«После финала нашел магазин в Олимпийской деревне и скупил весь коньяк». Истории советского хоккеиста Хмылева
В середине 1980-х он был звездой «Крыльев Советов» и лучшим бомбардиром клуба, регулярно вызывался в сборную СССР, с которой завоевал два золота чемпионата мира — в 1986-м и 1989-м. Виктор Тихонов так ценил Юрия, что укреплял им не только национальную команду, но и ЦСКА в суперсериях против клубов НХЛ. Успел поиграть Хмылев и за океаном — в «Баффало» и «Сент-Луисе» в общей сложности провел пять сезонов.
Но главную победу в карьере он одержал в 1992-м — со сборной СНГ на Олимпиаде в Альбервиле. Где выходил в одной тройке с Вячеславом Быковым и Андреем Хомутовым. Годы спустя в «Разговоре по пятницам» сам Хмылев рассказал и об этом триумфе, и о многом другом.
Олимпиада, Швейцария, НХЛ
— В 1992-м в олимпийском финале нервотрепки избежали?
— Не скажите. При счете 1:0 дважды оставались втроем против канадцев. Сначала секунд на 30, потом на минуту. Если бы пропустили, неизвестно, чем бы все закончилось.
— Вы были среди тех, кто находился на площадке?
— Нет, в такие моменты Тихонов выпускал Быкова, Каспарайтиса и Малахова либо Димку Миронова. Помню, как они пластались на льду, как Быков после мощнейшего щелчка канадца бросался под шайбу... Выстояли! Славка и Андрюша Хомутов в той команде были главными ветеранчиками.
— Вас же не сразу свели с ними в одном звене?
— На сборах там наигрывался Женька Давыдов. Но после первого матча в Альбервиле к Быкову и Хомутову поставили меня. Ребята, играть в такой тройке на Олимпиаде — это счастье!
— Время спустя вы и в Швейцарии пересеклись.
— К сожалению, всего на три месяца. Какой же это год? Кажется, 1998-й. В НХЛ уже не звали, я подумывал о завершении карьеры — вдруг звонок Быкова: «Юра, у меня травма. Приезжай!» Подписал контракт с «Фрибургом» до конца сезона. Провел 17 игр, пока Славка не выздоровел. В оставшихся матчах я на лед не выходил, только тренировался.
— Почему?
— Из-за лимита. В Швейцарии могли играть три легионера. А в команде были Слава, Андрей и основной вратарь — швед.
— В Альбервиле победу с размахом отпраздновали?
— После финала я нашел магазин в Олимпийской деревне, скупил весь коньяк. Тут и золотая медаль, и рождение дочки — всё сразу отметили.
— Значит, из-за вас наутро по дороге в аэропорт Каспарайтис просил остановить автобус — тошнило?
— Это правда. Дарюс совсем молоденький был. Единственный, кто не выдержал испытания коньяком. Остальные — бойцы.
— Говорят, накануне финала спонсоры пообещали автору каждого гола по пять тысяч долларов.
— Не в курсе. Я-то в финале не забивал... А премия за победу на Олимпиаде по нынешним меркам была скромная — восемь тысяч франков. И никаких BMW в подарок. Ездил я на «Жигулях». Эту «шестерку» другу оставил, когда летом 1992-го подписал контракт с «Баффало».
— Тысяч на четыреста в год?
— Какие четыреста? Платили от 250 до 300 тысяч долларов, «грязными». Но после «Крыльев» все равно чувствовал себя миллионером. Должен был на год раньше уезжать, но Игорь Дмитриев попросил остаться на сезон. Он умел быть убедительным: «У нас молодая команда. Ты последний из ветеранов. Помоги...» Я пошел навстречу.
— Дмитриев вам что-то пообещал?
— Двухкомнатную квартиру. Это стало сильным аргументом.
— Получили?
— Нет.
— Как же так?
— Сам Дмитриев не обманул бы, он мужик хороший. Но заболел Игорь Ефимович. Опухоль мозга. Когда-то в Италии попал в аварию, ударился головой. Я приехал к нему в госпиталь Бурденко незадолго до кончины. Совсем ему худо было. Не всех уже признавал.
— А вас?
— Меня узнал! Я склонился над кроватью: «Здравствуйте, Игорь Ефимович!» Он несколько секунд вглядывался. Потом тихо-тихо выдавил: «Привет, Юра». Помолчал немножко и произнес: «Ты меня прости».
— За что?
— Я тоже переспросил: «За что?» — «Я ж тебе квартиру так и не дал...»
Суперсерия, «Крылья», армия
— В суперсериях вы дважды участвовали с ЦСКА. Из «Крылышек» только вас брали?
— Еще Немчинова, а второй раз к нам в придачу Гордиюка. Чтобы четвертое звено усилить. Думаю, прежде чем принять решение, Тихонов советовался с Дмитриевым. Кстати, в декабре 1990-го суперсерия оказалась под угрозой срыва.
— Это почему же?
— Рассказываю. Прилетаем из Москвы в Нью-Йорк, и выясняется — багаж с экипировкой утерян. Первый матч завтра вечером в Детройте. Тихонов заявляет организаторам: «Нам на лед выходить не в чем. Игра отменяется». Те в панике: «Вы с ума сошли! Все билеты проданы! А насчет формы не волнуйтесь, утром на раскатку подвезем».
— И что?
— На следующий день возле катка стоял грузовик, набитый коньками, клюшками, майками. Каждому выдали полный комплект.
— Хорошего качества?
— Там другого не бывает. Все новенькое, точь-в-точь по размеру.
— Где ж американцы взяли столько маек с эмблемой ЦСКА? Сшили за ночь?
— Наверное. Они ничем не отличались от тех, в которых обычно играла команда. На груди красная звезда с серпом и молотом. Чуть ниже четыре буковки — ЦСКА. В этой форме мы всю серию откатали. Из семи матчей выиграли шесть.
— Майку сохранили?
— У меня, Немчинова и Гордиюка все отобрали прямо там, в Америке.
— Кто?
— Едва закончился последний матч, подскочил администратор ЦСКА: «Сдавайте баулы. Распоряжение Тихонова». Мы не спорили, хотя могли бы. Это ж от НХЛ подарок. Но в Москву вернулись не с пустыми руками. В аэропорту Нью-Йорка перед вылетом нашлись наши мешки. С формой «Крылышек».
— Чувствовалось, что игроки ЦСКА Тихонова ненавидят?
— Любви там точно не было. Его боялись, уважали. Не более.
— А Дмитриева — в «Крыльях»?
— За других говорить не буду. Я — любил. Да и могло ли быть иначе, если ко мне Игорь Ефимович относился с теплотой? Доверял, в каждом матче я проводил на льду минут по тридцать. Никогда не кричал на меня. Знал, что Хмылев сам себя строже всех оценивает. А вот Тихонов мог наорать и по делу, и просто так. Неважно, участвовал ты в эпизоде или нет. Был на площадке? Получи! Правда, в 1992-м Виктор Васильевич изменился.
— В чем?
— На Олимпиаду повез много молодых ребят, понимал, что с ними нужно помягче. Атмосфера в сборной стала демократичнее. Не было лишнего шума, закручивания гаек, когда шаг вправо, шаг влево — расстрел.
— В ЦСКА Тихонов перетащить вас пытался?
— Разговаривал на эту тему с его помощником Борисом Шагасом. Объяснил, что для меня главное — играть. В «Крыльях» выхожу в первом звене. В ЦСКА поставили бы в третье. А то и в четвертое. Кого бы я вытеснил — Макарова, Крутова? Или Хомутова с Каменским?
— Силой забрать в армию могли?
— Нет. Я учился в институте физкультуры, там военная кафедра. О, историю вспомнил. Как на военных сборах танк водил. Интересно?
— Очень.
— Привезли на полигон в Рязанское десантное училище. Говорят: «Полезай в танк, заводи...» Думаю — елки-палки, как же в одиночку с такой махиной управлюсь? Оказалось, ничего сложного, всего два рычага. Потянул на себя — и вперед. Кружок сделал, дальше теория. Полковник, который экзамен принимал, засыпал вопросами. Я лишь глазами хлопал. Он усмехнулся: «Хмылев, из тебя отличный разведчик бы вышел. В плен попадешь — все равно ничего рассказать не сможешь».
— С парашютом прыгали?
— Не допустили на медкомиссии. Впрочем, я не рвался — дико боюсь высоты. Нас, хоккеистов «Крыльев», было трое — еще Женя Чижмин и Вадим Подрезов. Как начали перечислять травмы, сотрясения, врачи моментально завернули. А другой парень, лыжник, мечтал о парашюте. Но брякнул, что ногу в детстве сломал, — тоже допуска не получил. Зарыдал.
— Впечатлительный какой.
— Да я сам на этих сборах слезу пустил. Вместо 45 дней должны были провести там неделю — Дмитриев пообещал договориться с министром обороны. Но все затянулось. А условия чудовищные. Казармы прямо посередь леса. Жара, комарья столько, что заснуть невозможно. Лежишь всю ночь, ворочаешься. На двенадцатый день от усталости и недосыпа начал сходить с ума. И тут наконец-то администратор «Крыльев» за нами приехал. Увидев клубный рафик, я заплакал от счастья. Клянусь вам.
