Простой свердловский рабочий Александр Федоров был одним из самых оригинальных мастеров самбо. Занятия спортом он совмещал с работой токарем на заводе «Уралмаш», что не помешало ему стать чемпионом мира и Европы, трижды выиграть чемпионат СССР, а потом эффективно тренировать. Федорова отличала неповторимая техника, удивительные болевые и удушающие приемы. Знания Александра Сергеевича очень пригодились и в смешанных единоборствах — к нему на сборы ездили бойцы из Russian Top Team, в частности Федор Емельяненко и Сергей Харитонов.
Обучал он и самообороне — к счастью, сохранилось немало видеоматериалов: в YouTube их можно найти на канале «Путь воина». В этом же лонгриде — о том, каким человеком был Федоров, как он жил, как тренировал. О легендарном самбисте нам рассказали:
— Александр Ушаков — вице-президент Всероссийской федерации самбо, был близко знаком с Федоровым;
— Геннадий Маленкин — двукратный чемпион мира по самбо, провел с Федоровым в сборной СССР восемь лет;
— Николай Зуев — обладатель Кубка мира по самбо, ученик Федорова;
— Олег Тактаров — первый российский боец, выигравший пояс UFC, побывал на сборе у Федорова в юношестве и запомнил те тренировки на всю жизнь;
— Сергей Харитонов — ветеран ММА, ездил на сборы к Федорову перед боями в Pride.
Материал разделен на несколько глав — про Федорова-самбиста, про Федорова-тренера, про то, как ему удавалось одновременно трудиться на заводе и добиваться успехов в самбо, почему он оказался в тюрьме, как выступил на турнире Rings в 51 год, как работал с будущими звездами ММА и из-за чего так рано скончался — в 60 лет, 22 мая 2006-го.
Александр Ушаков:
— Как-то Александр Сергеевич ночевал у меня в Перове, он был в Москве проездом — ехал, по-моему, на сбор в Сочи. Это был февраль. Я решил воспользоваться этим и показать ребятам в секции, что такое передовое самбо, что такое авангардное самбо, что такое самбо инновационное. Токарь шестого разряда, работник «Уралмаша», человек без физкультурного образования творил чудеса. Он ведь был связан с металлом, со станками, с техникой, рычагами и так далее. Он все это привнес в самбо. Привнес туда и ущемления, атаку на ахилл ногами, переход с ноги на руку, уходы, контрприемы. Он практически сделал революцию в борьбе.
Тогда защита и контратака как-то опускались, на тренировках в основном делали акцент на проведении приемов и бросков в стойке, удержаниях, болевых приемах по классической схеме. Но борьба же не может стоять на месте, она двигается, развивается, живет — благодаря вот таким людям из народа. Простой человек от сохи стал чемпионом мира и Европы, королем партера.
Федором объяснял все доступным языком, многократно повторял. Он делился техникой, не зажимал ее. Открытая душа. Он говорил: «Я открыт, я все показываю, ничего не таю, как другие спортсмены». Человек широкой души. Естественно, он любил юмор, любил подколочки, у него был свой народный язык, была своя терминология. Он никогда не вызывал отрицательных эмоций, потому что человеком был достаточно деликатным, осторожным. Если в разговоре не находил слов, не мог выразить свою мысль, мы всегда ждали, брали паузу. Выражали свое уважение к нему. Другого бы перебили, перескочили на другую тему, а здесь — нет. Мы ждали, пока Федоров выскажет свою мысль.
Я в первый раз увидел Федорова на открытом чемпионате Европы в 1972 году в Риге. Там были японцы, их все боялись. Тренер, Станислав Федорович Ионов, очень переживал, говорил: «Японцы нас раздербанят». Но вышли такие орлы, как Невзоров, Федоров, Кюлленен, Езерскас, Кузнецов, Новиков. Японцев просто порвали. Они кое-как, на соплях, выиграли две схватки — у Рухледева и Романовского, которые были немного не готовы психологически, не имели опыта. А остальные японцев просто раскатали. Федорову понадобилось всего-то несколько секунд для победы.
И надо сказать, что Александр Сергеевич был большим патриотом своей страны, всегда нашивал себе на куртку, на майку герб Советского Союза. Тот всегда был пришит твердыми нитками — так, что не оторвешь.
Он очень гордился, что выступал на чемпионатах Европы и мира. Его техника была суперавангардной, его боялись. Он был на две головы выше всех. Его можно было ставить и в 74, и в 82, и в 90 кг. Он и тяжей проверял. В 30, 40, 50 лет. В 50 лет он еще и пошел биться в боях без правил в Японии! Когда я пришел к руководству сборной России, тут же пригласил его к нам. Мы на всех сборах и соревнованиях были вместе, ночевали в одном номере в гостиницах, которые сейчас даже на три звезды не потянут. Мы всегда жили весело, с какими-то подколочками.
Конечно, он был агрессивным бойцом. Любил медали, любил выигрывать, гордился этим. Выходил и танцевал на ковре. Если случайно от кого-то отлетал — это был шок. Мы вместе учились с Владимиром Пашкиным, он на турнире в Рыбинске взял Федорова в захват и провел бросок. Федоров был в шоке — как так, неизвестный парень его так бросил? Но этот «неизвестный парень» тоже был уникальным борцом. Ему сейчас 68 лет, и он до сих пор тренирует.
Когда мы боролись с Федоровым в партере, я пытался первые две минуты как-то защищаться, контратаковать. И если он не делал прием за две минуты, то начинал звереть. Глаза наливались неповторимым голубым цветом. Он становился очень сосредоточен, я понимал, что дальше просто пойдут травмы. Сразу успокаивал его: «Сергеич, все-все, две минутки прошли, а дальше мне надо работать».
Иногда он был жестоким. В чем это выражалось? Он просто ломал соперников. Мы его корили за это, пытались как-то уговаривать, объясняли, что так не надо делать, это спорт, тут главное — не причинение вреда сопернику. Он вроде бы все понимал, но внутри него сидел хищник. Для победы он был готов на все. Я испытал подобное, когда получал лейтенантские погоны, когда мы ходили в учебные атаки. Когда по тебе стреляют, пусть и пустыми патронами, и ты чувствуешь, как гильзы пролетают мимо твоей головы, то начинаешь звереть, идти в атаку, в рукопашку, никого не жалея. Мне очень знакомо это чувство. Не дай Бог, конечно, попасть в такую ситуацию, но я хочу сказать, что борьба — это тренировка всех жизненных ситуаций. Когда попадаешь в окоп противника — забываешь о всех человеческих качествах. Саша Федоров в этом плане был экстремалом. Ради победы он был готов отдать все, даже собственную жизнь.
Геннадий Маленкин:
— Человек неординарный, своеобразный, но отличался от всех трудолюбием. За счет этого он и смог достичь своих спортивных результатов. Он мог тренироваться день и ночь, если скажут. В любых погодных условиях. Мог работать на ковре по 4-5 часов без перерыва. Все уже уставали, а он продолжал работать.
Техника у него была уникальная, своеобразная, порой очень жесткая. Школа жизни, которую он прошел... Видать, такое воспитание. Жесткое, но не грубое. Жесткость выражалась в его борьбе, в том, как он делал броски и приемы, болевые. Он делал все так быстро, что судьи не успевали заметить, как соперник уже сдавался. В Свердловской школе была развита борьба в партере. Те, кто там был после него, так и остались приверженцами партера, изучали этот аспект.
Патриотизм? Да, это было у него. Он даже на пальто вешал знак «заслуженный мастер спорта». Он гордился этим званием.
Николай Зуев:
— Мне было лет восемнадцать, когда я впервые встретил Федорова на тренировке. Я чисто по-дилетантски занимался тогда. В молодости я жил не в Екатеринбурге, а в Оренбургской области, занимался там вольной борьбой. В Екатеринбург приехал учиться и не нашел клубов, где бы занимались вольной борьбой. Встретил Федорова в одном из спортзалов. Он произвел на меня огромное впечатление. Вот он — живой чемпион мира, Европы, многократный чемпион Союза. Он весь был живчик, на месте не стоял. Естественно, тогда он меня просто ошарашил своей техникой. Я в то время был очень худой. Он со мной завязался, а я со своими познаниями в вольной борьбе немного создал ему проблемы. Он обратил на меня внимание, сказал: «Необычный ты парень». Периодически пересекались еще, а потом, когда я пришел на Уралмаш к тренеру Козлову, мы с Федоровым начали плотно работать.
Я увидел преимущества его борьбы. Все знали, что он обладает такой техникой исполнения болевых — не щадил никого. С ним боялись бороться, потому что он с каждым выходил как на последний бой. Со временем я приноровился, начал оказывать сопротивление. Потом я стал сам делать болевые в схватках с ним. Появилась уверенность.
Его арсенал был неограниченным. Он на любую позицию был готов найти контркомбинацию. Голова у него заточена так, что он из любого положения мог разработать движение, которое приведет к болевому. Потом это мышление передалось и нам, его ученикам. Мы тоже стали и на тренировках, и после них что-то изобретать.
Не было такой ситуации, из которой он не видел выхода. Он всегда знал, как снова перейти в доминирующую позицию. У нас были определенные приемы, завязки. Я вот в схватке с Федоровым выполняю прием — треск стоит, связки летят. А это, оказывается, у меня все трещит! Мы сплелись руками и ногами, я думаю, что делаю ему прием, и полностью выкладываю свои силы. Говорю ему: «Сергеич, я тебе, похоже, ногу отломил», — а он мне отвечает: «Это у тебя». Действительно, это у меня, оказалось. Такие моменты были не один раз.
Он работал на заводе, потом, после работы, шел в зал. Приходил в 6 часов вечера — и был там до 12 ночи. Одну группу пропускал, другую, третью. За это время ему попадались различные соперники — длинные, худые, толстые, гибкие, сильные, слабые. Он в каждом видел возможность исполнения тех или иных приемов. Попробовал на слабом — вроде прошло, потом пробовал на сильном. Я точно так же все проходил. Когда пробуешь на нескольких людях, и прием закрепляется, ты понимаешь, что все получается и на сильных, просто нужно все правильно подвести. Федоров этим жил, в этом была его изюминка. В основном все его соперники уже выходили обреченными.
Александр Ушаков:
— Он был больше наставником, чем тренером. Когда надо было выходить на зарядку, он лично ходил и всех будил. Если спортсмен не вставал, а сладко спал, он брал его за большой палец на ноге и начинал сдавливать. Спортсмен в ужасе просыпался, ему снилось, что ему откусывает палец какой-то дикий зверь или что он угодил в тиски. А Александр Сергеевич говорил: «Доброе утро, пора на зарядку, выходите строиться». Он мог провести и утреннюю тренировку, и вечернюю, и зарядку. Если я куда-то уезжал, то всегда оставлял Александра Сергеевича старшим. Он мог руководить и сборной страны, края, области, и просто спортивным клубом.
Когда на сборе была свободная минутка, он всегда вязал сети. Очень любил рыбалку. Я спрашивал: «А зачем ты все это делаешь сам? Сети же в магазине продаются». Он отвечал: «Я развиваю моторику пальцев». У него моторика была настолько тонко развита, что он мог схватить тебя в захват, немного изменить положение кисти, и ты понимал, что ты попал, что он тебя контролирует своей кистью.
Он как-то одну девушку взял за руку, знакомую, она что-то капризничала, что-то у нее было с молодым человеком. Он ее решил успокоить. И так манипулировал ее рукой, что ей было и больно, и приятно. Она не могла никак освободить руку, шла туда, куда он шел. Она все пыталась вырваться, мы погуляли минут 10-15, и он ее успокоил. Психологически воздействовал на нее, объяснил: «Да, ты поругалась с молодым человеком, но на этом жизнь не останавливается, ты еще выйдешь замуж, у тебя будут дети», — и так далее. Он умел психологически воздействовать на человека. А его взгляд — вообще особый случай. Когда он на тебя смотрел, ты думал: «Не дай Бог с таким человеком встретиться на ковре». Но при этом этот же взгляд резко менялся в жизни, глаза искрились, смеялись, общение было дружеским.
Это была личность, Федоров оставил настолько большой след в наших жизнях! Когда возникают те или иные ситуации, думаешь: «Как бы тут поступил Александр Сергеевич?» Конечно, он любил свою работу.
Он еще был прикольщиком таким: когда приходил домой с тренировки или работы, просил жену, чтобы она ему выкинула канат из окна их квартиры на четвертом этаже, и он, как волк из «Ну, погоди!» поднимался по канату в квартиру. Чудак по жизни, что называется. Любил покрасоваться, себя показать во всем блеске, во всей мощи.
Олег Тактаров:
— С Федоровым мы в первый раз встретились на сборах. Я, по-моему, готовился к Спартакиаде школьников. Думаю, это была сборная РСФСР, но где это было, вспомнить уже не могу. Нас было много, но он почему-то приметил меня и постоянно отвешивал какие-то шутки в мой адрес. Была какая-то взаимная симпатия изначально.
Я тогда тренировался в Кстове, но на меня как-то кстовская техника не производила впечатления. Да, были движения, которые работали и помогали побеждать, но все ребята были как под копирку. Мне хотелось быть немножко другим. Как раз с Федоровым произошло точное попадание. Он открыл мне глаза на то, что работать могут все части тела. Прием можно делать из любых позиций, рамок нет. Как-то легко у меня все это стало получаться, я интуитивно словил суть. Может, конституция была немножко похожая на федоровскую.
Потом, в Кстове, у меня эти приемы проходили и на Саше Дунаеве, и на Михаиле Геннадьевиче Бурдикове. Болевой ногой на стопу работал безотказно. А потом, в ММА, особенно когда я уже тренировался с бразильцами, часто работал болевой ногами на коленку. Бразильцы меня боялись. Они боялись зайти за спину, потому что я делал болевой на стопу ногами, боялись залезть в халфгард, потому что я делал болевой ногами на ногу. Фактически, куда ни прикоснись, везде был болевой. Саму идею дал Федоров.
Я должен дать вам понять: Федоров не научил меня работать по шаблону, он как раз открыл мне глаза на большее. Я потом придумал, возможно, такое же количество приемов, как и он, но не нашел им названия. Более ценное — передать идею. Он меня увлек.
Когда я выигрывал в партере, еще до UFC, все получалось интуитивно. Я сделал для себя такое открытие, а Федоров сделал его задолго до меня. Мы все вносим какой-то кирпичик в это здание. Кто-то является проводником, а кто-то является учеником, даже не будучи им. Федоров — не мой тренер, но так бывает, что с одним человеком можно просто рядом постоять — и перед тобой откроется вся вселенная. Здесь как раз такой случай.
Александр Федоров:
— С учеников я спрашивал жестко. На сборах заставлял каждое утро сажать на плечи тяжелоатлета (это 150-170 кг!) и бежать с ним километр! Они на меня ругались, злились: «Сел бы он на тебя! И побежал бы ты с ним!» Ну я брал и бежал! Они сразу замолкали. Каждый новый прием я отрабатывал сначала на низкорослом борце, затем — на высоком, затем — на борце среднего роста. На каждом приблизительно по 150-200 раз. Только после этого прием становился мне родным. (izsambo.ru)
Николай Зуев:
— Он работал токарем-универсалом. Как он рассказывал: «Я работаю, детали делаю, а в голове приемы прокручиваю, прихожу на тренировку — пробую». Даже в рядовых ситуациях думал о борьбе.
На заводе он работал практически всю молодость и зрелые годы. Почти до пенсии. Уже ушел на спортивную пенсию, на тренерскую работу. Лет до сорока пяти, наверное, работал на заводе. В общей сложности провел там лет двадцать пять. На заводе он хорошо зарабатывал, был на хорошем счету, был ударником труда. Параллельно выкладывался во время занятий в зале.
Нет, самбо ему никаких денег не приносило. Но самбо принесло ему имя, это главное. Спортклуб ему немного помог с квартирой. А зарабатывал он на заводе больше гендиректора! Ведь на двух станках работал, а если надо было — на ночную смену оставался. Вот такая у него жизнь была, всегда на пределе. Мы от него тоже заразились, такими же фанатами стали. По шесть часов не вылезали из зала, оставались обсуждать комбинации. Это азарт. Когда ты все понимаешь, а рядом единомышленники, это интересно.
Александр Федоров:
— Бывало, с вечерней тренировки приду, думаю: «А что делать?» — и пойду опять в цех. Ночами хорошо! Пока не было мастеров по технике безопасности, я просил крановщика положить мне на плечи болванку (примерно 300 кг) и тренировал мышцы. Вообще не уставал. (sambo.ru)
Николай Зуев:
— В молодые годы он попал по хулиганке. Пришлось ему немного времени провести в тюрьме. Вернувшись оттуда, он серьезно взялся за спорт. Тот опыт, который приобрел, так с собой и нес. Выживание в той среде даром не проходит. Думаю, он оттуда почерпнул многое. И нам всегда говорил, что нужно бороться до конца, быть честным. Это были его принципы.
Да, татуировки у него были с тех времен. Был интересный момент: в Японии его соперником был бразилец Адилсон Лима. Они вышли на бой, оба татуированные. У Федорова — «не забуду мать родную», могилка, крестик. Я сказал ему тогда: «Ты почти как бразилец, похож».
Александр Ушаков:
— Жизнь у него была сложная. Он по малолетке отсидел. Рассказывал мне, как его прессовали на зоне, как он чуть не убил вора в законе. Вор в законе поседел на его глазах, а он тогда мальчишкой еще был. Жизнь у него была подростка заводских окраин. Он же сирота, у него родители трагически убили друг друга, сгорели. Это отдельная история. Фактически он рос сиротой и сделал себя сам.
Сергей Харитонов:
— Мне всегда нравилось его выражение: «Если человек сделал ошибку, ему можно дать один шанс исправиться. Если он сделал это второй раз — он неисправим». Я очень прислушивался к этим словам. Он рассказывал, что попал на малолетку и после этого понял — больше никогда туда не попадет. Он шел по жизни с этой фразой, с девизом жить правильно, по совести.
21 июня 1997 года, в 51 год, Федоров вышел на бой против 33-летнего Адилсона Лимы на турнире Rings Extension Fighting 4. На тот момент он был самым возрастным российским бойцом. Да и на этот момент лишь двое дрались в более старшем возрасте — Тимур Магдиев (52 года) и Саид Масиев (54 года). Бой продлился 10 минут и 10 секунд. Федоров неплохо начал поединок, пытался забороть соперника, провести прием, но в конце концов силы покинули самбиста, и он попросил угловых остановить бой. Николай Зуев выбросил белое полотенце.
Николай Зуев:
— Не хватило ему выносливости. Двадцать лет разницы в возрасте все-таки. Но бой он провел неплохо. Я ему говорил: «Сергеич, если сможешь в первые 2-3 минуты что-то сделать — можно на что-то рассчитывать. Дальше — тяжело, не хватит дыхалки». Так и вышло. Были у него моменты, мог подцепить, придушить, но не получилось. Да и бразилец был настроен... Ему же разрекламировали, что против него выйдет чуть ли не самый-самый боец. Но и Федоров настраивался на бой серьезно. В зале 30 тысяч зрителей, тут уже не до шуточек. Там получилось так, что когда бразилец на него сел, то отдавил диафрагму. Дальше борьбы не получилось.
Николай Зуев:
— У нас была команда, которая тянулась со времен Советского Союза. Мы всегда брали все на себя, когда к нам кто-то приезжал. Проживание, питание, тренировки и так далее. Мы никогда со спортсменов ни копейки не брали. Погодин говорил, что надо молодежь подтягивать, Волк Хан проявил инициативу, и мы подтянули Федора, Сергея Харитонова, еще несколько ребят. Мы проводили совместные сборы, чтобы обучить ребят технике болевых приемов. Александр Сергеевич мог показать любой прием из любого положения. Ребята обогащались опытом. Они у нас были два-три раза на сборах, по паре недель — набарывались. Серьезно готовились к бразильцам. Мы-то технику бразильцев уже понимали, а молодые — еще не совсем. Старались обучить их, объяснить, как действовать в опасных ситуациях.
Сергей Харитонов:
— У Федорова я оказался в 2002 году. Мы вместе с Федором Емельяненко тогда поехали в Екатеринбург. Владимир Погодин организовал нам ту поездку. Федор оказался в Екатеринбурге уже не в первый раз, был знаком с Федоровым и Николаем Зуевым, а я приехал впервые. Попал в такую атмосферу, в которой никогда не был. Попал к такому тренеру... Если бы попал к нему лет десять назад, то, наверное, мне бы равных не было в партере. Там такая сила была!
Я никогда не был партеровиком, всегда бился в стойке. Да и сейчас не считаю себя таковым, просто есть какие-то навыки обороны в партере. Но на тот момент я был чистым ударником. Я был мастером спорта по самбо, но болевые делал редко, только контратаковал, делал броски, добивал. А тут попал в клещи Александра Сергеевича и понял, что я еще младенец. Когда он начал крутить мне всякие болевые... Человек в 57 лет такое вытворял — мама не горюй! Вот, например, прием, который я сделал в бою с Мондрагоном, — это же личный прием Александра Федорова. Об этом мало кто знает. Федоров лично придумал этот прием. Все было на автомате. Я уже и забыл, когда мы его отрабатывали, лет 10-15 назад. А тут раз — и все полетело само. После работы с Федоровым и Зуевым первые два боя в Pride я закончил болевыми. Я тогда был больше сконцентрирован на работе в партере.
По утрам у нас была зарядка, Александр Сергеевич утром шел по коридору. Я слышал шаги — вскакивал, быстро прыгал в спортивный костюм и обувался. Когда он открывал дверь, я уже был одет. Как в армии. Я настолько уважал этого человека, что даже сына назвал Александром, даже не задумывался над решением. Александр Сергеевич, как Федоров. Даже мыслей не было как-то по-другому назвать первого сына.
Александр Сергеевич навсегда останется в моем сердце, я его постоянно вспоминаю. Не так давно, в прошлом году, мы ездили с Николаем Николаевичем Зуевым на могилу к Федорову. Находишься рядом с могилой — даже там энергетика чувствуется. Как будто он до сих пор где-то рядом. По-своему очень добрый человек, но в то же время бескомпромиссный. Я не видел вживую, как он боролся, но, думаю, те, кто выходил против него, испытывали такой мандраж! Очень уважаемые люди рассказывали, что, даже не успев упасть в партер в бою с Федоровым, сразу стучали. Потому что понимали, что потом можно не успеть постучать. Такие люди, как Федоров, рождаются очень редко. Физически очень крепкий. Даже в 57 лет, когда просто меня прихватывал, еще не делал болевой, — я уже стучал заранее. Он очень профессионально все делал, никогда не травмировал, но ощущение было, будто сейчас связки куда-то полетят или ахилл куда-то завернется. Недаром у него море воспитанников — чемпионов мира. Я благодарен судьбе, что хотя бы 2-3 года потренировался у этого человека.
Объяснял он понятно. Хорошо знал анатомию, знал, как устроены все связки. Полностью изучил все болевые точки, все места. Был целый тренерский штаб, который разрабатывал систему — куда нажать, где подтянуть. Он был очень умным, образованным человеком.
Мне нравилось, что в зале мы тренировались именно в коллективе. Вообще часто замечаю по поводу национальностей: у нас было неважно, дагестанцы, чеченцы, армяне, — никто никогда не говорил каких-то слов в чей-то адрес. Мы — спортсмены, друзья, тренируемся, вместе повышаем свои навыки, чтобы дальше выступать. Нам вообще без разницы, кто зашел в зал. Все были равны. Ни одного плохого слова. У Федорова в этом плане все было жестко. Думаю, если бы кто-то заикнулся — сразу бы вылетел из зала.
Федоров всегда ходил в старой футболке, не знаю, сколько ей был лет. На этой футболке был девиз: «Слабым всегда не везет». Любой человек может проиграть, но если человек нормальный, то он становится в два раза сильнее после поражения. Он делает работу над ошибками и показывает совершенно другой класс в следующем поединке.
Николай Зуев:
— Он попал в серьезную ситуацию, получил серьезное переохлаждение. Зимой, в декабре, перевернулся на лодке вместе с товарищем. Заядлым рыбаком он был. Простудились капитально. Мороз был около минус 20. Это случилось на озере, там была теплая промоина, до берега нужно было проплыть километра полтора. Пока выбирались — все пообмораживали. Нацеплял себе болячек после этого, иммунная система нарушилась. Да и по жизни он себя мало берег. По нервной системе сначала отказали ноги, потом руки, а затем легкие. Жалко, что он ушел так рано, в 60 лет. Мне сейчас 63, а он уже в 60 лет ушел... Федоров был неординарной личностью. Со своей головой, фантазией, изобретениями он еще многое мог привнести в спорт, в единоборства.
Александр Ушаков:
— Я приехал на чемпионат по боевому самбо в Екатеринбург, очень хотел увидеть Федорова, тогда редко с ним виделся. Спросил Колю Зуева, где он, а он мне сообщил, что Федоров в больнице, что ему плохо, что он умирает... Я был в шоке. В тот день он умер.
Это невосполнимая потеря для самбо. Хорошо, что его друзья сохранили видеозаписи, уроки боевого самбо от Федорова. Когда он выступал, боевое самбо еще не было видом спорта, при этом сам он говорил про него: «Это мое». Но то, что он сделал в спортивном самбо в плане техники, — не знаю второго человека, который сделал бы такой же вклад. Мы все ему очень благодарны. В последний раз, когда мы ездили на могилу, возложили цветы, венки около памятника. Его памятник — Федоров стоит в самбистской форме. Самбо — это его жизнь.
Александр Федоров:
— На вершине мастерства — не сила, не талант, а... тактика. Варьирование, импровизация, быстрый переход с одного приема на другой — это то, что приносит удачу. У меня же как было? Соперник еще в воздухе, еще на ковер не приземлился, а я уже болевой провожу. Стремительно все! (izsambo.ru)