«Мозг не дает команду пищеводу, чтобы еда шла вниз». Легенда борьбы — о 10 операциях на кишечник и последствиях весогонок
Когда легендарные братья Белоглазовы были юниорами, тренер Гранит Торопин развел их по разным весам. Уж слишком ожесточенно они конкурировали в 57 кг, наносили друг другу травмы, превращали свои поединки в настоящие мясорубки. Поэтому после командного совещания было принято решение, что Анатолий идет в нижнюю категорию — до 52 кг, а Сергей остается в 57 и 62. При этом Анатолий весил в жизни больше брата, но подвергнуть сгонкам было решено именно его, потому что он их гораздо легче переносил и быстрее восстанавливался.
Такая семейная жертва сильно сократила Анатолию карьеру (закончил он ее на четыре года раньше Сергея), он выиграл в два раза меньше титулов и олимпийского золота, чем брат, но главное — из-за сгонок он приобрел хроническую кишечную непроходимость, из-за которой мучается последние 40 лет и уже 10 раз ложился под нож.
Ниже — захватывающий и насыщенный удивительными историями рассказ Анатолия Белоглазова обо всем том, через что ему пришлось пройти из-за сгонок веса.
***
«Было несколько весогонок, когда было страшно за жизнь, — вспоминает Белоглазов в разговоре с «СЭ». — Я три раза после трех чемпионатов мира попадал в больницу. У меня 10 операций было на кишечник, последнюю сделал не так уж давно — работая тренером в Беларуси. Должен был лететь на Всемирные игры в Казань, прихватило кишечник, попал в больницу — кишечная непроходимость. Это страшная вещь, страшная. Я не знаю, как болит сердце, у меня не болело никогда, но это страшная вещь. Тебя как будто разрезают на части ножом. Болело так...
Если кишечник разрывается, то человек умирает — заворот кишок. Я обследовался в Америке, попал там в больницу после Кубка мира. У меня кровь просто пошла изо рта, врачи сказали: «Мы на себя не берем. Нужно, чтобы кто-то бумагу написал, поручился за тебя«. Это вот у моделей есть болезнь — анорексия. Когда они себя заставляют рвать пищей. Что получается — у меня настолько организм был к этим сгонкам приспособлен, что у меня пища не доходила, вот здесь вставала (в пищеводе. — Прим. «СЭ»). Мозг давал команду: «Нельзя!», нельзя туда дальше идти пище в кишечник, и все стоит. Утром я съел что-то, вечером иду в туалет, и меня рвет этой едой. Почему модели умирают некоторые — такая же ситуация. Мозг не дает команду, что можно кушать. Получается непроходимость, пища может идти не туда, и человека разрывает просто на части. Это страшная вещь, страшная.
Мне делали 10 операций, перекладывали весь кишечник по-разному. Только в Германии я сделал три операции, один и тот же врач. Потом он сказал: «Нельзя дальше бороться и гонять, заканчивай». Почему я и закончил в 1984-м. Для меня питание всегда как бы не имело значения. Есть оно — есть. Нет — нет. Когда мы жили дома — нет и не будет еды, и мы нормально относились. Дома ни молока, ни хлеба. Не будет еды — не будет. Будет — замечательно.
У нас нет таких людей в борьбе, кто вес не гоняет. Ну, может, единицы, Хадарцев там, могу несколько легендарных людей назвать, кто не гонял. Но так у нас нереально не гонять, это часть нашей игры. Ты ни у кого не выиграешь без сгонки, если ты в своем весе борешься. Там все гоняют! У нас было три дня соревнования, три дня — взвешивание утром. Вот это было тяжело — ты не можешь целый день кушать, тебе бороться надо.
Если ты съешь что-то, когда гоняешь, то у тебя и 500 граммов не сгорит. Если ты покушал на килограмм, то должен этот килограмм согнать. А согнать тяжело — организм впитывает во время сгонки еду и держит ее, не отдает просто так. Я заходил в баню, сидел и не потел вообще. 120 градусов в парилке, а у тебя грамма пота нет, грамма! Бывало — ты идешь-идешь и просто отключаешься.
Мы гоняли всегда компанией, нам говорили не гонять по одному, потому что можешь отключиться. Я был на чемпионате мира, сидели в бане, и девчонка с верхней полки полетела кувырком. Она отключилась! Тренер ушел из парилки, оставил ее, я тоже сел там рядом. Чемпионат мира в Гватемале, 5 минут до взвешивания, у нее 100 граммов лишних, уже на пределе, и она отключилась. Хорошо, я рядом был, откачал ее, воду лил. Она труп натуральный была.
Помню, Ярыгин постоянно приходил, говорил: «Давай — ты килограмм, я — пять гоняю». Один раз он мне часы проспорил — принес мне свой «Ролекс»: «На». Я говорю: «Не-не, Иван Сергеевич, не надо». Поспорили с ним, и он заднюю дал. Он хотел за сборы 15 кг согнать, у него уже такой животик был. А я гонял на чемпионат мира, он пришел — хотел меня поддержать: «Эти часы будут твои. Я 15 кг делаю». В итоге не сделал и хотел часы отдать, говорю: «Не надо, Иван Сергеевич».
Был момент на чемпионате мира в Швейцарии-1977, когда взяли запасного дублера мне — Серегу Корнилаева. Думали, что я вес не сгоню. Ни разу такого не было, но они взяли дублера. Он уже не мог, еле ходил, ему сказали — до конца гоняешь, ждешь до взвешивания. Мы жили в казарме, все в одной комнате. Я уже говорю ему тихонько: «Серега, иди кушай, я сгоню, все нормально». Он пошел кушать, тут открывается дверь в казарме, заходят тренеры: «Корнилаев — на весы!» Ночью, в два часа ночи! Он встал на весы — три килограмма лишних. Они его в баню, мучили там. А я говорил ему: «Серега, я сделаю, мне 300 граммов осталось, иди кушай, воду пей».
Не спишь, конечно, сна нет никакого. Если где-то капает вода через три номера — я слышу ее. Были как-то в Кисловодске на сборах: они взяли и включили фонтан ночью. Мы чуть не поубивали их там! Фонтан воды льется для сгонщиков! Все повыскакивали из номеров: «Вы что делаете? Люди вес гоняют!»
Было как-то раз, что меня сильно прихватило. Мой врач куда-то улетел отдыхать в Европу, меня положили в госпиталь МВД. Дозвонились в итоге до врача моего, он бросил все и полетел ко мне. И пока он летел, меня обкалывали новокаином часа три- четыре. Меня разрывало так, что я снимал майку и выжимал ее от пота. Так болело, что пот шел ручьями. Врач мой пока летел ко мне, сказал всем не трогать меня: «Я к нему залезал туда и знаю, что делать». Не каждый возьмется делать.
Как-то во Франции прихватило, положили, а там врачи отказываются оперировать: «Мы тебя не возьмем». А этот мужик прилетел в госпиталь в Киев и говорит: «Еще бы немного и ты умер — заворот кишок». И такая же фигня у меня была в Минске. Я пригнал к ним ночью в тапочках, шортах, машину бросил на полдороги. Они обкололи меня новокаином, я еле дотерпел. Просыпаюсь утром, привязан к кровати — уже сделали операцию. Оказывается, от клубники меня прихватило.
Помню самую первую операцию. Я проснулся, еще действующий был борец. Проснулся, сел у окна, не могу подняться даже. Смотрю в окно, там люди какие-то ходят, думаю: «Неужели все закончилось?» Не то что жизнь, а борьба. Неужели борьба закончилась? Это перед киевским чемпионатом мира было, я тогда третьим стал. Я приехал на сборы, даже разогнуться не мог, у меня вот так швы были затянуты. Думал, попробую попасть в команду, и попал. Но разогнуться даже не мог. На мост не мог встать, потому что у меня тянуло швы. В итоге стал третьим на мире, проиграл Валику Йорданову. Серега [брат] выиграл, а я третий. Эту медаль даже не помню. Помню, поймал Райха, держал его, потому что функционально был никакой.
Но никогда в жизни я не жалел, что прошел это. Мой выбор был, меня никто не заставлял, для родины или что-то такое. Нет, я просто хотел бороться. И не требую сейчас к себе отношения такого, что я подвиг совершил или что-то, — ерунда это все. Мне просто хотелось бороться. У меня проходили боли, и я шел бороться, а после каждого чемпионата мира попадал в больницу. В Америке два месяца лечил, хотя сначала подумал, что у меня сотрясение. Попал парню при проходе головой в кость подвздошную и выключился. Просыпаюсь — кровь изо рта. Думал, сотрясение, а это уже процессы пошли из-за сгонок. Федерация американская все на себя взяла по деньгам, повезли меня в Кливленд на обследование.
А как-то в Марокко меня прихватило. Поехали туда со сборной Украины, меня привезли на корабль рыболовный, там нет больниц даже, где мы были. Помню, на корабль положили, лампы операционные светят, и врачи говорят: «Мы не будем операцию делать. Не знаем, что нужно делать». Накололи меня новокаином, всякие процедуры сделали, клизмы, и меня отпустило в итоге. Врачи на корабле — что они могут сделать? А потом в Киеве попал в больницу, тоже врачи не делают операцию: «Резонанс пойдет, если сделаем плохую операцию. Имидж наш пострадает, не можем рисковать». Спрашиваю: «А куда мне тогда?!» — «В Германию». И вот первый раз я поехал в Германию, мне помог один наш бизнесмен, Владислав Новицкий, сам борец. Случайно познакомились, он говорит: «Вы столько для борьбы и Украины сделали, я вам все оплачу». И так мне три операции сделали благодаря ему.
Вот говорят, что я более хладнокровный был борец, а Сергей — более остроатакующий. Но это неправда. Мы оба темпераментные, оба любим атаковать. Но из-за сгонок я выбирал осторожную тактику. Из-за сгонок ты очень много теряешь. Когда ты утром в день схваток взвешиваешься, а согнал ты 7-8 килограммов, то восстановиться полностью нереально. От тебя осталось 50% максимум. Остается одна техника. И когда схватка идет, ты уже не можешь часто рисковать, атаковать, надо уметь где-то придержать себя, сохранить силы на второй и третий периоды. Ты мог выиграть два периода, а третий вчистую проиграть. Я весил больше брата, но гонял в категорию ниже, потому что лучше восстанавливался. Он вообще не переносил сгонок, поэтому именно я пошел «вниз». Мы сели и решили, что я буду все время гонять вниз. Но так Сергей не гонял, то был свежее и боролся гораздо рискованнее, атаковал, мог на публику поработать«.
Полное интервью с Анатолием Белоглазовым выйдет в начале января на нашем сайте и YouTube-канале «Ушатайка».
