«Покайся за грехи содеянные!» — кричал он Лобановскому. Истории про уникального советского тренера
Время-то летит как, господи. Вроде вчера еще Эдсон, как звали его собственные футболисты, кричал что-то от лавки, выпучив глаза. Выпучив так, как он один и умел во всем советском футболе.
Еще голосистее становился, увидев перед собой микрофон. Прилюдные выступления Эдуарда Васильевича — ярчайшая страница нашего футбола 80-х. До тех перформансов изредка дотягивались тренеры 90-х — когда уж все можно было. Да и то масштаб не тот. Малофеев-то свою команду вывел в чемпионы СССР!
Лишь раз в высоком прыжке дотянулся до чего-то схожего в эстрадно-цирковом смысле Олег Иванович Романцев с той самой, всем памятной пресс-конференцией на Кубке Содружества. Где и мимические способности были предъявлены высочайшие, и текстовое наполнение — «Мукунку хороший...»
Эдуард Васильевич таким был всегда! Ну как пройти мимо юбилея такого человека?
«Сто лет его не видел — и еще бы столько же не видеть»
Между прочим, их всего-то немного и осталось — тренеров, делавших свои команды чемпионами СССР. Романцев, Малофеев ... Великие люди.
Крайне противоречивые — этими противоречиями и прекрасные. Противоречив всякий большой тренер! Вот Игорь Волчок, мой прекрасный товарищ. Любили его собственные футболисты? Большой вопрос! Он и сам рассказывал, как мог пустить в ход кулаки прямо в раздевалке. Хоть телосложения был щуплого. Но это Волчок воспитал Газзаева, Семина, Бердыева, Петракова, Эштрекова, Аверьянова, Нодию... Так это человек — или целая ВШТ?
Любили собственные футболисты Анатолия Бышовца? Знаю одного-двух, которые любили. А олимпийцы 88-го года «любят» так, что даже на встречи свои Бышовца стараются не звать. Помню, приехал из США поработать в «Сибирь» Игорь Скляров. Встретились где-то в Турции на сборах, бросаю мимоходом — здесь, мол, где-то на побережье Бышовец со своим клубом. Гуляет вечерами по пляжу. Увидитесь — что скажете?
От чистого сердца спрашивал, о дурном не думал. Вот сейчас Игорь улыбнется, подмигнет — будет, мол, о чем поговорить! Вспомнить!
Тут-то я его и растрясу на веселую историю. План у меня четкий.
— Сто лет его не видел — и еще бы столько же не видеть, — недобро выговорил Скляров.
Таким голосом, что и продолжать не хотелось. Свернул я на темы нейтральнее. Войцеха Ковалевски с утра привезли в «Сибирь», например. Чем не тема?
Бронзовые с отливом
Вот и к Малофееву у собственных футболистов отношение сложное. Ах, до чего ж Эдуард Васильевич неоднозначный.
Но им, большим (да и средненьким) тренерам позавчерашнего дня, не нравится быть противоречивыми. Им хочется быть бронзовыми с отливом.
Вот и пишут книжки с названиями вроде «Не упасть за финишем». Или «Простая сложная игра глазами профессионала». Как выражаются в моем любимом Ростове — о, дьявол! От одной обложки я вздрагиваю. Начинаю креститься на телеграфные столбы.
Бесков до конца жизни ни разу автограф не поставил на великолепной, полной тонких наблюдений книжке Александра Нилина «Невозможный Бесков». А это, пожалуй, лучшая книжка за всю историю советского футбола.
Себя настоящего, выпуклого, выглядывающего со страничек этой книжки Бесков признавать отказывался. Признав такое зеркало нехорошим, ругательным.
Кто-то из корреспондентов простодушно принес эту книжку в квартиру Бескова на Садовой-Триумфальной — ну и вытащил после интервью:
— Вот, распишитесь на память...
Бесков побагровел:
— Эта гадость... В моем доме?!
А чтоб осталась в противовес книжка настоящая, глубокая, научная (все как положено) — выпустил вскоре «Мою жизнь в футболе». Кто поумнее, тот поймет, с чем здесь перекличка, куда отсыл, — а для тех, кто попроще, напомню. Это ж мемуары Станиславского назывались «Моя жизнь в искусстве»...
Написал и Эдуард Васильевич. С воображением у меня порядок — оттого очень выпукло представляю, как выдумывался заголовок. Как совещался Эдуард Васильевич с супругой Диной Антоновной и соседями по минскому подъезду.
Как выводил на чистом листе буквами увесистыми, печатными:
«Футбол»
Подчеркивает жирно, волнисто. На этом бы остановиться — но чего-то не хватает. Решившись, приписывает ниже:
«Вправо, влево и в ворота!»
Природное озорство все ж взяло свое. Вот теперь хорошо, решает Эдуард Васильевич.
Читать все это я не стал. Вы спросите — почему? А я отвечу!
«Не надо тебе читать. Глаза портить»
Помню, делал интервью с юным, только-только попавшим в «Спартак» Георгием Джикией. Еще ноль матчей за основной состав.
— В редакцию не отправляй, сначала дай прочитать, — предупредил пресс-атташе, легендарный Леонид Трахтенберг.
— Я тоже хочу прочитать, — внезапно проинформировал юный Джикия.
— Не надо тебе читать, — отмахнулся Трахтенберг. — Глаза портить.
Джикия пожал плечами. Нет так нет. Он же не знал, что станет крутым футболистом и капитаном. Даже Трахтенберг не знал.
Вот и я не читаю книжки бывалых тренеров — за редким исключением. Вроде произведения Александра Бубнова. Читаю и перечитываю того самого «Невозможного Бескова». Впрочем, и мемуары Бескова прочел. Как и что-то подобное в исполнении других заслуженных авторов. Глотал тогда, в 90-х, о футболе все-все-все.
А нынче понимаю — к чему портить глаза благообразными небылицами? Профильтрованной скукотищей?
Крещендо
Вот в интервью Эдуард Васильевич раскрывался! Если еще с автором повезет — и попадется такой, как великолепный Сережа Щурко из Минска или Голышак из Москвы... О, это будет такое крещендо! Да и бывало!
Главное, чтоб после все эти листы не попали к Эдуарду Васильевичу в руки. Чтоб не начал вымарывать целыми главами, восклицая что-то противоречащее Божьим заповедям. Неоткорректированный Малофеев — это чудо из чудес.
Мне кажется, я понимаю, почему его команды взмывали вверх словно ракеты — минское «Динамо» вовсе вышло в чемпионы, а за два золотых матча московского и киевского «Динамо» больно до сих пор. Москва-то, руководимая Эдуардом Васильевичем, была по-игровому свежее, легче. Но Киев есть Киев. А судья Хохряков — отдельная песня.
Я слушал Малофеева — и захватывала меня энергия! Скорее, на подвиги! Горы сверну!
А почему все ломалось на второй сезон, рассказал мне Юрий Пудышев. Прекрасный футболист из Минска. Кажется, даже капитан.
— Ты представь, что все эти прибаутки пошли по второму кругу. Сидишь, слушаешь — и знаешь все наперед, каждое слово. Выдыхаются байки-то!
«Чем зловещ ад?»
Но в первый сезон байки творили чудеса. Как-то случился Эдуард Васильевич проездом в Москве, получал лицензию Pro. Уговорились встретиться.
Сели в столовой — неподалеку хлебали суп, прислушиваясь к нам, Игорь Колыванов, Андрей Чернышов, еще кто-то...
— Чем зловещ ад? — воскликнул Эдуард Васильевич.
Я молчал, ссутулившись.
— Чем зловещ ад?! — воскликнул еще громче, надсаднее Малофеев.
Мне хотелось сквозь землю провалиться, честное слово. Откуда ж мне знать — чем зловещ? Я что, протопоп Аввакум?
— Безнадежностью! — вскричал Малофеев. — Сейчас я перекрещусь — и вам одну божественную песню исполню...
Я-то обрадовался — а Колыванов, Чернышов и еще кто-то отодвинулись прямо со столом, не дожидаясь песен. Прямо как в «Кавказской пленнице», подумал я. Едва сдержался, чтоб не прыснуть, не смутить заслуженного тренера.
Божественную песню слушал, затаив дыхание. А потом поскорее перешел к главному — к тем «12 правилам», которые крепил Малофеев в раздевалках своих команд. На кнопочку — и к стене!
— Да больше их было, не двенадцать... — как-то потух Эдуард Васильевич. Будто расспрашивают о них день и ночь. — Это мои принципы ведения игры. У меня в этом отношении строго было. Я, окончив Высшую школу тренеров, вышел оттуда со своими выстраданными правилами — и не знаю, есть они у кого-то еще или нет. Самый главный принцип у меня был эпиграфом, как раз недавно нашим тренерам о том рассказывал.
— К чему эпиграф?
— Ко всей моей тренерской жизни. «Выиграть время — значит выиграть все». Ленинские слова. Я и стал думать: как выиграть время? Стал искать: во-первых, заставить быстрее бегать мяч. Постепенно, постепенно приходил к принципам ведения игры... Духовно-нравственные принципы! Таких было семь!
— Итак?
— «Самокритичность — закон для каждого». Но я не хочу много об этом рассказывать, пока еще работаю. Вы и так меня всего обезоружили. Будто раздели.
Павианы
Мне-то хотелось услышать про павианов. Про ту самую установку, которую ловко пародировал тот же Пудышев. Даже, встав, изображал походку то ли павиана, то ли самого Малофеева.
Вот и расспрашивал я, пользуясь случаем, в декабре 2006-го Малофеева:
— Так что с павианами-то?
— Ах, с павианами? — разрумянился тот. — Это я расскажу, это я могу!
Отодвинул на край стола папочку с документами. Я предположил сцену широкую, батальную. Ну и не ошибся.
— Как я начинаю установку? — Малофеев встал и слегка навис надо мной. Пришлось снова сжаться. — Сначала, как обычно, всех спросил, могут ли играть. Потом встаю посередине раздевалки: «Внимание, господа мои дорогие! Радость! Ребята мои, — радость! Она не дается даром, она требует искупления потом! А иногда — и кровью. Сегодня матч, в котором мы можем зрителей приподнять от повседневной жизни...»
От предложения к предложению восклицательные знаки становились все отчетливее, значимее, напористее.
— А?! — выкрикнул над самым моим ухом Малофеев. Так выкрикнул, что у меня едва мембрана не выскочила. В столовой затих перестук ложек. Кто-то вдалеке закашлялся.
— Пробирает?! — чуть снизил напор Малофеев.
— Пробирает, — кивнул я с ужасом и почтением.
— А как иначе? — примирительно произнес Эдуард Васильевич. — Обычно я никого постороннего не пускал на установку, но как-то раз устой нарушил. На матч с «Локомотивом» пустил Якушина Михал Иосифовича. А уж чтоб дать говорить после себя — ни-ни.
— Усидел в молчании Якушин?
— Выслушал меня, встал. Я и слова вымолвить не успел: «Михаил Иосифович, я же...» — «Ничего! Ребята, я уже пожилой, учитель вашего тренера, и то после такой установки палку отбросил бы, сам бы побежал на поле. Неужели не выиграете?!»
— Выиграли?
— 3:0!
«Это я тебя проверял!»
Что рассказывают о нем футболисты, Эдуарду Васильевичу не нравится. Особенно доставалось Пудышеву — как самому красноречивому. Все запоминает — и при встрече выговаривает каждому, взяв за пуговицу так, что не вырвешься: «Родненький мой, миленький, что ж ты, я даже перекрещусь...»
Жертвуя пуговицу словно ферзя, те вырываются — и убыстряют шаг. Пока не узнали, чем зловещ ад.
А рассказы о Малофееве становятся все красочнее. Больше всего я боялся, что Эдуард Васильевич начнет пенять Юрию Пудышеву прямо над гробом. Но вроде удержался.
Заметки о себе самом Эдуард Васильевич тоже отслеживал цепким глазом отставника МВД — и на всякую нелестную реагировал не библейской бранью.
Как-то сочинил письмо в World Soccer, стыдя корреспондента: «Мои слова перевраны!» На том письме присутствовала даже печать футбольного клуба из Пскова — то ли любительского, то ли полулюбительского. Где и служил в ту пору заслуженный тренер.
А вот какую прекрасную историю узнал я от Игоря Рабинера прямо сегодня. 97-й год, Рабинер в Лос-Анджелесе делает интервью с Александром Хапсалисом. Бывшим футболистом киевского и московского «Динамо».
Хапсалис и рассказал, что в Москве Малофеев его возненавидел за киевское прошлое. Считал засланным казачком.
Вот однажды Малофеев его приглашает: «Давай, Саша, с тобой выпьем, поговорим по душам...» По душам так по душам — выпили. Поговорили.
На следующее утро Малофеев выписывает Хапсалису штраф — за нарушение режима. «Как? — поражен тот. — Вы ж сами мне наливали!» — «Так это я тебя проверял...»
Все вышло в «СЭ» — а вскоре наш друг Рабинер возвращается в Россию. Идет на «Динамо», где в баре возле ложи прессы и встречается с Малофеевым. Знакомы давно, протягивает Эдуарду Васильевичу руку — и вдруг слышит: «Пошел ты на !!!» — «Что случилось?» — «Как ты мог написать это в интервью с Хапсалисом?» — «Так это ж он сказал, не я». — «А на ... иди ты!»
Кстати, про Хапсалиса расспрашивал несколько лет назад Эдуарда Васильевича и я — припомнив другую милую подробность:
— Александр Хапсалис рассказал в интервью, что тренер Малофеев регулярно напивался и в таком состоянии называл его, Хапсалиса, Гоцмановым...
— Ну, этот мальчик — обиженный... Я бы на его месте так не поступил, не осмелился. Даже если б это все было правдой, не поступил! Перебрал свои возможности, ни по каким канонам говорить такое не смеет. Да и не было такого. Я старше Хапсалиса — а старших судить нельзя, не имеешь права. Или ты забываешь закон человеческий. Дай бог ему здоровья, я даже перекрещусь...
«За грехи содеянные»
За несколько дней до отлета на чемпионат мира-86 главного тренера Малофеева отцепили от сборной СССР — и передали ее Лобановскому. С Валерием Васильевичем в Мексике играли ярко, но недолго. Все мы помним.
А Малофеев обиду выплеснул в 90-м — когда разбирали в Москве на большом собрании ошибки Лобановского и его штаба.
— Пусть он покается! — внезапно выкрикнул из своего последнего ряда Малофеев. Даже указав пальцем на Лобановского.
— Каются, Эдуард Васильевич, в церкви. А здесь отчитываются о проделанной работе, — брезгливо ответил Лобановский.
— Пусть он покается! — будто не слыша, продолжал греметь Малофеев.
Расспрашивал я позже и об этом — не жалеете, мол?
— Я говорил: «Покайся!» Да, все правильно! А как иначе? Еще говорил: «Не передо мной покайся, а в церковь иди, за грехи содеянные!»
— Были грехи, полагаете?
— Конечно. Если нам не удается что-то сделать — значит, мы шли неправильной дорогой. Надо каяться, непременно надо.
— Вас осмеяли потом за те призывы.
— Осмеять-то можно кого угодно... Посмотрите: над кем в жизни смеются? Сначала смеются, а потом на руках носят. Надо мной смеялись как над чудаком в 78-м, в 80-м году, когда я школу окончил. Когда я устраивал футбол на льду, акробатику. Меня считали чудаком — и что?
— Что?
— Везде высмеивали тридцать лет назад: «В одно касание Малофеев играет... Одурел он, что ли?» А сейчас все к этому пришли. Пусть смеются.
«Кеды были одинаковые. Это носки были разные»
История, как увольняли Малофеева из сборной СССР, мало кому известна. Говорили-то удивительное — мог накинуть галстук Эдуард Васильевич поверх спортивного костюма. Это помимо замысловатых речей — с отсылом к загробным мирам. Как воспринимали такие причуды киевские футболисты, всем ясно. Хохотом в кулак.
А вот я разговаривал с двумя людьми, которые принимали то решение.
Вячеслав Колосков помнит все отлично:
— Доверили сборную СССР Эдуарду Васильевичу с подачи последнего министра спорта СССР Николая Русака. Тот из Белоруссии, в качестве инструктора ЦК курировал минское «Динамо», которое при Малофееве в 1982-м стало чемпионом. Ну и пролоббировал кандидатуру по линии ЦК. Но в сборной Эдуард Васильевич быстро промелькнул. Начался такой бардак, что Малофеева сняли, не дожидаясь чемпионата мира. Игроки не понимали его, посмеивались — и над манерой одеваться, и над установками, на которых без конца сыпал притчами, цитатами, философскими рассуждениями. Ладно бы к месту — а он везде их вставлял.
Когда-то я отыскал того самого Николая Русака, последнего министра спорта СССР. Тот приехал в редакцию «СЭ» сам. Никакой свиты, на метро, в старом свитерке. Но очаровал с первого слова. Вспомнили и Малофеева.
— Снимали Эдуарда Васильевича в 86-м году накануне чемпионата мира при интереснейших обстоятельствах.
— Это я снимал.
— Вот вам и рассказывать.
— Поехал на сбор первой команды СССР в Тбилиси. Там должны были играть с англичанами, — посидел на его сборах, послушал, посмотрел на команду... Пересказывать тяжело — Эдика обижу. Вернулся в Москву, прихожу к Грамову: «Марат Владимирович, не справится Эдуард. Надо возвращать Лобановского». И мы вдвоем приняли то решение. За две недели до чемпионата мира.
— Тяжелое решение?
— Тяжелее всего давался разговор с Малофеевым. Пригласил его, усадил напротив, постарался объяснить... Трудно он воспринял это дело. Но, с другой стороны, показалось, что был готов к отставке. Никаких повышенных тонов, никаких истерик.
Он приехал из Новогорска, прямо с тренировки, кажется. Говорю: «Эдуард, пойми правильно, большинство сборной — воспитанники Лобановского. Тебе с ними работать трудно, они тебя не воспринимают».
— Не воспринимали?
— Нет. Это бросалось в глаза. Потому решение и было четким — надо Малофеева менять. Была у него какая-то внутренняя несобранность...
— Это вы о разных кедах Эдуарда Васильевича?
— Кеды были одинаковые. Это носки были разные. Ладно я, — думаете, футболисты этого не замечали?
— Как Грамов отреагировал на вашу инициативу? Это ж с ума сойти — менять тренера перед чемпионатом мира...
— Он правильно все понял. И на мой доклад нормально отреагировал. Решение принял почти мгновенно — внутренне он сам к нему уже пришел. И мы не ошиблись — если б не ошибки судей в Мехико, наша сборная выступила бы прилично. Готова была команда потрясающе.
— Малофеев говорил: «Я гарантирую медали». Не было искушения к тем «гарантиям» прислушаться?
— Мы слишком хорошо понимали, что с той подготовкой что-то «гарантировать» невозможно. Нужно было принимать срочные меры по перестройке тренировочного процесса.
— Тогда говорили с игроками сборной?
— В 86-м ехал на игру с Бельгией с командой. В одном автобусе. Вдруг поперек дороги железнодорожный состав. Мы остановились, ждем — а тот уезжать не собирается. Лобановский начинает нервничать. Опаздываем на игру! Я напряжение чувствую, думаю — надо вмешиваться. Подхожу к Лобановскому: «Валерий Васильевич, подождем две минуты, — пусть уедет, проклятый». Смотрим на часы — времени ждать не остается. Надо в объезд. Разворачиваемся, и Лобановский мне говорит: «Ну, все — проиграли...» Не очень громко, но футболисты услышали. И он прав был — вернулись на полпути, примета. Вот в тот момент я понял — что-то надломилось. Прямо в автобусе, до игры.
— Что было после?
— Я впервые в жизни увидел, как мужики плачут навзрыд. Зашли в раздевалку — и все до единого, Бессонов, Демьяненко... Даже Беланов. Говорю: «Мужики, да вы что? Это ж игра, все пройдет, забудете». Не помогло. Минут пять — настоящая истерика.
— Пришлось доктора звать?
— Мышалова, да. Потом в душ их едва ли не насильно запихивали, приходить в себя. А с Лобановским мы вынуждены были налить по сто грамм водки и выпить. Ему было, наверное, тяжелее всех. Даже сейчас невозможно вспоминать. Вот два года спустя, на «Европе», допустили промах в подготовке. Жили на базе какого-то клуба, а на финальную игру надо было переезжать, кажется, в Мюнхен. Разместились в гостинице. Совсем другая обстановка. Смотрю, кто из ребят в бар, кто по коридору слоняется... Думаю — вот и все, расслабились. И точно.
— Иначе — выиграли бы?
— Остались бы на базе — выиграли бы у голландцев, я даже не сомневаюсь. Расслабились, просто расслабились...
— Помните последний разговор с Лобановским?
— Нет. Зато помню, что в Алейникова почему-то не очень верил Валерий Васильевич. А я все его упрашивал: «Парень надежды подает, надо его взять, надо!» Когда Сергей в 86-м на чемпионате мира побежал здорово, Лобановский признал — да, мол, ты прав был. «Из него хороший футболист выйдет. Нагрузки нормально переносит, хоть и не любит...»
Примерно через полмесяца турнир «Недели» сменил Кубок СССР, ранний, недозрелый, февральского разлива
«Я хотел получить Авраама Гранта, а взял Малофеева»
Однажды сбылась моя мечта — отыскал Владимира Романова, бывшего владельца «Хартса». Искал годами по всему миру, а нашел в своих Мытищах.
Говорили обо всем на свете — ну и о тренерах, разумеется.
— Эх, Авраама Гранта я хотел получить... — улыбался Романов.
— Он же дорогой.
— Слушай, я бы и Робсона потянул! Главное, в «Хартсе» была возможность проявить себя тренеру. У меня Коробочка, завхоз, тренером стал! А в «Челси» можешь всю жизнь педали крутить, так и останешься пятым тренером. Никто не заметит. А почему с Грантом не сложилось, даже не помню. Не подписали.
— Зато подписали Эдуарда Васильевича Малофеева.
— Ну, Малофеев — известная личность... Минус один — не говорит на английском!
— Мне-то казалось, главный минус там другой.
— Только пришел в «Хартс» — сразу начал стихи читать. Все стоят и смеются. А он на эмоциях, ночь не спит! Но там здорово Ваня напортачил.
— Что за Ваня?
— Вальдас Иванаускас! Знаешь Ваню? Чудак! Дурак дураком! Это вообще! Растолковываю ему: «Пришел Малофеев, он профессионал. Ты ему помоги, тебе же это все потом пригодится». Да я бы сам за Малофеевым записывал. Пусть он плохой, пусть старый, но Иванаускаса научил бы всему. С этим багажом пошел бы по миру.
— Иванаускас сам тренировал «Хартс»?
— Да он ноль как тренер. Я и состав за него определял, и замены делал. Чуть чемпионами не стали. Только судьи помешали. Беру Малофеева, Иванаускасу говорю: «Учись у старика!» А он вместо этого начал ему козлить. Команда это почувствовала — и все!
— Как «козлил»?
— А в мелочах! Ну, переведи ты это стихотворение, черт с ним. Два слова — тебе трудно, что ли? Малофеев уже в роли, не может по-другому!
— Вальдас должен был переводить за ним?
— Да. Смотрю — переводит-то со смешками, иронизирует над стариком. А команда за ним следом. Все, авторитет рухнул. Не получится ничего! Дурак ты, говорю. Чуть до драки не дошло. А Малофеев запил, сорвался. Как мне жалко было... А что сделаешь? Поначалу-то он держался. Когда приехал — все хорошо было. Но вот наткнулся на этого дурака. Все могло быть иначе. Всех тестировали перед матчами, внедрили систему академика Короткова. Ею киевское «Динамо» пользовалось. По каждому футболисту полная картина! Одному говорю: «Сегодня не играешь, риск травмы. Ты возрастной. Придумай что-нибудь. Заболел!» — «Нет, я капитан...» Пошел — бах! Сотрясение!
— Жалко Малофеева-то.
— А мне как жалко! Такой человек. Его даже королева знала.
— Королева-то откуда?
— Так сборная СССР в 66-м в Англии играла. Все газеты напомнили — Малофеев в этой команде играл.
— Малофеев и спеть горазд.
— Мне только стихи читал. Я, говорит, завтра команде это повторю. Отвечаю: как это перевести? Сам пишу стихи — чтоб передать, надо быть поэтом. А как дурак Иван это сделает? Сразу они не сошлись.
— Иванаускас открыто посмеиваться над ним начал?
— Вот именно. За ним — все остальные. Старик сезон вытянул бы, не пил. А тут понесло, начал кричать. Вся боль его вырвалась.
— Еще с судьями дрался на бровке. Так, что выводили со стадиона.
— Да это ерунда, терпимо. Главное, весь авторитет растерял. Уже ничего не вернешь. Просто закопали в яму хорошего человека и отличного тренера.
— Не было бы Иванаускаса — все было бы нормально?
— (С горечью.) Сто процентов!
«Ты почему игру сдал?»
Я до сих пор возвращаюсь памятью к 86-му году, к тому московскому «Динамо», которое должно было брать золото. Вам сейчас обидно, ребята, за уплывшее серебро и кубок? Умножьте сегодняшнюю обиду на десять — и это будет то, что я испытал в 86-м!
Как-то разговорились с Алексеем Прудниковым, вратарем той команды. Тот усмехнулся, вспоминая 80-е:
— У нашего «Динамо» то взлет, то за выживание боремся. А знаете почему?
— Это почему же?
— Приезжаем на стадион — за час десять до игры начинаем разминаться. За 40 минут до матча спартаковцы подъезжают, неспешно выходят. Бесков всматривается: «Кто это поле топчет?» — «Динамо» уже час здесь бегает". Смеется: «Ясно. Сегодня пятерочку...» А мы потные тянемся к раздевалке. Надо в чистое переодеваться и выходить на матч — а мы уставшие. Ничего не хочется.
— Малофеев придумал?
— Да. Вот это для него «разминка» была!
— Как же вы в 1986-м чуть золото не взяли?
— Он тогда постоянно отлучался в сборную, а на делах оставлял Адамаса Голодца. Тот сразу: «Хватит придуриваться. Выходим за 15 минут». В первом же матче Бородюка из полузащиты двинул в нападение, мы 3:1 в Одессе выиграли. Как пошли! Малофеев из сборной возвращается — у нас все катит. Только боимся, что сейчас снова «разминку» устроит.
— Не устраивал?
— Нет. Обратно в сборную быстро уезжал. Его нет — и мы поднимаемся. Как раз к золотым матчам с Киевом вернулся. А базу заложил Адамас, все на нем держалось.
— У тренеров того поколения вратари постоянно были на подозрении — «сдают — не сдают?». Знакомая история?
— При Малофееве — не раз. Есть у него пунктик: если проиграли — значит, дело нечистое. Однажды дома попали Кутаиси 1:3, с Уваровым в воротах. После матча в раздевалке Эдуард Васильевич на меня попер: «Почему игру сдал?!» Глаза выпучил: «Да я же в запасе сидел...» — «Ну и что! Ты капитан!»
**
Все это крайне забавно — но мне жаль, что Эдуард Васильевич давно уж не работает в больших командах. Тот самый «Хартс» все и подытожил.
Нам приятнее вспоминать байки и похождения — но Малофеев не только в притчах хорош. Тренер был классный! Многие в Союзе ходили вокруг чемпионства — а не выиграли ни разу. Великие из великих так и не прикоснулись — как Валентин Иванов, например. Выигрывал лишь футболистом.
А Малофеев не просто выиграл, не просто создал две великолепные команды. Если уж я помню отдельные матчи двух его «Динамо» из тех 80-х — значит, знал он какой-то секрет.
Я смотрю на него, пышущего здоровьем в свои 80 с белорусских экранов. Подняв палец, толкует что-то назидательное молодым. Радуюсь его крепости.
Но мне жаль, жаль, что он недодал и себе, и нам всем, закончив тренировать раньше срока...
