26 декабря 2022, 14:30

«Рану зашили в больнице. Рассечение неровное — судя по всему, ударили палкой...» Голышак вспоминает Сергея Дмитриева

Юрий Голышак
Обозреватель
Бывший нападающий «Зенита» скончался на 59-м году жизни.

Мне показалось, это какая-то глупая путаница. Питерский коллега выложил фотографию 84-го года, чемпионского для «Зенита», — и приписал, что, мол, кого-то нет. Вот Сергею Дмитриеву вечная память.

Какая «вечная память», что за чушь? С кем вы его перепутали, уважаемый, — может, с Алексеем Степановым? Серега Дмитриев — да это ж человек, который в свои пятьдесят с лишним выглядел пацаном. Все стареют — но не он.

А пять минут спустя посыпались новости — оказывается, питерские журналисты знали, что Сережа болеет. Рак. Лечится где-то в Сестрорецке, уж трубку не брал в последние недели.

Обо всем этом я знать не знал.

Ох, несчастье...

***

Перебираю в памяти наши встречи, разговоры. Как купил он черную BMW, промчал меня по Питеру. Цокал языком от удовольствия. Как крепко-крепко жал руку на прощание, высадив где-то у Пискаревского кладбища.

Кажется, еще вчера было — но вспоминаю, в тот самый день мы сидели в какой-то футбольной школе на окраине. Мимо прошел Владимир Казаченок. Директор той самой школы. Бросил что-то шутейное на ходу. Подмигнул.

Значит, не вчера...

Сергей Дмитриев. Фото ФК «Зенит»
Сергей Дмитриев.
Фото ФК «Зенит»

***

Помню, оказались за одним столом в Махачкале — там Дмитриев тренировал. А я писал заметки.

Директор ансамбля «Лезгинка» произносил тост за тостом, не досаждая всем нам, кушающим, разнообразием. Начиналось все одинаково. Да и заканчивалось тоже:

— С нами дорогой такой-то...

Пауза — и торжествующее продолжение:

— Чистый, как родник!

Дошел до меня.

— С нами сегодня московский гость, дорогой корреспондент Голыщак...

Так это в Махачкале и произносилось — «Голыщак». Через выпуклое «щ». Еще тяжелее приходилось футболисту Рахимичу. Его звали строго через дубль-«ы» — «Рахымыч».

— Дорогой корреспондент Голыщак!

Я замер в ожидании развязки. И она последовала:

— Чистый, как родник!

Сидевший рядом Серега Дмитриев успел пригубить даргинский коньячок — и тут прыснул от смеха. Обдав мой пиджачок чем-то вроде коньячного фонтана. Знал меня с разных сторон — и «чистый, как родник» с моим образом вообще не монтировалось. По его разумению.

Эх, славные были времена в той Махачкале — между двумя взлетами. Прошли времена Кубка УЕФА, встречи с «Рейнджерс» — и не настал еще расцвет имени Сулеймана Керимова. Но было весело.

— Голыщак — наш любимый писатель, — произносил самый важный министр республики — ветеринарный. Один из кураторов «Анжи». На секунду замолкал — и добавлял тихонечко:

— После Расула Гамзатова...

Все это мы вспоминали потом в Питере, встречаясь с Дмитриевым. Это там, в Махачкале, показал мне Сергей Дмитриев располосованную давным-давно лучшими советскими хирургами ногу:

— Мой шрам считался самым страшным в советском футболе. Ни у кого такого не было! Вот, гляди...

Дмитриев закатывал брючину — и я ужасался. Толстенная неровная багровая борозда.

— В Австрии его увидели, за голову схватились. Говорят: «Тебя что, во время войны оперировали? Тупым скальпелем?»

Эх, Серега, Серега. Веселый, озорной, моложавый. Я смотрел на тебя — и сам желал оставаться до пятидесяти таким же роскошным баламутом. Украшением любой компании. Любимцем целого города, лучшего на земле.

Сергей Дмитриев. Фото Вячеслав Евдокимов, архив «СЭ»
Сергей Дмитриев.
Вячеслав Евдокимов, Фото архив «СЭ»

***

Мы делали столько интервью — все не сосчитать. Каждое превращалось в представление. Я снова и снова удивлялся подробностям. Порой мне казалось, что он их придумывает. Хотя я точно знал, что это не так. Называл фамилию — и Серега моментально выстреливал историей. Стоило вспомнить покойного вратаря ЦСКА Михаила Еремина — как слышал:

— Все были уверены, что это я с ним в машине погиб!

— То есть? — отстранялся я.

— Кубок мы с ЦСКА выиграли, отметили. Наутро Садырин всех обзванивает: «Еремин ночью разбился!» Дозванивается до Колотовкина, спрашивает, кто из ребят где. Тот отвечает: «Дмитриев вот у меня...» — «Как у тебя? Он же тоже в машине был, насмерть!»

— С чего взял?

— Еремин в машине оказался с соседом, рослым парнем — а у него такой же перстень, как у меня. «Гайка»...

***

Умереть до своих 57 лет Дмитриев мог не раз. Рассказал нам с Сашей Кружковым историю, случившуюся не так давно. Почему-то прежде не рассказывал никому.

— То ли 2006 год, то ли 2007-й. Вечером подхожу к подъезду, набираю код. Окликает мужик с кавказским акцентом. Оборачиваюсь — сзади по башке бу-бух! Следом второй удар, но увернулся. Пока фокус налаживал, сумку вырвали и бежать.

— Сколько их было?

— Двое. Сумка из-под ноутбука. Наверное, думали, компьютер лежит или что-нибудь ценное. А там — одни документы. Я было кинулся за ними, но метров через десять почувствовал, что теряю силы. Голова гудит, кровища. Рану зашили в больнице. Рассечение неровное — судя по всему, ударили палкой.

— В милицию обращались?

— Да. Никого не нашли. Зато обрадовали: «Повезло, гражданин, что дверь в подъезд не открылась. Если бы шагнули туда — могли убить».

Питер сочувствовал и посмеивался — даже из такой переделки Дмитриев выкарабкался относительно невредимым. Еще и рассказывал кому-то, навестившему в госпитале:

— Вот сволочи — они украли бесценное...

— Что, Серега?!

— Мои тренерские конспекты...

Полчаса спустя этот разговор, обрастая подробностями, несся по всему Питеру — и уж пересказывали в лицах на Васильевском, Кронверкском и возле «Петровича»:

— Представляешь, говорит — «мои тренерские конспекты»...

***

Он был выдающимся футболистом. Одним из главных в «Зените» 84-го — а к этим людям в городе любовь особая. Это вам не Вьештица. Лицом великого Желудкова еще недавно украшали в Питере троллейбусы. Сам Желудков в ту пору работал водителем. Правда, не троллейбуса. Большой гордости не испытывал. Смотрел на эти троллейбусы усталым взглядом, покусывал ус.

Дмитриеву тоже прохода не давали. Я все это видел и слышал. А он не уворачивался от рукопожатий. Даже радовался каждому — а я восхищался его открытостью, мальчишеской непосредственностью. Он все делал с радостью — оттого и был любим как мало кто. Человек-праздник. Гусар.

Мы вспоминали, как «Зенит» в 84-м обыграл в Москве «Спартак», и выветрившиеся у меня подробности Дмитриев легко восстанавливал. Щелкнув пальцами у меня перед носом.

— Мы ж проигрывали — еще и в меньшинстве остались! Володю Клементьева удалили. Уже ни во что не верилось. Тут Желудков один штрафной Дасаеву забивает, другой... У меня до сих пор в ушах крик — это Родионов орет Досу: «Будет бить в тот же угол!» — «Да ты стой в стенке, я все знаю». Снова туда же залетает! Ха, знает он!

— Обыграть «Спартак» в Москве — это что-то.

— Да брось! Для нас вообще ничего особенного, — пожимал плечами Дмитриев. — Мы ж на Кубок их в Москве вообще 3:0 грохнули. Еще Бесков ушел за десять минут до конца матча. Как раз я заметил — ага, идет к раздевалочке. Мы вообще вторым составом играли!

— «Спартак» был вашим главным конкурентом в чемпионский год?

— Ага. Они отдавали «Шахтеру» коммерческую поездку в Америку, если тот у нас очки отнимет. Даже за ничью, им хватало. «Бартер» такой. Мы этот «Шахтер» еле-еле обыграли 1:0, еще думаем: что они так упираются? А потом узнали!

— Легенды ходят, как вы «гудели» после чемпионства.

— Да уж месяц гуляли точно...

Сергей Дмитриев. Фото ФК «Зенит»
Сергей Дмитриев.
Фото ФК «Зенит»

***

Он был форвардом, которого мечтал заполучить Лобановский. Да и не он один.

— Меня звал и Бесков. Все время через Дасаева передавал: «Жду!» Вернулись с чемпионата Европы в Германии, 88-й год — уже от Лобановского напутствие: «Если хочешь и дальше играть в сборной — переходи в Киев»...

— Что ж вы?

— А я Ленинград очень любил. Ты, москвич, меня не поймешь.

Но я как раз таки понимал очень хорошо. Но понимал и другое: в том Киеве ему было самое место.

— Вообще-то я в Киев собрался... Уже из «Зенита» ушел, собрались это событие отмечать у меня дома. Взяли «Лыхны», помню. Ящик.

— Нормально. Форму сдали?

— Как раз не сдал. Оставил на память. Меня еще администратор терзал: «Сдай — иначе расчет не получишь, не заплатим!» Вдруг посреди отмечания Олег Саленко говорит: «Я в Киев ухожу!» Я чуть на пол не сел. «Как это в Киев — если я туда иду?»

— Ну и дела.

— Саленко улыбается: «У меня папа уже договорился, я переезжаю». А знаешь, почему ушел?

— Почему?

— Квартиру ему в «Зените» не давали! Каждый день мотался на электричке из Красного Села в Ленинград. Конечно, он уйдет! А что вы хотели? А я за секунду мысленно пересчитал киевских нападающих. Ага, Беланов, Протасов, Юран в дубле и Михайличенко. Тоже тяготеет к атаке. Теперь еще и молодой Саленко. Пять человек — и я буду шестым! Где я буду играть? Кого посажу? Ну этот Киев, думаю, в баню...

***

Где бы ни оказывался Дмитриев — везде становился чемпионом. «Зенит», ЦСКА, «Спартак»! Я б назвал его фартовым — если б не знал, как обидно уплыла из-под носа Олимпиада-88.

— Вы же могли поехать в Сеул?

— В Новогорске готовились со сборной Лобановского к Европе. Были в той компании Сукристов, Вишневский, Пасулько и я. Приезжает Сальков, ассистент Бышовца: «Экипировку получили?» — «Да». — «Пишите заявление, что не хотите играть у Лобановского, а собираетесь с Бышовцем на Олимпиаду...»

Мы-то по простоте ответили, что поедем и туда и сюда. Сил навалом. Но Бышовец из этой команды никого не взял, кроме Михайличенко. Леха для него как сынок.

— На Олимпиаде оказались персонажи неожиданные.

— Пономарев из «Нефтчи». Который ни в каких списках не значился. Мне рассказали, что после первого матча Добровольский, Михайличенко и Лосев пришли к Бышовцу: «Еще раз Пономарева поставишь — мы играть не будем». Вдобавок Вадика Тищенко из «Днепра» повез с больным коленом — тот ни минуты не сыграл.

Сергей Дмитриев. Фото Вячеслав Евдокимов, архив «СЭ»
Сергей Дмитриев.
Вячеслав Евдокимов, Фото архив «СЭ»

***

Кто постарше — тот помнит «Кошице». Бледного Романцева. Сюжет в «Футбольном клубе». Но мало кто помнит, что единственный гол на выезде, подаривший «Спартаку» надежду, забил Дмитриев. Из Словакии привезли обнадеживающее поражение 1:2. Но даже этот мяч не помог ему закрепиться в «Спартаке».

Даже те приключения из 1997 года Сергей описывал через смешок. Отыскивая забавные подробности в печальной, в общем-то, истории.

— Взяли меня, чтоб засветить в Лиге чемпионов да продать. Но вместо Лиги случился «Кошице». И Романцев начал строить новую команду. Ни Лутовинов, ни я больше не играли. Как-то просыпаюсь в 8 утра в Тарасовке, на базе никого. Команда улетела в Швейцарию, меня даже не разбудили.

— Так и бродили по пустой базе?

— Сергей Родионов увидел: «Сыграй за дубль».

— Вы должны были лететь со всеми?

— Значит, не должен был. Только никто слова не сказал. Будто меня не существует. Жил в дальней комнате, соседа не было.

Когда «Спартак» вернулся из Швейцарии, подошел к Романцеву. Он пожал плечами: «Хочешь, уезжай домой. Хочешь, оставайся до конца сезона...» Я решил с Горлуковичем посоветоваться. Тот усмехнулся: «Деньги платят?» — «Да». — «Где еще такие заработаешь? Нигде. Ну и сиди».

— Сколько получали?

— Пять тысяч долларов. Забрал меня «Спартак» из Тюмени, там платили в три раза меньше. Но хуже другое.

— Что?

— Летние тренировки в Тюмени — ад. Выйдешь в майке — за пять минут будешь в крапинку, мошка обкусает. Бегали в свитерах. Вздохнешь на ходу — целый рой у тебя во рту. В игре — то же самое. Мошка через гетры прокусывает...