Матч номер два?

– 1974-й, Ташкент, последний тур. "Спартак" уже обеспечил серебряные медали, а "Пахтакор" пытался зацепиться за шестое место, которое приносило игрокам звание "мастер спорта".

– Стимул?

– В те годы? Еще какой! Федоров просил: "Отдайте игру. Деньгами не обидим. Вам-то ничего не надо". Когда слухи долетели до Старостина, толкнул на собрании речь: "Сыграете честно – будет у вас серебро с золотым отливом. А так – ближе к бронзе".

– Что ответили Федорову?

– "Вов, мы не сдаем, но и на рожон лезть не полезем. Играйте…" Так на пятой минуте мяч ко мне отскочил, лупанул не глядя по воротам – в девятку! Потом Ловчеву случайно голевую отдал.

– Выиграли?

– 3:0. "Пахтакор" на шестом не удержался. Федоров обиделся… А матч номер три – в 1973-м, с "Араратом". Он уже чемпион и обладатель Кубка. Со своей половины делаю рывок, Ловчев слева отдает на ход. Кидаю мяч Алеше Абрамяну под правую руку – 1:0 выигрываем! До этого матча я был на сборах в парашютно-десантных войсках, между Костромой и Ярославлем.

– Прыгали с парашютом?

– Три прыжка должен был сделать. Иначе из части не отпустят. Но я справку показал: у меня перелом пятой плюсневой кости, прыгать не могу.

– Это трезво.

– На игры отпрашивался. Брал такси до Ярославля. Там на поезд – и в Москву… Помню, в "Физкультуре и спорте" обо мне написали: "Вот матч заканчивается – и Минаев снова торопится на электричку, к родителям, в Железнодорожный". Квартиры у меня еще не было. Потом "Спартак" давал в том доме на ВДНХ, где целая банда жила – Абрамов, Калинов, рядом Ловчев… Спартаковский автобус едет в Тарасовку, этих подбирает. Им только к шоссе выйти. Удобно. А у меня мозгов-то нет, 20 лет! Решил, что мне нужно о футболе думать. От компаний подальше держаться. Даже смотреть эту квартиру не стал, взял на Рязанском проспекте. 19 квадратных метров, без балкона.

– Это шаг интересный.

– Еще б не интересный – спартаковский автобус отъезжал от Большого театра. Пилил туда минут сорок.

– На электричках из Тарасовки ваше поколение уже не ездило?

– Ездило! Тогда шоссе могли перекрыть возле Королёва – по часу автобус стоял. Чтоб на матч не опоздать, садились в электричку, ехали до Ярославского вокзала. Там автобус ждал.

– Вы всяких тренеров повидали. Самый забавный?

– Николай Гуляев и Евгений Горянский. Николая Алексеевича в "Спартаке" прозвали Гундос. За гнусавый голос и занудство. На тренировки выходил с мегафоном, упражнения зачитывал по бумажке. Установки растягивались часа на полтора, бубнил одно и то же. Когда у Старостина кончалось терпение, обрывал его на полуслове: "Так, Николай Алексеевич вам канву дал. Вышивать сами будете…" На разборы и установки я приносил магнитофончик, купленный в Италии, подкладывал под стул, записывал.

– Зачем?

– Без пленки гуляевские перлы попробуй запомни! Мозг взорвется! Потом слушали всей командой, угорали. "Булгаков, бегай между двух и не болтайся между трех". "В игре стараться делать. Этого не делать". "Штрафные у нас бьют Пискарев и Папаев. Но в основном Кокарев". "Не пойму, что за игрок Сидоров? Ни рыба, ни мясо – баранина какая-то!" "Теперь по Пискареву. Андреев, ты почему пас ему не отдал?" Году в 1975-м у Папаева с Прохоровым не выдержали нервы. Посередь установки вскочили, хлопнули в ладоши: "Раз, два, три" – сделали кувырок и обратно уселись. Гуляев прогнусавил обиженно: "Идет производственное совещание, а вы, взрослые люди, ерундой занимаетесь…"

– Что Горянский?

– В 1973-м сборную тренировал. Купил "ушастый" "Запорожец". Рассказывал: "Проиграли в Москве бразильцам. Возвращаюсь домой, мысли только о прошедшем матче. Красный загорается, а я всё игру анализирую. Едва в грузовик не въехал, в последнюю секунду затормозил. Да, думаю, за руль больше не сяду". Продал "ушастого".

"Динамо" Горянский возглавил в 1980-м. Практиковал упражнение – "квадрат" 4 в 2, в одно касание. Причем надо дать как можно более неудобный пас. Чем хуже – тем лучше. Вот народ изгалялся… Евгений Иванович был слишком мягким, ребята этим пользовались. Как-то на сборах нарушили режим. Вместо того, чтоб устроить разбор полетов, наказать, гайки закрутить, Горянский промямлил: "Мне стало известно, что определенные игроки в определенное время определенным способом нарушают определенный режим! Мне это определенно не нравится!" Даже фамилий не назвал.

– Симонян тоже прощал?

– По-разному. В 1972-м собираемся в Тарасовке перед финалом Кубка с "Торпедо". Коля Абрамов и Вася Калинов – в невменяемом состоянии. До этого "Спартак" в Киров на халтуру ездил, загудели. Вася на поле не вышел, а Коля переоделся. Стоял, покачивался. Симонян выгнал с тренировки: "Иди, проспись!" На финал Калинова не поставил. Зато Абрамова выпустил. Тот за два дня отпахал 240 минут!

– ???

– Первый матч закончили 0:0. На следующий день переигровка. Снова ничья – 1:1. Кубок "Торпедо" вырвало по пенальти. Я оба матча в запасе просидел.

– У Калинова судьба трагическая.

– В том же 1972-м из "Спартака" отчислили. Жил Калинов в Балашихе, женился на сестре арбитра Савкина. Он рассказывал: "7 марта Вася посидел у меня, выпил. Оставайся, говорю, передохни. Вася ни в какую – нет, пойду". Ушел и больше никто его не видел. С 1996-го считается пропавшим без вести. Ловчев ездил в Балашиху, поднял всех на уши, искал Калинова – бесполезно.

– Какие в "Спартаке" были прозвища?

– У Симоняна – Глазок. Он жмурился так раньше. Еще головой делал, как штабс-капитан Овечкин. Сейчас присматриваюсь – уже не делает. "Игра оставила плохой осадок" – и головой крутит. Ха!

Исаева называли Крюк. Ему в 1972-м лет сорок было, с нами играл в баскетбол. Встанет под кольцом – и с крюка закидывает. Коршунов – Шнур. Длинный как шнурок. Ловчева Прохоров звал Ваньят.

– В честь известного корреспондента?

– Нет, Воньят. От слова "Вонь". Попахивало от Женьки. А Мишу Булгакова Валерка Андреев прозвал Самоцвет. Не буду говорить, почему. История совсем похабная. Было у Миши и другое прозвище – Изюм. Из-за Старостина.

– Это как?

– Раздали перед матчем игрокам листочки – писать свой вариант состава. Все за меня. На собрании Николай Петрович поднялся: "А я бы поставил Булгакова! Да, Минаев, ты сильнее, вопросов нет. Но в нем есть какая-то изюминка…"

– Булгаков сбросился с 11-го этажа.

– В жены взял девчонку из деревни. Она загуляла с американцем, уехала в Штаты. Маленькая дочь с ним осталась, рядом была и в этот момент. Сказал ей: "Дочка, прощай!" – и улетел с 11-го этажа. Только умер – как раз начались ветеранские выезды, мини-футбол. Гладилин говорил: "Вот Мишино время настало, он бы здесь пошустрил…" Они друзья были. Прохоров звал одного "Е…нько", а другого – "Е…тько". Ровесники, родились с разницей в неделю.

– С Ловчевым общаетесь?

– Да. Хотя не пьет вообще. Как и Бубнов. На собственной свадьбе Ловчев стоял со сладкой водичкой. Так ему туда шампанское подлили. Присматриваемся – что будет-то? А он и не заметил!

***

– Как из "Спартак" уходили в "Динамо"?

– В 1975-м футбольный ЦСКА возглавил Анатолий Тарасов. С его подачи в армию загребли из "Торпедо" Вадика Никонова, которому было 26, и Сергея Ольшанского, капитана "Спартака" и олимпийской сборной. Сереге исполнилось 27, взяли прямо в день рождения. Приказом министра обороны Гречко отправили на Камчатку, Никонова – в Челябинскую область. Меня, лейтенанта запаса, призвать вроде бы не могли. Но когда Севидов пригласил в "Динамо", решил подстраховаться. Из "Спартака" к тому же в конце сезона убрали Старостина, посоветоваться было не с кем.

– С переходом вы угадали. В "Динамо" весной 1976-го стали чемпионом, а "Спартак" осенью опустился в первую лигу.

– Свой вклад в чемпионство не переоцениваю. Золотую медаль получил, хоть играл больше за олимпийскую сборную, чем за "Динамо". А "Спартак", если б проходил двухкруговой чемпионат, в жизни бы не вылетел. Тогда же в интересах сборной придумали ерунду, разделили первенство на весеннее и осеннее. "Спартаку" одной победы не хватило, чтоб остаться. Когда команду принял Бесков, звал обратно.

– Что удержало?

– Честно говоря, хотелось вернуться. Да и мой друг Максименков, отслужив год в "Динамо", собирался возвращаться в "Торпедо". Потом передумал. Я тоже остался. Все устраивало, с ребятами сдружился. А в "Спартак" уже пришло много новых футболистов.

– Помните, как юного Бородюка в "Динамо" привезли?

– Еще бы! Терминатор! Все передние зубы – железные.

– Где ж к 19 годам зубы растерял?

– Понятия не имею. У Максименкова сначала было то же самое – только не стальные, а золотые. Со временем, как и Бородюк, обычные коронки поставил. Сашку в "Динамо" рекомендовал Кесарев, который в Вологде с ним работал. Всё умел, техничный, удар поставлен, но – дохленький. В 22 года заиграл, когда набрал силенок.

– С Бубновым ладили?

– Да. Тогда с ним и Коля Толстых дружил. Жену Бубнову нашел, Зою. Ее мать работала на стадионе "Динамо". А сейчас Буба с ним в контрах. Меня тоже недавно попрекнул.

– Чем?

– Когда он со скандалом уходил в "Спартак", в газете вышла статья, где Бубнова предлагали пожизненно дисквалифицировать. Из игроков "Динамо" стояли подписи Газзаева, Пильгуя, Гонтаря и моя. Сань, говорю, ты же знаешь, что нашего согласия никто не спрашивал. В то время в "Правде" не было известий, а в "Известиях" – правды.

– В 1982-м в предпоследнем туре ваше "Динамо" проиграло дома Минску 0:7. Что это было?

– На сдачу намекаете?

– Намекаем.

– Не было сдачи! Если б договорились, минчане бы семь не заколачивали. Парочку забили бы и успокоились. А они нас разорвали. Молодежь, которую неожиданно выпустил Вячеслав Соловьев, растерялась, никуда не успевала.

– Почему же Соловьев убрал в запас почти всю основу?

– Объяснений не последовало.

– Может, миф и история про сорванный договорняк с клубом из Мальты?

– А вот это было. 1977-й, Кубок кубков. На выезде победили "Валетту" 2:0. После матча стоим с Долматовым, Максименковым, Гершковичем. Подходят мальтийцы, просят в Москве обыграть их со счетом 3:0.

– Взамен что обещали?

– По сто долларов. Наверное, уже тогда делали ставки на тотализаторе. В ответном матче в "старте" вышел молодой Колесов, которого не предупредили. Так к 27-й минуте соорудил хет-трик! Еще один чуть раньше Якубик положил. Не судьба…

***

– Коса и Автоген, Никулин и Новиков, на тренировках тоже не щадили?

– Что было, то было. Бубнов до сих пор зол на Новикова. Считает, в 1976-м тот специально прыгнул в него шипами, разорвал большеберцовую мышцу, и Буба не поехал в Испанию. А я про Никулина стихотворение написал. Прочесть отрывок?

– Конечно.

– Игрок, идущий напрямик, 
В него упрется, как в тупик. 
И вовсе это не миф 
Проверил на себе Круифф.

Корректен он необычайно, 
Наносит травмы лишь случайно. 
Вот и сейчас имеет силы 
Кому-нибудь порвать ахиллы.

Природа много потрудилась, 
Но все же своего добилась. 
Что засыпал всегда он первым. 
Так как отсутствовали нервы.

Он мог уснуть уже на взлете 
В ревущем страшно самолете. 
Во сне летал он на ракете 
Спя на партийном комитете.

Когда мы едем все на базу, 
Сергей уже кемарит сразу. 
Автобус очень быстро мчится 
Он головой в стекло стучится…

– Как Круифф, точнее Кройф, на себе "проверил"?

– Был в середине 70-х матч на "Ноу Камп". Сборная Москвы, составленная из футболистов "Динамо", встречалась со сборной Каталонии. За нее вышли игроки "Барселоны" и "Эспаньола", в том числе легионеры. Новиков и Никулин с первых же секунд в подкатах выжигали. Бедный Йохан тайма не доиграл, попросил замену. Максименков пошел к нему в раздевалку, хотел майками поменяться. Кройф только из душа, на ноги показывает, головой качает: "Так играть нельзя!"

– Никулин в матче за дубль Стрельцова сломал.

– Вот вам история. Осенью 1984-го поехал я с ветеранами в Кустанай. Жил в одном номере со Стрельцовым и Никулиным. Отыграли матч, банкет. На следующий день перебрались в соседний городок. Чувствую – у Стрельцова после вчерашнего душа горит, надо по рюмашке хлопнуть. В магазинах шаром покати.

– Выкрутились?

– На втором этаже универмага наткнулся на аптечный киоск, там элеутерококк продается. Градус небольшой, но хоть что-то. Я к Стрельцову: "Анатольич, знаю, где можно тебя освежить!" Приходим – перерыв на обед.

– Час ждали?

– Куда деваться? Когда киоск открыли, Стрельцов сразу упаковку купил. Разошлась быстро, а четыре пузырька он в номере под подушку спрятал. Никулин нашел, выпил.

– Некрасиво.

– Стрельцов простил. Вечером Никула говорит: "Анатольич, в твоей книге "Вижу поле" на такой-то странице ошибка. Написано, мол, защитник Никулин, который никогда не отличался корректной игрой, пробегая мимо, ударил по ноге, и я порвал ахилл. Всё не так!" – "А как?" – удивился Стрельцов. – "Зацепил тебя Коля Кулебякин, а я был рядом. Будет следующая книжка – напиши, что Никулин не при чем!"

– Карьеру вы закончили рановато – в 30.

– Это Максименков из-за Соловьева рано закончил – 1981-м! 29 лет, играть и играть! Бесков приглашал в "Спартак". Я уговаривал: "Соглашайся. Ты и в сборную вернешься, поедешь на чемпионат мира в Испанию". Мозги-то у Макса посильнее, чем у Гаврюши.

– Вы о Юрии Гаврилове?

– Да. Максименков – один из самых недооцененных футболистов нашего поколения. Какие передачи выдавал! А техника? Мяч на грудь принимал, как на подушку! Пятками жонглировал 45 раз! Такие трюки циркачам не снились. Бесков в нем души не чаял.

– Почему же в "Спартак" не перешел?

– Звание. Доплаты, как офицерам. В Советском Союзе погоны гарантировали безбедную старость. Я тоже мог поиграть в других клубах, когда травму залечил. Но предпочел закончить и в 45 лет майором ушел на пенсию.

– А что за травма?

– С 1983-го мучался. Нога немела, не давала бежать. Точный диагноз долго не могли установить, хотя и в ЦИТО обращался, и в "Кремлевку". Севидов ждать не хотел: "Давай, завязывай". То же самое твердил Никулину и Гонтарю. Максименков после ВШТ возглавил дубль "Динамо", там я в 1984-м и играл большую часть сезона.

– В основе провели один матч – с ЦСКА.

– Он и стал прозщальным. Была двусторонка на базе. Я за дубль играл против Васи Каратаева. Ох, и отволтузил его за 45 минут! Забил, отдал голевую. На второй тайм Севидов перевел меня в основу. Затем с ЦСКА выпустил. Команда неудачно стартовала, нужно было что-то менять. Но и в этом матче проиграли – 0:1. В раздевалке Севидов опять завел пластику: "Гонтарь, Никулин, Минаев – всё! Заканчивайте!" И начал я тренировать детишек в динамовской школе.

– Среди ваших воспитанников – братья Бесчастных.

– Четыре года занимались у меня, столько же – в ФШМ у Николая Ковылина. Он от рака умер. Хоть не пил, не курил, водой холодной обливался. Когда возникли проблемы с тазобедренным суставом, Вова Бесчастных оплатил операцию.

– Миша, говорят, поталантливее?

– Техничнее, но силенок не хватало. Вовка – мощнее, характер боевой. За подготовку Бесчастных я получил 300 рублей. За 200 купил часы "Победа". Когда Вовку продали за полтора миллиона марок в "Вердер", спросил Романцева: "Нам с Ковылиным от трансфера что-нибудь причитается?" – "Обязательно. Пишу бумагу в клуб".

– Написали?

– Да. Время спустя выяснил – затерялась. Я второй раз написал. Вскоре меня и Ковылина вызвал Есауленко. Взглянул снисходительно: "Вообще-то ничего вам не положено, но так и быть, получите по миллиону рублей".

– Круто.

– Эх, ребятки! Это не сегодняшний миллион. Тогда – 200 долларов.

***

– Роман ваш с Натальей Гундаревой окутан тайной. Как познакомились?

– Через Сашу Фатюшина. Мы дружили. Он болел за "Спартак", но и на матчи "Динамо" нередко заглядывал. Футбол обожал, сам играл.

– Хорошо?

– На уровне любителя. Максименков таких называл – "плюшевенький". В 80-е при театре Маяковского создали футбольную команду. Главным тренером пригласили Гавриила Дмитриевича Качалина, помощником числился Армен Джигарханян. На воротах был Саша Мартынов, известный по фильму "Военно-полевой роман", а в атаке – Фатюшин.

Однажды заскочил к нему в "Маяковку". После репетиции сели в кафе – Фатюшин, Гундарева, еще кто-то из театра. Взяли бутылочку коньяка. У Наташи тогда в личной жизни было непросто. От мужа, Виктора Корешкова, с которым играла в спектакле "Леди Макбет Мценского уезда", ушла к Сергею Насибову. Он тоже в "Маяковке" работал. В какой-то момент и с ним рассталась. А тут я – молодой, холостой…

– Когда первый раз у нее дома оказались, для вас это было событие?

– Первый раз ничего не было. Собралась у Наташи компания, выпивали, байки травили. Я остался ночевать – не садиться же поддатым за руль. Ну а дальше закрутилось.

– Где она жила?

– В сталинской высотке у Красных ворот. Восьмой этаж, окна на Садовое кольцо. Стеклопакетов в Советском Союзе не было, от шума автомобилей, которые ночью несутся к трем вокзалам, уснуть невозможно. Наташа-то привыкла, а меня только беруши спасали.

– Мы слышали, характер у Гундаревой был скверный.

– Да бросьте. Это с ее матерью поладить было сложно. Человек тяжелый, властный. До конца жизни "Беломор" курила. Наташа больше на отца похожа – и внешне, и характером. Говорят, хороший был мужик, очень добрый. Развелись родители, когда она в школе училась. Мне с Наташей было легко. Остроумная, обаятельная. Готовила прекрасно. Настоящая русская женщина.

– Из тех, кто и коня на скаку, и в горящую избу?

– Вот-вот. Любимая присказка: "От винта!" Но работала на износ. Как и Фатюшин, кстати. Наверное, поэтому так рано ушли, у Саши к тому же сердечко слабенькое. А график сумасшедший – репетиции, спектакли, съемки, концерты. Я смотрел, в каких фильмах снималась Наташа за полтора года, что мы были вместе, и поражался: когда успевала?!

– На съемки к ней выбирались?

– Один раз, в Одессу. Поселились в домике на берегу моря у родственников Наташи. На съемочной площадке я не появлялся – зачем людей отвлекать? А к нам вечерами приходил Игорь Скляр. Славный парень, здорово на гитаре играл. Наташин дядя грозил ему пальцем и указывал на меня: "Будешь к Гундаревой приставать – он тебе сразу навешает…"

– Что за фильм-то?

– "Подвиг Одессы". Но мне больше нравятся роли Наташи в других картинах – "Однажды двадцать лет спустя", "Хозяйка детского дома". На премьеру "Одиноким предоставляется общежитие" в кинотеатр "Россия" пришли с Фатюшиным. К нему с криком: "Фатя!" подлетел Александр Михайлов. Обхватил сзади так, что у Саши шею заклинило, голову повернуть не мог.

В другой раз с Фатюшиным и его женой, актрисой Еленой Мольченко, шли в ВТО мимо кинотеатра "Россия". Там путаны собирались. Какой-то пьяный тип принял Сашу за сутенера. Вытащил сто долларов, поманил пальцем Лену: "Смотри, сколько даю! Поехали?" Фатя на него с кулаками, я еле разнял.

– Чем еще удивлял?

– Фатя – уникальный. Знал наизусть всего Есенина. Стихи писал. Просил: "Скажи любую фразу". Ляпнешь первое, что в голову придет, он мгновенно рифму подбирал, на ходу чуть ли не поэму сочинял. На спектакле "Банкрот" увидел меня в зале и вместо фамилий героев ввернул: "Князь Минаев! Где же твой друг, граф Максименков?"

– В 80-е Гундарева попала в аварию, три месяца не выходила на сцену. Знаете эту историю?

– "Авария" – громко сказано. Случилось все на моей "Волге". Я даже день помню – 6 июня 1984-го. Был у меня дружок, Мишка. Крутил роман с администратором ресторана "Закарпатские узоры", которая была старше его матери!

– Ничего себе.

– Ему 27, подруге – 53. Снимали дачу в Жаворонках. Приехали к ним с Наташей, грибов в лесу набрали. Начало июня – но подберезовики уже пошли. Потом в магазинчике у железнодорожной станции купили все, что надо. Подходим к машине, Наташа говорит: "У меня тоже права есть, водить умею. Можно прокатиться?" – "Да пожалуйста". На первой скорости разворачивается, втыкается в дерево и бьется об руль подбородком. Кровь хлещет…

– А вы?

– Да ни царапины. Скорость-то маленькая. Просто Наташа неудачно ударилась. Помчались в одинцовскую больницу. А там не хирург – коновал. Наташу не узнал. "Как фамилия? Гон-да-рева?" – "Гундарева!" – отвечаю. Рану толком не осмотрел, зашил наспех. Загноилась.

– Кошмар.

– Через пару дней Наташа отправилась в институт красоты. Врачи ахнули: "Господи, у вас же сквозная дыра! Сепсис начинается!" Какие-то лекарства кололи, шили заново. Наташа плакала, переживала, что из-за шрама снимать не будут. Но сделали изумительно – его почти не видно. Так что "Волга" у меня была легендарная. Высоцкого на ней возили, Гундарева ее била, Газзаев…

– Газзаев-то когда?

– На олимпийской базе в Новогорске отключили горячую воду. Помыться после тренировки решили на динамовской. Валера попросил ключи. То ли зазевался, то ли вместо тормоза на газ нажал – влетел прямиком в заборчик. Слава богу, деревянный – а то бы последствия были печальные.

– Футболом Гундарева интересовалась?

– Не особо. Осталось в памяти, как пришла на мой последний матч.

– С ЦСКА?

– Нет, за дубль. К лету 1984-го из-за травмы я уже фактически закончил, готовился тренировать ребятишек в динамовской школе. Вдруг утром звонит Макс.

– Максименков, главный тренер дубля "Динамо"?

– Ну да. "Мина, сегодня в Химках матч с дублем "Спартака". У нас играть некому. Выручай!" Наташа поехала со мной. Отыграл я слабо, сгорели 1:5. Макс на бровке бушевал, мне тоже попало. После игры в гости нас зазвал. Едва присели, Наташа матом на него поперла: "Ты ох…ел?! На меня даже Гончаров в театре не повышает голос! А ты почему на Мину орешь?!"

– Насчет Гончарова, худрука "Маяковки", – правда?

– Да. О том, как Андрей Александрович кричал на репетициях, до сих пор легенды ходят. Гундарева – единственная, на кого никогда не срывался.

– Любила она вас?

– Мне кажется, да. Как-то услышал от нее: "Я твоя первая и последняя звезда. Я твоя Альфа и Омега…" А когда разбежались уже, призналась, что хотела от меня ребенка.

– Бог не дал ей детей.

– После неудачной операции, которая случилась задолго до нашего знакомства, их быть не могло. Поэтому и расстались.

– Гундарева на свадьбе не настаивала?

– Нет. Жили вместе, нам было хорошо. Я не меркантильный. Не думал о выгоде, которую принесет брак с популярной актрисой. То, что Наташа на шесть лет старше, не смущало. Но без детей семью не мыслил… А тут еще мать ее подлила масла в огонь.

– Каким образом?

– Наташа, Джигарханян, Симонова, Лазарев и Немоляева отправились на халтуру в Венгрию. Около месяца ездили с концертами по нашим воинским частям. Я в это время помогал другу дачу строить. А мать, когда Наташа вернулась, преподнесла – будто куролесил, по девкам шлялся. Настроила против меня. Увидела, что "Волги" под окном нет, ну и вообразила Бог знает что.

– А дальше?

– Я в 1985-м на Ольге женился. Наташа год спустя вышла замуж за артиста Мишу Филиппова, который до этого был женат на дочке Андропова. Когда тот умер, Филиппов вторым за гробом шел. Я с Мишей мало знаком, в компаниях не пересекались. При мне в гости к Наташе заходили Фатюшин, Стеблов, Шакуров, Проскурин, Садальский… Стаса я про Высоцкого расспрашивал, про съемки в "Место встречи изменить нельзя". Он отмахивался: "Да зачем тебе Высоцкий? Вон, у тебя Гундарева есть…"