«Жду второго боя с Минеевым много лет...» Артем Вахитов — лучший тайбоксер России: большое интервью
Лучший кикбоксер и тайбоксер России Артем Вахитов стал гостем подкаста своего земляка — Григория Дрозда. Они оба воспитанники прокопьевской школы тайского бокса. Дрозд успешно выступал в Японии в конце девяностых — начале нулевых, а затем перешел в профессиональный бокс, со временем став чемпионом мира по версии WBC в первом тяжелом весе. 31-летний Вахитов же — чемпион Glory в полутяжелом весе. Причем в своем последнем бою он победил Алекса Перейру, который теперь гремит в UFC.
Сейчас карьера Вахитова на паузе — в Glory от россиян отказались. Часть беседы об уходе из Glory мы уже публиковали. Сегодня же — про возможность перехода в ММА, готовность дать реванш Владимиру Минееву, Перейру, Исраэля Адесанью, победы через боль и тайбокс в Прокопьевске (Кузбасс).
Карьера
— Ты выложил фото из Сингапура, под ним много комментариев насчет ONE Championship. Зачем ты летал в Сингапур?
— До поездки много спрашивали: «Что дальше?» На самом деле, у меня есть предложения по разным видам спорта: ММА, бокс, кикбоксинг, даже по кулачке предлагали, но это не мое, конечно. Ездили в Сингапур просто поддержать ребят, наша команда из Кузбасса боксировала, ну и провести какие-то встречи. А что было — думаю, в ближайшее время узнаете. Не буду вдаваться в подробности.
— Правильно понимаю, что есть конкретное предложение от ONE?
— Конкретного предложения нет, мы просто ездили разведать обстановку.
— В целом, если бы было предложение, рассмотрел бы, если бы оно было достойное?
— Да, почему нет? Это хорошая организация. Мы посмотрели, как там все проходит. Это не Glory, где чистый кикбоксинг, там в одной клетке и тайский бокс, и ММА, и кикбоксинг. Интересно. Я зашел в клетку — до этого ни разу там не находился. Кажется, что такое огромное пространство, нет углов, совсем другая работа, другая дистанция.
— Мне кажется, октагон больше, чем стандартный ринг. Полянка такая.
— Ну да, конечно. Кто умеет двигаться — может так сделать, что по нему ни разу не попадут.
— В общем, будем ждать каких-то новостей по ONE.
— Да, пока конкретики нет.
— Там же боксируют в ММА-перчатках. Ты рассматриваешь вариант боксировать в таких перчатках?
— В кентусах — да. Ну, это интересно, это совсем другая работа. У нас ребята не так давно боксировали в организации Fair Fight в Екатеринбурге, Дима Меньшиков боксировал. Совершенно другая подготовка, каждый удар — сокрушающий. И защита другая, ни в коем случае нельзя стоять в глухой защите.
— Просто стоять с поднятыми руками не вариант?
— Да, потому что такая перчатка пролезет хоть где и донесет ощутимый удар. Мне кажется, можно даже джебом разбивать, если джеб поставленный. Попробовать, конечно, можно, интересно, но подготовка совсем другая.
— Но там есть и бои в обычных перчатках.
— Да, вроде только тайский бокс в ММА-перчатках, а кикбоксинг — в классических. Своеобразные правила.
— А на тренировках работал в маленьких перчатках?
— Я надевал их, но не тренировался в них, не спарринговал и не стоял в парах.
— Это же сразу минус четыре сантиметра дистанции, это очень много.
— Конечно, все совсем по-другому. Нужно именно спарринговать в таких перчатках, отработки делать, чтобы чувствовать дистанцию, делать так, чтобы по тебе не попадали, не пропускать удары. В таком весе любой удар может закончить бой сразу.
— Кого видишь конкурентом в ONE в своем весе?
— По тайскому боксу там вообще нет никого, только кикбоксинг или ММА. Есть Рома Крикля, действующий чемпион.
— И твой спарринг-партнер.
— Да. Хороший парень, всегда с ним на связи. Он мне много помогал готовиться к боям, две подготовки к Перейре с ним прошли. Общаемся, у них классная команда.
— Крикля в порядке.
— Он молодец, у него большие габариты, руки длинные, скорость нормальная, с ударом все в порядке.
— Сколько он весит?
— Думаю, в межсезонье максимум — 110 кг. Фактурный парень, атлет.
— Кто еще есть из конкурентов?
— Андрей Стойка, он, кстати, тоже боксировал в Glory. Турок есть, Мурат Айгун, его Рома недавно победил. Там, по сути, не так много народа, даже не знаю, есть ли там рейтинг. В Glory есть рейтинг, а здесь такого нет, поэтому я не могу понять, как там все происходит, как они делают бои, от чего все зависит.
ММА
— По большому счету тебе нужен один вкатывающий бой, а второй надо уже делать титульным, потому что твой уровень понятен всем.
— А может, стоит еще попробовать себя в каких-то направлениях. Есть предложения по ММА.
— Рассматриваешь переход туда?
— В последние год-два начинал задумываться об этом. Как ни крути, кикбоксинг в плане медийности и количества событий отстает. Печально, потому что кикбоксинг и тайский бокс я люблю больше, это мои любимые виды спорта, динамика совсем другая. Если сравнивать бои ММА на уровне UFC или Bellator, базовые борцы в основном проводят бои в стойке, потому что многим людям непонятна борьба, переходы, удушения, сабмишены.
— Они ведь лежат, реально плохо видно. Плюс надо понимать, что они делают. Вот чистый удар в голову понятен всем.
— Конечно, попал — тот упал, пошатнулся, все ясно. Недавно я смотрел бой Волкановски и Макса Холлоуэя, они ударники, но бой прошел всю дистанцию — и почти полностью в стойке. Они наносили ущерб, был красивый бой. Не зря его признали поединком вечера, людям понравилось. Сейчас поэтому такая тенденция — кикбоксеры переходят в ММА, где показывают хорошие бои. Но если ты попадаешь на хорошего бойца, которому все равно на зрелище и ему нужен результат, — то результат будет не в твою сторону. Поэтому нельзя рассчитывать, что ты, будучи кикбоксером, будешь драться в ММА только в стойке. Любой перевод — и все, инициатива уже на другой стороне.
— Были прямые предложения от ММА-организаций?
— Мне конкретно не поступали, возможно, обращались к менеджеру, но он меня пока не посвящал в подробности.
— Это российские организации?
— И российские, и зарубежные. Эти предложения есть и были всегда, и год-два назад тоже.
— Ну, положительные примеры есть, в том числе среди тех, с кем ты боксировал в одной организации. Насколько я понимаю, без борьбы, каким бы ты ударником ни был, на таком уровне лучше даже не пробовать. Что у тебя с борьбой?
— Я вообще не борец. Ну как, мы можем потолкаться после тренировок, так, побалдеть, приемы поотрабатывать. Как я в основном боролся? После тренировок против меня три-четыре малыша, а я один против них. Так, баловство. А именно в плане серьезных бойцовских элементов — я их, по сути, и знать не знаю. Может, удушающий только, и то я его, возможно, неправильно делаю. Или кимуру могу сделать. Такие, простые элементы, но это просто знание, как их применять, а для использования в боевых ситуациях нужно все это отрабатывать. Но ударнику, я считаю, не нужно учиться бороться, просто надо грамотно выходить из борьбы и не давать, чтобы соперник проходил в борьбу. Наточить до автоматизма. Как Адесанья.
— Адесанья, Перейра, Минеев — классические кикбоксеры. Как оцениваешь их переход в ММА?
— Владимир Минеев сейчас номер один в российских ММА в своей весовой категории, Адесанья — чемпион UFC, Перейра будет боксировать с Адесаньей за пояс. Наверное, у кикбоксеров есть какие-то преимущества, хотя у Адесаньи было много боев с хорошими борцами, с тем же Ромеро поединок получился непонятным. Но все равно, если опасность исходила в партере, Адесанья с легкостью уходил. То же самое и у Перейры, прошлый бой у него был с каким-то бразильцем, хорошим грэпплером с ударкой и борьбой, полный комплект ММА. И Перейра достаточно хорошо отбоксировал.
— Минеев против Исмаилова — Магомед ничего не смог сделать, хоть и борец.
— Ну как, поначалу, пока у него бензин не кончился, сначала что-то получалось, но он не завершил начатое. Сколько он лет уже выступает, в Дагестане тренируется. Эти навыки приобретаются годами, за один-два месяца не научишься все равно. Нужны полноценные тренировки, полгода, год, может, даже больше, чтобы прийти к такому уровню. Это все приходит со временем, если грамотно подводить, постепенно подбирать не самых опасных соперников, чтобы не смогли забороть. В российских промоушенах много борцов, которые не стесняются бороться. Идут и начинают возить, пока не закончат удушающим или болевым. В основном заканчивается так.
— Если бы ты получил серьезное предложение и перешел в ММА, где бы тренировал борьбу?
— Безусловно, в Дагестане. Я считаю, это место номер один, в котором можно научиться борьбе. Там все, что хочешь, мастера по всем видам. Они [дагестанцы] рождаются и почти сразу начинают бороться, это у них в природе. Не зря же Хабиб и многие ребята, тот же Ислам Махачев, родом оттуда. Можно долго перечислять имена многих чемпионов и топовых бойцов.
— Как я вижу, анализ своих перспектив в ММА с твоей стороны достаточно серьезный.
— Но прежде чем дойти до топов, нужно еще пройти немалый путь. Хотя тот же Перейра... Но там все к бою между ними подводили [Перейры и Адесаньи за титул чемпиона UFC в среднем весе]. У них было два поединка по кикбоксингу, Перейра выиграл оба — один нокаутом, другой по очкам. У них есть предыстория, они теперь должны встретиться в октагоне.
Перейра и Адесанья
— Раз уж ты коснулся Перейры и Адесаньи. С Перейрой ты знаком хорошо.
— Достаточно неплохо, да (Вахитов в 2021 году провел два боя против Перейры: в первом проиграл раздельным решением судей, во втором выиграл решением большинства. — Прим. «СЭ»).
— Если бой состоится, кто из них победит? И какие сильные стороны у Перейры?
— Я буду болеть за Перейру. У нас с ним хорошие отношения, с его командой. У нас были непонятки после первого боя, разногласия, у нас была небольшая командная вражда, напряжение.
— Кстати, как считаешь, в первом поединке ты выиграл или проиграл?
— Я считаю, что выиграл.
— Тоже так считаю. Причем спокойно выиграл.
— В первом бою я ощущал себя намного увереннее, я ощущал, что победил. В каждом раунде я выигрывал и делал по минимуму, не сильно рисковал, чувствовал, что победа за мной. Это был первый бой после долгой паузы и операции, был страх, что что-то не дай бог произойдет. Я спокойно перебивал его и не хотел лишний раз рисковать. Но, как оказалось, надо было заканчивать, сделать какой-то нокдаун, хотя были точные попадания, его потрясывало от ударов. Это были мои ошибки, которые мы учли.
Когда поднимали руки, все всё видели и по его лицу, и по лицу его команды. Он удивлен был, когда ему руку подняли. Его тренер сказал: «I'm so sorry», все всё понимали. Да и кого обманешь, даже директор Glory лично мне написал по поводу этого боя. Меня многие поддерживали, а в его сторону оскорбления писали. Но надо понимать, что он тут не виноват, это судейское решение.
— Но он потом поменял свое мнение.
— Да, он стал выкладывать какие-то ролики, нарезки. Напряженность была. Потом мы что-то выкладывали. Качали второй бой, хотя он и так был неизбежен. Перед вторым боем мы встретились на взвешивании, были все напряженные, но потом он подошел с командой, мы поздоровались, пообщались. Он сказал: «Я тебя уважаю. Забудем, что было в первом бою, сделаем красивое зрелище. Уважаю вашу команду и российских спортсменов». В общем, пообщались на приятной дружеской волне. До сих пор общаемся, я поздравляю его с победами, он интересуется моими успехами. Поэтому я надеюсь, что Перейра выиграет. У нас есть какая-то связь. С Адесаньей лично не знаком. Мы как-то пересекались на одном из турниров Glory, но не общались. Да и его стиль мне не очень нравится, в последнем поединке совсем не понравилось (2 июля Адесанья защитил чемпионский титул UFC, победив Джареда Каннонье единогласным решением судей, фанаты освистали его за скучный бой. — Прим. «СЭ»). Минимум риска, делает все для победы.
— Немного скучно, мягко говоря.
— Обычно, если бои проходят в стойке — это вспышки, удары. А у него последний бой был... Он даже сам в каком-то интервью сказал, что это один из его худших боев. Перейра — вперед, пусть донесет свой левый боковой, он должен. Но я думаю, что у Адесаньи больше шансов на победу, потому что он уже давно в ММА, адаптировался, опытный, хорошо чувствует дистанцию, может засушить бой, не дать работать сопернику и на спокойной волне заработать победу. Но Перейра после еще двух побед будет сильнее перед этим боем в ментальном плане, выйдет на подъеме.
— Левый боковой Перейры на самом деле такой неприятный и тяжелый удар?
— Не сказать, что прямо опасный, но мы готовились и знали, как он будет работать. Даже мои спарринг-партнеры гораздо сильнее били, тот же Рома Крикля сильнее и опытнее, чем Перейра. После таких спаррингов мне было нормально с ним боксировать. Особенно в первом бою — я вообще не ощущал его ударов. Потом, ко второму поединку, он уже набрал вес, стал покрепче и удары у него были потяжелее. Да и подготовка была совсем другая у них.
— То есть левый боковой у него жесткий, но назвать этот удар фантастическим нельзя?
— Нет, не было такого, чтобы меня прямо потрясло через перчатку.
— Колени, которые он выбрасывает, как оценишь?
— Опасные. У него длинные конечности, ноги длинные, высокие, он прыгает хорошо. Умеет пользоваться плюсами. Смотришь на него — и не понимаешь, как его побеждать, у него такая техника необычная, невозможно подобрать подходящего спарринг-партнера. Такой технике не обучит ни один кикбоксер или боксер. Индейцы только какие-то. (Смеется.) Он же выходит, кричит эти все вещи, ритуалы у него свои есть. Может, это дает ему сил. На самом деле, есть у него природный удар, тяжесть кулака, ты можешь всю жизнь тренироваться и не научиться так бить, а у него это есть. Он может без замаха накоротке ударить — и донести удар до цели. Может, из-за своей нестандартности, потому что к его технике трудно подготовиться.
— И скорость неплохая.
— Да, он бьет без замаха, полуроботовские удары, но ощутимые и очень тяжелые. Если удар попадает точно в голову... А если в челюсть — это нокаут.
— Но даже при этом ты считаешь, что у Адесаньи больше шансов на победу.
— Думаю, да. 55 на 45 или 60 на 40. Повторюсь, Адесанья уже опытный воин в UFC, прошел через топовых бойцов, уже не первый год чемпион. Тем более это принципиальный бой, он будет готов на 200 процентов.
Операции
— Какое-то время ты просто не мог бить правой рукой из-за травмы.
— Да, я только недавно начал бить правой рукой сильно.
— Сколько раз ты делал операцию на руке?
— Четыре раза.
— Сейчас рука в полном порядке?
— Слава богу, потому что были моменты, когда я только отбоксирую, сделаю операцию, начну подготовку — и ломаю руку. Подготовка уже идет, и от боя мы никогда не отказывались, даже со сломанными руками. Два раза боксировал со сломанной рукой, два раза во время подготовки ломал руку. Получается, из семи защит я четыре раза боксировал со сломанной рукой.
В первый раз — это защита с Заком Мвекасса. Я во время подготовки ударил, попал в таз, лопнула кость, она на шурупе была, пластина стояла. Подготовка была смазана, правой рукой не работал, так, легонько накидывал. Так получилось, что тот бой закончился досрочно, я попал джебом. Слава богу, все прошло. Потом рука зажила, вторая подготовка прошла успешно, а во время поединка я травмировался. Поехал делать операцию. В третьем поединке, это было с Кавалари, я ударил куда-то в лобную часть и сломал две костяшки. Когда ему начали отсчитывать нокдаун, я уже все понял, костяшки налились кровью. Это был второй нокдаун, после третьего за раунд бой останавливают. Я понимал, что у меня есть 30-40 секунд — и надо добить его, чтобы бой завершился. Со сломанной рукой, несмотря ни на что, пошел и отработал, бой остановили. Подумал: «Слава богу». Потом перчатку снял, а рука...
— Как третья перчатка.
— Да, именно. С Абеной тоже было во втором раунде — это вообще кино.
— Это когда ты садишься в угол и говоришь тренеру, что у тебя болит рука? А он тебя уговаривал поработать ногами, как-то подвигаться.
— Да, это тот бой. В первом раунде все было нормально, я вкатился. А во втором буквально первым ударом опять попал куда-то в макушку — и все понял. Такая боль резкая была, острая. Я привык к прошлой боли, даже не обращал внимания, а здесь было очень жестко. Мне казалось, что все кости переломаны, рука не сжималась и не разжималась. После этого раунда подошел и сказал тренеру, что я эту руку ни поднять не могу, ни ударить ей не могу, ничего не могу. Хорошо, что есть тренер. Почему я говорю, что тренером должен быть человек, который с тобой с детства? Потому что это твой и отец, и психолог, он тебя знает наизусть, знает, на что ты способен. Если бы он знал, что я не смогу справиться, то снял бы меня с боя. Но он нашел слова, попросил: «Подвигайся еще раундочек, ножками поработаем, а там видно будет». Второй раунд закончился — дальше я уже не помню, как и что было. Просто туман. После четвертого раунда подхожу и спрашиваю: «А какой раунд-то идет?» Вообще не понимал, что происходит. Тренер сказал: «Все, последний раунд, давай!» Я понял, что уж последний раунд точно надо доработать. А дальше — бам-бам-бам. Все на эмоциях, на таких болевых моментах. После боя сняли перчатки, оказалось, у меня еще три кости переломаны. Опять поехали делать операцию.
— Где тебе все поправили? Какой врач помог сделать так, чтобы все наладилось?
— Дай бог, это была последняя операция. Это было в Голландии, в городе Алкмаар. Недешевая операция, конечно. Вообще, за все это спасибо Дмитрию Николаевичу Николаеву, генеральному спонсору. При его поддержке проходили все лечебные процедуры, реабилитация. В Алкмааре был хороший хирург, он делал операции Тайрону Спонгу и многим другим кикбоксерам. Сам здоровый, под два метра ростом, занимался борьбой, в теме насчет спорта. Мы с ним посовещались, он все посмотрел, положил на операцию. Изначально ее хотели делать под местным наркозом. Анестезиолог пришел, все сделал, а на операционном столе врач потыкал иголочкой, и выяснилось, что я чувствую палец, который надо оперировать. Врач сказал: «Ну все, давай под общий». Я так не хотел, уже столько этих общих наркозов было... Ну ладно, лег, потом проснулся. А там, если ты не зарезервировал место заранее [в госпитале], тебя отправляют домой. Я проснулся, еще ничего не понимаю, а меня в коляску сажают, везут. Хорошо, что с нами был товарищ, Андрей, он живет в Голландии и помог с переводом. Он отвез меня до гостиницы.
А так — операцию сделали грамотно. Техника немного отличается от нашей. У нас вставляют спицы, и потом нужно восемь недель в неподвижном состоянии находиться, все атрофируется, долго от этого восстанавливаться надо. А там немного по-другому спицы спрятали, и я уже спустя 10 дней мог держать кружку, например.
Потом обратно приехали, мне сняли спицы. Я так понял, что операция — это 30 процентов от дела, а остальное — это реабилитация. Без реабилитации, как показала практика в предыдущих случаях, ничего не получится. Если после операции ничего не прокачиваешь, не занимаешься рукой, то толку никакого не будет. Уже в Москве я был у реабилитолога, мне Дима Лучников посоветовал. Она мне все подсказала, рассказала, и я по сей день выполняю эти упражнения. Даже когда в машине еду. Вставил палочку между пальцами — и раз-раз. Там какие-то мышцы есть, которые держат суставы и костяшки. Может, благодаря этой работе результаты и есть. К тому же была пандемия и долгая пауза, может, это тоже на руку сыграло. Обычно же после операции начинаешь месяца через четыре тренироваться, кость еще не сформировалась, мозоль только начинает нарастать. Любой плотный удар — все. А пандемия пошла на пользу, все были в равных условиях, никто не выступал, а я занимался рукой.
Минеев
— Ты один из самых титулованных кикбоксеров и тайбоксеров России, но тебе, к сожалению, не хватает известности. Выйдет условный Хабиб на улицу — его многие узнают, а тебя — нет.
— Да, только узкий круг интересующихся единоборствами. Другая медийность, другая популярность. Вообще кикбоксинг, как я уже говорил, не столь популярен в мире по сравнению с ММА. Это печально, ведь, как мы уже говорили, кикбоксинг динамичнее, интереснее, взрывнее, там есть нокауты, этот вид более понятен обычным людям. Популярность, возможно, придет со временем. В свое время ведь был К-1, все знали тех, кто там выступал. ММА еще не был так развит, хотя уже был Pride.
— Тогда К-1 затмил все.
— Это был просто космос. До сих пор у меня лежат кассеты с записями, до сих пор помню эти бои, сумасшедшие удары. Хотелось бы, чтобы кикбоксинг вернулся на прежний уровень, но что сделать? Тогда была одна популярная организация, в которой выступали лучшие ударники мира, а сейчас организаций много, даже в России. Может, не настолько много, но есть хорошие организации. И в мире тоже. Везде есть свои звезды. Если собрать какой-то турнир и всех объединить — это будет вышка. Собрать 16 бойцов, или 32 бойца — лучших из своих весовых категорий, — то будет не менее популярно и смотрибельно, чем К-1 в свое время. Если говорить про ММА — в мире и в России тоже много организаций, но медийность у них как-то по-другому развивается.
— Подход какой-то другой.
— Может, дело в том, что сейчас стал популярен треш-ток, все это распространяется в соцсетях за секунды. В кикбоксинге нет такого подхода с пресс-конференциями, с треш-током.
— Все достаточно сдержанно.
— Да, с уважением. Мне это нравится. Может, у нас, у русских бойцов, такой менталитет, хотя и у нас есть треш-токеры. Но именно сибиряки из Кузбасса — у нас другой склад ума, у нас менталитет отличается, переход на оскорбления — это за гранью. Ты должен отвечать за каждое слово, а за слово без фактов сразу может вернуться. Поэтому мы и показываем только зрелище.
— Внутренне тебя эта тема с популярностью не сильно беспокоит? Всему свое время, все придет, так?
— Да, я не хочу, чтобы меня узнавали из-за того, что я кого-то где-то толкнул или оскорбил вне ринга. Я хочу, чтобы я был узнаваем как хороший спортсмен, чемпион. А то, что происходит вне ринга, — это не по мне. Определенная категория людей уважает меня за то, что я добрый, открытый, справедливый в чем-то, — пусть так и будет. Всегда привожу в пример Федора Емельяненко. Человек спокойненько выходил и делал свое дело, он немногословен, но зато его столько людей любят! Азия вообще с ума по нему сходила. Помню, в 2008 году мы приезжали в Сеул или в Пусан, там были Всемирные игры. Я включал телевизор, листал местные каналы — через один показывали что-то про Федора Емельяненко. На него чуть ли не молились, в ноги кланялись. Он там был звездой номер один, а в России его знал только узкий круг людей, интересующихся единоборствами. Это уже потом он сделал себе имя и стал популярным, стал звездой.
— А по поводу хайпового боя — это же как раз укладывается в твою стратегию. Например, поединок с твоим бывшим соперником Владимиром Минеевым.
— Почему нет?
— Володя — известный парень на просторах интернета, уж в России-то точно.
— Я понимаю, что такой бой соберет публику, может, небольшой стадион, люди придут смотреть. Противостоянию уже почти 10 лет, с 2013 года. С его стороны Камил Гаджиев и сам Володя говорили-говорили, но конкретики не было.
— Говорили, что хотят бой, но до конкретики не дошло?
— Да, когда я боксировал по муай-тай, Камил выходил и говорил: «Все, мы это сделаем», но уже сколько лет прошло. Не так давно, уже после боя с Магой, Володя сказал что-то, они в студии упомянули возможность провести бой. Почему нет? Я готов по любым правилам — по боксу, кикбоксингу. По ММА я пока, понятное дело, не готов. Я — базовый кикбоксер, он — тоже кикбоксер. Можно провести бой по боксу, вполне возможно.
— Или тайский бокс.
— Да, или тайский бокс. Без разницы, три вида — бокс, тайский бокс, кикбоксинг. Я просто жду этого уже очень много лет, но есть лишь разговоры.
— Но это был бы хайповый бой, та аудитория, которая есть у ММА-сообщества и Минеева, сразу переключилась бы на тебя.
— Возможно. Может, поэтому он и не хочет отдавать своих фанатов. (Улыбается.)
— Я был в Кемерове на чемпионате России в 2013 году. Были разговоры: «Вот, Минеев едет за чемпионством». Я из Москвы специально приехал поддержать чемпионат и посмотреть ваш бой. Было всего два раунда. Можешь выделить что-то из того боя? Что-то почувствовал от Минеева неприятное, какой-то ударчик?
— Честно говоря, уже не помню. Наверное, в тот момент для меня это был обычный соперник. В моей любительской карьере были и более серьезные противники. Мне с ним, в принципе, было легко. Возможно, можно было бы боксировать и дальше, но было бы хуже для Вовы, все могло бы кончиться еще хуже.
— Напомню: ты ему сломал нос, у него открылось сильное кровотечение.
— Да, поэтому бой и остановили. Не знаю, как могло бы сложиться [если бы не перелом носа], но я чувствовал уверенность, поэтому путевки на Всемирные игры ему было не видать.
— Я бы как зритель хотел посмотреть на ваш бой. Владимир выглядел неплохо с Исмаиловым.
— Тем более он же гонял вес — они же, кажется, в 84 кг дрались. Думаю, весит он точно 95 кг — как и я сейчас. Можно организовать.
— Нужно. Этот бой нужно сделать, и телевидение с интересом поддержит.
— Когда я выложил какой-то ролик из Екатеринбурга, мне сотни людей писали: «Когда уже наконец пройдет этот бой?» Все ждут — и любители единоборств, и простые зрители.
— Думаю, этому бою сто процентов быть.
— Думаю, да, придет время.
Дацик
— Есть ли понимание, с кем еще из России у тебя мог бы быть такой же большой бой, как с Минеевым?
— В спортивном плане — наверное, это один такой. Сейчас же много поп-движухи.
— Дацик?
— Дацик сейчас на подъеме.
— Бешеный буйвол.
— Не так давно смотрел старые бои Дацика в «Арбате».
— Я не застал те бои, был тогда где-то в Японии, кажется. У меня там только один бой по боксу.
— А К-1 там просто сумасшедшие. Кобра, Ахраменко.
— Молекула Ада — Женя Орлов.
— Да, бойцы были вообще... Просто в интернете наткнулся и увлекся.
— И там же был Рыжий Тарзан.
— Да, причем прошел несколько боев, и с Ахраменко боксировал, но Ахраменко ему там нормально напинал. Дацик вообще не знал, что такое защита, просто бык, атака — и все. Ну, такой он, с характером проблем нет, духа — хоть отбавляй.
— А ты видел, как он твоего бывшего соперника уложил, Кавалари?
— Ну, Кавалари уже сбитый летчик, его уже можно не считать за спортсмена. Он сейчас выпивает много, отдыхает. Образ жизни давно уже бразильский, так что все было ожидаемо. Дацик на подъеме, прогрессирует, видно, что меняется в лучшую сторону как спортсмен. Не знаю, что у них там будет с Александром Емельяненко, намечается у них что-то или нет.
— Александр сейчас выглядит не сильно в плане спорта.
— Я его видел в Екатеринбурге, он выглядит не очень хорошо. Если этот бой состоится и Дацик попадет, то это может плохо кончиться для Александра. Поэтому лучше или не боксировать, или сделать большую паузу.
— Но это здоровый мужик, как ни крути, вес за 100 кг, машет так, что головы летят.
— Сейчас он поднабрал — видно, что его уровень подрос. Понятно, техники у него нет, но он приобретает понятие того, что такое бокс, что такое удары. Он может попасть так, что... Саше Емельяненко — здоровья.
— Кузбасс, город Прокопьевск, ДК Маяковского...
— Эта школа, наверное, уже известна на весь мир. И в Америке, и в Европе знают, что в Кузбассе ДК Маяковского — это империя, лучшие тайбоксеры мира тренируются там. Многие спортсмены из других стран, из других регионов приезжали потренироваться, но ненадолго, потому что после таких бомбардировок, после недели сборов и спаррингов они говорили: «Так мы не получали еще никогда». Здесь уровень — шутки в сторону, попадают по полной. У нас всегда так было. Наверное, вы помните, спарринги всегда были не на жизнь, а на смерть. Только так ты растешь. Тяжело в учении — легко в бою. Поэтому чемпионат Кузбасса по уровню был на то время как чемпионат России. В определенных весовых категориях были все топовые бойцы, чемпионы страны, неоднократные чемпионы или призеры мира или Европы. Уровень был высочайший.
Вообще, все начинается с команды. Команда у нас хорошая, сплоченная. Начиная с Дмитрия Николаева, который уже на протяжении 20 лет нам помогает, спонсирует нас, оказывает помощь с экипировкой и лечением, все на стипендии. Если ты хочешь заниматься спортом профессионально, то ты должен посвящать себя этому полностью. Когда тебе 18 лет, ты должен все равно где-то зарабатывать и тренироваться. В ваше время было тяжело, тренируешься — работаешь.
— Совмещали, пробовали.
— И все равно был результат. Если бы тот уровень спортсменов был сейчас, то школа Кузбасса гремела бы на весь мир. Спортсмены были топового уровня, просто все разошлись, кто-то начал заниматься своим делом, кто-то стал тренировать, кто-то переехал.
Менеджер наш, Сергей Юрьевич Гусыгин, — серьезный руководитель, который может и хорошим словом, и по-жесткому сказать. Тренеры наши — Виталий Викторович Миллер, Виталий Юрьевич Ильин.
— Ты записался в секцию тайского бокса к Ильину.
— Да, где-то год-два тренировался у него. Там были все взрослые ребята: Стас Макеев, брат мой, — ребята на четыре-пять лет старше меня. Юля Митренко — девчонка, я с ней в парах стоял.
— Это тебе сколько лет было?
— Я пришел лет в 11, наверное. Юля уже опытная была, серьезная, накидывала мне. Я-то из карате пришел, там совсем другое все, дозированный контакт, руки опущены. Но потом я перешел к Виталию Миллеру, чтобы стоять в парах и тренироваться с ребятами примерно моего возраста. С того момента мы с Виталием Викторовичем и работаем, уже почти 20 лет.
— Он уже как отец.
— Да. Он наизусть знает мои сильные и слабые стороны. Мы уже на такой волне, что не надо ничего говорить. Он все сам понимает, знает, что нужно делать во время подготовки, все видит по моему взгляду. Конечно, мы, спортсмены, все равно работаем столько, сколько надо по установке, но в нужный момент иногда нужно остановиться, а иногда — наоборот, добавить. Виталий Викторович отлично чувствует эти моменты. С тем же боем, когда я сломал руку, — он нажал мне на нужные точки, сказал нужные слова, отключил память до четвертого раунда. На самом деле, вся команда, каждый человек, с которым я вместе прошел этот путь, — это все неотъемлемая часть, система, механизм. Убрать одного человека, который кажется незначимым, а он на самом деле играл очень важную роль — настроение поднял или уделил внимание какое-то. Это все большая семья.
Тренируюсь с детьми — мы балдеем, играем в футбол, волейбол, все, что хочешь, можем побороться, я подсказываю им что-то. Такая семья, в которой ты всегда можешь обратиться по-дружески, попросить о помощи — никто никогда не откажет.
Я умею общаться с детьми, мне на самом деле это приятно. Наверное, хочу дать им какое-то понятие, отношусь к ним с добром, уделяю внимание. Просто когда я начинал заниматься, я смотрел на чемпионов мира — ты был, Стас Макеев, Саня Морев. Я приходил и здоровался с вами за руку, для меня это была такая мотивация! Я понимал, с какими людьми тренируюсь в зале и что могу достичь таких же результатов. Когда сам играю с детьми на этой волне — понятно, что не переступаю грань, если они разбалдеются, то начинаю соблюдать субординацию и ставлю паузу. Но все на легкой волне, что-то подсказать, поиграть. Может, они даже не ощущают, что я — чемпион мира, а чувствуют, что я — простой парень со двора, с которым они собрались погонять в футбол. Я и во дворе у себя так же могу с ребятами спокойненько выйти поиграть. У нас есть группа футболистов, я прихожу на поле, беру мячик, там постоянно какая-то молодежь, дети маленькие. Я с одними раз-раз поиграю, потом другие подключаются — и мы уже 10 на 10 играем с малышами.
— И ты получаешь удовольствие.
— Да, я получаю удовольствие. Мне нравится приносить радость, я сам от этого кайфую. У меня нет никаких ограничений в духе: «Нет, ты еще не дорос, подожди».
— Это правда, что ты иногда довозишь каких-то ребят на тренировку и потом отвозишь обратно?
— Забираю редко, а отвезти домой могу. Есть малыши, которые живут в других районах и остаются со мной в зале после тренировок. Для тех, кто остается со мной, это жесткая проверка на прочность. Жестокая ОФП, турники, брусья.
— То есть прошел 1 час и 45 минут тренировки. Что происходит, когда они остаются с тобой после тренировки?
— Тренировка начинается в 4 часа, а заканчивается в 5.30 или 5.45. Кто-то посидел, в телефон потыкал, ОФП поделал. До 6 часов мы еще можем сыграть в легкий футбольчик, а потом, кто не сбежал, остается делать жесткую ОФП. Пресс, отжимания, приседания, выпрыгивания. Я с ними все это тоже делаю, и они на протяжении 30-45 минут остаются в зале, занимаемся с ними где-то до 7 часов. А если кто-то халтурит и хочет убежать — сразу вижу, останавливаю, забираю сумку, он никуда не уходит и дорабатывает до последнего. Так что после основной тренировки остаюсь с ребятами, человек пять-шесть. Кто-то живет близко и доходит пешком, а остальных я развожу на машине, чтобы из родителей никто не волновался. Еще бывает, если они хорошо позанимаются, я могу им сделать бонус и заказать пиццу.
— Пиццу прямо в зал привозят?
— Да.
— Ой-ой-ой!
— Да, это хорошее завершение рабочей недели — пятница, пицца, все довольны.
— Представляю, какие эмоции у пацанов, они только ради этого будут приходить, чтобы к ним такое отношение было. Это прекрасно.
— Мне и самому в кайф. У детей же нет такой злости, они добродушные, открытые люди, мне с ними спокойно общаться. Я и сам, может, в глубине души ребенок, наивный. Поэтому мне с ними и легко.
