Николай Хабибулин
Родился 13 января 1973 года в Свердловске.
Вратарь.
Выступал в клубах: «Автомобилист» (1989 — 1991), «Луч» (Свердловск, класс В, 1989 — 1990), «Спутник» (Нижний Тагил, 1991), ЦСКА (1991 — 1994), «Металлург» (Серов, 1991), «Русские пингвины» (ИХЛ, 1994), «Виннипег"/ «Финикс» (1994 — 1999), «Лонг Бич» (ИХЛ, 1990 — 2000), «Тампа Бэй» (2000 — 2004), «Ак Барс» (локаут, 2004 — 2005), «Чикаго» (2005 — 2009, 2013), «Эдмонтон» (2009 — 2013).
Обладатель Кубка Стэнли (2004), олимпийский чемпион (1992), бронзовый призер ОИ (2002), победитель МЧМ (1992), трехкратный участник матча звезд НХЛ (1998, 1999, 2002, 2003).
Летом 2019 года начал тренерскую карьеру. Работает тренером вратарей системы ФХР в олимпийской (второй) и молодежной сборных России.
Серебряный призер МЧМ (2020).
— Джон Торторелла рассказывал, что вы курили в «Финиксе».
— Да, это правда. Я начал еще в ЦСКА — на базе курили многие, потому что там было нечего делать. Потом я курил и в «Финиксе», и в «Виннипеге». Но в НХЛ почти никто не курил, и мне приходилось прятаться. Надо мной все смеялись. Там же никто не скрывается — захотел пива — пошел и выпил. А я шарахался по углам. И только в 26 лет я начал пытаться бросить. И в один прекрасный день у меня это получилось. И вот за 21 год я не сделал ни одной затяжки.
— Даниил Марков рассказывал, что у него чуть ли не на каждой арене была своя курилка. Вы курили в перерывах между периодами?
— Я никогда не курил в раздевалке. А перед игрой мог зайти под трибуны и покурить часа за полтора до игры. Я слышал эти истории про Даниила, что у него пепельницы стояли в отелях в туалете. Но у меня такого не было.
— Как тренеры и менеджеры относились к вашей вредной привычке?
— Мне ни разу никто не говорил, что если я не брошу — меня выгонят. Там все профессионалы. Куришь — вредишь себе сам. Если у тебя контракт закончится, то кому ты будешь нужен. В НХЛ все относятся к работе ответственно. Не будешь играть — тебе просто не будут платить.
— Вы бросили к 26 годам, потому что начали осознавать, что спортивное долголетие связано со здоровым образом жизни?
— Я очень долго хотел бросить и понимал, что в этом нет ничего хорошего. Если бы я мог бросить раньше, был бы только рад. Но получилось только в 26.
— Сейчас все боятся ехать в Виннипег, потому что это ужасное место. В ваше время в системе команды играло много россиян. Настолько ли страшен этот город? Как вам жилось при «минус 35»?
— «Джетс» — моя первая команда в НХЛ. Олег Твердовский попал туда из калифорнийского «Анахайма». Для него это было ужасное место. Что касается меня, понятно, что в Виннипеге холодно и очень сильные холодные ветра — зато там очень классные болельщики и хорошие люди. Когда мы играли против «Детройта» в 96-м — такой атмосферы я никогда не видел. Все сидели в белом — и только 6 человек в красных майках «Детройта» на льду. Незабываемые ощущения.
— У вас получилось наоборот — из холода уехали в тепло.
— Да, так и вышло. Вообще, когда у нас в Советском Союзе было летом тепло — это означало отпуск. А здесь нужно играть в хоккей, когда на улице «плюс 30». Наш тренер даже придумал перенести тренировку в 12.45, чтобы мы не успевали играть в гольф — там же нужно 18 лунок пройти. Но наши хоккеисты, которые очень хотели играть — проходили 9 лунок до тренировки, и потом еще 9 после. Так что это не помогло.
— Вы успели поиграть в «Виннипеге» с Таем Доми. В раздевалке он такой же буйный, как и на льду?
— Он немного странный человек. В чем-то даже смешной. Когда я только приехал, пришел на тренировку, открыл ящик под сиденьем, где лежтит форма для занятий в зале, а кроссовок нет. Смотрю, Тай Доми как раз в них. Я не знал, что мне делать. Леха Жамнов играл там уже два года, и они уже нормально общались. Я подошел и сказал: «У Тая мои кроссовки. Я не знаю, что делать». Он подошел к нему и попросил отдать их. Я перекрестился, подумал «Слава богу».
— Тай был готов наброситься на любого и конкретно поколотить — у него было около 3000 минут штрафного времени за карьеру.
— Да. Ему было все равно, с кем драться.
— Какие впечатления у вас остались от Теему Селянне?
— Я застал его в первый локаутный сезон. А потом его поменяли на Олега Твердовского. Теему — очень быстрый игрок. Как только он касается шайбы — сразу забивает. Помню игру в «Ванкувере» — первый сезон Майкла Пеки. В середине второго периода Пека встретил Селянне в центре льда. Теему получил сотрясение. Его унесли. Недавно я смотрел на YouTube все эти моменты — шайбу вбрасывают — драка, а потом снова и снова... На две команды мы набрали 248 минут штрафа. Тогда еще нельзя было удалять до конца матча. Слава богу, хотя бы вратари не дрались. Я ни разу не делал этого за свою карьеру. Был только один момент, когда появилась возможность подраться. Мы играли в Сент-Луисе. Тогда там был Грант Фюр. Он начал участвовать в драке. Мне с лавки закричали: «давай, давай туда». Я вообще не знал, что нужно делать в таких случаях. Когда я приехал в чужую зону, Фюр схватил меня за грудки и прижал к стеклу. Судья подъехал и спросил, будем ли мы драться. Пока я висел в воздухе, припертый к стенке с болтающимися ногами — отказался.
— Грант же был маленький, негабаритный?
— Он небольшой, но у него нормальные ручищи. Да и я в то время весил килограмм 80.
— Был ли у «Виннипега» соперник, с которым вы не любили играть?
— Это «Торонто». Можно приехать в любой другой город, вы увидите много болельщиков в майках «Лифс». Еще они постоянно ныли — то судейство неправильное, то их зажимают. «Торонто» постоянно хотелось обыграть.
— Применяли ли вы так называемый трешток, когда словами пытаешься вывести соперника из себя?
— Когда играешь на адреналине, может выскочить пара слов. Но не так, чтобы связно сказать какие-то предложения. Но у некоторых ребят получалось. В каждой команде есть такой, кто может с лавочки под кожу залезть. У меня были пару дежурных нецензурных фраз. Когда играешь, стараешься не терять голову. Такое происходит в крайних случаях. У меня ругаться лучше всего получалось со скамейки, когда я не играл.
— Вас пытались вывести из себя полевые игроки?
— Бывало такое: кто-то приехал на пятак, а я ему либо клюшкой между ног, либо по голеностопам прошелся. Конечно, он разворачивался и начинал что-нибудь говорить. Я в ответ мог улыбнуться или отъехать в сторону. Тут же подъезжал защитник, и игроку уже приходилось разговаривать с ним.
— Вратари не всегда разговаривают со своими защитниками. Насколько это важно?
— Я помогал защитникам и кричал. Многие хоккеисты в НХЛ надо мной смеялись, потому что было не всегда понятно, что я кричу. Но, главное, чтобы я понимал игру и ситуацию, которая развивалась передо мной. В своей зоне у меня вообще не закрывался рот.
— Есть вратари, которые молчат и от этого только страдают. Вы стараетесь донести до них, что коммуникация — одна из важнейших вещей?
— Само собой. Это реально важно. Так ты находишься в игре. Если ты кричишь — ты сам к этому готов. Плюс можно исключить многие моменты, если вратарь подсказывает защитникам. Очень много неприятностей можно убрать в своей или в средней зоне.
— Приходится ли при этом переламывать психику, учитывая, что большинство вратарей по складу — интроверты.
— Я работал на последнем молодежном чемпионате мира, и заметил, что и Ярослав Аскаров, и Амир Мифтахов разговаривают с защитниками. То есть у них это уже в привычке.
— Что, кстати, случилось с Аскаровым на МЧМ?
— Да ничего. Были сложные игры. Первая игра с чехами, первый бросок — гол. А потом бросков особо не было. Тяжело было почувствовать шайбу, войти в игру. Я сам ненавидел такие игры. Тем более, игры важные. Потом играл Амир. Ярослав же неплохо сыграл и с немцами, и со швейцарцами. Да, это были не самые сильные команды, но при всем при этом с немцами у нас была игра за выход в плей-офф. Если бы мы проиграли, то боролись бы за выживание в группе сильнейших. На нас шло большое давление. Проиграй мы Германии — можно было нас всех разгонять. Для вратаря это морально тяжело. Такие команды могут забить один-два гола и потом впятером обороняться. Со Швейцарией тоже была неплохая игра. Со шведами опять получилось то же самое — два гола с интервалом 17 секунд.
Голы залетели очень сложные. Когда перед тобой такая толпа народу — шайбу вообще не видно. По себе знаю: слышишь этот бросок, пытаешься занять как можно больше места в воротах в надежде, что она в тебя попадет.
— Валерий Брагин трижды к вам подходил по ходу матча со шведами. И все три раза вы ответили ему «нет, пока не меняем».
— Да, так и было. Были отрезки, когда Ярослав начинал ловить, причем делал это уверенно. Мне это говорит о том, что вратарь поймал свою игру, и дальше все пойдет по плану. После четвертой пропущенной шайбы надо было принимать решение. Решили то, что решили. Слава богу, выиграли ту игру.
— Насколько велика разница в технике и мастерстве между вами 17-летним, и нынешними ведущими вратарями этого возраста?
— Если взять любого вратаря молодежной сборной и отправить чего в чемпионат СССР, то он был бы там лучшим 10 лет подряд. Или парня из российского фарм-клуба в НХЛ 80-х, он бы там выиграл «Везину», и не одну. Когда я рос, смотрел за другими вратарями и пытался повторить это. Когда приехал в Канаду, первый тренер был местным. Он работал над психологией и заставлял больше играть на ногах. Но потом через два года, когда переехали в «Финикс», мы взяли в тренеры Бенуа Аллера, который сейчас работает в «Рейнджерс». Он пришел перед сезоном 1997/98 и сказал: «Я смотрел твои игры, ты — классный вратарь, но иди садись, я тебе все покажу». И начал рассказывать — тут ты слишком далеко выкатился, тут ты слишком открылся: «Если тебе забивают гол, это должен быть какой-то по-настоящему классный бросок, а не чтобы шайба залетела через тебя в какую-то дырку».
Первый сезон с ним получился скомканным, а вот во втором пошло. Он изменил мою игру и, наверное, окончательно сформировал мой стиль.
— У Сергея Бобровского в «Коламбусе» были проблемы с Джоном Тортореллой. У вас было что-то подобное.
— Джон в жизни — очень хороший человек. Семьянин, ходит в церковь. Но как только приходит на каток, то у него сразу начинаются проблемы с вратарями. У него был виноват я, потом Джон Грэм. Я помню знаменитые пресс-конференции. «Мне нравится Джонни, он классный человек, но останови хоть одну шайбу!» В раздевалке он никогда не орал, но очень любил все доносить через прессу, которую я никогда не читал. Он меня вызывал, но никаких оскорблений не было. Спокойно говорил, что ему от меня надо. Единственное, я помню, как мы играли в плей-офф второй раунд, за год до того, как выиграли Кубок Стэнли. Он был недоволен моей игрой и поставил Грэма на пятую игру, но мы все равно проиграли. Я высказал недовольство в прессу, Джон ответил. Так и посылали друг другу сообщения через газеты.
— Когда Томас забивал России четвертый гол в финале МЧМ, Мифтахов ошибся?
— Сейчас, конечно, можно говорить все что угодно. С Амиром я разговаривал. Две недели после МЧМ меня все только и спрашивали, почему он не выкатился из ворот. Когда вратарь играет, у него есть доли секунды, чтобы оценить ситуацию. И если он не уверен, то принимает менее рискованное решение. Амир мне ответил, что у него пронеслась в голове предыдущая игра против шведов, когда шведский вратарь так же вышел, но Соколов ему забил.
— По мнению Брызгалова у Аскарова, чуть ли не у единственного вратаря на турнире, была проблема отсутствия борьбы в трафике.
— Возможно, это связано со стилем игры. Наверное, просто не выработана такая привычка. Если сравнивать НХЛ и КХЛ, то в НХЛ намного больше трафика. Думаю, что и чехи, и шведы чаще играют перед воротами, им это прививают в детстве. Все это нарабатывается, ничего страшного в этом нет.
— Был ли такой игрок, который раздражал вас игрой перед воротами?
— В «Детройте» был Дино Сисарелли. Праворукий, грязноватый игрок, небольшого роста. Прижимаешь шайбу — получишь по ловушке. Понятно, что и моя клюшка не оставалась на месте. В «Детройте» был Томас Холмстрем. Против Сисарелли я поиграл всего пару сезонов, в против Холмстрема — почти все карьеру. Вот этот человек меня все время выводил. Я и с разворота бил ему клюшкой по лодыжке. Дошло до того, что при счете 1:5 не в нашу пользу за несколько минут до конца я ему дал клюшкой по конькам. Меня пришлось заменить, потому что я уже начал орать на судей.
— Холмстрем почти ничего не умел, но считался лучшим по закрыванию вратаря. Сколько удалений он за это получал!
— Да, иногда его удаляли ни за что — за одну только репутацию. Но в то же время он что-то делал противозаконное, и судьи не видели, потому что не могут же человека удалять постоянно за все.
— Напоминают ли вам Кучеров и Стэмкос Ричардса или Лекавалье?
— Кучеров более динамичный, чем Ричардс. Ричардс был не самым быстрым, но очень умным игроком, с хорошим броском. Я думаю, что Никита побыстрее, да и мастерства у него побольше. Стэмкос больше забивает. Лекавалье больше действовал как стержень, вел игру.
— У вас еще был Сен-Луи.
— Вот как раз Кучерова проще сравнить именно с ним.
— Каким был Сен-Луи в жизни?
— Большим профессионалом. Всегда первым выходил на лед и последним уходил, когда тренировка заканчивалась. Маленького роста, с огромными ножищами. И с этим росточком он умудрялся продираться сквозь больших защитников, его бьют, он встает и лезет, и лезет. Если такой маленький игрок, то большого это мотивировало. Становилось стыдно, что такой малыш бьется, а он не может. Мартен заводил своей игрой.
В финале Кубка Стэнли уже в последних играх ему сломали нос за чужими воротами, но он встал, в глазах у него были звезды, но он ничего не ответил, просто поехал на смену. Это профессионализм высшего уровня.
— Считается, что вратарям НХЛ очень важен плейкбук — подборка характеристик соперников.
— Какие-то вещи нарабатываются с опытом. Досье на них накапливается в голове. С тренером вратарей в «Чикаго» мы садились перед каждой игрой, смотрели статистику. Играем против «Сан-Хосе». Смотрим Джо Торнтона — 10 голов, 57 передач. Понятно, что примерно ждать от него при выходах «2 в 1» — скорее всего, будет пас. Патрик Марло — 30+30 — может быть и то, и другое. В соответствии с этим выбираешь позицию.
— Какими вам запомнились звезды «Чикаго» Патрик Кейн и Джонатан Тэйвз, когда вы там играли?
— Они два совершенно разных человека и два разных игрока. Тэйвз более ответственный и обязательный. А по Кейну складывается впечатление, что у него все, словно игра. Он и в жизни такой, и на льду: шайбочку любит повозить, вратарю засунуть ее между ног. Тэйвз скорее ориентирован на результат, если можно так выразиться. А Кейн — больше шоумен: играет в удовольствие, и ему самому это нравится.
— Легенды про закрытые вечеринки Кейна ходят достаточно давно.
— Я на его вечеринках никогда не был, поэтому не могу ничего сказать (улыбается).
— А Тэйвз и в жизни капитан серьезность? Не знаю, что должно произойти, чтобы увидеть его улыбающимся.
— Я думаю, он улыбался только три раза: в 2012, 2013 и 2015 годах (смеется). Он такой по жизни. Я не вспомню, чтобы он прямо таки смеялся. Хотя играл с ним два или три года. Кейн — более шебутной, веселый парень. Тэйвз — реально серьезный.
— Мы еще не говорили о «Тампе», где вы выиграли Кубок Стэнли. Хотели узнать про вашего партнера Дэйва Андрейчука. Правда, что он мог до утра сидеть в баре, а с утра прийти на тренировку как ни в чем не бывало?
— Брэд Ричардз, который жил с ним в номере, рассказывал, что Дэйв мог приползти в четыре утра, а в восемь уже сидеть на кровати, прыгать со словами: «Все, вставай, пошли тренироваться». После игр в самолетах у нас было пиво. И на вопрос, сколько еще осталось лететь, Дэйв отвечал так: «Осталось лететь еще пять-шесть пива. Или, например, восемь».
— Самое интересное, что человек доиграл до 42 лет и на закате карьеры выглядел ничуть не хуже.
— Игрок, в принципе, уникальный. Он не настолько быстрый, но, когда его выпускали на большинство перед вратарем, в ту сторону главное было доставить шайбу. Понятно, что он не всегда забивал. Но из десяти шайб — девять точно переправлял. На большинстве он уникальный человек. Естественно, еще и очень умный. Когда уже становился не таким быстрым, играл мозгами.
— От него всегда веяло легендарностью. А в раздевалке такие вещи ощущались?
— Однозначно, когда он что-то говорил, к нему прислушивались. Хоть он и не пытался себя в раздевалке возвысить. Во-первых, ему тогда было лет 40. Он столько лет провел в лиге, больше всех матчей отыграл без Кубка Стэнли. Когда он хотел что-то сказать, то выходил в центр: «Давайте достанем наши головы из одного места и начнем играть». И к нему прислушивались.
— А кто из партнеров или соперников производил на вас громадное впечатление?
— Мартен Сен-Луи. Игрок недрафтованный, и «Калгари» его, грубо говоря, списал. Получился у него такой реванш — выиграл Кубок Стэнли (в финале как раз у «Калгари». — Прим. «СЭ»), был ведущим игроком, и MVP брал, и в Зал Cлавы вошел. Конечно, поразил еще Тэйвз — профессионал, обязательный, ответственный — настоящий капитан команды. Из соперников — в каждой команде были игроки, которые производят впечатления. Наверное, все-таки Петер Форсберг. Он запомнился тем, что играл и в нападении, и в обороне. Яромир Ягр — здоровый конь. Если он начинает прикрывать шайбу, его никак не сдвинуть. И бросок у него приличный. Еще Паша Дацюк. Когда я играл, у меня был пакет каналов НХЛ. Если шли матчи «Детройта», я включал, чтобы только посмотреть, как играет Паша. Я всем говорил, что я бы ни на какой хоккей не пошел, так как много скучных матчей. Но когда играет Паша, нужно непременно сходить — будет что-то интересное.
— Были ли у вас личные противостояния с Дацюком, называемые в НХЛ mind games (битвы разума — англ.)? Вратари рассказывали, что на уровне НХЛ — это частая вещь.
— Нет, я никогда не пытался играть в эти mind games. С моей точки зрения, вратарь не может первым делать движение. Когда я играл в «Чикаго», против Паши было шесть игр в сезоне и еще одна-две — предсезонные. Не всегда мы были в составах, но, тем не менее, ты даже со скамейки смотришь, что человек делает. И сам все равно запоминаешь, что он может сделать, какую ситуацию он может создать. Я предпочитал реагировать на какие-то его движения. Понятно, что все равно он доставил мне кучу неприятностей. Даже не могу сказать, успешно я играл против него или нет. Знаю, что он мне позабивал нормально (улыбается).
— Кто обладал самым странным характером из ваших партнеров по команде?
— Их было несколько. Кто мне сразу пришел в голову — это защитник «Финикса» Джеральд Дидак. У него такой характер был — на всех все равно. Он все время ходил с какой-то газетой про финансы и постоянно носил пиджаки как у Шерлока Холмса. По мне — странный человек. Да и не только по мне — над ним все посмеивались.
— Тэйлор Холл реально исчезал с площадки в ключевые моменты?
— Я думаю, он просто тогда был молодым игроком. В «Эдмонтоне» их немного разбаловали, когда убрали ветеранов и взяли одновременно не то шесть, не то семь первых раундов в состав. И с них не спрашивали какие-то вещи, а таком возрасте надо воспитывать и спрашивать. Думаю, он привык играть так, как делал это в юниорской команде, а когда пришел в «Эдмонтон», не поменялся. И ему не объяснили, что уровень уже другой и нужно меняться и становится лучше. В какой-то части от этого все идет.
— Как считаете, не являются ли лакросс-голы ошибкой вратарей, работающих в баттерфляе и в реверсе — то есть сидя на коленях и опуская ближний к штанге щиток? Ведь получается, что вратари провоцируют игроков поступать забивать таким образом из-за ворот?
— Если вратарь садится заблаговременно, он приглашает игрока либо отдать пас, либо сделать лакросс-гол. Я думаю, если бы вратари были более терпеливые на ногах, то можно было бы исключать большинство таких голов.
— От каких вратарских привычек отучивали себя вы?
— Я, в принципе, себя ни от чего не отучал. С тренером вратарей Бенуа Аллером мы всегда работали над терпением, чтобы не садиться раньше броска. Он разбивал видео на замедленные кадры, и мы работали над тем, чтобы, как только шайба сходила с крюка, я был еще на ногах.
— К концу 1990-х среди тренеров вратарей в НХЛ было немало случайных людей. Встречались с такими?
— Мне, скорее всего, повезло. Первый тренер в «Виннипеге» у меня был Пит Питерс. Он очень долго играл, доходил до финала Кубка Стэнли с «Филадельфией». Потом на его место пришел Бенуа. Понятно, что Питерз мне что-то дал. Бенуа что-то поменял и еще что-то дал. Потом я приехал в «Тампу», где работал Джефф Риз, который сейчас в «Далласе» у Антона Худобина, кстати. В «Тампе» я уже что-то умел, и мы обсуждали, в каком русле будем двигаться. Я никогда не умел хорошо играть за воротами клюшкой. Этому меня научил Джефф Риз. Потом в «Чикаго» был Стефан Вайт, который сейчас в «Монреале» — с ним мы отрабатывали какие-то вещи. У меня случайных людей не было. Сейчас в командах уже есть и по два, и по три тренера. Я думаю, сейчас этого все меньше и меньше. Но, возможно, где-то и есть.
— Как вам показалось, был ли гол «Калгари» в шестом матче финала Кубка Стэнли?
— Мне никак не показалась — у меня голова в тот момент смотрела в другой угол. Внутренний щиток лежал на линии ворот. Олег Сапрыкин вроде как делал прострел, и шайба попала в коньки Желине. Я только почувствовал, что шайба мне в щиток ударилась. Где она была, пересекла, не пересекла — я не успел голову даже повернуть к тому моменту.
Много было разговоров после игры. По-моему, тот эпизод даже не просматривали. Но не было ни одного ракурса, чтобы точно сказать, что шайба пересекла. Я тогда слышал, что телевизионная компания SBS, которая транслировала эту игру, с помощью 3D-моделирования определила, что шайба не пересекла линию ворот. То есть — все, отстаньте, другого ничего нет. Поэтому я верю, что гола не было.
— Это был один из ключевых моментов финала.
— Да. Сейчас точно не вспомню, но вроде минут пять-шесть до конца оставалось. Если бы гол засчитали, тяжеловато было бы за шесть минут сравнять. Это не значит, что они бы выиграли — время еще было. Но они бы точно приблизились к победе.
— Вы застали и времена, когда забивали мало, и когда забивали много. Наверное, больше нравилось играть, когда пропускали меньше?
— Любому вратарю не нравится много пропускать. Понятно, если бы мне сказали, что я выиграю 82 игры со счетом 6:5, я бы согласился. Но, с другой стороны, работа вратаря в остановке шайб — не только выигрыши. В каждом матче ты хочешь сделать «ноль». Когда счет был 7:7 — мне не очень приятно было.
— Читатели пишут: правда ли, что перед матчем вы съедали шесть бутербродов с колбасой, запивали их какой-то специальной водой и выходили на лед?
— Нет, шесть бутербродов с колбасой я не съедал. Не знаю, откуда это пошло. Специальную воду мне делали от обезвоживая: вроде детской воды с электролитами — раствором с минеральными веществами, я ее брал с собой перед автобусом на игру. Шесть бутербродов я не съедал — делал себе один с ветчиной и горчицей. Естественно, пил кофе и эту воду.
— Кто вам кажется наиболее технически совершенным вратарем?
— Мне нравится Кэри Прайс. В некоторых моментах — Сергей Бобровский. Какие-то вещи, может быть, я бы по-другому сделал. В основном, очень хорошо играет. В «Нэшвилле» очень техничный маленький парень Юусе Сарос.
— Что вам не нравится в Бобровском? И почему, на ваш взгляд, он так плохо выступил в этом сезоне?
— Наверное, технически можно не вдаваться в подробности. Думаю, у меня похожая ситуация была в «Чикаго». Когда ты только подписываешь большой контракт, хочешь играть как можно лучше. Сам на себя оказываешь много давления, а попадаешь не в такую хорошую команду. И вот постепенно после неудач начинаешь ковыряться в себе, искать причины, и не всегда это помогает. Думаю, это все от того, что хочется сделать лучше. У меня первый сезон в «Чикаго», мягко говоря, плохой получился.
— Такое впечатление, у Бобровского есть недопонимания с защитниками. В «Коламбусе» он привык к одному стилю игры, а во «Флориде» все совершенно по-другому. Может быть, защитники его не до конца понимают. Вы с таким сталкивались?
— Это может зависеть еще от того, что тренер требует от защитников. Я знаю, что в некоторых командах при определенных случаях защитник забирает дальнюю сторону, а вратарь играет по ближнему. Когда я насчет этого общался с Тортореллой, он не согласился. Если в большинстве соперник получал шайбу в точке вбрасывания, защитник бежал на него. Торторелла хотел, чтобы защитник принимал шайбу на себя. Я с ним много раз разговаривал, объяснял, что, если шайба пролетает сквозь защитника, я не знаю, что с ней делать — не могу же я посмотреть через защитника. Но с такой схемой мы выиграли Кубок Стэнли. Тяжело поспорить с этим.
Торторелла хотел, чтобы на большинстве с краю защитник выбегал, а по центру они оставляли одного игрока перед воротами, чтобы не создавать дополнительную помеху. Если я шайбу забираю, то все — остановка игры. Если она вдруг отскакивает, бросок идет в мою сторону, то наши игроки разворачиваются и начинают подбирать отскоки. Если человек мешает, иногда тяжело зафиксировать шайбу. В этом плане Торторелла спрашивал, как удобнее.
Естественно, вратарь все равно общается с защитниками — они все равно должны до чего-то договориться, должны знать, кто и что делает. Сергей играет уже давно, защитники у них тоже не новички, думаю, должны понимать друг друга Возможно, выглядит все это так, что они не могут договориться, но я не думаю, что это проблема.
Школа хоккейных вратарей Николая Хабибулина // Канал Николая Хабибулина, где вы можете посмотреть множество отличных интервью с другими звездами нашего хоккея