38-летний тяжеловес Магомедбаг Агаев, или просто Бага Агаев, — один из заметных бойцов ММА нулевых и десятых. В профессиональной карьере Агаева значится 50 поединков, а среди его соперников были Сергей Павлович, Анатолий Малыхин, Кирилл Сидельников и другие звезды российских смешанных единоборств. Но самым легендарным оппонентом Агаева стал экс-чемпион UFC Кевин Рэндлман, и тот бой Бага выиграл в первом раунде. Агаев с детства живет в Выборге, а его карьера стартовала с тренировок в легендарном петербургском зале Red Devil, где он застал и Федора Емельяненко, и его брата Александра, и Амара Сулоева.
В большом интервью «СЭ» Магомедбаг рассказал о жесткости Сулоева в спаррингах, поступке Федора, после которого Агаев убедился в высоком профессионализме Емельяненко, о работе в паре с АЕ, после которой Александр отказался с ним спарринговать. А еще — о том самом поединке с Рэндлманом, удивительном факте о своей супруге Юлии Борисовой, которая вышла на бой, зная, что находится в положении, и о том, как после одной из побед на него напал соперник.
— Магомедбаг, вы с детства живете в Выборге, а начали в единоборствах с дзюдо. Сами решили пойти в секцию или родители отдали?
— Сам пошел. На самом деле, очень хотел заниматься единоборствами, просто я жил в поселке, где единоборств нет, и мама боялась меня отпускать. Я жил в поселке недалеко от Выборга, минут 20 езды, но мама боялась — маленький был. Ну, я решил заниматься тем, что есть в поселке, — русские народные танцы, ложкари, — чтобы хотя бы чем-то заниматься. И я в театре играл, я все попробовал в детстве. Где суета, я там был всегда.
— А в театр, на танцы родители отдали?
— Нет, я сам был такой. Мне всегда в детстве хотелось в центре внимания быть. Наверное, не потому что хотел в театр, а потому что можно было себя показать. Поэтому я вписывался во все подряд. Даже в ложкарях я один парень был, все остальные девчонки. Мне просто хотелось всем заниматься, энергии много было.
— Это сколько вам лет было?
— Это в районе 10 лет и до 14-15.
— То есть был момент, когда совмещали и танцы, и спорт?
— Лет в 14, когда постарше стал, начал дзюдо заниматься. Но еще года два эту тему совмещал: и дзюдо занимался, и ложкари мне нравились, и танцы. Но потом надо было выбирать.
— Вы жили в Ленобласти с пяти лет. Каково было парню из Дагестана жить в Выборге, практически в Санкт-Петербурге? Городе, где в 90-х очень комфортно чувствовали себя группировки вроде скинхедов.
— Так как я жил в поселке, там все как-то проще было. Никуда не выезжаешь и в принципе ничего этого не видишь. Когда начал выезжать лет в 14-15 даже в наш Выборг, я помню всю эту суету, «Русское национальное единство» и все эти направления. И очень много их было. Но суть в том, что в городе, по крайней мере в Выборге, было очень много людей, которые против. Не хочу об этом говорить, но даже один раз удалось поучаствовать в какой-то колхозной битве против... они еще тогда ходили в этих куртках-«пилотах». И один раз удалось подраться.
— Стенка на стенку?
— Ну, там какая-то тема была. Не помню, я тогда мелкий был, просто в кипеж влез: «Куда вы идете?» — «Вот, скинхеды сейчас толпой приедут».- «А вы куда?» Ну конечно, я увидел все это: «Я тоже с вами, можно?» — «Да, можно». И вписался в это. А там что-то типа дня рождения Гитлера было, что ли, и все скинхеды разом решили [собраться]. Я смутно помню, но помню эти разговоры, что день рождения Гитлера и в Выборг должна приехать толпа скинхедов.
— В Выборг именно?
— Они по всем городам, и в Выборг тоже должны приехать. Помню, что какую-то шайку мы избили. Они были бритоголовые и все такое. Такая тема была, на самом деле. Но потом тихо все угасло.
— А почему решили переехать из Дагестана в Выборг?
— Я родился в горном селении, село Вачи называется. И там ничего такого нет, чтобы куда-то дальше продвигаться. И мама уговорила отца переехать сюда, чтобы какое-то образование дать, как-то развиваться начать. В принципе, сейчас все оттуда уезжают, потому что там ты живешь просто сельской жизнью. Либо двигаешься, получаешь образование, работу.
— Просто, знаете, кто-то в Махачкалу переезжает.
— У нас просто мой дядя, папин старший брат, первый переехал в Выборгский район, нашел работу и обосновался здесь. Получается, какое-то место есть, он помог нам, чтобы мы тоже где-то обосновались в поселке. Из-за этого сюда переехали.
— Вы ведь иногда посещаете Дагестан?
— Да, частенько, стабильно.
— Когда приезжаете, чувствуете у себя какие-то отличия в менталитете из-за того, что выросли в другом месте?
— Да, наверное, есть разница в менталитете. Не могу сказать, что там одни плюсы.Там свои плюсы и минусы, а здесь свои. Я привык все равно жить здесь с самого детства. Меня туда тянет, но я там долго находиться не могу. Но все равно, когда туда приезжаю, особенно в селение, где родился, чувствуется, что это мое место, что там мои корни. Именно в селение мне нравится ездить к себе — там по-другому себя ощущаешь. Тебя будто обратно в свою грядку посадили, откуда вытащили, и сидишь, просто кайфуешь. Но дело в том, что там можно неделю покайфовать, а дальше-то что?
— В Дагестане же есть такой термин — нефоры, то есть те, кто одевается как-то выделяющеся. А в Питере их же очень много, везде ходят. Когда приезжали, вас не воспринимали как такого нефора? Может, как-то стильно одевались?
— Нет, раньше, когда лет 16 мне было и я приезжал, я немножко без мозгов был, мягко говоря. У меня такая дебильная привычка была: если мне говорят «так не одевайся», я одевался так, как нельзя. То есть я ходил в рваных штанах... И если честно, вот так пару раз приехал в Дагестан — на меня реально косо смотрели. Типа непонятно одеваешься. Ну, это я тогда потому что чуть глуповатый был. Со временем я перестал так делать, потому что мне умные люди объяснили, что так нельзя.
— А что за прикид был?
— Ну, огромные дыры были на джинсах. (Смеется.) Я раньше такой чуть был — со своими тараканами. Рваные джинсы — просто в Дагестан приедешь, никого не увидишь в таких джинсах. Может быть, ребят, которые отсюда приехали отдохнуть. А так среди своих ребят это не принято.
— Когда вам было 18 лет, вы переехали в Петербург и стали тренироваться в клубе Red Devil. Как вы узнали об этом клубе, как туда попали?
— ММА — это была моя мечта, я грезил. Кассеты UFC — все, кто моего возраста, на кассетах это все видели. Тогда я увидел первые бои Ройса Грейси — для меня это было просто... Во-первых, я разочаровался. Сначала для меня бои — это был рестлинг. Помните, с Николаем Фоменко по ТНТ показывали? Я все время думал, что это бои без правил. А когда реально увидел бои, подумал: что это за колхоз? (Смеется.) Это и есть бои без правил? Что есть, то есть — все равно хотелось в клетку. Для меня, конечно, очень сильным было разочарованием, что рестлинг — это клоунада. Я же мелкий был, верил.
— У всех был такой момент, наверное.
— Да, такой переходный момент. И я следил очень плотно за М-1 тогда. Очень мало видео показывали — по Пятому каналу иногда показывали 10-15 минут в неделю, и я эти видео никогда не пропускал, потом кассеты покупал, и очень хотел боями заниматься. Там куча знакомых была, которые говорили: мы знаем, как туда попасть, мы тебе поможем. В итоге просто болтовней все заканчивалось. А я переживал: в Питере прийти в клуб — для меня это какая-то вершина была. Red Devil, туда прийти...
А когда 18 исполнилось, я собрался, с другом поехал и нашел этот клуб. Для меня, конечно, такой шок был — где-то в закоулке... Всегда представляешь одну картинку, а она вообще другая, когда приходишь. Небольшой клуб где-то во дворах, и я там увидел кумиров того времени своих: Андрея Семенова, Амара Сулоева, Романа Зенцова. У меня глаза вылупились, такое счастье было. Я пришел, сказал: хочу тренироваться, драться, и начал тренироваться.
— Кто вас тогда принимал в клуб?
— Андрей Сиганов и Игорь Акишин, там два тренера было. Или в спаррингах?
— Это тоже интересно.
— В спаррингах меня принимали все, например Амар Сулоев. Я с ними начал с ходу спарринговаться. В борьбе я нормально тянул, потому что дзюдоист базовый, а в стойке они меня, конечно, метелили. Не знаю, за что. (Смеется.) Тот же Амар меня два раза на печень посадил. Я в ту ночь пришел домой, блевал. Сижу думаю: надо ли это все мне? 5-10 раз подумал, [решил, что] пойду дальше.
— Вас там не жалели, получается?
— Вообще не жалели. Вот я жалею ребят-новичков. Если вижу, что человек не может, я аккуратно с ним работаю. Не, там не все такие были. Там Амар жесткий был и еще один парень, забыл, как его зовут, он тоже жестил вообще. А так адаптировался со временем.
— Самый жесткий спарринг какой был? Этот с Сулоевым или что-то еще было?
— Вот с Амаром был такой не спарринг, а ситуация произошла. Я хорошо боролся, и когда у нас день борьбы был, я начал Амара много раз переводить в партер. Его это взбесило в один момент — я новичок, и его это очень зацепило. И он мне во время борьбы с прыжка с колена долбанул. Я прям там же нокдаун словил, упал вперед. Конечно, там остановили, тренер ему что-то начал говорить. А он завелся. Он вообще заводился, очень нервничал. Для меня это был шок — как так можно правила нарушать? Это самый жесткий момент, а так спарринги как спарринги.
Еще помню, что я не знал, как руки держать, потому что выходец из дзюдо. И вместо того чтобы вот так руки держать, с закрытой печенью, я как в фильме держал — вот так вот [поднял выше головы], насмотревшись тайских боев. Чувак просто стоит — бах в печень! Просто в открытые ребра мне воткнул и все, я [показывает, что задохнулся]. С того момента зато руки здесь держу всегда.
«В зале отключили свет, мы обрадовались. Федор же включил фонарик и начал тренироваться»
— Вы пришли в Red Devil в 2004 году — Федора застали там?
— Да, Федора я застал. У нас тогда выпускали журнал «Боевой спорт», Вадим Финкельштейн выпускал этот журнал и продавал, я их все скупал — у меня дома кипа этих журналов. И тогда я начал узнавать об организации Pride — для меня всегда UFC был вершиной ММА, а Pride был для меня новшеством, и о Федоре я там узнал. И в том же журнале узнал, что он подписал контракт с Red Devil. Сначала был Russian Top Team, а потом Red Devil.
Как раз помню, у нас такая ситуация была в зале, мы пришли на тренировку... это когда я впервые увидел Федора и Александра. Мы в раздевалке... короче, вырубило свет. В раздевалке причем есть свет, а в зале нет. И мы все сидим: «О, света нет, можно не тренироваться!» Я, по крайней мере, с такими мыслями сидел. (Смеется.) И приходит Федор, Саня приходит. Зашли, со всеми поздоровались, молча переоделись, и я такой увидел: «О, Федор!» Я уже на тот момент знал, что он чемпион Pride. Он переоделся, включил фонарик на телефоне прямо в зале, Саня фонарик тоже включил, и они стали тренироваться молча. Я такой посмотрел, переоделся быстро и тоже быстро туда к ним. И еще пару человек забежали. Потом со временем я понял — вот пример профессионализма. Человек пришел и независимо от ситуации начал тренироваться. Вот так я в первый раз Федора увидел и потом со временем понимал, насколько у человека высокий профессионализм. Не просто так он чемпионом стал и был им долгое время.
— Как человек он чем вам запомнился?
— Тихий, спокойный, без понтов, скромный, адекватный. Одни плюсы, ничего плохого сказать не могу. И очень работоспособный. Он постоянно выкладывался, прямо смотришь на него и хочешь точно так же выкладываться. Если он подтягивается, то максимально подтягивается. Если добивает грушу, то вколачивает ее так, что удары на весь зал были. Я хорошо запомнил эти ощущения, как он эти удары отрабатывал. И с открытом ртом смотрел на него.
— А вы с Федором спарринговались?
— Да, спарринговался. Ну, аккуратно. Он подошел, сказал: давай без ног. Может, потому что я на тот момент колхозник был, я не знаю. Ну, он побоялся. И мы так на руках аккуратно работали. Он не пытался меня избить жестко, и я аккуратно старался работать. Не было какой-то зарубы.
— Кстати, по поводу спаррингов. Арман Гамбарян рассказывал, что у Федора были особенно жесткие спарринги с Сулоевым.
— Мне кажется, Федор где-то Амара воспитывал. Потому что Амар хороший парень был, ничего плохого о нем не говорю, но он просто жестил иногда в зале с некоторыми ребятами, которые не могут долбануть его. Может, на этом фоне Федор с ним жестко работал. Федор не будет с человеком жестко работать, если тот слабее его уровнем. Если он берет нормального, жесткого соперника, тогда он с ним будет так же работать, на уровне своем. В принципе, я так же делаю. Мне кажется, это показатель адекватного спортсмена. Надо всегда человеком оставаться. По крайней мере, я не видел, чтобы Федор кого-то избивал в зале, хотя мы тоже все тренировались.
— Вы говорите, что Федор воспитывал Сулоева. Юлия Березикова, например, рассказывала, что Федор любил шутить и не любил, когда над ним шутят. Наказывал за это в спаррингах. Вы что-то такое помните?
— Я с Федором мало времени проводил, к сожалению, поэтому не могу сказать. Но я сам так же в своем зале делаю. (Смеется.) Да не, может, такое и имело место, но я от него такого в зале не видел. Я видел то, что видел, а больше я с ним на сборы куда-то не ездил. Да и тренировался я с ним раз, может быть, 10 всего. Он, когда приедет, пока в Питере, чтобы тренировки не пропускать, приходил в Red Devil. А в основном у них все тренировки проходили либо у него в Старом Осколе, либо в Кисловодске.
— А Александр Емельяненко чем вам запомнился?
— На тот момент Саня молчаливый был — просто младший брат Федора. Он просто делал то, что говорит Федор, — тоже на тот момент. Дальше мы с Саней часто пересекались, ездили с ним на одни соревнования, в Хабаровск и обратно вместе летели. Запомнился тоже как адекватный человек, хороший. Говорить о том, что сейчас, — у каждого человека есть свои внутренние проблемы. У Сани также они есть, и он решает свои проблемы.
— Сейчас Александр вроде восстанавливается, дела лучше стали. Тогда он склонен был к приключениям? Не было такого, что Александра потеряли где-то?
— Были такие иногда ситуации, были. Но я всегда в облаках летал, поэтому не заострял на этом внимание. Была какая-то ситуация в Хабаровске, может быть. То ли на самолет опоздал... Но в итоге нормально приехал. А так каких-то кипежей я с ним не помню. Возможно, я с ним просто мало времени проводил. У них свои тусовки были.
— Наверняка в Red Devil с ним тоже вставали в пары?
— Да, вставал, но с ним только один раз, получается. Как-то я приехал в Red Devil, когда они перебазировались на Энгельса. Новый клуб открыли — раньше он на Балтийской был. Я искал, где тренироваться, потому что в Выборге жил, и мне нужно было куда-то на спарринги приезжать. Я с Малютиным Мишей созвонился, он говорит: приходи сюда. Миша тогда занимался менеджментом Red Devil, точно не помню. Я пришел спарринговаться, как раз там Саня был, Кирилл Сидельников еще такой полузеленый. И с Саней меня поставили в спарринг.
А я же вижу Саню — я понимаю, что с ним в открытой рубке у меня не получится. Он длиннорукий, моя задача — с ним сблизиться. Ну, я начал нырки делать — туда-сюда. Я ни в коем случае... Сань, не обижайся. (Смеется.) Я начинаю нырок делать и ему с локтя в локоть [попал]. Бах! Он схватился. Ты, говорит, что делаешь? Я говорю: да уклоняюсь, ныряю. Опять начинаем работать, я в другую сторону нырок делаю и в другой локоть — бах! Он после этого сказал тренеру: «Я с ним работать не буду». И после этого мы с ним больше не боксировали.
— Вы Михаила Малютина упомянули — он говорил, что АЕ, чтобы повторить, хватало лишь посмотреть, а Федору — сто раз сделать. У вас было чувство, что Александр настолько талантливый?
— Если честно, на Александра когда смотришь, он реально технически выделялся, легко какие-то моменты делал. Я и в зале своем как тренер наблюдаю такие картины, когда один человек быстро схватывает, просто как губка, а второму надо месяц что-то делать, чтобы правильно сделать. По Александру я просто видел, что он хорошо бьет руками. Допустим, если бы он занялся профбоксом, я считаю, он серьезных высот добился бы. Потому что у него настолько красиво, хлестко руки летели... Так же он и в борьбе разбирался. Помню, он с Барнеттом бился — понятно, что Барнетт был на другом уровне, но он если бы лучше готов был в борьбе, он бы и Барнетту противопоставил, потому что у Барнетта сильная была борьба. Саня одаренный боец был, я считаю.
— Вы тогда в Red Devil на каких-то условиях тренировались, были как член клуба?
— Нет, я так понял, ребята многие — Амар, Семенов, — они вроде получали какую-то зарплату от Финкельштейна, у них какие-то условия были. Я — нет, я просто тренировался и дрался. Поехал, подрался, получил деньги — молодец. Деньги я зарабатывал по выходным, я был диджеем в одном клубе. И того, что в выходные зарабатывал, мне на неделю хватало проживать в Питере.
— Параллельно с Red Devil?
— В пятницу-субботу, да.
— А что за клуб?
— Да это у нас в поселке. (Смеется.) Ну, мне нормально платил там главный. Причем он начал искать охранника, я говорю: «Зачем тебе охранник? Я могу охранять. Ты мне за охрану тоже плати и все». (Смеется.) Я и клуб охранял, и дискотеку вел. Там какая-то суета начиналась — я кого-нибудь позову: посиди посмотри. И шел разбираться. Причем там еще у нас с другой стороны этого клуба бар был, так я еще и там охранял. Если там какая-то заваруха начиналась, я еще туда бежал, там тоже решал вопросы. За все эти три варианта мне платили.
— То есть нормально тогда зарабатывали?
— Да, жаловаться не на что. Хватало на неделю спокойно в Питере жить.
— Серьезные потасовки были?
— Да, нормальные потасовки были. Но я старался, естественно, сначала все так решать, языком. Я не бежал избивать сразу. Но в большинстве своем не получалось, потому что пьяному человеку не объяснишь.
— Приходилось за шкварник выкидывать?
— Сначала просто выводишь, он не понимает, потом приходилось, конечно, прикладываться, но это крайний случай был. Я с головой немного дружил. Даже бывало так, что отводил домой. Вижу — человек адекватный, жалко. Отвел домой по-человечески. Клуб сам по себе работает, там человек сидит, помогает — заместитель мой. Я несколько лет работал так, еще бывало, что в другие клубы ездил, диджействовал.
— У вас псевдоним был какой-то?
— Бага. (Смеется.)
— А какую музыку ставили?
— В поселке я старался подстраиваться под людей. Если молодежи больше, ориентируешься на них, если взросляков больше, таких под 30, им уже больше хочется попсы какой-то, а не колбасни. И ты вот постоянно варьировал. Где-то драм был, где-то и попса простая. Солянка была, грубо говоря. Но я еще начал ставить много арабской музыки. Тогда Panjabi MC — такая группа появилась индийская, ты, наверное, не знаешь. Она тогда была очень популярная — два-три их трека взрывали все. Они на дискотеках играли через три-четыре трека. Она всех задолбала просто — потом ее никто слушать уже не мог. Я на этой волне стал Таркана включать, всякую арабскую музыку, и это очень нравилось, особенно взрослякам. Народ прям потом просил: это поставь, это поставь. Тогда еще не следили за правами, что ты ставишь. Сейчас же могут приехать накрыть клуб, если у тебя нет прав музыку ставить. А тогда плевать было — что по кайфу ставил.
— Вы в 2003 году снялись в фильме «Спецназ по-русски». Как это предложение получили? Вы ведь тогда даже в профи по ММА не дебютировали.
— Тогда ты пришел туда [в Red Devil], тренируешься, а у них же тоже связи есть, у Финкельштейна, они же общаются в этих кругах. И, скорее всего, там кто-то предложил: нужны на массовку какие-то черные ребята или кавказцы. Мы там играли то спецназовцев, то себя закрашивали, то моджахедов. В боевых сценах много участвовал. Прикольно было! Турчинский, Игорь Лифанов — это такое удивление было, ты из деревни, сейчас в кино снимаешься. Для меня это был прикольный опыт. Пошел съемку сделал, ушел и сидишь в автобусе, кушаешь, с ума сходишь весь день, тебе деньги платят. Потом пошел опять съемку сделал, дубль еще один. Вот так весь день проходил.
Мы с одним парнем, он каратист был, сцену отрабатывали: я должен был выбить у него автомат, а он должен был по ходу движения мне с вертушки в корпус дать. Я должен был успеть перекрыться, и мы в кураж вошли... Он каратист очень хороший, и эта уширо как прошла мне в печень! Я там же упал, начал задыхаться. А кто снимал, говорит: «О, хорошо сыграно!» А я лежу, встать не могу, задыхаюсь. Даже послать его не мог. (Смеется.)
— В Корее у вас был поединок с первым тренером Жоржа Сен-Пьера Кристофом Миду. А сам Сен-Пьер там был?
— Нет, Сен-Пьера не было. Там просто его тренер был и пара человек, секундантов.
— Вы тогда провели четыре боя за день — какие были ощущения?
— К четвертому бою уже все пофиг было. Во-первых, корейцы достали. Они такие педантичные. То есть ты один бой выиграл, пошел к себе в раздевалку, они через пять минут подходят, чтобы ты был готов ко второму бою. Мне приходилось закрывать дверь и наушники надевать, чтобы они не мешали. Изматывающе, честно сказать. Еще Миду такой хороший был: мы с ним подрались, он ко мне подошел после боя: давай, давай, у тебя все получится (Агаев выиграл тот поединок по очкам. - Прим. «СЭ»)! Я тогда еще таких вещей не знал, а он мне давал пакетики с глюкозой, желе, чтобы быстрее усвоилось, чтобы восстановиться между боями. Он меня взбадривал, массаж сделал. Он хороший парень, мы с ним до сих пор общаемся. В финале я уже вышел с намерением упасть на спину и сделать этот болевой — так и получилось. Потому что измотался за три боя — больше морально, чем физически.
— А ведь вы там, в Корее, познакомились со своей женой Юлией Борисовой. Можете вспомнить, как это было?
— Да, это было, конечно, интересно. Мы ехали в Корею с Русланом Нагнибедой, это был тренер Федора Емельяненко по ударной технике. Он мне предложил в Корею поехать, я поехал туда вместо Казновского, опять вышел на коротком уведомлении. Мне предложили за две или три недели. И у нас был перевалочный пункт, мы ехали в Казахстан, потом в Корею.
В Казахстане были где-то два дня. Естественно, пошли гулять, в кафе сели. И вот первое появление моей жены — это я девушку увидел, которая смотрела бои увлеченно, там как раз UFC был. А это кафе при комплексе, в котором мы жили. И мне так интересно стало, как она эти бои комментирует. Она сидит одна, там боец сдаваться начал: «Мешок! Че, мужик, что ли?» Вот с такими разговорами. Я сидел, меня это удивило очень. А потом я узнал, что она тоже с нами едет и тоже в комплексе этом жила. Она мне понравилась — я стал [говорить]: то ручку дайте, то бумажку дайте. Подходить каждый раз к ней, в самолете сначала под разными предлогами к ней подходил, во время боев.
Ну, она мне сразу понравилась. Я сразу увидел и, наверное, влюбился с первого взгляда. В принципе, я всегда знал, что если жену найду, то я ее сразу вот так, с первого взгляда, увижу. Так и получилось. Мы с ней познакомились, она тоже там выиграла, после этого поехала на Азиатские игры, которые малая Олимпиада в Китае, и она их тоже выиграла. И оттуда она прилетела ко мне. Ну, я ей сказал: приходи. И мы поженились, у нас все быстро.
— Вы не раз выступали в одном карде. В таких ситуациях более нервно или, наоборот, спокойнее, чем обычно?
— Когда родной человек дерется, переживаешь очень сильно. Первый раз в одном карде мы с ней дрались в Хабаровске. Когда мне бой с Рэндлманом организовали, она дралась с китаянкой. Но там еще такой момент был: мы узнали, что она беременна. Она не хотела кушать — ей предлагают, а она не хочет. То есть она весь день ходит и не кушает ничего, ее тошнит. Естественно, мы сразу задумались: не болеет, самочувствие хорошее, а от еды тошнит. Ну, проверили — оказалось, она беременна. Я, естественно, стал уговаривать: отказывайся. Ну, Юля сказала: нет, я буду драться. Там, я так понимаю, срок небольшой был пока. Вот она беременная вышла и дралась с китаянкой. Я на тот момент из-за этого сильно переживал. Ну, выиграла.
— Там как быстро бой закончился?
— Не быстро, там весь бой был. Юле и «гильотину» тянули, и чего только ни было. Там китаянка была очень хорошая: на болевые, на треугольники вытаскивала. А Юля чисто на морально-волевых качествах выиграла у нее по очкам.
— Детям рассказывали эту историю?
— Да, дочка знает. (Смеется.) Она знает, что мама ею беременна была, когда дралась.
— Тот бой с Кевином Рэндлманом в Хабаровске — как так вышло, что вас свели с экс-чемпионом UFC?
— Это спасибо Алексею Жернакову, он мне предложил этот бой. И Конькову, он был главным в MFP. Леха мне, помню, предложил за 25 дней до боя: будешь с ним драться? Естественно, я согласился! Конечно, буду, что за вопросы? Для меня это и радость, и страх был. Радость потому, что было время, когда скупал кассеты с боями его. А страх — как бы ни было, Кевин — это Кевин. У него всегда были «физика» и все остальное. Я тренировался семь дней в неделю — и в субботу, и в воскресенье. Потому что мне казалось, надо максимально хорошо подготовиться. Даже помню, когда я искал просто открытый клуб где-нибудь потренироваться, а в воскресенье все клубы закрыты были.
— Не было тогда расслабляющих мыслей? Все-таки он был на спаде, уже ветеран.
— Нет, я был заряженный. Ему тогда 38 лет было, как мне сейчас, получается.
— Вы тогда, можно сказать, ему карьеру завершили.
— Получается, да, последний бой со мной. Там надо было вес скинуть еще — мы на 93 кг дрались. Я, честно говоря, удивился тогда. Мы как гоняли вес? Опять же от незнания я как попало его гонял — просто не ел и все. А он грамотно его гонял. И мы на весы встаем — он такой здоровый, вес у него 92,7. Я встаю на весы — у меня 93,8, хотя я вот такой [показывает мизинец] стою на фоне него. Все, я оделся и побежал на улице гонять еще килограмм.
— Общение перед боем у вас было?
— Ну да — классный мужик. Он подошел, когда Юля выиграла. Подошел, сказал: great fight, your wife — хорошо твоя жена отбилась.
— То есть это же еще до вашего боя было.
— Да, да, да. Мы так пересекались — он же настраивается, и я мимо ходил. Поздоровались, пообщались. Он очень человечный парень. Очень добрый, вообще без грязи. А когда бой прошел, я ему болевой сделал, и, оказывается, у него сустав вышел из суставной сумки. И я это потом узнал. Я просто на видео потом смотрел: у него рука висела, и он ходил с этой рукой вместо того, чтобы подойти и сказать, что проблемы с рукой. Он до последнего момента ходил, а потом его повезли в больницу, чтобы решили этот момент.
— Да, его отвезли в хабаровскую больницу. Александр Шлеменко рассказывал, что ужасные были там условия. Вам рассказывали об этом?
— Такое было. Мне, честно говоря, где-то обидно было. Все-таки Рэндлман такая масштабная личность, и он попал в такие условия... Да, мне рассказывали этот момент, что он там чуть не бегал за врачом злой. (Смеется.) Врач то ли прикололся, то ли что-то сделал. То ли [Рэндлман] надавать ему хотел: ты что так себя ведешь?
«Соперник на меня напал после боя, кипеж начался. Самое интересное, пацан шел на главный бой, и ему вешалкой по голове дали — сечку получил»
— Бой с Рэндлманом вы называли самым запоминающимся, а какой был самым тяжелым?
— Честно скажу, один из самых поучительных боев был у меня не в ММА, а в самбо боевом. Как раз финал чемпионата Дагестана по БС, потому что я там всю схватку проигрывал, в голове у меня уже вера пропала в себя, что все, я проиграю. Оставалось где-то секунд 15-20 до конца, а соперник выигрывал со счетом 11-5 или 11-6 по старым правилам самбо. «Надо что-то делать», — у меня такие мысли были. Потому что там «Приора» [была главным] призом, нельзя упускать. Я в один момент попадаю, он падает, рука остается, и я свою коронку делаю, болевой. И он сдается секунд за семь до конца. Это, наверное, мой самый тяжелый бой был. И запоминающийся, где я проигрывал и вырвал победу.
— Можете вспомнить турнир с вашим участием, где организаторы подошли ко всему максимально безответственно?
— Таких много было. Например, в Новгороде я два раза дрался. Они хотели, чтобы бой длинный был, а я тогда очень сильный в борьбе был, болевые делал. И они такую тему придумали: если я болевой сделаю — нокдаун. А я об этом узнал только во время боя. Я выхожу, а там парень — ударник хороший, тяж. Вот он начинает — руки, ноги. Я сразу — бросок и на болевой выхожу. Раз, тяну, он сдается, встаем, судья подходит: «Это считается как один нокдаун в твою пользу». Я такой: че? Не понял. Опять начинаем биться, я опять его хватаю, бросаю, второй болевой — два нокдауна.
Им нужно было, чтобы бой тянулся, потому что бои тогда проводились в каких-то барах, ресторанах. Стелили как татами, как кумитэ какое-то там, и дерешься. Мы же на зрителя работаем, и в партере практически не давали работать. И я уже когда в третий раз начал вытягивать, я его вытянул так, что он не смог продолжить бой. В другом бою мы дрались в каком-то ночном клубе. Тоже татами было постелено — без ринга, без ничего. Я начал проход в ноги делать, и мы в столы влетели, прямо туда. В чей-то стол влетели. (Смеется.)
Чего только не было! Помню, нас привезли в какие-то дебри, поселили, рядом там же клуб. Ни воды, ничего там нет — мы эту воду искали ночью. В итоге я не напился воды, я еще вес гонял в 93 кг. Пришли драться, и я на сушняке дрался. Выиграл бой, но пить-то хочется! Там уже пошел, в баре увидел воду и просто молча оттуда две-три бутылки взял. Но там быстро организаторы побежали, расплатились.
— Вы также рассказывали, как соперник напал на вас после боя. Это он так расстроился из-за своего поражения?
— Это я хорошо помню, это в Хабаровске был турнир, я там дрался в 93 кг. Я не буду говорить имя, чтобы не расстраивать его, некрасиво. Он мой земляк был. Мы с ним дрались, я у него выиграл болевым приемом. Как всегда, руку поднимаю, поворачиваюсь довольный, радостный. Чувствую, меня кто-то схватил, начинает поднимать. Я думаю: от души обнимает. А чувствую, начинаю улетать туда куда-то [вверх] и кто-то меня за ноги хватает, мой секундант, и обратно тянет. И там какая-то заваруха началась. И я чувствую, еще кулаки полетели мне в голову. Я поворачиваюсь, он, оказывается, кипежевать начал. Орать начал: я тебя... я не готов... Я тебе устрою! Наезжать начал. Я такой: ну, понятно, ладно.
Я был в эйфории, даже в ответ ничего не хотел делать. Потом попытался в раздевалке пожать ему руку, хотел сказать: давай забудем, что ты тоже... Из-за чего? Я ему начал руку [протягивать], он мне в очередной раз дал в голову. И опять в раздевалке мои ребята, его ребята — все налетели, кипеж начался, колхоз пошел. Самое интересное, там пацан шел на главный бой вечера, и пока все дрались, ему умудрились вешалкой по башке дать — он сечку получил перед самым боем. (Смеется.)
— Вам однажды задали такой вопрос: часто ли случается слышать о своих знакомых из криминальных новостей? И вы неожиданно для меня ответили, что да, часто.
— Сейчас такого не слышу, а давно такое было, что одно имя услышишь... Один-два раза я точно слышал. Опять же, не хочу говорить, про кого слышал.
— Это кто-то из ММА?
— Да, как раз таки знакомые именно из ММА.
— Вы говорили, что и вам предлагали заняться чем-то незаконным.
— Вот как раз тогда, да. Ну, как — есть спортсмен, тренируется. Как у нас говорят, есть такая профессия — тема. Не хочешь пойти? Тема есть одна. Я говорю: «А что за тема?» — «Там на стреме постоять, заработаешь нормальную сумму». Разговоры были — тысяча, две, три тысячи долларов. На тот момент мне 18-19 лет было, но у меня откуда-то здравые мысли появлялись, что этим заниматься нельзя. Я, конечно, удивлен... Но я сам по себе миролюбивый, поэтому, наверное, не влезал в такие вещи.
— Вопрос, который давно меня интересовал. Ваша бровь стала уже как будто вашей фирменной отличительной особенностью. Я догадываюсь, что она стала такой после спарринга или боя, потому что на ранних фото выглядит по-другому. Можете вспомнить момент, когда получили то рассечение?
— Это бытовой конфликт, на самом деле. У меня брат был раньше родной, он умер уже. Давно уже умер. Но у меня брат был очень вспыльчивый. Он мне все детство помогал тренироваться, но если мы с ним конфликтовали... Он младше меня был на полтора-два года, у нас до драки это все доходило. И как раз таки это уже в зрелом возрасте, когда я уже отцом стал, у меня ребенок. Мы с ним конфликтанули очень жестко. Он со мной никогда справиться не мог, обычно у него шли какие-то подручные средства — палки и все что угодно. В этот момент у него ваза пошла в ход. Он мне, получается, по голове вазой дал и оставил на память о себе сечку. (Смеется.)
— Теперь вас уже сложно представить по-другому.
— Да. Многие спрашивают: а зачем ты бровь бреешь? Да я не брею, она такая и есть у меня. Разошлась, да — хорошее рассечение было, глубокое.
— Вы дали, возможно, самый точный прогноз на бой Сергея Павловича и Тома Аспиналла. Вы тогда сказали, что никто прессинга на Сергея не оказывал, все стояли перед ним, а Павлович шел вперед. Аспиналл как раз не стоял просто так, а шел вперед. Когда посмотрели бой, какой была ваша реакция?
— Расстроился я очень. Серега, мне кажется, немножко состорожничал. Это тяжелый вес, тут говорить «надо было» не хочется тоже. Серега просто привык всегда идти вперед с ходу, с первого же момента. Он просто там стоять стал. И его, может быть, чуть застало врасплох, что Аспинал начал поддавливать и двигаться. Я об этом и говорил, что если бы я с Серегой дрался, то шел бы вперед и двигался. В принципе, Аспинал примерно то же самое и делал. Начал первым атаковать, первым идти вперед. Плюс, не забывай, у Аспиналла еще и рост чуть выше Сереги, он при этом еще и двигается. Может быть, Серега из-за этого еще и растерялся. Привык, что у него соперники немножко выше (видимо, Агаев хотел сказать «ниже». - Прим. «СЭ»), привык, что он всегда давит. Может, немножко это повлияло. Я очень расстроился, но что есть, то есть. Серега придет в себя, покажет себя.
— В 2020 году вам предлагали выступить в шоу Амирана Сардарова «Битва за хайп». Вы отказались. Вы говорили, что на тот момент Амиран никому не предлагал гонорар больше, чем вам. Можете рассказать, почему тогда не согласились?
— Меня этот формат не привлекал. У них все шоу было построено на негативном отношении друг к другу. Я сам просто всю эту картину общую вижу, эти маты, некрасивые слова. Мне просто не захотелось выступать там. Не знаю, может, я неправ был. Потому что такие же базары в том же UFC есть, тот же Конор. Но тогда я посчитал нужным не драться там.
— Недавно вы выступили в «Нашем деле», на коротком уведомлении выходили (проиграл нокаутом Мураду Халидову. — Прим. «СЭ»). Значит, как-то мнение об индустрии поп-ММА поменялось?
— Ну, во-первых, поп-ММА, по крайней мере «Наше дело», стали делиться. Они же где-то бои такие проводят [скандальные], а где-то профессиональные бои. Я выступил вообще в боксе. Наверное, поменялось отношение, но сама тенденция всего этого хайпа, она стала падать уже — матерных слов, наездов. Когда этого много, уже не интересно. Когда каждый за счет этого пытается вылезти, это уже глупостью становится. И плюс все равно эти организации типа «Нашего дела», они стали более на уровень выходить.
Здесь нельзя не согласиться, что у них очень хорошая медийная составляющая. Для меня было удивлением, что как только вышел [выпуск], меня в городе узнали просто все! Вплоть до каких-то бабушек, тетенек. И все мне сочувствовали: как же тебя в нокаут отправили? Один мне говорит: «Надо было тренироваться». Я говорю: «Когда я в себя пришел, я тоже об этом подумал». (Смеется.)
— А вы не очень готовы были?
— Я не хочу принижать соперника. Я тренируюсь всегда, стабильно стараюсь. Просто не было такой подготовки, которая выводит на пик, когда ты целенаправленно готовишься. Просто предложили дней за пять до боя, и я согласился. Может быть, хотел встряхнуться, может быть, был слишком уверен в себе, но просто хотел выступить. Да и финансовая составляющая играет не последнюю роль.
— Я тоже, честно говоря, расстроился, когда увидел бой.
— Ну да, упал я там зрелищно. (Смеется.) Я думал: я что, телепортировался, что ли? Потому что второй раунд я вообще не помню. Помню, выходил с намерением пойти в атаку — вот эту мысль только и помню. А потом в себя пришел только в раздевалке. Зато эффектно упал — тоже плюсы. (Смеется.)
— Какие сейчас планы в отношении карьеры?
— Ребята из «Нашего дела» — они, во-первых, очень приятные люди. После нокаута я был в больнице, всяческую помощь оказать предлагали. В больнице мне все и так сделали безвозмездно, в Москве. Привезли, чтобы лишних проблем не было, капельницы ставили, чтобы восстановиться. Я три-четыре дня там был, они до последнего звонили. Я говорил: ничего не надо, потому что все есть. Но приятно был удивлен, что люди относятся хорошо к своим спортсменам. Они предложили выступить по смешанным единоборствам, когда восстановлюсь, когда буду готов.